Помню, я подумал еще, что если подойду ближе, то услышу, как он
мурлычет. И каждый раз это чувство возникает снова.
Зеллаби кивнул.
- Когда я его увидел впервые, мне показалось, что вот оно, место, где
я в покое закончу свои дни. Но теперь этот покой под вопросом.
Я оставил его реплику без ответа. Мы проехали вдоль дома, поставили
машину за углом у конюшни, и Зеллаби провел нас на веранду. От напитков мы
отказались, предпочитая подождать чай. Зеллаби пододвинул нам изящные
тростниковые кресла.
- Антея ненадолго вышла, но к чаю обещала вернуться, - сказал он.
Я уютно устроился в кресле. Зеллаби сказал Бернарду:
- Итак, вы удовлетворены. И вы думаете, что на этом закончится?
- Надеюсь. Что еще оставалось? Самое разумное - согласиться с
выводами следствия. Так они и поступили, - сказал Бернард.
- Гм, - сказал Зеллаби и повернулся ко мне. - Что вы, как посторонний
наблюдатель, думаете об этой маленькой шараде?
- Я не... а, вы имеете в виду дознание? Атмосфера была несколько
напряженной, но выводы следствия показались мне вполне разумными. Парень
ехал недостаточно внимательно и сбил пешехода. Естественно, испугался и по
глупости решил скрыться. На слишком большой скорости попытался объехать
церковь и в результате врезался в стену. Вы считаете, что это нельзя
назвать случайной смертью? Можно сказать иначе - произошел несчастный
случай. Но ведь это одно и то же.
- Это действительно несчастный случай, - сказал Зеллаби, - но все
далеко не так просто. Давайте я расскажу, что произошло, - ведь до сих пор
я успел отправить полковнику лишь краткое сообщение...
Гордон Зеллаби совершал свою ежедневную прогулку. "В моем возрасте, -
объяснял он, - следует избегать мыслей о мягком кресле после обеда".
Прогулки уже давно вошли у него в привычку. Обычно он наслаждался ими,
когда же мысли его были заняты очередным Трудом, он не мог с уверенностью
сказать, выходил он на улицу или нет, но полагал, что привычка сделает
свое дело. На этот раз, однако, он был в прекрасном расположении духа,
благожелательно приветствуя встречавшихся по пути соседей и даже вспоминая
их имена.
Девять лет, прошедших после Потерянного дня, на нем почти не
отразились. Его серебряная шевелюра была так же пышна и так же сверкала в
лучах августовского солнца. Морщины под глазами стали чуть глубже, и если
его долговязая фигура и выглядела чуть более худой, то ценой потери не
более чем четырех-пяти фунтов.
Выйдя из поселка, он не спеша свернул на Хикхэмскую дорогу, прошел
мимо поворота к Ферме, поднялся на холм с левой стороны и направился через
поля к монастырю святого Акция. Там, присев на высушенную солнцем каменную
плиту, он остановился и закурил сигарету, потом перешел по мостику ручеек,
который когда-то снабжал монастырь рыбой, вышел по тропинке на дорогу из
Оппли и повернул к Мидвичу.
Когда он, завершая свой круг, снова подошел к Хикхэмской дороге,
из-за поворота показались четверо Детей и направились в сторону поселка,
шагая в ряд впереди него.
Зеллаби разглядывал их с неуменьшающимся интересом. Это были трое
мальчиков и девочка. Мальчики были настолько похожи друг на друга, что он
не смог бы их различить, даже если бы и пытался, но пытаться он перестал
уже давно, поняв, что это бесполезно. Девочка, насколько он мог судить,
тоже могла быть любой из двадцати восьми. Впрочем, различать их не мог
почти никто в поселке - хотя некоторые женщины, казалось, ошибались редко.
Но, в отличие от остальных, для Зеллаби это никогда не имело особого
значения. Самих Детей это сходство похоже вообще не беспокоило, и у
Зеллаби сложились хорошие отношения с обеими группами.
Он в очередной раз удивился, каким образом Дети смогли так развиться
за столь короткое время. Одно это уже позволяло отнести их к какому-то
другому биологическому виду. Дело было не просто в раннем созревании - они
вообще развивались почти вдвое быстрее, чем полагалось. Фигуры их
выглядели потоньше, чем у нормальных детей того же - по виду - возраста,
но, видимо, таков был их тип; во всяком случае, сказать, что они слишком
худы или высоки, было нельзя.
