Больше некогда нежничать или беспокоиться о послед­ствиях. Николь совсем заглушила двигатель и выжала штурвал вперед до упора. «Барон», в мгновение ока превратившийся из самолета в кирпич с колесами, рухнул, одним махом одо­лев последние двадцать футов, и грохнулся о землю с такой силой, что шасси и зубы Николь одновременно лязгнули, а ее саму резко вдавило в сиденье. Самолет лениво подпрыгнул, - «Бог весть, что такой удар сотворил с амортизатора­ми, просто чудо, что стойки шасси выдержали, не сломались, не прошили крылья насквозь, слава Богу, что «Бич» выстроил эту зверскую машину на славу», - и вперевалочку прокатил­ся еще сотни три футов, прежде чем совсем ос­тановиться.
Николь понимала, что должна покинуть ка­бину, убежать от самолета как можно дальше, просто на случай, если что-нибудь решит взо­рваться, но ее вдруг охватила неколебимая уверенность, что ничего не случится. Самолет изо всех сил старался спасти ее, и покинуть его те­перь - сродни предательству. Выключив все тумблеры, она послушала, как затихает, пони­жаясь, вой электроприводов, взглянула на погасшие циферблаты и дисплеи, ласково, с бла­годарностью похлопала по приборной доске, пробормотав: «Спасибо, самолетик», а уж после отстегнула привязные ремни, поморщившись от боли. Крепкие ремни стерли кожу на ключицах до крови, пока самолет швырял ее туда-сюда. Однако Николь порадовалась перевязи крест-накрест; со стандартными ремнями было бы го­раздо труднее, а то и просто невозможно дотя­нуться до ручек управления в дальнем углу ка­бины.
Распахнув люк, она не стала опираться ногой о крыло, а просто присела на трап, задержавшись лишь для того, чтобы запахнуть летную куртку поплотнее, спасаясь от удивительно холодного ветра, а затем развернулась, чтобы вытянуть ноги во всю длину и нагнуть лоб почти к самым ко­леням, избавляясь от сводящей спину судороги. Вдали послышался улюлюкающий вой сирен мчавшихся к самолету аварийных машин, почти заглушённый пронзительным верещанием чудо­вищных винтов «Сикорского».
Она без сил съехала на землю в тот самый миг, когда подоспели первые «Пылкие папаши» - по­жарники в сверкающих огнеупорных скафандрах, позволяющих без особого риска разгуливать в самом сердце жуткого пекла, - притащившие мощные пенные огнетушители. Они не понадо­бятся, а вот врачу дело найдется.
Николь поморщилась, когда докторша осто­рожно потрогала шишку у нее на голове, идущую вдоль линии волос от уха, где кронштейн микро­фона оставил рваную рану.
- А я-то думала, что это небьющийся плас­тик, - проворчала Николь.
- Напишите производителям, - невозмутимо отозвалась врач. - Жуткий ушиб. Что вы види­те? - осведомилась она, поднимая палец перед носом Николь.
- Палец, в фокусе.
- Следите за ним. - Она принялась водить пальцем вверх, вниз, в стороны, а Николь по­слушно следовала за ним взглядом. - Как вы себя чувствуете?
- Выжатой досуха. Все болит и ноет.
- Устали?
- Полет выдался долгий, даже до аварии.
- Не исключена контузия. Мы отвезем вас в госпиталь, чтобы оказать первую помощь.
- Потрясно.
- Послушайте, лейтенант, я ведь не виновата.
- Я тоже.
При виде куртки Николь приехавшее на авто­мобилях начальство - пара представителей воен­ной полиции и один из дежурных офицеров, майор, удивленно приподняли брови. Лишь не­многие из старших офицеров удостоились подоб­ных курток, не говоря уж о юных пилотах, у ко­торых молоко на губах не обсохло. Николь вру­чила ему идентификационную карточку и сопроводительные документы, и тот сунул их в порта­тивный считыватель, висевший у него на плече.
- Да уж, лейтенант, заявились вы с шиком, ничего не скажешь, - изрек он, возвращая до­кументы.
- Я этого не планировала, сэр, уж поверьте.
- Вас хочет видеть полковник Сэллинджер, - начальник Гражданского испытательного авиа­центра. «Должно быть, - не без горечи подумала она, - чтобы дать мне под зад коленкой за подоб­ный высший пилотаж». Сэллинджер был от нее не в восторге во время пребывания Николь здесь в роли вице-командира при Гарри Мэконе, с жаром во всеуслышание протестуя против особо­го обхождения, как он считал, которым удостаи­вал Николь его друг.
- Сперва я предъявлю на нее свои права, майор, - возразила врач. - Боссу придется по­дождать, пока мы ее подлатаем.
