Все эти мо­менты чрезвычайно важны, мистер, и нечего отма­хиваться от меня, вальяжно помавая руками.
- Прошу прощения, лейтенант, но эти мо­менты, как вы изволили выразиться, ничуть не затронуты. Пострадала лишь машина, которая провоцировала их. А ее можно отремонтировать. Или заменить. Вам довелось заниматься этим самой. - Он обезоруживающе оскалился с эта­ким царственным задором. - Пожалуй, я даже оказал вам любезность. Чем больше работы, тем больше крайнего удовлетворения, больше чистой радости.
Совершенно бездумно - снова этот опасный зазор между реакцией тела и рациональным ре­шением - Николь сжала кулаки. «Гори оно все синим пламенем! Настало время мальчику ли­шиться парочки зубов!»
- Полагаю, лейтенант Ши, - раздался вдруг у нее за спиной голос полковника Сэллинджера, - что сегодня вечером я имею исключительное право владеть вашим вниманием.
Резко мотнув головой, одновременно означав­шим приветствие всем присутствующим и приглашение Николь следовать за собой, Сэллинджер повел ее в дальний угол у стойки бара, по­дальше от всех, даже не потрудившись оглянуть­ся, словно в полнейшей уверенности, что она не осмелится ослушаться. Кобри что-то презритель­но заворчал, а его собеседники озадаченно пере­глянулись, словно вопрошая друг друга, как че­ловек, не лишенный глаз, мог проглядеть то, что едва не произошло. Впрочем, Алекс понимал, что Николь приняла это, как утреннюю зарю. Сам Алекс из тех, кому нужно постоянно балансиро­вать над пропастью; а если тебя не пробирает дрожь, то и смысла-то нет, особенно когда не приходится сталкиваться с последствиями собст­венных действий. Всегда повышать, пусть даже банк взмыл до небес, всегда заступать кому-ни­будь дорогу - и какая разница, что стрясется с твоей машиной, если тебя не будет на борту, чтобы разделить ее участь?
Столик был уже накрыт, и едва подошедшая вслед за полковником Николь уселась, как подо­спела Сью с салатом.
- Я взял на себя смелость заказать на двоих, - сказал Сэллинджер. - День выдался трудный для нас обоих, так что тянуть с заказом было не очень-то разумно.
- Спасибо, сэр.
Латук оказался свежим и приятно похрустывал на зубах, приправа была восхитительна - не отличаясь мастерством в хитромудрой кулинарии, Сью бесподобно стряпает простые блюда, - и после первого же глотка Николь осознала, что го­лодна, как стая волков.
- Ну как, полегчало? - осведомился Сэл­линджер посреди второго блюда.
Ответом ему послужил вздох и улыбка Николь.
- Любопытно, как полный желудок меняет воззрения на мир, - заметил он.
- Я по-прежнему готова прикончить его на месте, сэр, - отозвалась она, про себя добавив: «Высокомерное дерьмецо».
- Час назад, лейтенант, вы считали, что игра стоит свеч. Вполне естественно. Но не профессионально.
Николь промолчала. Что тут скажешь - пол­ковник совершенно прав.
- Большинство новоприбывших, - продолжал он тем же возмутительно небрежным тоном, без малейшей заминки сменив тему, - летят до Лос-Анджелеса и едут сюда наземным транспортом.
- Какой смысл заводить крылья, если не пользуешься ими?
- Справедливо. Кстати, отличный образчик пилотажа. Кастанеда говорит, что у вас накрылся поршень в левом движке, два цилиндра в правом, и найти замену - задача не для слабых умов.
- Я знаю одно место, - откликнулась Ни­коль. «Вот же сукин сын, осведомился, прежде чем прийти сюда». Как ни странно, его забота доставила ей удовольствие.
- Он тоже, - улыбнулся Сэллинджер. Сидя, они находились на одном уровне, но стоя Николь выше полковника на целую голову. У него классическое тело пилота, летающего на предельных ускорениях - приземистое, коренас­тое, с широким, могучим торсом портового грузчика, унаследованным от предков, русских крес­тьян, с незапамятных времен отличавшихся чу­точку раскосыми глазами, выдающими примесь татарской крови. Вот только за последнее время в его коротко подстриженных волосах засеребри­лось куда больше седины, а морщины глубоко врезались в его грубоватое лицо. Он из тех людей, кто в форме выглядит как-то неуклюже, ему к лицу только летный костюм. И, несмотря на под­черкнутую небрежность манер, его окружает некий ореол человека, наделенного властью, и только самый последний дурак не догадается, что пытаться перечить ему - чистейшее безумие, и решившийся делает это на свой страх и риск (до­вольно-таки изрядный).