Как и всегда, Зеллаби захотелось узнать их лучше и глубже. Однако
продвинуться в этом ему удалось недалеко, и отнюдь не по своей вине. Он
терпеливо и настойчиво пытался установить с ними контакт еще с тех пор,
когда они были малышами. Дети относились к нему так же, как и ко всем
остальным, а он - со своей стороны - понимал их не хуже - а возможно, и
лучше, чем любой из воспитателей с Фермы. Внешне они держались с ним
вполне дружелюбно; охотно разговаривали, с интересом слушали и запоминали.
Но более тесного контакта установить не удавалось, и он чувствовал, что
вряд ли удастся. Казалось, он постоянно натыкался на непреодолимый барьер.
Его контакт с ними можно было охарактеризовать лишь как частичный и
безличный; ни чувствам, ни симпатиям места не оставалось, казалось, что
Дети жили в своем собственном мире. Они задавали различные вопросы,
учились, запоминали; но его не покидало ощущение, что они просто
накапливают знания и приобретают опыт, который, однако, не оказывает
никакого влияния на них как на личности. Зеллаби очень хотелось знать,
сможет ли кто-нибудь установить с ними более тесный контакт. Люди с Фермы
неоднократно предпринимали такие попытки, но, насколько было ему известно,
самые настойчивые из них упирались в тот же барьер.
Глядя на Детей, которые, о чем-то беседуя, шагали впереди него,
Зеллаби вдруг поймал себя на мысли - а не является ли один из них
мальчиком Феррелин? Возникало какое-то чувство вины за то, что он не в
состоянии узнать ребенка, которому, судя по документам, приходится
дедушкой. Это в некотором смысле ставило его на одну доску с мисс Огл,
которая решила эту проблему весьма своеобразно, считая своим сыном каждого
встречного мальчика, - и, что самое странное, ни один из них ее не
разочаровывал.
Вскоре шагавшая впереди четверка свернула за угол и скрылась из его
поля зрения. Когда Зеллаби сам дошел до угла, его обогнала машина, и он
очень хорошо мог видеть все, что произошло потом.
Небольшой двухместный открытый автомобиль ехал не слишком быстро, но
оказалось, что сразу за поворотом, где водитель не мог их видеть, Дети
остановились. Стоя поперек дороги, они, казалось, обсуждали, куда идти
дальше.
Водитель сделал все возможное. Пытаясь избежать наезда, он резко
отвернул вправо - еще шесть дюймов, и он проехал бы мимо. Но именно этих
дюймов ему и не хватило. Переднее колесо задело стоявшего с края мальчика,
и того отбросило с дороги к садовой ограде.
На миг Зеллаби показалось, что все застыло. Мальчик у ограды, трое
других Детей, замерших на дороге, молодой человек за рулем, пытающийся
выровнять машину и затормозить...
Зеллаби не был уверен, остановилась ли машина; если это и произошло,
то лишь на мгновение, а потом мотор снова взревел.
Машина рванулась вперед. Водитель переключил скорость и снова нажал
на акселератор. На полной скорости машина врезалась в стену кладбища и
разлетелась на мелкие обломки, которые погребли под собой водителя.
Закричали люди, и те, кто был ближе, побежали к месту аварии. Зеллаби
не сдвинулся с места, ошеломленно глядя на языки пламени и клубы черного
дыма над обломками. Потом, сделав несколько шагов на негнущихся ногах, он
повернулся и взглянул на Детей. Они тоже смотрели на обломки машины, и на
лицах их читалось одинаковое напряженное выражение. Это продолжалось лишь
какое-то мгновение, затем они повернулись к мальчику, который лежал у
ограды и стонал.
Зеллаби почувствовал, что его бьет дрожь. Пошатываясь, он прошел
несколько ярдов до скамейки на краю лужайки, сел и откинулся на спинку,
ожидая, когда пройдут дурнота и озноб.
Вскоре, почувствовав себя чуть лучше, он направился к задней двери
"Косы и Камня". Открывшая ему миссис Уильямс была настроена не слишком
радушно, но, увидев его лицо, пригласила войти и закрыла за ним дверь.
- Присядьте, сэр, я принесу вам бренди, - сказала она.
- Спасибо. И, пожалуйста, покрепче, миссис Уильямс.
Она протянула ему бокал, добавив лишь немного содовой. Он выпил
половину и подпер лоб левой рукой. Придя немного в себя, он допил бокал и
отдал ей.
- Если можно, еще немного, - сказал он.
