Запах напоминает Гото Денго о доме; этим же веществом хорошо убирать породу, которая преграждает тебе путь к рудной жиле.
Капрал ведет Гото Денго и его единственного уцелевшего товарища от периметра к палатке, поставленной в грязи; растяжки привязаны не к колышкам, а к разбитым пням или обломкам артиллерийских орудий. Пол замощен крышками от деревянных ящиков. На пустом ящике от боеприпасов сидит по-турецки полуголый мужчина лет, может быть, пятидесяти. Веки настолько распухли и отяжелели, что нельзя сказать, спит он или бодрствует. Дыхание вырывается спорадически, при вдохе кожа втягивается между ребрами, и кажется, что скелет хочет вырваться из обреченного тела. Человек давно не брился, но то, что выросло, бородой не назовешь. Он что-то бубнит писарю, который сидит, поджав ноги, на крышке от ящика с надписью «МАНИЛА».
Гото Денго вместе с товарищем стоит поодаль, перебарывая разочарование. Он-то думал, что к этому времени будет лежать на госпитальной койке и пить соевый суп. Однако эти люди в еще более жалком состоянии, чем он сам, - как бы еще им не пришлось помогать.
И все же хорошо быть под тентом в присутствии старшего, который за все отвечает.
Входит другой писарь с расшифровками радиограмм - значит, где-то рядом есть рация, связисты с кодовыми книгами. Они не полностью отрезаны.
- Что ты умеешь? - спрашивает офицер, когда Гото Денго позволено наконец представиться.
- Я - инженер, - говорит Гото Денго.
- Умеешь строить мосты? Летные полосы?
Офицер слегка размечтался: возвести мост или проложить летную полосу для них такая же фантастика, как построить межгалактический звездолет. Все зубы у него выпали, он шамкает и дважды за предложение замолкает, чтобы перевести дыхание.
- Я построю их, если командиру будет угодно, хотя другие умеют это лучше меня. Моя специальность - подземные работы.
- Бункеры?
Оса жалит Гото Денго в загривок, он с шумом тянет сквозь зубы воздух.
- Я построю бункер, если командир пожелает. Моя специальность - туннели в земле или в скальной породе, особенно в скальной породе.
Офицер несколько мгновений пристально смотрит на Гото Денго, потом переводит взгляд на писаря. Тот отвешивает легкий поклон.
- Твои умения здесь бесполезны, - говорит офицер таким тоном, будто это относится практически ко всем.
- Господин! Я умею стрелять из «намбу»!
- «Намбу» - плохой пулемет. Хуже, чем американские и австралийские пулеметы. Годится, впрочем, для обороны в джунглях.
- Господин! Я готов защищать наш периметр до последнего вздоха...
- К сожалению, нас не будут атаковать из джунглей. Нас бомбят. Из «намбу» самолет не сбить. Когда они придут, то придут с океана. «Намбу» бессилен против морского десанта.
- Господин! Я шесть месяцев жил в джунглях!
- Да? - Офицер впервые демонстрирует интерес. - Что ты ел?
- Личинок и летучих мышей, господин!
- Иди и налови их мне.
- Слушаюсь, господин!
Он распускает старые канаты на веревки, из веревок плетет сети, сети вешает на деревья. Дальше его жизнь проста: с утра он лазает по деревьям, вынимает летучих мышей из сеток. Потом полдня штыком выковыривает личинок из гнилых пней. Ночь стоит в одиночном окопе, полном вонючей жижи. Когда рядом рвется бомба, ударная волна приводит его в состояние шока, настолько глубокого, что мозг полностью отключается от тела; несколько следующих часов оно действует автономно, без всяких указаний сверху. Лишенный связи с физическим миром, мозг крутится вхолостую, как мотор, который лишился ведущего вала и шпарит на полную с открытым дросселем, не выполняя никакой полезной работы, а лишь напрасно себя изнашивая. Обычно он не выходит из этого состояния, пока к нему кто-нибудь не обратится. Потом снова падают бомбы.
Однажды ночью он замечает, что идет по песку. Странно. Воздух чист и свеж. Невероятно.
