– Она в Речинске.
– Когда же она туда уехала? - явно удивился Сергей.
– Почти две недели, как там.
– И долго еще пробудет?
– Дня через два вернется.
– Понятно, Ирочка. Будет звонить - передайте привет, - попросил Сергей и уже хотел было попрощаться, как Ирина неожиданно объявила:
– А у меня для вас новость.
– Какая же?
– А разве Юрий Михайлович вам ничего не говорил?
– Нет...
– Так вот, он уходит от вас. И вообще от нас.
– Кто сказал? - не поверил Сергей.
– Известно кто. Наш кадр. Он теперь со мной очень дружит.
– Он что, совсем ополоумел? - оторопел Сергей.
– Не думаю. Я видела подписанный приказ.
– Вы меня убили, Ирочка, - признался Сергей. - А кого же к нам?
– Этого я не знаю, - призналась Ирина.
– А Бочкарев об этом знает?
– Вряд ли шеф успел ему сказать...
Новость ошеломила Сергея и обидела, хотя она и не явилась для него полной неожиданностью. Бочкарев еще весной говорил ему о своем намерении уйти на учебную работу. Но дальше разговора тогда дело не пошло. А вскоре о том разговоре и вовсе забыли. А если иногда Сергей и вспоминал, то уже никак не думал, что Бочкарев исполнит свое намерение, не закончив работу над "Фотоном", оставив группу на полпути, в самый ответственный период испытаний. Но коли верить Ирине, а не верить он не мог, именно так все и случилось. Для Сергея это было не просто неприятность. Это был удар. После Юли Бочкарев был для него самым близким в КБ человеком. С ним Сергей охотно делился всеми своими планами. С ним быстрее, чем с кем-либо другим, находил общий язык и взаимопонимание при решении самых сложных вопросов. К его советам и замечаниям всегда прислушивался с охотой и готовностью.
– Так когда же вы будете отдыхать? - услышал Сергей сразу вдруг ставший глухим голос Ирины.
– Не знаю, Ирочка. Теперь я ничего не знаю. Я вам позвоню, - ответил он и положил трубку.
Первым его намерением после этого сообщения было немедленно отыскать Бочкарева и все выяснить у него. Сергей даже выбежал из комнаты, спустился по лестнице. Но на крыльце остановился, решив: "Что толку от всех разговоров, если приказ уже подписан?" Он вернулся в свою комнату, сел за стол и закурил. "Значит, будем заканчивать работу втроем, - подумал он. -Ну что ж, Остап и Олег - ребята толковые. Правда, оба ершистые и не всегда и не обо всем с ними можно договориться. Но это уже детали. А главное -надеяться теперь следует только на себя. И надо спешить, спешить и скорее оформить предложение. Еще две-три серии снимков - и Кулешов вызовет с отчетом. И ехать тогда, очевидно, уже придется мне. И очень может тогда случиться скверно, если что-нибудь не будет готово". И опять он подумал, что за широкой спиной умного, доброго Бочкарева, который, несмотря на свою принципиальность, отлично умел ладить со всеми, работать и ему и всей группе было куда как спокойно. Но дело было даже не только в этом. Теперь, впервые за все время его работы в КБ, ему предстояло решать все вопросы непосредственно с Кулешовым: ему докладывать, перед ним отчитываться, от него получать задания, выслушивать замечания, с ним советоваться. Но вот именно этого-то, последнего, без чего совершенно немыслима какая бы то ни была творческая работа, Сергей абсолютно себе не представлял. И в первую очередь потому, что еще никогда, ни разу их точки зрения не совпадали. И наоборот, все, что представлялось значительным и интересным одному, как правило, решительно отвергалось другим.
Сергей, обдумывая сложившуюся ситуацию, склонился над своими записями, которые с каждым днем обретали все более конкретный характер. Он буквально заставил себя отключиться от всего и слиться со своими расчетами. Он знал одну свою особенность, главную, ту, которая определяла его характер: в деле он забывал обо всем, в том числе и о самом себе. А сейчас как раз это ему и надо было. Ведь сколько раз вот так, за работой, он спасался от иссушающей сердце и душу тоски о Юле! Он разумно решил, что ни о чем Бочкарева спрашивать не станет. Сделает вид, что знать ни о чем не знает. Надо будет, Бочкарев все расскажет сам. А его дело - не упустить время.
Два дня шел мелкий дождь. Дважды Владимир поднимался в воздух и привозил новые пленки. Оба раза, как и обычно, их отправляли в КБ. Бочкарев звонил в Москву, разговаривал с Кулешовым, интересовался качеством результатов. Все шло нормально. Сергей ждал, что после какого-нибудь очередного такого разговора он объявит им о своем уходе. Но Бочкарев молчал.