Когда она вернулась, Зеллаби прикуривал сигарету трясущейся рукой, но
его лицо уже начало приобретать обычный цвет.
- Вы видели, сэр? - спросила она.
- Да, видел, миссис Уильямс, - кивнул он. - Но я не заметил, кто был
за рулем.
- Молодой Джим Поули, с фермы Дакр - это в сторону Оппли.
Гордон Зеллаби покачал головой.
- Знаю его, хороший парень.
Она кивнула.
- Да, сэр. Милый мальчик, Джим. Не из этих юных дикарей. Не понимаю,
что с ним случилось, совсем на него не похоже. Бедный Джим, он всегда
ездил очень аккуратно.
- Так вы не все видели? - спросил Зеллаби.
- Я услышала, как с ревом пронеслась машина, и еще подумала, что это
какой-то сумасшедший. Потом глянула в окно и как раз увидела, как машина
врезалась в стену. Люди побежали туда, и кто-то крикнул, что это Джим
Поули.
Зеллаби отпил из бокала и взял сигарету.
- Перед этим он сбил одного из Детей, - ровным голосом сказал он.
Потом, вспомнив, что миссис Уильямс в Потерянный день тоже получила
ребенка - девочку, добавил: - Одного из мальчиков. Полагаю, не очень
серьезно, но его отбросило с дороги.
- Одного из Детей... - повторила она и замолчала на полуслове.
Выражение ее лица изменилось. - О Господи, сэр! Вы же не думаете?.. О,
нет, не могли же они... - Она уставилась на него, оборвав фразу.
Зеллаби постепенно приходил в себя, хотя все еще выглядел на
несколько лет старше, чем час назад. Он задумчиво покрутил в руке бокал с
остатками бренди.
- Другие тоже видели это, - сказал он. - Спросите у них, как все
было. - Он допил бренди. - Учиться никогда не поздно, хотя процесс этот
становится все болезненнее. Возможно, я бы не был так потрясен, если бы за
всю мою долгую жизнь, мне уже довелось стать свидетелем преднамеренного
убийства...
Когда Зеллаби закончил свой рассказ, я перевел взгляд на Бернарда.
Лицо его ничего не выражало.
- Вы полагаете, что это сделали Дети, что они заставили его врезаться
в стену?
- Я не предполагаю, - сказал Зеллаби, с сожалением качая головой, - я
утверждаю. Они сделали это точно так же, как заставили своих матерей
привезти их в Мидвич.
- Но свидетели, те, кто давал показания...
- Они прекрасно осознают, что произошло. Но вынуждены говорить только
о том, что видели.
- Но если, как вы говорите, они знают...
- Ну и что дальше? Что бы сказали вы, если бы всё знали и вам
пришлось бы выступать в качестве свидетеля? В подобного рода делах
заключение должно быть приемлемо для властей - то есть приемлемо для
мифического "здравомыслящего человека". Представьте, что в вердикте будет
заявлено, что парня заставили убить себя; вы думаете, это пройдет? Нет,
конечно. Начнется второе следствие, которое придет в конце концов к
"разумному" заключению, которое, в свою очередь, в точности совпадет с
тем, что мы имеем сейчас. Так чего ради свидетелям рисковать?
Вам нужны доказательства? Подумайте о том, как вы сами относитесь к
этому. Вы знаете, что благодаря своим книгам я пользуюсь некоторым
авторитетом, и знаете меня лично, но чего стоят мои аргументы с привычной
позиции "здравомыслящего человека"? Практически ничего. Ведь даже когда я
рассказываю вам, что же в действительности произошло, ваша первая реакция
- попытаться объяснить все это как-то иначе. Хотя вы-то должны поверить
мне скорее других, друг мой. В конце концов, вы же были здесь, когда Дети
заставили своих матерей вернуться.
- Но разве можно сравнить это с тем, что вы рассказали мне сейчас? -
возразил я.
- Можно. Объясните, пожалуйста, насколько существенна разница между
тем, когда вас принуждают сделать то, что для вас неприятно, и тем, когда
это гибельно? Давайте, давайте, друг мой, похоже, за время своего
отсутствия вы отвыкли от невероятного. Рационализм полностью завладел
вами. А здесь невероятное встречает нас на пороге чуть ли не каждое утро.
Я воспользовался возможностью переменить тему.
- Настолько невероятное, что Уиллерс, наверное, отказался от своей
идеи про всеобщую истерию? - спросил я.
- Он отказался от нее незадолго до своей смерти, - ответил Зеллаби.