С ним идет кто-то еще.
Рядом волочат ноги двое рядовых и капрал, согнутый под тяжестью «намбу». Капрал как-то странно смотрит на Гото Денго.
- Хиросиме, - говорит он.
- Вы что-то сказали?
- Хиросима.
- А до «Хиросима»?
- В.
- В?
- В Хиросиме.
- А до того, как сказали «в Хиросиме»?
- Тетка.
- Вы говорили про свою тетку в Хиросиме?
- Да. Ей тоже.
- Что «тоже»?
- Те же слова.
- Какие?
- Слова, которые я попросил вас заучить. Ей тоже их передать.
- А, - говорит Гото Денго.
- Вы всех запомнили?
- Всех родных, которым надо передать ваше послание?
- Да. Повторите.
Судя по выговору, капрал, как почти все здесь, из Ямагути. Лицо скорее деревенское, чем городское.
- Вашим отцу и матери в деревне под Ямагути.
- Да!
- И вашему брату, который... служит на флоте?
- Да!
- И вашей сестре, которая...
- Учительница в Хиросиме, отлично!
- И вашей тетке, которая тоже в Хиросиме.
- И не забудьте моего дядю в Курэ.
- Ах да. Виноват.
- Отлично. Теперь повторите еще раз все послание, слово в слово.
- Хорошо. - Гото Денго набирает в грудь воздуха. Они спускаются к морю: он и еще человек шесть, безоружных, с вещами, в сопровождении капрала и рядовых. Внизу покачивается на волнах резиновая лодка.
- Почти пришли. Повторите мое послание!
- Дорогие мои родные, - начинает Гото Денго.
- Пока хорошо, - говорит капрал.
- Я все время о вас думаю, - предполагает Гото Денго.
Капрал немного обескуражен.
- Довольно близко. Продолжайте.
Они уже у моря. Гото Денго на мгновение умолкает и смотрит, как другие забираются в лодку. Капрал толкает его в спину. Гото Денго заходит в воду. Никто на него не орет - напротив протягивают руки, тянут. Он переваливается через борт на дно лодки, встает на колени. Команда начинает грести. Гото Денго встречается глазами с капралом.
- Это последняя весточка, которую вы от меня получите, поскольку я давно упокоился в священной земле Ясукуни*. [Храм Ясукуни - синтоистское святилище в Токио, где поклоняются душам погибших воинов; до разгрома Японии находился в ведении ведомства армии и флота.]
- Нет! Нет! Совсем не так! - орет капрал.
- Знаю, вы будете навещать меня и вспоминать с любовью как я вспоминаю вас.
Капрал забегает в воду, пытаясь догнать лодку, рядовые ловят его за руки и тащат назад. Капрал кричит:
- Скоро мы нанесем американцам сокрушительное поражение и с победой вернемся в Хиросиму! - Он шпарит наизусть как школьник - урок.
- Знайте, что я храбро пал в великом бою и ни на миг не поступился долгом! - кричит Гото Денго.
- Пришлите мне крепкую нитку, чтоб починить ботинки! - вопит капрал.
- Армия прекрасно о нас заботилась, мы провели последние месяцы в таком довольстве и чистоте, словно и не покидали Родину! - кричит Гото Денго, зная, что за шумом прибоя его уже почти не слышно. - Мы приняли смерть в расцвете юности, как цветы сакуры из императорского рескрипта, который носили у сердца! Не жаль отдать жизнь за мир и процветание, которые мы принесли народам Новой Гвинеи!
- Нет, все неправильно! - ревет капрал, но товарищи уже тащат его от берега, в джунгли, где голос тонет в какофонии уханья, скрежета, щебета и пронзительных криков.
Гото Денго оборачивается. Пахнет дизтопливом и стоячей водой. Что-то длинное, черное, похожее на субмарину, заслоняет звезды.
- Твое послание гораздо лучше, - говорит молодой парень с ящиком инструментов - авиамеханик, полгода не видевший ни одного японского самолета.
- Да, - вставляет другой, судя по виду, тоже механик. - Оно очень поддержит его родных.