- А что будет с моим «Бароном»? - поинте­ресовалась Николь, и майор обернулся к коре­настому человеку с обветренным лицом и лыч­ками старшего сержанта на погонах комбинезона.
- Что скажете, Кастанеда?
- Посадка была жестковата, майор, - с мяг­ким испанским акцентом отозвался тот, сидя на корточках под двигателем, - но эти старые звери рассчитаны и не на такое. Мы без труда докатим его до ангара и затащим на стапеля, а уж после похлопочем о нем.
- Спасибо, Рей, - сказала Николь. Тот пожал плечами и уверенно улыбнулся, словно в предвкушении удовольствия.
- Майор, - проговорила врач, - если у вас больше ничего нет, то мы с лейтенантом тронемся.
- Забирайте ее, Адани. Но как только вас при­ведут в порядок, лейтенант, неситесь в кабинет полковника Сэллинджера на всех парах, ясно?
Николь заставила себя вытянуться в струнку и стремительно вскинула руку в салюте. Майор ответил тем же. Она подождала, пока он вернется в машину и умчится, а после пробормотала:
- Его-то какая муха в задницу укусила?
- Середняк на служебной лестнице, - рас­смеялась докторша, - потративший массу време­ни и сил, чтобы добраться до нынешних высот...
- И недолюбливающий юных сорвиголов, якобы нащупавших более быстрый путь к успеху?
- Я этого не говорила.
- Если бы он только знал!.. - тряхнула го­ловой Николь.

2
Лишь много позже, когда шок сменился болью, лишь отчасти приглушенной простейши­ми медикаментами, Николь начала излагать слу­чившееся, собирая воспоминания по кускам, со­ставляя из разрозненных фрагментов последова­тельное, связное целое.
И тогда ее охватил гнев.
Она находилась именно там, где должна - на трассе, по плану, следуя по графику, заявленному и одобренному еще за неделю, и наверняка была отмечена, если не на экранах местных региональ­ных Центров, то в Главном региональном графи­ке уж наверняка. А какой-то головотяп, сукин сын, выскочил, как черт из табакерки, откуда-то сзади-снизу, где даже ее бортовой радар не имел ни малейшего шанса засечь его, вымахнул из-за гор, скрывавших его от всех наземных радаров, и с ходу подшиб ее ударной волной, едва не от­правив к праотцам.
Когда она добралась до штаба, приняв душ и переодевшись в чистую форму, гнев перешел в раскаленную добела ярость, пронзительно-интен­сивную, как факел ацетиленового резака. И тут обнаружилось, что полковника Сэллинджера нет на базе, и вернется он лишь поздно вечером. Голод донимал Николь, и, оставив у адъютанта весточку для полковника, она села на рейсовик «Розамунда» - главное средство транспорта в одноименном городишке среди пустыни - и вышла у парка Хэпа Арнольда, названного в честь якобы величайшего начальника штаба в истории ВВС, командовавшего во время второй мировой войны вплоть до 1946 года, когда военно-воздуш­ные силы стали отдельным родом войск.
Зелени в парке не так уж много; он стал пред­метом несколько извращенной гордости обитате­лей базы, сохранив в неизменном виде доистори­ческий пустынный пейзаж. Тропинки ведут прочь от дороги, проходя между двумя шеренгами стоя­щих самолетов - исходных образцов, прошедших испытание в небе над пустыней, начиная от «Белла Х-1». Тут есть любые модели - от самых прими­тивных по конструкции до поражающих воображе­ние; некоторые с виду кажутся просто не способ­ными оторваться от земли, зато другие будто рвутся в полет. О большинстве из них Николь читала, слышала или смотрела видеоматериалы, а на двух-трех даже летала сама. Если на Луне ее любимым местечком была Орлиная Площадка, то на Земле - этот парк. Здесь можно наяву увидеть времена, когда Эдвардс существовал чуть ли не понарошку, а безумцы, воцарившиеся на самом краю света, творили невозможное, терзая машины - воплоще­ние последнего слова техники на тот момент и ус­певавшие безнадежно устареть уже назавтра, - и грань между тем и этим светом была так узка для них, что решившиеся подойти к ней чаще всего погибали. Когда Неведомое было неведомым во­истину.
А теперь гребни холмов возносятся и опадают, будто океанские волны, буквально утыканные домиками, деревьями и даже - о, Господи! - газо­нами; словом, всеми приметами поселения солид­ной коммерческой компании, вплоть до школ, ма­газинчиков и прогулочных зон. Николь попыталась вообразить, каково тут было Йийджеру и Ридли, Кроссфилду и Кинчело в первые сумасшедшие годы, когда они были практически предоставлены самим себе и ходили по самому краю. Затем она обратилась мыслями к последовавшему довольно скоро периоду, когда пилотов хоронили чуть ли не каждую неделю, и задумалась о том, не слишком ли высока была цена познания.