Это известие меня ошеломило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
мурлычет. И каждый раз это чувство возникает снова.
Зеллаби кивнул.
- Когда я его увидел впервые, мне показалось, что вот оно, место, где
я в покое закончу свои дни. Но теперь этот покой под вопросом.
Я оставил его реплику без ответа. Мы проехали вдоль дома, поставили
машину за углом у конюшни, и Зеллаби провел нас на веранду. От напитков мы
отказались, предпочитая подождать чай. Зеллаби пододвинул нам изящные
тростниковые кресла.
- Антея ненадолго вышла, но к чаю обещала вернуться, - сказал он.
Я уютно устроился в кресле. Зеллаби сказал Бернарду:
- Итак, вы удовлетворены. И вы думаете, что на этом закончится?
- Надеюсь. Что еще оставалось? Самое разумное - согласиться с
выводами следствия. Так они и поступили, - сказал Бернард.
- Гм, - сказал Зеллаби и повернулся ко мне. - Что вы, как посторонний
наблюдатель, думаете об этой маленькой шараде?
- Я не... а, вы имеете в виду дознание? Атмосфера была несколько
напряженной, но выводы следствия показались мне вполне разумными. Парень
ехал недостаточно внимательно и сбил пешехода. Естественно, испугался и по
глупости решил скрыться. На слишком большой скорости попытался объехать
церковь и в результате врезался в стену. Вы считаете, что это нельзя
назвать случайной смертью? Можно сказать иначе - произошел несчастный
случай. Но ведь это одно и то же.
- Это действительно несчастный случай, - сказал Зеллаби, - но все
далеко не так просто. Давайте я расскажу, что произошло, - ведь до сих пор
я успел отправить полковнику лишь краткое сообщение...
Гордон Зеллаби совершал свою ежедневную прогулку. "В моем возрасте, -
объяснял он, - следует избегать мыслей о мягком кресле после обеда".
Прогулки уже давно вошли у него в привычку. Обычно он наслаждался ими,
когда же мысли его были заняты очередным Трудом, он не мог с уверенностью
сказать, выходил он на улицу или нет, но полагал, что привычка сделает
свое дело. На этот раз, однако, он был в прекрасном расположении духа,
благожелательно приветствуя встречавшихся по пути соседей и даже вспоминая
их имена.
Девять лет, прошедших после Потерянного дня, на нем почти не
отразились. Его серебряная шевелюра была так же пышна и так же сверкала в
лучах августовского солнца. Морщины под глазами стали чуть глубже, и если
его долговязая фигура и выглядела чуть более худой, то ценой потери не
более чем четырех-пяти фунтов.
Выйдя из поселка, он не спеша свернул на Хикхэмскую дорогу, прошел
мимо поворота к Ферме, поднялся на холм с левой стороны и направился через
поля к монастырю святого Акция. Там, присев на высушенную солнцем каменную
плиту, он остановился и закурил сигарету, потом перешел по мостику ручеек,
который когда-то снабжал монастырь рыбой, вышел по тропинке на дорогу из
Оппли и повернул к Мидвичу.
Когда он, завершая свой круг, снова подошел к Хикхэмской дороге,
из-за поворота показались четверо Детей и направились в сторону поселка,
шагая в ряд впереди него.
Зеллаби разглядывал их с неуменьшающимся интересом. Это были трое
мальчиков и девочка. Мальчики были настолько похожи друг на друга, что он
не смог бы их различить, даже если бы и пытался, но пытаться он перестал
уже давно, поняв, что это бесполезно. Девочка, насколько он мог судить,
тоже могла быть любой из двадцати восьми. Впрочем, различать их не мог
почти никто в поселке - хотя некоторые женщины, казалось, ошибались редко.
Но, в отличие от остальных, для Зеллаби это никогда не имело особого
значения. Самих Детей это сходство похоже вообще не беспокоило, и у
Зеллаби сложились хорошие отношения с обеими группами.
Он в очередной раз удивился, каким образом Дети смогли так развиться
за столь короткое время. Одно это уже позволяло отнести их к какому-то
другому биологическому виду. Дело было не просто в раннем созревании - они
вообще развивались почти вдвое быстрее, чем полагалось. Фигуры их
выглядели потоньше, чем у нормальных детей того же - по виду - возраста,
но, видимо, таков был их тип; во всяком случае, сказать, что они слишком
худы или высоки, было нельзя.