- Спасибо, - говорит Гото Денго. - К сожалению, я понятия не имею, как зовут того мальца.
- Тогда езжай в Ямагути, - советует первый механик, - и выбери первую попавшуюся немолодую пару.
МЕТЕОР
- Трахаешься ты точно не как примерная школьница. - В голосе Шафто сквозит священный ужас.
В углу горит дровяная печка, хотя сейчас только сентябрь. Шафто в Швеции уже шесть месяцев.
Джульета худощава и темноволоса. Она протягивает длинную руку, шарит на ночном столике в поиске сигарет.
- Можешь достать мой утиральник? - Шафто смотрит на аккуратно сложенный казенный носовой платок рядом с сигаретами. У него самого рука короче - не дотянуться.
- Зачем? - Джульета, как все финны, говорит на идеальном английском.
Шафто вздыхает и зарывается лицом в ее черные волосы. Ботнический залив шипит и пенится внизу, как плохо настроенный приемник, ловящий странную информацию.
Джульета всегда задает сложные вопросы.
- Просто не хочу оставлять бардак, когда выдвинусь отсюда, мэм, - говорит он.
Возле уха щелкает зажигалка - раз, другой, третий. Джульета затягивается, ее грудь вздымается, приподнимая Шафто.
- Не торопись, - мурлычет она голосом, вязким от концентрированной смолы. - Куда ты собрался - искупаться? Вторгнуться в Россию?
Где-то по другую сторону залива - Финляндия. Там русские и немцы.
- Слушай, как только ты сказала «искупаться», он съежился, - говорит Шафто. - Значит, скоро выскользнет. Без вариантов.
- И что тогда? - спрашивает Джульета.
- Мы будем лежать на мокром.
- Ну и что? Это естественно. Люди лежат на мокром, сколько существуют кровати.
- К черту. - Шафто совершает героический рывок к носовому платку. Джульета впивается ногтями в одно из чувствительных мест, обнаруженных при детальной картографической съемке его тела. Шафто извивается, но тщетно - все финны очень сильные. Он выскальзывает. Поздно! Дотягивается до стола, роняя на пол бумажник, скатывается с Джульеты и накидывает платок на согнутый шест - единственный флаг капитуляции, которым Шафто когда-либо взмахнет.
Потом некоторое время просто лежит, слушая прибой и треск дров в печке. Джульета отодвигается от него, сворачивается калачиком, избегая мокрого места (хотя оно естественно), и курит (хотя это и неестественно).
От нее пахнет кофе. Шафто нравится тереться лицом об ее кожу.
- Погода не очень плохая. Дядя Отто вернется до ночи. - Джульета лениво смотрит на карту Скандинавии. Швеция висит как вялый, обрезанный фаллос. Из-под нее мошонкой выпирает Финляндия. Восточная граница - с Россией - давно утратила всякую связь с реальностью. Иллюзорный рубеж яростно исчиркан карандашными пометками, фиксирующими попытки Сталина кастрировать Скандинавию. Пометки скрупулезно делает дядя Джульеты. Как все финны, он опытный лыжник, первоклассный стрелок и неукротимый воин.
И все равно они себя презирают. Наверное, потому (размышляет Шафто), что отдали оборону страны на откуп немцам. Финны - мастера убивать русских по старинке, индивидуально, в розницу. Когда образовался дефицит финнов, пришлось звать немцев, специалистов по оптовому уничтожению русских.
Джульета фыркает над этим примитивным объяснением: финны в миллион раз сложнее, чем доступно восприятию Бобби Шафто. Не будь войны, нашлось бы бесконечное множество причин для постоянной тоски. Нечего и пытаться объяснить их все. Единственный способ донести до Бобби Шафто хоть чуточку финской души - утрахать его до потери сознания раз в две-три недели.
Он слишком долго здесь лежит. Скоро остаток спермы в канале застынет, как эпоксидка. Опасность толкает к действиям Шафто скатывается с кровати и, ежась от холода, бежит по доскам к половику, инстинктивно держась ближе к печке.
