Но Сергей все-таки успел вскинуть ружье и выстрелить. Дробь не задела птиц, но, очевидно, напугала их, потому что один чирок после выстрела круто отвернул вправо, а другой полетел еще выше. Сергей тем не менее накрыл стволами именно его и выстрелил второй раз. Чирок сложил крылья и рухнул с высоты вниз.
Следующие четыре выстрела он, однако, промазал. А Владимир стрелял три раза и сбил еще одну утку. Сергей не завидовал брату. Он знал, что Владимир стреляет лучше. У него и реакция была быстрей и глаз наметанней. И хотя было немного обидно палить, как говорят охотники, в вольный свет как в копеечку, Сергей тем не менее не расстраивался: во время охоты он обрел душевный покой. И то, что волновало его еще накануне, теперь казалось ему незначительным, ненужным, нестоящим даже малых переживаний. Все эти интриги, недооценки, недопонимания каких-то всем очевидных вещей выглядели просто ничтожными по сравнению с вечным покоем озера, с безмолвием манящих светлых далей, раскинувшихся до самого горизонта, с неторопливым и плавным движением облаков-пилигримов.
Часам к девяти утка почти совсем перестала мотаться над озером. Лет практически прекратился. И наконец-то солнцу удалось пробиться сквозь облака. Его лучи, как гигантские световые столбы, уперлись в воду, и она, обрадованная им и обласканная ими, тотчас же засверкала и заискрилась мириадами бликов. Сергей вытолкнул лодку из укрытия, подобрал убитого им чирка и поплыл к брату. Владимир непротив был бы посидеть еще часок. Но Сергей справедливо урезонил его:
– Куда нам больше? И так жареха получится царская. Давай лучше поплаваем.
– Ну давай, - согласился Владимир.
Они забрали вынесенную на маленький островок Зандой утку и поплыли к песчаному откосу. Там и берег и дно озера сплошь было устланы мелким песком, мягким и чистым, будто его специально вымачивали и простирывали в мыльной пене. Солнце еще не успело нагреть его, но он все равно не был холодным.
Сергей разделся и лег на разостланную штормовку. Владимир не поленился, принес из лодки сена, бросил охапку брату.
– Положи под себя, - посоветовал он.
– Сейчас жарко будет, - взглянув на небо, сказал Сергей.
– Когда будет, тогда будет, а пока давай, - ответил Владимир и тоже начал раздеваться. А когда разделся, то не сел и не лег на песок, как старший брат, а бегом бросился в воду. Нырнул, вынырнул и поплыл от берега. Потом перевернулся на спину и, раскинув руки, лег на воде. К нему тотчас подплыла Занда и даже попыталась забраться на него. Но он, испугавшись ее когтей, снова ушел под воду. Занду это обескуражило, она заскулила и повернула к берегу. А скоро вылез на берег и Владимир. Теперь он сел рядом с братом и заговорил:
– Ты уехал тогда, а ребята потом тебя ругали.
– За что? - не понял Сергей.
– Почему ты к Ачкасову не сходишь?! Рассказал бы ему обо всем.
– Ачкасова нет в Москве. Он отдыхает, - объяснил Сергей. - Но дело даже не в этом. Он ведь не нянька. Спасибо ему, и так для меня сделал немало.
– Нет, тогда другой разговор, - кивнул Владимир. - Что же ты сам решил?
– Решил принять предложение Кулешова. Другого выхода у меня нет. Впрочем, оно даже, может, лучше будет.
– Для кого?
– Наверно, для всех. А для меня - уж это точно.
– Вот ты как заговорил! - удивился Владимир.
– Есть основания, братишка, - усмехнулся Сергей.
– Когда же это они появились? Вроде когда прощались в Есино, их не было.
– Были, наверно, уже и тогда. И раньше были. Не думал только о них, а вчера вот задумался:
– Ты попроще можешь? - не вытерпел Владимир.
– Могу, - согласно кивнул Сергей. - Все проще простого. Я сюда вчера приехал. Мать напоила чаем с медом, и я рванул на озеро. Шалаши ставить. Возился тут и все никак не мог понять своего состояния. До того чувствовал себя неожиданно легко и свободно, будто в страшную жару раздели меня донага, да еще свежей водой окатили.
– Ничего удивительного: в отпуск ушел, - заметил Владимир.