Как и всегда, Зеллаби захотелось узнать их лучше и глубже. Однако
продвинуться в этом ему удалось недалеко, и отнюдь не по своей вине. Он
терпеливо и настойчиво пытался установить с ними контакт еще с тех пор,
когда они были малышами. Дети относились к нему так же, как и ко всем
остальным, а он - со своей стороны - понимал их не хуже - а возможно, и
лучше, чем любой из воспитателей с Фермы. Внешне они держались с ним
вполне дружелюбно; охотно разговаривали, с интересом слушали и запоминали.
Но более тесного контакта установить не удавалось, и он чувствовал, что
вряд ли удастся. Казалось, он постоянно натыкался на непреодолимый барьер.
Его контакт с ними можно было охарактеризовать лишь как частичный и
безличный; ни чувствам, ни симпатиям места не оставалось, казалось, что
Дети жили в своем собственном мире. Они задавали различные вопросы,
учились, запоминали; но его не покидало ощущение, что они просто
накапливают знания и приобретают опыт, который, однако, не оказывает
никакого влияния на них как на личности. Зеллаби очень хотелось знать,
сможет ли кто-нибудь установить с ними более тесный контакт. Люди с Фермы
неоднократно предпринимали такие попытки, но, насколько было ему известно,
самые настойчивые из них упирались в тот же барьер.
Глядя на Детей, которые, о чем-то беседуя, шагали впереди него,
Зеллаби вдруг поймал себя на мысли - а не является ли один из них
мальчиком Феррелин? Возникало какое-то чувство вины за то, что он не в
состоянии узнать ребенка, которому, судя по документам, приходится
дедушкой. Это в некотором смысле ставило его на одну доску с мисс Огл,
которая решила эту проблему весьма своеобразно, считая своим сыном каждого
встречного мальчика, - и, что самое странное, ни один из них ее не
разочаровывал.
Вскоре шагавшая впереди четверка свернула за угол и скрылась из его
поля зрения. Когда Зеллаби сам дошел до угла, его обогнала машина, и он
очень хорошо мог видеть все, что произошло потом.
Небольшой двухместный открытый автомобиль ехал не слишком быстро, но
оказалось, что сразу за поворотом, где водитель не мог их видеть, Дети
остановились. Стоя поперек дороги, они, казалось, обсуждали, куда идти
дальше.
Водитель сделал все возможное. Пытаясь избежать наезда, он резко
отвернул вправо - еще шесть дюймов, и он проехал бы мимо. Но именно этих
дюймов ему и не хватило. Переднее колесо задело стоявшего с края мальчика,
и того отбросило с дороги к садовой ограде.
На миг Зеллаби показалось, что все застыло. Мальчик у ограды, трое
других Детей, замерших на дороге, молодой человек за рулем, пытающийся
выровнять машину и затормозить...
Зеллаби не был уверен, остановилась ли машина; если это и произошло,
то лишь на мгновение, а потом мотор снова взревел.
Машина рванулась вперед. Водитель переключил скорость и снова нажал
на акселератор. На полной скорости машина врезалась в стену кладбища и
разлетелась на мелкие обломки, которые погребли под собой водителя.
Закричали люди, и те, кто был ближе, побежали к месту аварии. Зеллаби
не сдвинулся с места, ошеломленно глядя на языки пламени и клубы черного
дыма над обломками. Потом, сделав несколько шагов на негнущихся ногах, он
повернулся и взглянул на Детей. Они тоже смотрели на обломки машины, и на
лицах их читалось одинаковое напряженное выражение. Это продолжалось лишь
какое-то мгновение, затем они повернулись к мальчику, который лежал у
ограды и стонал.
Зеллаби почувствовал, что его бьет дрожь. Пошатываясь, он прошел
несколько ярдов до скамейки на краю лужайки, сел и откинулся на спинку,
ожидая, когда пройдут дурнота и озноб.
Вскоре, почувствовав себя чуть лучше, он направился к задней двери
"Косы и Камня". Открывшая ему миссис Уильямс была настроена не слишком
радушно, но, увидев его лицо, пригласила войти и закрыла за ним дверь.
- Присядьте, сэр, я принесу вам бренди, - сказала она.
- Спасибо. И, пожалуйста, покрепче, миссис Уильямс.
Она протянула ему бокал, добавив лишь немного содовой. Он выпил
половину и подпер лоб левой рукой. Придя немного в себя, он допил бокал и
отдал ей.
- Если можно, еще немного, - сказал он.
Когда она вернулась, Зеллаби прикуривал сигарету трясущейся рукой, но
его лицо уже начало приобретать обычный цвет.