Джульета перекатывается на спину и оценивающе смотрит на Шафто.
- Будь мужчиной, - говорит она. - Свари мне кофе.
Шафто хватает чугунный котелок, который при случае мог бы заменить якорь, набрасывает на плечи одеяло и выбегает наружу. На краю набережной останавливается, зная, что о разбитый пирс можно искалечить босые ноги, и ссьгг на берег. Желтая дуга окутана паром и пахнет кофе. Шафто щурится на залив: буксир тянет вдоль берега связанные в плот бревна, видна парочка парусов, но дяди Отто пока нет.
За домиком колонка, куда подведена вода из горного родника. Шафто наполняет котелок, хватает несколько полешек и бежит в дом, маневрируя между штабелями кофейных пачек в фольге и ящиками с патронами для автоматического пистолета «суоми». Ставит котелок на огонь, подбрасывает дровишек.
__ Ты жжешь слишком много дров, - замечает Джульета. - Дядя не одобрит.
- Еще нарублю, - говорит Шафто. - Единственное, чего в этой поганой стране много, так это дров.
- Если дядя Отто рассердится, будешь рубить дрова целыми днями.
- Значит, спать с его племянницей - на здоровье, а сжечь пару чурок, чтобы сварить ей кофе, - черный грех.
- Черный, - говорит Джульета. - Кофе - черный.
Вся Финляндия (надо слышать, как это говорит дядя Отто) погружена во мрак экзистенциальной тоски и суицидальной депрессии. Обычные противоядия - самобичевание березовыми вениками, черный юмор, недельные запои - исчерпаны. Единственное, что еще может спасти Финляндию, это кофе. Увы, близорукое правительство взвинтило налоги и пошлины выше крыши. Деньги якобы нужны, чтобы убивать русских и обустраивать переселенцев: сотням финнов приходится сниматься с насиженных мест всякий раз, как Сталин в пьяном угаре или Гитлер в припадке психоза атакуют карту красным карандашом. В итоге кофе - дефицит. По словам Отто, Финляндия - страна сомнамбул, жизнь теплится лишь в тех районах, куда кофе доставляют контрабандисты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Капрал ведет Гото Денго и его единственного уцелевшего товарища от периметра к палатке, поставленной в грязи; растяжки привязаны не к колышкам, а к разбитым пням или обломкам артиллерийских орудий. Пол замощен крышками от деревянных ящиков. На пустом ящике от боеприпасов сидит по-турецки полуголый мужчина лет, может быть, пятидесяти. Веки настолько распухли и отяжелели, что нельзя сказать, спит он или бодрствует. Дыхание вырывается спорадически, при вдохе кожа втягивается между ребрами, и кажется, что скелет хочет вырваться из обреченного тела. Человек давно не брился, но то, что выросло, бородой не назовешь. Он что-то бубнит писарю, который сидит, поджав ноги, на крышке от ящика с надписью «МАНИЛА».
Гото Денго вместе с товарищем стоит поодаль, перебарывая разочарование. Он-то думал, что к этому времени будет лежать на госпитальной койке и пить соевый суп. Однако эти люди в еще более жалком состоянии, чем он сам, - как бы еще им не пришлось помогать.
И все же хорошо быть под тентом в присутствии старшего, который за все отвечает.
Входит другой писарь с расшифровками радиограмм - значит, где-то рядом есть рация, связисты с кодовыми книгами. Они не полностью отрезаны.
- Что ты умеешь? - спрашивает офицер, когда Гото Денго позволено наконец представиться.
- Я - инженер, - говорит Гото Денго.
- Умеешь строить мосты? Летные полосы?
Офицер слегка размечтался: возвести мост или проложить летную полосу для них такая же фантастика, как построить межгалактический звездолет. Все зубы у него выпали, он шамкает и дважды за предложение замолкает, чтобы перевести дыхание.
- Я построю их, если командиру будет угодно, хотя другие умеют это лучше меня. Моя специальность - подземные работы.
- Бункеры?
Оса жалит Гото Денго в загривок, он с шумом тянет сквозь зубы воздух.