- Дэйв Элиас весьма высокого мнения о вас, - внезапно сообщил он.
«А толку-то что?» - Николь взглянула на Сэллинджера, и вдруг в душе ее всколыхнулась паника: не проговорила ли она часом эти слова вслух?
- Честно говоря, сэр, хотя я и рада назначе­нию сюда, оказаться в Эдвардсе я предполагала меньше всего на свете.
- Почему?
- Сами знаете.
- Да, - едва уловимая усмешка, - знаю. Я считал, что Гарри вышел за рамки. Но порой исключения бывают оправданными. И он доказал, что я не прав. Потому-то я и просил прислать вас обратно. Фактически говоря, настаивал на этом. Даже без этого медотвода я готов был землю перевернуть, только бы заполучить вас.
- Зачем?
- Давайте пройдемся.
Ночь стояла в полном звездном облачении, разукрашенном перистыми облачками, посереб­ренном восходящим месяцем. Понадобилось лишь немного проехаться на машине, чтобы уда­литься от базы и оказаться в первозданной пус­тыне, где тьму не нарушал ни один лучик искус­ственного света, и узреть, какое воистину вели­чественное зрелище являют собой небеса. Лучше этого только оказаться в них - для всякого, кто побывал там по-настоящему.
Вот только воздух стал уже не прохладным, как раньше, а по-настоящему морозным, и при всяком выдохе изо рта вырывалось облачко пара. И когда Сэллинджер повел ее обратно через парк, Николь задернула «молнию», подняла воротник и сунула руки поглубже в карманы.
- Только не говорите, что вам не по нутру легкий морозец - девушке, выросшей в Нантукете и столько занимавшейся парусным спортом в открытом море, - заметил он.
«Потрясно, он читал мое личное дело!»
- Чтобы переносить холод, надо привыкать к нему постепенно, и тогда мне это удавалось лучше.
- А что же переменилось?
Она задержалась у Х-15, изумленная миниа­тюрностью самолета и одновременно восхищен­ная его обтекаемыми, плоскостными обводами. Потом проговорила:
- В первые сутки после нападения корсаров из засады, пока мы не собрали на тяп-ляп систему энергоснабжения, на «Страннике» не было электричества. В паре-тройке миллиардов кэмэ от Со­лнца температура практически не отличается от аб­солютного нуля. Термоизоляция корабля поправ­ляла положение, но мало-помалу холод брал свое. - В спокойном изложении фактов невоз­можно ощутить даже тени пережитых тогда чувств. Николь развела руками. - Даже когда мы вернули Карусель - жилой отсек - к жизни, то не осме­лились чрезмерно нагружать системы. Настроили нагреватели на очень медленный и плавный по­дъем температуры. Это хуже всего - вокруг царит почти непереносимый мороз, а ты знаешь, что на­греватели включены и со временем дела пойдут лучше, на большее и надеяться не смеешь, и надо только продержаться до той поры. Казалось, на это уйдет целая вечность.
- И тогда вы нашли халиан'т'а. Сэллинджер произнес последнее слово так же, как подавляющее большинство людей - в анг­лийской транслитерации, опуская обертона, обо­значаемые апострофами. Человеческое горло не способно издать подобные звуки, а человеческое ухо - их услышать.
- Дурацкое везение, сэр.
- А по-моему, открытие, учитывая дальнейшее. Вдали мелькнула какая-то вспышка, и не успела Николь повернуть голову в ту сторону, как сверху обрушился оглушительный грохот, волной вздымающийся до небес, когда пилот, выведя самолет на исходную, дал полную тягу. Взлет показался невероятно быстрым - машина только успела тронуть­ся, и уже взмыла вверх, опираясь на конус голубого пламени длиной в половину корпуса. Миг - и она затерялась вдали, будто еще одна звездочка на не­босклоне, негромким «ба-бах» провозгласив о пре­одолении звукового барьера.
Здесь, возвышаясь над парком и над сухим озером - верхняя точка обеспечивает на диво хо­роший обзор всей территории базы, - находится мемориал. Строгий кенотаф с лишенной вычур­ности доской, на которой высечены имена по­гибших пилотов, начиная с Гленна Эдвардса, по­дарившего базе свое имя. Это памятник для ту­ристов, а настоящий мемориал, по мнению лет­чиков-испытателей, находится на стене в «Сорви­головах».
- Вы имеете представление, лейтенант, - как бы между прочим поинтересовался Сэллинд­жер, - сколько человек сейчас хорошо ориенти­руются в культуре халиан'т'а?