Пока она предавалась раздумьям, солнце со­всем закатилось, и день почти угас, напоминая о себе лишь разноцветьем красок над самой линией горизонта, постепенно переходящим в глубокую синеву сумерек. На востоке замерцали звезды, хо­лодный ветер заставил Николь поднять воротник куртки и пожалеть, что под курткой нет ничего потеплее рубашки с короткими рукавами. Вещи остались на борту «Барона», и Бог знает, куда его задевали теперь. С неудовольствием фыркнув, она зашагала через парк к поросшему травой при­горку, на котором особняком стояло неказистое здание. К нему вела дорога, хотя она вроде бы должна быть закрыта для транспорта. Приличный и достойный путь к «Сорвиголовам» лежит через парк. Мимо самолетов. Тогда приходишь на место, проникнувшись ощущением времени и перспективы.
С виду клуб ничем этаким не выделяется - ни снаружи, ни внутри. Потрепанный непогодой, невзрачный, потому что изрядная часть пошед­ших на строительство материалов была либо по­добрана где-нибудь на дороге, либо выпрошена, либо украдена. Его выстроили пилоты, и никто не знал, кто или когда затеял строительство - оно как бы началось само собой, в некий момент, когда... все это и началось. Летчики стали соби­раться здесь, на пригорке с видом на парк и об­ширное сухое озеро за ним, потягивая пиво и поджаривая шашлыки, мясо-гриль или гамбурге­ры, болтая, выхваляясь друг перед другом или бе­седуя о работе. Затем место пикников обзавелось чем-то вроде стен и навеса, став этаким укрытием от непогоды, выстроенным из всякого непригод­ного к употреблению хлама. Постройка мало-по­малу разрасталась, пока там не появился самый настоящий, без дураков, ресторан. Одним из тра­диционных элементов, сохранившимся здесь с прежних дней, от развалюхи под прозвищем «У Панчо», осталась стена за стойкой бара, увешан­ная фотографиями погибших людей и самолетов, погубивших их.
- Слава героям-победителям! - крикнула барменша, едва Николь переступила порог заве­дения и всмотрелась в сумрак, взглядом отыски­вая знакомых.
- Хоть ты-то не доставай!
- За что купила, за то и продаю. Я подхва­тываю слухи, потому что мне не все равно. К тому же я чертовски тобой горжусь.
Николь приподняла стакан, тостом выражая свою признательность. Сью, едва-едва пяти футов ростом, всю жизнь воевала с собственной фигу­рой, но никак не могла добиться изящества, тре­буемого модой. Молва приписывала ей бог весть какие похождения, окутывая ее прошлое покро­вом романтической тайны, хотя все до единого понимали, что все это бред сивой кобылы, пото­му что ни один человек не мог пробраться на базу, минуя дотошную проверку службы безопас­ности ВВС и ФБР. Кое-кто даже полагал, что Сью и сама осведомительница. Она перебралась на запад давным-давно, начав свою карьеру в ка­честве бухгалтера-бармена, но мало-помалу при­брала «Сорвиголов» к рукам. ВВС были не в пре­тензии, поскольку под ее руководством заведение стало давать приличный доход; клиентам же это пришлось по душе, поскольку она заправ­ляет здесь, как у себя дома, обеспечивая по­сетителей великолепными кушаньями, разда­вая советы, даже если о них не спрашивают, и время от времени помогая разобраться с на­логами и бюджетом.
- Голодна? - с ходу осведомилась она у Ни­коль. Увидев ответное пожатие плеч, Сью издала короткий, лающий смешок. - А я-то думала, вы, асы в синих кителях, приучены к решимости.
- День выдался нелегкий, так что ж мне сказать?
Тут Николь облапила пара мощных рук, и ба­совитый голос пророкотал прямо в ухо:
- Бу-бу-бу!
- Рамси, ну, ты обольстителен, как всегда.
- Когда речь заходит о тебе, лейтик, я не могу удержаться, - отозвался майор, ленивая улыбка и классические черты которого делают его объ­ектом внимания всех встречных женщин, одетый точь-в-точь в такую же кожаную куртку, как Ни­коль. Получив имя от отца, служившего в ва­шингтонском береговом патруле, а внешность и природную грацию - от матери-тосканки, Рамси Шеридан в общении всегда ухитряется хранить те же спокойствие, небрежность и внешнюю не­возмутимость, которые заработали ему славу одного из лучших летчиков-испытателей Центра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41