- Я построю бункер, если командир пожелает. Моя специальность - туннели в земле или в скальной породе, особенно в скальной породе.
Офицер несколько мгновений пристально смотрит на Гото Денго, потом переводит взгляд на писаря. Тот отвешивает легкий поклон.
- Твои умения здесь бесполезны, - говорит офицер таким тоном, будто это относится практически ко всем.
- Господин! Я умею стрелять из «намбу»!
- «Намбу» - плохой пулемет. Хуже, чем американские и австралийские пулеметы. Годится, впрочем, для обороны в джунглях.
- Господин! Я готов защищать наш периметр до последнего вздоха...
- К сожалению, нас не будут атаковать из джунглей. Нас бомбят. Из «намбу» самолет не сбить. Когда они придут, то придут с океана. «Намбу» бессилен против морского десанта.
- Господин! Я шесть месяцев жил в джунглях!
- Да? - Офицер впервые демонстрирует интерес. - Что ты ел?
- Личинок и летучих мышей, господин!
- Иди и налови их мне.
- Слушаюсь, господин!
Он распускает старые канаты на веревки, из веревок плетет сети, сети вешает на деревья. Дальше его жизнь проста: с утра он лазает по деревьям, вынимает летучих мышей из сеток. Потом полдня штыком выковыривает личинок из гнилых пней. Ночь стоит в одиночном окопе, полном вонючей жижи. Когда рядом рвется бомба, ударная волна приводит его в состояние шока, настолько глубокого, что мозг полностью отключается от тела; несколько следующих часов оно действует автономно, без всяких указаний сверху. Лишенный связи с физическим миром, мозг крутится вхолостую, как мотор, который лишился ведущего вала и шпарит на полную с открытым дросселем, не выполняя никакой полезной работы, а лишь напрасно себя изнашивая. Обычно он не выходит из этого состояния, пока к нему кто-нибудь не обратится. Потом снова падают бомбы.
Однажды ночью он замечает, что идет по песку. Странно. Воздух чист и свеж. Невероятно.
С ним идет кто-то еще.
Рядом волочат ноги двое рядовых и капрал, согнутый под тяжестью «намбу». Капрал как-то странно смотрит на Гото Денго.
- Хиросиме, - говорит он.
- Вы что-то сказали?
- Хиросима.
- А до «Хиросима»?
- В.
- В?
- В Хиросиме.
- А до того, как сказали «в Хиросиме»?
- Тетка.
- Вы говорили про свою тетку в Хиросиме?
- Да. Ей тоже.
- Что «тоже»?
- Те же слова.
- Какие?
- Слова, которые я попросил вас заучить. Ей тоже их передать.
- А, - говорит Гото Денго.
- Вы всех запомнили?
- Всех родных, которым надо передать ваше послание?
- Да. Повторите.
Судя по выговору, капрал, как почти все здесь, из Ямагути. Лицо скорее деревенское, чем городское.
- Вашим отцу и матери в деревне под Ямагути.
- Да!
- И вашему брату, который... служит на флоте?
- Да!
- И вашей сестре, которая...
- Учительница в Хиросиме, отлично!
- И вашей тетке, которая тоже в Хиросиме.
- И не забудьте моего дядю в Курэ.
- Ах да. Виноват.
- Отлично. Теперь повторите еще раз все послание, слово в слово.
- Хорошо. - Гото Денго набирает в грудь воздуха. Они спускаются к морю: он и еще человек шесть, безоружных, с вещами, в сопровождении капрала и рядовых. Внизу покачивается на волнах резиновая лодка.
- Почти пришли. Повторите мое послание!
- Дорогие мои родные, - начинает Гото Денго.
- Пока хорошо, - говорит капрал.
- Я все время о вас думаю, - предполагает Гото Денго.
Капрал немного обескуражен.
- Довольно близко. Продолжайте.
Они уже у моря. Гото Денго на мгновение умолкает и смотрит, как другие забираются в лодку. Капрал толкает его в спину. Гото Денго заходит в воду. Никто на него не орет - напротив протягивают руки, тянут. Он переваливается через борт на дно лодки, встает на колени. Команда начинает грести. Гото Денго встречается глазами с капралом.