- Вы видели, сэр? - спросила она.
- Да, видел, миссис Уильямс, - кивнул он. - Но я не заметил, кто был
за рулем.
- Молодой Джим Поули, с фермы Дакр - это в сторону Оппли.
Гордон Зеллаби покачал головой.
- Знаю его, хороший парень.
Она кивнула.
- Да, сэр. Милый мальчик, Джим. Не из этих юных дикарей. Не понимаю,
что с ним случилось, совсем на него не похоже. Бедный Джим, он всегда
ездил очень аккуратно.
- Так вы не все видели? - спросил Зеллаби.
- Я услышала, как с ревом пронеслась машина, и еще подумала, что это
какой-то сумасшедший. Потом глянула в окно и как раз увидела, как машина
врезалась в стену. Люди побежали туда, и кто-то крикнул, что это Джим
Поули.
Зеллаби отпил из бокала и взял сигарету.
- Перед этим он сбил одного из Детей, - ровным голосом сказал он.
Потом, вспомнив, что миссис Уильямс в Потерянный день тоже получила
ребенка - девочку, добавил: - Одного из мальчиков. Полагаю, не очень
серьезно, но его отбросило с дороги.
- Одного из Детей... - повторила она и замолчала на полуслове.
Выражение ее лица изменилось. - О Господи, сэр! Вы же не думаете?.. О,
нет, не могли же они... - Она уставилась на него, оборвав фразу.
Зеллаби постепенно приходил в себя, хотя все еще выглядел на
несколько лет старше, чем час назад. Он задумчиво покрутил в руке бокал с
остатками бренди.
- Другие тоже видели это, - сказал он. - Спросите у них, как все
было. - Он допил бренди. - Учиться никогда не поздно, хотя процесс этот
становится все болезненнее. Возможно, я бы не был так потрясен, если бы за
всю мою долгую жизнь, мне уже довелось стать свидетелем преднамеренного
убийства...
Когда Зеллаби закончил свой рассказ, я перевел взгляд на Бернарда.
Лицо его ничего не выражало.
- Вы полагаете, что это сделали Дети, что они заставили его врезаться
в стену?
- Я не предполагаю, - сказал Зеллаби, с сожалением качая головой, - я
утверждаю. Они сделали это точно так же, как заставили своих матерей
привезти их в Мидвич.
- Но свидетели, те, кто давал показания...
- Они прекрасно осознают, что произошло. Но вынуждены говорить только
о том, что видели.
- Но если, как вы говорите, они знают...
- Ну и что дальше? Что бы сказали вы, если бы всё знали и вам
пришлось бы выступать в качестве свидетеля? В подобного рода делах
заключение должно быть приемлемо для властей - то есть приемлемо для
мифического "здравомыслящего человека". Представьте, что в вердикте будет
заявлено, что парня заставили убить себя; вы думаете, это пройдет? Нет,
конечно. Начнется второе следствие, которое придет в конце концов к
"разумному" заключению, которое, в свою очередь, в точности совпадет с
тем, что мы имеем сейчас. Так чего ради свидетелям рисковать?
Вам нужны доказательства? Подумайте о том, как вы сами относитесь к
этому. Вы знаете, что благодаря своим книгам я пользуюсь некоторым
авторитетом, и знаете меня лично, но чего стоят мои аргументы с привычной
позиции "здравомыслящего человека"? Практически ничего. Ведь даже когда я
рассказываю вам, что же в действительности произошло, ваша первая реакция
- попытаться объяснить все это как-то иначе. Хотя вы-то должны поверить
мне скорее других, друг мой. В конце концов, вы же были здесь, когда Дети
заставили своих матерей вернуться.
- Но разве можно сравнить это с тем, что вы рассказали мне сейчас? -
возразил я.
- Можно. Объясните, пожалуйста, насколько существенна разница между
тем, когда вас принуждают сделать то, что для вас неприятно, и тем, когда
это гибельно? Давайте, давайте, друг мой, похоже, за время своего
отсутствия вы отвыкли от невероятного. Рационализм полностью завладел
вами. А здесь невероятное встречает нас на пороге чуть ли не каждое утро.
Я воспользовался возможностью переменить тему.
- Настолько невероятное, что Уиллерс, наверное, отказался от своей
идеи про всеобщую истерию? - спросил я.
- Он отказался от нее незадолго до своей смерти, - ответил Зеллаби.
Это известие меня ошеломило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32