После третьего полета Владимир спросил:
– Надолго у вас такая волынка?
– Неужто уже надоело? - усмехнулся Заруба.
– В отпуск пора. У меня отпуск по плану, - объявил Владимир. - H вообще:
– Что "вообще"? - поинтересовался Окунев.
– Испытывать ваши фотоаппараты - словно молоко возить: того и гляди прокиснешь вместе с ним.
– Ясно. Не хватает остроты ощущений, - уточнил Заруба.
– Летать разучишься.
– Перестань канючить. Без тебя тошно! - не сдержался Сергей. - Как будто нужно делать, лишь что хочется.
Владимир вздохнул:
– Брат, сдаюсь. Ты всегда прав. Но с отпуском-то как?
– Поедешь. Закончим съемку - и поедешь, - пообещал Сергей. И посмотрел на Бочкарева. Хотел от него услышать подтверждение своих слов. Но Бочкарев почему-то воздержался от каких бы то ни было высказываний. Сергею это не понравилось. И тогда он высказал предположение, которое должно было исходить от Бочкарева как от руководителя группы: - В четверг закончим вчерне разработку нового объектива. Доложим свои соображения шефу. И надо думать, на время дальнейшие испытания прекратим. Вот и твой отпуск.
– А сегодня, между прочим, мы, кажется, получим тот вариант, которого давно ждем, - глядя в окно, проговорил вдруг Бочкарев.
Все посмотрели на него.
– Да, да, - подтвердил он. - Вот уже и дождь кончился. И ветер переменился. И потеплело. Значит, к ночи наверняка наползет туман.
Теперь все стали смотреть в окно. И хотя по лужам на асфальте еще барабанили капли, а ветер и вовсе стих и мокрый конус беспомощно повис над домиком у полосы, всем очень захотелось поверить в предсказание Бочкарева.
– Я тоже дума, может наползти, - сказал Владимир. - Точно, теплом дохнуло. Пойду-ка я к своему коню.
– Давно бы так, - буркнул ему Сергей и снова уселся за свои записи.
Вскоре в комнате никого не оказалось. У всех нашлись какие-то дела, и коллеги его разошлись кто куда. Сергей несколько раз перечитал лежавшую перед ним на столе страницу, но понял, что на сей раз сосредоточиться не сможет, и снова взглянул в окно. То ли он не заметил этого несколько минут назад, то ли погода действительно менялась буквально на глазах, но сейчас он увидел совершенно ясно, как сплошную пелену туч во многих местах уже разорвало и сквозь образовавшиеся проемы проглядывает голубое, теплое небо. А где-то совсем у горизонта через проемы уже пробились на землю солнечные лучи, и оттого край аэродрома у леса необычно просветлел и словно бы даже приблизился к инженерному дому. Такое быстрое и неожиданное потепление могло, весьма кстати, вызвать туманы. Но Сергей подумал сейчас не о представившейся возможности испытать "Фотон" в новой и сложной погодной обстановке, а о том, что Бочкарев фактически самоустранился от разработки нового объектива. А это можно было объяснить только тем, что ему также уже было известно о приказе:
Зазвонил телефон. Сергей машинально снял трубку, ответил в своей обычной манере:
– Я слушаю.
И тотчас услыхал голос Юли:
– Не может быть:
Он сразу же обрадовался.
– Может, Юленька. Откуда ты?
– Уже из Москвы. Ну и как мы живем?
– Без тебя всегда плохо.
– Так я и поверила.
– Правда, Юленька. Я безумно скучал.
– А почему же ни разу не позвонил?
– Куда?
– Не в Нью-Йорк, конечно. В Речинск. Хотя сегодня и до Нью-Йорка дозвониться особого труда не составляет. Так что же молчишь?
– Честное слово, не знаю. Думал о тебе все время, а почему не позвонил - не помню.
– Я могу сказать наверняка: занят был. Голова была занята не мной, а делом, потому и не позвонил. Я ведь тебя знаю и не сержусь. А вот я соскучилась по-настоящему. И очень хочу к вам приехать.
– Когда?
– Завтра буду. Подвернулась оказия, и шеф разрешил. Хочу сама увидеть, чем вы там занимаетесь. А заодно и на тебя посмотрю. Как ты себя чувствуешь? Устал?
– Наверно, но об отпуске пока не думаю.
– Почему?
– Приедешь - все станет ясно.
– Хорошо. Тогда до завтра, - попрощалась Юля.