– Не в том дело. И в прошлом и в позапрошлом году в отпуске я бывал, а такого раскрепощения, другого определения и не подберешь, даю тебе слово, и не наступало. Я только сейчас понял, в каком напряжении прожил последние годы. Впрочем, пожалуй, даже не прожил, находился. Хочешь верь, хочешь нет: я раньше, когда, бывало, в Москву приезжал, за месяц больше успевал всего посмотреть и всюду побывать, чем за все это время, которое работаю в КБ. Ты вспомни, где меня по телефону находил: работа - дом, дом - работа. Суббота и воскресенье самые лучшие дни, чтобы творчески пошевелить мозгами. Ведь если бы не Юля, я наверняка и раза бы в театр не сходил. Разве так можно жить, брат? Читать некогда. Газеты и журналы получаю пачками, а читаю только иностранную хронику, ну и еще ерунду какую- нибудь из мелочи про слонов и бегемотов, для души, чтобы хоть перед сном отключиться от своих рабочих мыслей и уснуть. Мне во сне уже чертежи снятся. И все в них не так, все что-то хочется улучшить:
– А об учебе разве не будешь думать?
– Учеба - совсем другое.
– Ерунда. От себя не уйдешь. Твоя голова всегда будет занята мыслями.
– А я тебе говорю, такой потогонки, такого спринтерского бега с барьерами не будет! - твердо сказал Сергей. - Да и откуда им взяться? Тема мне ясна: теоретически обосную то, что уже создано в чертежах. Три года для этого куда как предостаточно.
– Времени, Сережа, ни у кого нет. Жизнь такая сумасшедшая, -задумчиво проговорил Владимир. - Но поверь мне, я ведь тебя знаю как облупленного. Лежать на тахте и смотреть телевизор ты все равно не станешь.
– Почему это? - даже удивился Сергей.
– А потому, что, если у тебя появится хоть немного свободного времени, ты будешь изучать второй язык! Или, дьявол тебя знает, еще что-нибудь!
– Язык не исключается, - согласился Сергей.
– Ну вот!
– Но я буду делать то, что угодно моей душе, - уточнил Сергей. - Да я два года собирался серьезно заняться эпохой Возрождения, чтобы составить для себя какое-то законченное о ней представление, но даже по Музею изобразительного искусства не мог побродить вдоволь. Был вместо этого раза два по часу, и точка! А ведь надо же обогащаться, Володя. Непременно обогащать себя, иначе превратишься в гаечный ключ! Знаешь, кто в этом отношении у нас ведет себя всех разумней? Юля!
– Ну, с ней я тебя равнять не собираюсь, - заметил Владимир.
– А почему? Специалист она очень хороший, серьезный. А что касается общей эрудиции, общего кругозора - она спокойно даст сто очков вперед любому из нас.
– Да ты не забывай, у нее жизнь совершенно другая! Она себе может позволить все! И всегда наверняка позволяла.
– Вот и мне представилась возможность немного мою жизнь изменить. Я сначала не понял этого, даже обиделся. А потом разобрался и сказал: пусть так и будет! - закончил разговор Сергей.
Но Владимир не удовлетворился таким объяснением. А может, просто не захотел его принимать и поэтому заговорил вдруг снова.
– А по-моему, ничего ты не понял.
– Это почему же? - удивился Сергей.
– Как же ты можешь так легко отказаться от своего "Фотона"? Он же до конца твой? Сколько он тебе стоил сил?
– Я не отказывался.
– Прекратить работу - все равно что отказаться.
– Не я прекратил.
– Да. Но ты этому обрадовался.
– А что бы ты сделал на моем месте? - запальчиво спросил Сергей.
– Не знаю. Я как-то тебе уже говорил, не очень-то я хорошо разбираюсь в твоих делах. Но, во всяком случае, на полпути останавливаться не стал бы, - сказал Владимир и поднялся с песка.
Глава 22
Юля не очень удивилась, не увидев в понедельник утром Сергея в КБ. Он вполне мог вернуться в группу. Но ей не терпелось узнать, чем закончился его разговор с отцом, как тот отнесся к предложению Сергея о новом объективе, и она позвонила в Есино.
К аппарату подошел Остап. Он выслушал Юлю и вздохнул:
– Ты, мать, как с луны свалилась.
– Почему? - удивилась Юля.
– Так он же у нас больше не работает.
– А где же он работает? - совсем опешила Юля.
– Тебе лучше знать. Ты там к начальству ближе:
– Ничего не понимаю, - растерялась Юля. - Или это у тебя юмор сегодня такой?
– Нет, мать. На сей раз не до шуток, - сказал Остап и повесил трубку.
Юля поняла: произошло совершенно непредвиденное. Она предупреждала Кольцова, что отец может встретить его предложение в штыки, ибо оно, вопреки всякому здравому смыслу, может ему не понравиться только за то, что никогда и ни с кем не было согласовано. Этого можно было ожидать вполне. Но такого бесцеремонного обращения с Сергеем она даже представить себе не могла. От возмущения у нее даже румянец выступил на щеках, что бывало очень и очень редко. Два дня, субботу и воскресенье, она провела с отцом и Игорем. Но никто из них и полусловом не обмолвился о случившемся, хотя о делах КБ они затевали разговор постоянно. Выходит, они умышленно замалчивали эту тему? Ситуация выглядела более чем странно:
Юля сунула в сейф чертежи, заперла его и зашла в приемную, к Ирине. Зашла и безо всяких обиняков передала ей свой разговор с Остапом.