Фрагменты головоломки начали мало-помалу складываться воедино, и Николь ощутила, как вдоль позвоночника пробежал трепет, словно электрический ток, но едва она открыла рот, как полковник перебил:
- В смысле, на Земле.
- Трое, - наугад сказала она, поскольку ее сведения явно устарели.
- Главная делегация направляется в Нью-Йорк, чтобы вести дела с Организацией Объеди­ненных Наций, этими везучими чертями, - судя по тону, он подразумевал «этими несчастны­ми», - но трое халов завернут в нашу сторону.
Николь вопросительно приподняла брови.
- Очевидно, и они, и мы сталкиваемся в кос­мических программах с одним и тем же препятствием, а именно, с проблемой спуска на поверх­ность планеты и подъема обратно на орбиту. К сожалению, перенос материальных объектов не дался нам с той же легкостью, что и путешествия от звезды к звезде. Как бы то ни было, было вне­сено предложение объединить наши ресурсы и попробовать вместе найти решение, которое ус­кользает от нас, пока мы работаем поодиночке.
- А вам не кажется, сэр, что работа халиан'т'а с нами попахивает протекционизмом?
Сэллинджер рассмеялся и тряхнул головой.
- Как вам удается издавать подобное урча­ние, Николь? В смысле, я слышал его в запи­сях - и ваших, и комиссара Кьяри, - но не мог воспроизвести что-то хоть отдаленно похо­жее, только связки сорвал. У меня от них жутко болит горло.
- У меня тоже, сэр, а звучат они правильно лишь для нашего слуха. Господь ведает, как это воспринимают халы.
- Как раз факт, что вы способны на это во­обще- пусть даже грубо и приблизительно, - и заставил меня выписать вас. Что же до вашего вопроса, то они будут работать не только с нами. Мы потратили полгода, собирая отовсюду самые светлые умы; к нам едут русские и британцы, и французы, и израильтяне, и - Господи, поми­луй! - иранцы и японцы. Словом, намечается сущий зверинец. А те, кто кажется нам совер­шенно дикими, почти наверняка окажутся наи­более цивилизованными. Вы же должны позабо­титься о том, чтобы проблем было как можно меньше.
- Полковник, мои познания в их языке, не говоря уж об их культуре, в лучшем случае нахо­дятся на зачаточном уровне.
- Насколько я понимаю, комиссар Кьяри регулярно присылает вам свежие сведения с их родины.
Потрясенная тем, что полковник действитель­но знает ее личное дело до тонкостей, Николь неуверенно взмахнула рукой в попытке протеста:
- Раджамариям и Сцилард...
- А: будут заняты в Нью-Йорке с президен­том. И Б: не являются пилотами.
- Халиан'т'а скорее всего прибудут с Толма­чом, собственным переводчиком, который навер­няка куда лучше знаком с нами, чем я с ними.
- Несомненно. Но я хочу иметь и своего. То есть вас.
- Я не уполномочена.
- Николь, мне понятно, что стоит за этим их Толмачом, специально генетически реконструированным, чтобы понимать не только наш язык, но и культурный, и социальный контекст. Великолепно. Я всеми руками за. Чертовски хотелось бы, чтоб мы умели делать то же самое. Но он все равно не лишен предубежденности. Он по-преж­нему смотрит их глазами, осознание происходит посредством его мыслительных процессов. Одни и те же слова отнюдь не обязательно имеют одно и то же значение для них и для нас. Как бы не­уклюже вы это ни делали, а я подозреваю, что вы просто прибедняетесь, вы можете оказать мне аналогичную помощь. Дать им ощущение нашего восприятия. А может быть, обозначить для их командира и для меня пределы допустимого, в рам­ках которых мы найдем приемлемую точку со­прикосновения .
- Спаси и помилуй, - только и смогла про­ронить она.
- И, разумеется, помочь им в общении с прессой.
- Разумеется. Радостная перспектива.
- Мы по-прежнему будем придерживаться вашей легенды - дескать, вы участвовали в Пер­вом контакте, но не в качестве главного действу­ющего лица. Самое приятное в пребывании на военной территории - это возможность ограни­чить доступ посторонних. Кое-какой показухи не избежать, но мы сведем всю эту труху к абсолют­ному минимуму. Опять же, к счастью, они при­ехали работать.
Они прошлись еще немного, шагая параллель­но бульвару Розамунды, мимо спортплощадок, направляясь к очередному скоплению небольших коттеджей.
- Вы будете участвовать в их программе ис­пытаний, главным образом в качестве связующе­го звена между ними и нашими.
- Буду ли я летать?
- Вероятно. Еще один плюс в вашу пользу - это то, что вы знакомы с нашим проектом чел­ночного корабля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41