Остаток дня и вечер прошли для Сергея под впечатлением этого разговора. Юля снова была близко, а завтра и вообще обещала быть совсем рядом. Правда, некстати услужливая память подсказала ему, что она уже не раз вот так обещала навестить его. И ни разу тем не менее не приехала. Но сегодня он совершенно не хотел об этом думать, ибо все во второй половине дня сегодня складывалось удачно. Им не нужно было много естественного света. И небо снова заволокло облаками, закрыв землю от мерцания звезд. Они давно уже хотели опробовать "Фотон" в тумане. И седые космы скопившегося водяного пара повисли над низинами. Но еще больше Сергей радовался тому, что ему после многочасовой работы над своими записями удалось в конце концов закончить вчерне разработку схемы нового объектива. Он понимал: схема еще слишком далека от совершенства и над ней еще надо корпеть и корпеть. Но принцип в ней уже был выражен четко. А это уже означало реальную позицию, которую можно было защищать в самой серьезной дискуссии.
Надвигавшаяся осень брала свое. И им уже не надо было ожидать наступления ночи, дабы избежать подсвета от длинных и ясных летних вечерних зорь. Сейчас темнело гораздо раньше и быстрее.
И к десяти часам вечера Владимир, полностью экипированный в свои летные доспехи, уже был готов к вылету. Его, как и обычно, провожала в полет вся группа. Все собрались в ангаре и ждали разрешения командного пункта. А командный пункт почему-то тянул и не давал разрешения на вылет.
Перед самым уходом из инженерного дома Сергей показал свою рабочую тетрадь Бочкареву. Тот долго и внимательно просматривал записи, потом задумчиво проговорил:
– У вас все наоборот - два ума хорошо, а ум лучше.
Сергей смутился.
– Все еще очень сыро. Тут еще все надо уточнять, столько доделывать: - словно оправдываясь, проговорил он.
Но Бочкарев тогда больше не сказал ничего. Теперь же, в ангаре, он вернулся к их разговору.
– Уточнять и доделывать, Сергей Дмитриевич, совсем не ваша работа. Вы не имеете права тратить на нее время. И если бы я был на месте Кулешова, я никогда бы не разрешил вам ею заниматься, - сказал он.
– Кто же ее будет делать за меня? - откровенно спросил Сергей.
– Любой конструктор нашей группы, а возможно, и КБ, - не задумываясь ответил Бочкарев. - Но, повторяю, не вы. Я смотрю на вас и все больше убеждаюсь, насколько вам нужна полная раскованность. Вы по природе свободный художник. Над вами ничто не должно давлеть. Иначе вам всегда будет трудно. Очень трудно. Труднее, чем всем. Потому что вам всегда будут только мешать и завидовать. А зависть, Сергей Дмитриевич, самая страшная сила не земле.
– Почему вы говорите мне об этом сегодня? - удивился Сергей.
– Раньше повода не было. А сегодня вы снова на высоте. Если хотите, на большой высоте. Владимир Георгиевич знает о вашей работе?
– Откуда?
– Познакомьте его с ней. Непременно познакомьте. И чем скорее это сделаете, тем будет лучше.
Сергей слушал Бочкарева и воспринимал его советы как - /cbab"%-cn речь. Бочкарев был человеком искренним и говорил, вне всякого сомнения, то, что думал. И хотя говорил он много приятного, слушать его было грустно. Сергея так и подмывало спросить: "Значит, все-таки уходите? И дело до конца вместе так и не доведем?" И он, возможно, изменил бы уже принятое им решение ждать естественного развития событий и ни о чем Бочкарева не спрашивать и задал бы этот, не на шутку волновавший его вопрос. Но их разговор неожиданно прервал Жердев. Он появился в ангаре незаметно для всех. Подошел к конструкторам бесшумно, словно подкрался. А потом вдруг сразу отчетливо и громко сказал, обращаясь ко всем сразу:
– Труба дело.
К нему все обернулись.
– Могут не выпустить, - пояснил Жердев и, увидев, что его, очевидно, не понимают, добавил: - Кажется, там, на небе, малость перестарались. Туман такой - хоть глаз коли. Дышать будет нечем.
Не сговариваясь, все поспешили к воротам, а точнее, к маленькой двери, врезанной в одну из створок ворот. Аэродром был чист. Но дальняя его граница, которую сейчас, в темноте, можно было определить только по огням ВПП, уже тонула в полупрозрачной мякоти. Самых дальних огней не было видно совсем. Ближние казались неясными, расплывчатыми пятнами.
– А приглушил-то все как, даже электричек не слышно, - заметил Окунев.
– Да. Но ведь это именно то, что нам надо, - решительно проговорил Бочкарев.
– Этот тип, между прочим, тоже чего-то стоит, - кивнул в сторону Владимира Жердев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64