Еще два подводника поднялись по ступеням, чтобы забрать вещи Бишофа. Один идет по пирсу за рундуком. Они с Шафто узнают друг друга одновременно. Черт! Парень удивлен, увидев здесь Шафто, но не то чтобы огорчен. Тут ему приходит в голову какая-то мысль; он застывает и в ужасе косит глазом на высокого фашиста. Гадство! Шафто поворачивается спиной, как будто собрался назад в город.
- Енс! Енс! - орет Бишоф и добавляет что-то по-шведски. Шафто продолжает идти. Бишоф бежит вдогонку и с последним: «ЕНС!» обнимает его за плечи. Потом шепотом, по-английски: - У тебя есть адрес моей семьи. Если не встретимся в Маниле, постараемся связаться после войны.
Он начинает колотить Шафто по спине, вынимает из кармана бумажные деньги, сует ему в руку.
- Кой хрен, конечно, мы там встретимся, - говорит Шафто. - А эта херня зачем?
- Я даю на чай милому шведскому пареньку, который помог мне нести багаж, - говорит Бишоф.
Шафто цыкает зубом и кривится. Конспирация ему не по душе. В голову приходят несколько вопросов, среди них: «Чем эта большая торпеда на ракетном топливе безопаснее твоей прежней лодки?», но говорит он:
- Ладно, счастливо.
- Удачи тебе, друг мой. А это - чтобы не забывал заглядывать на почту. - Бишоф щиплет приятеля за плечо так, чтобы синяк остался дня на три, поворачивается и идет к соленой воде.
Шафто идет к снегу и деревьям, завидуя. Когда через пятнадцать минут он оглядывается на гавань, лодки уже нет. Внезапно город становится таким же холодным, пустынным, затерянным на краю света, как и на самом деле.
Письма он получает до востребования на Норрсбрукской почте. Когда два часа спустя она открывается, Шафто уже ждет на пороге, дыша паром, что твой двигатель на ракетном топливе. Он забирает письмо от родных из Висконсина и большой конверт, отправленный вчера из Норрсбрука, без обратного адреса, но подписанный рукой Гюнтера Бишофа.
В конверте - бумаги касательно новой подводной лодки, в том числе несколько писем, подписанных Самим Главным. Шафто успел немножко набраться немецких слов, но все равно почти ничего не понимает. Много цифр и каких-то явно технических описаний. Вот они - бесценные разведданные. Шафто старательно убирает бумаги, запихивает конверт в штаны и направляется к жилищу Кивистиков.
Идти долго, холодно, сыро. Есть время обдумать свое положение. Он застрял на нейтральной территории, за полмира от того места, где хочет быть. Разлучен с Корпусом. Вляпался в непонятный заговор.
По большому счету он уже несколько месяцев в самоволке. Однако, если явиться в американское посольство в Стокгольме с этими документами, его простят. Значит, в конверте - билет на родину. А «родина» - очень, очень большая; она, в частности, включает Гавайи, откуда до Манилы ближе, чем от Норрсбрука, Швеция. Отто только что вернулся из Финляндии, его суденышко покачивается у дощатого причала. Шафто знает: оно до сих нагружено тем, что там сейчас финны дают за кофе и пули. Сам Отто сидит в доме, с красными от недосыпа глазами, и, ясно дело, глушит кофе в беспросветной тоске.
- Где Джульета? - спрашивает Шафто. Он уже боится, не вернулась ли она в Финляндию.
Каждый раз Отто возвращается с другой стороны Ботнического залива все более мрачным. Сегодня он мрачнее обычного.
- Видел это чудище? - говорит он, качая головой. Только закоренелый финн способен вложить в голос столько изумления, отвращения и тоски. - Немцы сраные!
- Я думал, они защищают вас от русских.
Отто долго, раскатисто хохочет.
- Zdrastuytchye, tovarishch! - говорит он наконец.
- Чего-чего?
- Это значит «здравствуйте, товарищ» по-русски, - объясняет Отто. - Тренируюсь.
- Лучше бы ты учил Клятву на верность Соединенным Штатам Америки, - говорит Шафто. - Думаю, покончив с немцами, мы засучим рукава и отбросим Иванов обратно в Сибирь.
Отто снова смеется. В наивности, даже такой чрезмерной есть что-то трогательное.
- Я закопал немецкую воздушную турбину в Финляндии говорит он. - Продам русским или американцам, кто первый туда доберется.
- Где Джульета? - спрашивает Шафто. Кстати о наивности.
- В городе, - отвечает Отто. - Делает покупки.
- Значит, у вас появились деньги?
Отто зеленеет. Завтра день выплаты.
Тогда Шафто сядет на автобус до Стокгольма.
Шафто усаживается напротив Отто. Они некоторое время пьют кофе и говорят о погоде, контрабанде, сравнительных достоинствах различных видов автоматического вооружения. На самом деле речь о том, получит ли Шафто деньги, и если да, то сколько.