Ирина в ответ тоже задала ей вопрос:
– Ты действительно ничего не знаешь?
– Клянусь, ничего! - заверила Юля. - У меня такое впечатление, что вокруг меня настоящий заговор.
Тогда Ирина рассказала ей все, что знала сама. Юля слушала ее, не проронив ни слова.
– Я тоже решила уйти из КБ, - объявила в самый последний момент Ирина.
– Вот те на! А ты-то чего ради? - не уставала удивляться Юля.
– Я люблю его. И без него мне тут нечего делать, - сказала Ирина.
Юле показалось, что ее окатили ушатом холодной воды. И еще ей показалось, что сегодня все сговорились свести ее с ума и несли какую-то чушь, ибо иначе, как чушью, нельзя было назвать все, о чем говорили.
– Я хочу и буду там, где будет он, - сказала Ирина.
Но этого Юля уже не слышала. "Я люблю его, - машинально повторила она слова Ирины. - Она любит его. О, господи:"
– К сожалению, я не знаю, куда его откомандируют, - сказала Ирина.
– Узнаем, - коротко ответила Юля и направилась к Боровикову.
Она не думала о том, как истолкует ее любопытство кадровик. Ей стало вдруг это совершенно безразлично. Но она подумала, что на ее прямой вопрос он может и не ответить. И, войдя к нему в комнату, зажатую между АХО и экспедицией, повела разговор несколько окольно.
– Вы, без сомнения, Николай Гаврилович, в курсе дела, кого пошлют в Есино вместо Кольцова? - почти утвердительно спросила она, протягивая Боровикову руку.
К ее удивлению, всегда предельно любезный, Боровиков на этот раз в ответ только беспомощно заморгал. Он был бы рад сказать ей все, что знает по этому вопросу. Но к сожалению, на данном этапе ему ничего не было известно. Начальство еще не приняло по этому поводу никаких решений.
– Не хотите ли вы сами там поработать? - участливо спросил Боровиков.
– Вот именно, - уклончиво ответила Юля.
– С удовольствием предложу вашу кандидатуру, - пообещал Боровиков.
– А Кольцов уже получил предписание? - спросила Юля.
– Пока только отпускной билет. И путевку я ему достал по указанию Александра Петровича. Правда, не на Кавказ, а в Крым: - сообщил Боровиков.
– Где же он будет учиться? - продолжала спрашивать Юля.
– Тоже не в курсе.
– Да это и не так важно, - решила Юля и вышла от Боровикова.
Она не сомневалась в том, что кадровик ничего не знал о перестановках в Есино. Но в таком случае это было еще удивительней. Gначит, Кулешов не доверил свои намерения относительно есинской группы даже ему. Но для чего понадобилось отцу облачать все это в такую тайну?! Уже на лестнице, поднимаясь к себе, Юля пожалела о том, что не спросила Боровикова, согласовывал ли отец вопрос об учебе Кольцова с Ачкасовым.
Однако, вспомнив об Ачкасове, Юля тут же поймала себя на мысли о том, что ее волнует не только судьба Сергея, но не меньше и его последнее изобретение. И хотя по поводу этой работы ей сегодня никто не говорил ничего, а все говорили лишь о самом Сергее, было очень похоже, что предложение Сергея о новом объективе также не нашло поддержки у отца. Но тогда перед ней невольно возник другой вопрос: а знает ли Ачкасов вообще о последнем проекте Кольцова? Эта мысль показалась Юле настолько важной, что она в первую минуту решила немедленно позвонить генералу. Но потом одумалась. Но не потому, что испугалась, захочет ли он с ней разговаривать. В этом она не сомневалась. Как, впрочем, не сомневалась нисколько и в том, что если она того пожелает, он немедленно ее примет. Владимир Георгиевич всегда относился к ней очень доброжелательно. Но разговор между ними мог получиться совсем не таким, каким бы он должен быть. Пожалуй, эмоций в нем могло быть больше, чем деловой информации. Она, естественно, будет защищать проект, доказывать Ачкасову, что он очень интересен, а в доказательство не сможет привести никаких расчетов, никаких выкладок. В ее распоряжении на сей раз не будет даже кольцовской тетради с его записями.
Юля поднялась на свой этаж, но не пошла к себе, а остановилась на лестничной клетке и, попросив у кого-то из сотрудников сигарету, закурила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64