- Это последняя весточка, которую вы от меня получите, поскольку я давно упокоился в священной земле Ясукуни*. [Храм Ясукуни - синтоистское святилище в Токио, где поклоняются душам погибших воинов; до разгрома Японии находился в ведении ведомства армии и флота.]
- Нет! Нет! Совсем не так! - орет капрал.
- Знаю, вы будете навещать меня и вспоминать с любовью как я вспоминаю вас.
Капрал забегает в воду, пытаясь догнать лодку, рядовые ловят его за руки и тащат назад. Капрал кричит:
- Скоро мы нанесем американцам сокрушительное поражение и с победой вернемся в Хиросиму! - Он шпарит наизусть как школьник - урок.
- Знайте, что я храбро пал в великом бою и ни на миг не поступился долгом! - кричит Гото Денго.
- Пришлите мне крепкую нитку, чтоб починить ботинки! - вопит капрал.
- Армия прекрасно о нас заботилась, мы провели последние месяцы в таком довольстве и чистоте, словно и не покидали Родину! - кричит Гото Денго, зная, что за шумом прибоя его уже почти не слышно. - Мы приняли смерть в расцвете юности, как цветы сакуры из императорского рескрипта, который носили у сердца! Не жаль отдать жизнь за мир и процветание, которые мы принесли народам Новой Гвинеи!
- Нет, все неправильно! - ревет капрал, но товарищи уже тащат его от берега, в джунгли, где голос тонет в какофонии уханья, скрежета, щебета и пронзительных криков.
Гото Денго оборачивается. Пахнет дизтопливом и стоячей водой. Что-то длинное, черное, похожее на субмарину, заслоняет звезды.
- Твое послание гораздо лучше, - говорит молодой парень с ящиком инструментов - авиамеханик, полгода не видевший ни одного японского самолета.
- Да, - вставляет другой, судя по виду, тоже механик. - Оно очень поддержит его родных.
- Спасибо, - говорит Гото Денго. - К сожалению, я понятия не имею, как зовут того мальца.
- Тогда езжай в Ямагути, - советует первый механик, - и выбери первую попавшуюся немолодую пару.
МЕТЕОР
- Трахаешься ты точно не как примерная школьница. - В голосе Шафто сквозит священный ужас.
В углу горит дровяная печка, хотя сейчас только сентябрь. Шафто в Швеции уже шесть месяцев.
Джульета худощава и темноволоса. Она протягивает длинную руку, шарит на ночном столике в поиске сигарет.
- Можешь достать мой утиральник? - Шафто смотрит на аккуратно сложенный казенный носовой платок рядом с сигаретами. У него самого рука короче - не дотянуться.
- Зачем? - Джульета, как все финны, говорит на идеальном английском.
Шафто вздыхает и зарывается лицом в ее черные волосы. Ботнический залив шипит и пенится внизу, как плохо настроенный приемник, ловящий странную информацию.
Джульета всегда задает сложные вопросы.
- Просто не хочу оставлять бардак, когда выдвинусь отсюда, мэм, - говорит он.
Возле уха щелкает зажигалка - раз, другой, третий. Джульета затягивается, ее грудь вздымается, приподнимая Шафто.
- Не торопись, - мурлычет она голосом, вязким от концентрированной смолы. - Куда ты собрался - искупаться? Вторгнуться в Россию?
Где-то по другую сторону залива - Финляндия. Там русские и немцы.
- Слушай, как только ты сказала «искупаться», он съежился, - говорит Шафто. - Значит, скоро выскользнет. Без вариантов.
- И что тогда? - спрашивает Джульета.
- Мы будем лежать на мокром.
- Ну и что? Это естественно. Люди лежат на мокром, сколько существуют кровати.
- К черту. - Шафто совершает героический рывок к носовому платку. Джульета впивается ногтями в одно из чувствительных мест, обнаруженных при детальной картографической съемке его тела. Шафто извивается, но тщетно - все финны очень сильные. Он выскальзывает. Поздно! Дотягивается до стола, роняя на пол бумажник, скатывается с Джульеты и накидывает платок на согнутый шест - единственный флаг капитуляции, которым Шафто когда-либо взмахнет.