Наконец Отто осторожно обещает расплатиться, если Джульета не потратит все на «покупки» и если Шафто разгрузит кеч.
Так что Бобби Шафто до конца дня таскает из трюма на причал, а оттуда в дом советские минометы, ржавые банки с икрой, кирпичи черного китайского чая, произведения саамского народного искусства, пару икон, ящик настоянного на сосновых иголках финского шнапса, круги несъедобной колбасы и тюки со шкурками.
Тем временем Отто уходит в город. Темнеет, его все нет. Шафто укладывается в доме на боковую, четыре часа ворочается, минут десять дремлет и просыпается от стука в дверь.
Он подходит к двери на четвереньках, вытаскивает из тайника «суоми», отползает в дальний конец дома и бесшумно выскальзывает через люк в полу. Камни обледенели, но босые ступни не скользят, так что он легко может обойти с тыла и посмотреть, кто там ломится.
Это Енох Роот, пропадавший всю последнюю неделю.
- Привет! - говорит Шафто.
- Бобби! - Роот оборачивается на голос. - Так ты уже знаешь?
- О чем?
- Что мы в опасности.
- Не-а, - отвечает Шафто. - Просто я всегда так открываю дверь.
Они заходят в дом. Роот отказывается включать свет и все время смотрит в окно, как будто кого-то ждет. От него слегка пахнет Джульетиными духами - Отто привез их из Финляндии двадцативедерную бочку.
Шафто почему-то не удивлен. Он начинает варить кофе.
- Возникла очень сложная ситуация, - говорит Роот.
- Вижу.
Роот изумлен. Он оторопело смотрит на Шафто, глаза его блестят в лунном свете. Будь ты хоть семи пядей во лбу, когда замешана женщина, становишься дурак дураком.
- И ты тащился в такую даль, чтобы рассказать, что спишь с Джульетой?
- Нет, нет, нет, нет! - Роот на мгновение замирает, морщит лоб. - То есть да. Я собирался тебе сказать. Но это только первая часть гораздо более запутанного дела. - Он встает, прячет руки в карманы и снова проходит по избушке, выглядывая в окна. - У тебя есть еще такие финские автоматы?
- В ящике слева, - говорит Шафто. - А что? Будем стреляться?
- Может быть. Нет, не мы с тобой! Могут нагрянуть гости.
- Легавые?
- Хуже.
- Финны?
(У Отто есть конкуренты.)
- Хуже.
- Так кто тогда? - Шафто не может вообразить никого хуже.
- Немцы. Немцы.
- Ой, бля! - возмущенно орет Шафто. - Как ты можешь говорить, будто они хуже финнов?
Роот обескуражен.
- Если ты хочешь сказать, что один отдельно взятый финн хуже одного немца, я с тобой соглашусь. Однако у немцев есть малоприятное свойство: они обычно связаны с миллионами других немцев.
- Согласен, - говорит Шафто.
Роот откидывает крышку ящика, вытаскивает пистолет, проверяет патронник, направляет дуло на луну, смотрит в него, как в подзорную трубу.
- Так или иначе, немцы собрались тебя убить.
- За что?
- За то, что ты слишком много знаешь.
- В смысле, про Гюнтера и его новую подлодку?
- Да.
- А ты-то откуда узнал? Это как-то связано с тем, что ты спишь с Джульетой? - продолжает Шафто. Он не столько зол, сколько утомлен. Вся эта Швеция сидит у него в печенках. Ему надо на Филиппины. Все, что не приближает к Филиппинам, - досадная помеха.
- Да. - Роот тяжело вздыхает. - Джульета очень хорошо к тебе относится, но когда она увидела фотографию твоей девушки...
- Да чихала она и на тебя, и на меня. Просто хочет иметь все плюсы того, что она финка, и никаких минусов.
- А какие минусы?
- Необходимость жить в Финляндии, - говорит Шафто. - Ей надо выскочить за кого-нибудь с хорошим паспортом. За американца или британца. Не давала же она Гюнтеру.
Роот смущается.
- Ладно, может, и давала, - вздыхает Шафто. - Черт!
Роот вытащил из другого ящика сменный магазин и сообразил, как вставить его в «суоми».
- Ты, наверное, знаешь, что у немцев есть негласная договоренность со шведами.
- Что значит «негласная»?
- Давай просто скажем, что у них есть договоренность.
- Шведы нейтральны, но позволяют фрицам у себя хозяйничать.
- Да. Отто приходится в каждом рейсе иметь дело с немцами, и в Финляндии, и в Швеции, и с их кораблями в море.
- Можешь мне не рассказывать, что долбаные фрицы повсюду.
- Ну так вот, если коротко, немцы нажали на Отто, чтобы он тебя выдал.
- И он что?
- Выдал. Но...
- Отлично. Продолжай, я слушаю. - Шафто начинает подниматься по лестнице на чердак.
- Но потом он об этом пожалел. Думаю, можно сказать, что он раскаялся.
- Слышу настоящего священника, - бормочет Шафто. Он уже на чердаке, на четвереньках ползет по балкам. Останавливается, щелкает зажигалкой. Большую часть света поглощает зеленый деревянный ящик. На грубых крашеных досках - написанные по трафарету русские буквы.
Снизу доносится голос Роота:
- Он пришел туда, где... м-м... были мы с Джульетой.
И ясно чем занимались.
- Дай ломик, - кричит Шафто. - В ящике с инструментами, под столом.
Через мгновение в люк, как голова кобры из корзины, высовывается лом. Шафто берет его и начинает курочить ящик.
- Отто разрывается на части. Он должен был это сделать, потому что иначе немцы прикрыли бы его лавочку. Но он тебя уважает. Поэтому пришел к нам и рассказал все Джульете. Она поняла.
- Поняла?!
- И в то же время ужаснулась.
- Жутко трогательно.
- Ну, тут Кивистики открыли шнапс и начали обсуждать ситуацию. По-фински.
- Ясно, - говорит Шафто. Дай финнам мрачную моральную дилемму и бутыль шнапса - и можешь забыть о них на сорок восемь часов. - Спасибо, что не побоялся прийти.
- Джульета поймет.
- Я не об этом.
- Думаю, Отто мне тоже ничего не сделает.
- Нет, я о...
- А! - восклицает Роот. - Нет, я должен был рано или поздно рассказать тебе про Джульету.
- Да нет же, черт! Я про немцев!
- А. Ну, я почти про них не думал, пока уже почти сюда не дошел. Это не столько храбрость, сколько недальновидность.
У Шафто с дальновидностью все в порядке.
- Держи. - Он спускает в люк тяжелую стальную трубу длиной в несколько футов и толщиной в жестянку из-под кофе. - Тяжелый, - добавляет он, когда Роот приседает под весом трубы.
- Это что?
- Советский стодвадцатимиллиметровый миномет.
- А. - Роот в молчании опускает трубу на стол. Когда он продолжает, голос у него звучит иначе: - Не знал, что у Отто такие есть.
- Радиус поражения - шестьдесят футов. - Шафто вытаскивает из ящика снаряды и начинает складывать их рядом с люком. - А может, метров, не помню.
Снаряды похожи на толстые футбольные мячи с хвостовыми плавниками.
- Футы, метры... разница существенная, - говорит Роот.
- Мы должны вернуться в Норрсбрук и позаботиться о Джульете.
- В каком смысле? - с опаской спрашивает Роот.
- Жениться на ней.
- Что?!
- Кто-то из нас должен на ней жениться, и поскорее. Не знаю, как тебе, а мне она нравится. Не дело, чтобы она до конца жизни сосала русским под дулом автомата, - говорит Шафто. - Кроме того, она может быть беременна от кого-то из нас. От тебя, от меня или от Гюнтера.
- Мы, заговорщики, обязаны заботиться о нашем потомстве, - кивает Роот. - Давай учредим для них трастовый фонд в Лондоне.
- Денег хватит, - соглашается Шафто. - Но я не могу на ней жениться, потому что меня ждет Глория.
- Руди не годится, - говорит Роот.
- Потому что он пидор?
- Нет, они запросто женятся на женщинах, - разъясняет Роот. - Он не годится, потому что он немец, а что она будет делать с немецким паспортом?
- Да, это не выход, - соглашается Шафто.
- Остаюсь я, - говорит Роот. - Я на ней женюсь, и у нее будет британский паспорт, самый лучший в мире.
- M-м... А как насчет твоих монашеских обетов, или как это называется?
- Я должен хранить целомудрие...
- Однако не хранишь... - напоминает Шафто.
- Божье прощение безгранично, - парирует Роот. - Как я сказал, мне следует хранить целомудрие, но это не значит, что я не могу жениться. Главное, не вступать в телесную близость.
- Тогда брак недействителен!
- О том, что мы не вступим в телесную близость, будем знать только я и Джульета.
- И Бог.
- Бог не выписывает паспортов.
- А церковь? Тебя вышибут.
- Может, я заслужил.
- Давай разберемся, - говорит Шафто. - Когда ты спал с Джульетой, ты говорил, что не спишь, и мог оставаться священником. Теперь ты намерен жениться на ней и не спать, а уверять, будто спишь.
- Ты хочешь сказать, что мои отношения с Церковью очень сложны. Я это знаю, Бобби.
- Тогда пошли, - говорит Шафто.
Они вытаскивают миномет и ящик с минами на берег, где можно укрыться за каменной подпорной стенкой высотой добрых пять футов. Однако за шумом прибоя ничего не слышно, поэтому Роот прячется за деревьями у дороги, оставив Шафто возиться с советским минометом.
Возиться особенно нечего. Неграмотный обмороженный на обе руки колхозник соберет эту штуковину за десять минут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83