Потом некоторое время просто лежит, слушая прибой и треск дров в печке. Джульета отодвигается от него, сворачивается калачиком, избегая мокрого места (хотя оно естественно), и курит (хотя это и неестественно).
От нее пахнет кофе. Шафто нравится тереться лицом об ее кожу.
- Погода не очень плохая. Дядя Отто вернется до ночи. - Джульета лениво смотрит на карту Скандинавии. Швеция висит как вялый, обрезанный фаллос. Из-под нее мошонкой выпирает Финляндия. Восточная граница - с Россией - давно утратила всякую связь с реальностью. Иллюзорный рубеж яростно исчиркан карандашными пометками, фиксирующими попытки Сталина кастрировать Скандинавию. Пометки скрупулезно делает дядя Джульеты. Как все финны, он опытный лыжник, первоклассный стрелок и неукротимый воин.
И все равно они себя презирают. Наверное, потому (размышляет Шафто), что отдали оборону страны на откуп немцам. Финны - мастера убивать русских по старинке, индивидуально, в розницу. Когда образовался дефицит финнов, пришлось звать немцев, специалистов по оптовому уничтожению русских.
Джульета фыркает над этим примитивным объяснением: финны в миллион раз сложнее, чем доступно восприятию Бобби Шафто. Не будь войны, нашлось бы бесконечное множество причин для постоянной тоски. Нечего и пытаться объяснить их все. Единственный способ донести до Бобби Шафто хоть чуточку финской души - утрахать его до потери сознания раз в две-три недели.
Он слишком долго здесь лежит. Скоро остаток спермы в канале застынет, как эпоксидка. Опасность толкает к действиям Шафто скатывается с кровати и, ежась от холода, бежит по доскам к половику, инстинктивно держась ближе к печке.
Джульета перекатывается на спину и оценивающе смотрит на Шафто.
- Будь мужчиной, - говорит она. - Свари мне кофе.
Шафто хватает чугунный котелок, который при случае мог бы заменить якорь, набрасывает на плечи одеяло и выбегает наружу. На краю набережной останавливается, зная, что о разбитый пирс можно искалечить босые ноги, и ссьгг на берег. Желтая дуга окутана паром и пахнет кофе. Шафто щурится на залив: буксир тянет вдоль берега связанные в плот бревна, видна парочка парусов, но дяди Отто пока нет.
За домиком колонка, куда подведена вода из горного родника. Шафто наполняет котелок, хватает несколько полешек и бежит в дом, маневрируя между штабелями кофейных пачек в фольге и ящиками с патронами для автоматического пистолета «суоми». Ставит котелок на огонь, подбрасывает дровишек.
__ Ты жжешь слишком много дров, - замечает Джульета. - Дядя не одобрит.
- Еще нарублю, - говорит Шафто. - Единственное, чего в этой поганой стране много, так это дров.
- Если дядя Отто рассердится, будешь рубить дрова целыми днями.
- Значит, спать с его племянницей - на здоровье, а сжечь пару чурок, чтобы сварить ей кофе, - черный грех.
- Черный, - говорит Джульета. - Кофе - черный.
Вся Финляндия (надо слышать, как это говорит дядя Отто) погружена во мрак экзистенциальной тоски и суицидальной депрессии. Обычные противоядия - самобичевание березовыми вениками, черный юмор, недельные запои - исчерпаны. Единственное, что еще может спасти Финляндию, это кофе. Увы, близорукое правительство взвинтило налоги и пошлины выше крыши. Деньги якобы нужны, чтобы убивать русских и обустраивать переселенцев: сотням финнов приходится сниматься с насиженных мест всякий раз, как Сталин в пьяном угаре или Гитлер в припадке психоза атакуют карту красным карандашом. В итоге кофе - дефицит. По словам Отто, Финляндия - страна сомнамбул, жизнь теплится лишь в тех районах, куда кофе доставляют контрабандисты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83