Мальчик задрожал и, охваченный слепой
паникой, огляделся, ища помощи, не сразу сообразив, что все, и дети и
сестры, сейчас внизу, в столовой, и не могут помочь. Глаза Ваала стали
густо-алыми, как кровь, потом огненно-белыми, словно расплавленная сталь.
Питер попытался оправдаться:
- Клянусь, она заставила меня! Она хотела все про тебя узнать,
все-все! Хотела все выспросить, сказала, на меня можно положиться!
Глаза Ваала жгли, они источали силу, и язык Питера вдруг разбух,
сделался толстым, как лягушка в стоячем пруду; он заполнил собой весь рот,
и мальчику удалось только что-то невнятно пролепетать. В отчаянье он
попытался крикнуть, позвать сестер, любого, кто услышит, - но слова
застряли у него в горле.
Ваал сказал:
- Знаешь, Питер, а я читал твое личное дело. Да-да, читал. Их хранят
в темной пещере под приютом, но однажды я проник туда и прочел их все.
Знаешь, почему ты хромой, Питер?
- Нет... - прохрипел Питер. - Пожалуйста... - Он упал на колени и
обхватил ноги Ваала, но тот быстро шагнул назад, и Питер ткнулся лицом в
пол и тоненько заскулил, ожидая свиста плети.
- Тебе этого так и не объяснили, да? - прошептал Ваал. - Тогда
вспомни, Питер... вспомни... вспомни.
- Нет... не надо...
- Надо. Вспомни. Ведь тебя вообще не хотели, верно, Питер? И твой
отец - твой пьяный старик - поднял тебя... припоминаешь?
- Нет... - Питер зажал уши и приник к полу. Перед его глазами возник
злобно ухмыляющийся человек с налитыми кровью глазами. Человек этот
подхватил его и, отчаянно, зло выругавшись, швырнул в однообразно-белое
пространство, которое можно было бы принять за снежный покров, если бы не
трещины. А потом падение, вниз, вниз, обжигающая, нестерпимая боль в бедре
и красное пятно на белизне.
- Нет! - выкрикнул он, вновь чувствуя, как сломанные кости
безжалостно рвут младенческую плоть, и зарыдал, не поднимаясь с пола,
плотно зажимая уши, но зная, что одним этим боль не унять. - Этого...
этого не было... не было, - всхлипывал он несчастным голосом. - Не бы...
Ваал взял мальчика рукой за лицо и так сжал, что оно побелело, а из
глаз Питера исчезла всякая надежда.
- Было, - сказал он. - Раз я говорю было, значит, было. Теперь ты
мой. В моих руках и твое прошлое, и твое будущее.
Питер сжался в комок и беззвучно плакал.
Красное пламя в глазах Ваала медленно погасло, и в них вновь
вернулась кромешная чернота бездонной пропасти. Он разжал пальцы и
погладил мальчугана, как гладят собаку, сперва угостив ее хлыстом.
- Питер, можешь забыть обо всех своих бедах. Теперь все хорошо. Здесь
им тебя не достать.
Мальчик обхватил ноги Ваала.
- Не достать? Правда? - лепетал он распухшими губами.
- Нет. Призраки ушли. Покуда ты мой, им не добраться до тебя.
- Я твой... твой, твой...
- Питер, - мягко проговорил Ваал, - сестра Мириам ничего не должна
знать. Никто не должен, кроме нас. Если они узнают, они постараются убить
нас. Понимаешь?
- Да.
- А если сестра Мириам... если кто-нибудь станет расспрашивать обо
мне, молчи. Ты должен молчать. Я хочу, чтобы ты держался подальше от
сестры Мириам. Вообще не говори с ней, даже если она заговорит с тобой.
Она злая, Питер. Она может вернуть призраков.
Мальчуган у его ног напрягся.
- Нет!
- Не бойся, - успокоил Ваал. - Все в порядке. Вставай.
Питер поднялся. Ноги его дрожали, на подбородке повисла готовая
капнуть слезинка. Он вдруг вскинул голову и посмотрел куда-то за плечо
Ваала. Сам Ваал точно окаменел. Позади них кто-то стоял; кто-то уже
несколько минут наблюдал за ними.
Ваал обернулся и встретился взглядом с сестрой Розамундой. Она стояла
в дверях, безвольно опустив руки, на лице застыло вопросительное
выражение. Он был слишком занят Питером, чтобы заметить ее раньше.
- Джеффри, - сказала она, - ты не пришел ужинать, и я поднялась
узнать, не случилось ли чего. - Ее голос едва заметно дрожал, а в глазах
просвечивала неуверенность.
- Питер... споткнулся и ушибся, - ответил Ваал. Он поднес руку к
подбородку мальчика, поймал в ладонь упавшую слезинку и предъявил ее,
круглую, блестящую, сестре Розамунде. - Он плакал. Видите?
- Да, - ответила она. - Вижу. Питер, с тобой все в порядке? Тебе
больно?
- Все нормально, - ответил Питер, вытирая лицо рукавом. - Я обо
что-то споткнулся.
Она подошла ближе, под круглые плафоны, чтобы получше разглядеть
мальчиков.
- Питер, ты этак останешься без ужина. Ступай вниз, поешь.
- Да, мэм, - послушно отозвался он и, в последний раз оглянувшись на
Ваала, прошел мимо сестры Розамунды. Они услышали, как он спускается по
лестнице.
- Я тоже опаздываю на ужин, - заметил Ваал. - Пойду-ка я.
- Нет, - поспешно возразила она.
Он взглянул ей в лицо и прищурился:
- А разве вы не за этим пришли? Вы же пришли позвать меня на ужин?
- Да, я пришла сюда именно за этим. Но я видела вас с Питером и знаю,
что он не падал.
- А я говорю, он упал.
- Я стояла здесь и все видела, Джеффри.
- Тогда, возможно, - прошептал Ваал так тихо, что ей пришлось напрячь
слух, - вы плохо видите.
Сестра Розамунда вдруг поняла, что ее дыхание участилось. Внезапно ей
показалось, что в комнате холодно, хотя окно было закрыто. Ах да, окно. То
самое, которое она видела снизу. Она протерла заслезившиеся глаза; щипало
так, словно она промыла их рассолом.
- Глаза...
- Похоже, у вас что-то с глазами, сестра, - заметил Ваал. - Но,
конечно, ваш разлюбезный Иисус убережет свою служанку от слепоты?
Боль усиливалась. Сестра Розамунда охнула и прижала ладони к глазам,
а когда отняла руки, то увидела все как в тумане, смутно, расплывчато,
словно окружающее отражалось в кривых зеркалах. На месте головы мальчика
ярко светился белый шар, похожий на плафоны, висящие под потолком. Сестра
заморгала, и с ресниц закапала влага. Что-то попало мне в глаза, подумала
она. Наверное, пыль. Я промою их водой, и все придет в норму. Но эта
боль...
- У меня что-то с глазами, - снова сказала она и смутилась: ее голос,
отразившийся от стен, дрожал.
Она вытянула руки, чтобы ощупью пробраться между кроватями к двери.
Однако Ваал вдруг крепко взял ее за запястье. Он не собирался отпускать
ее.
Сестра Розамунда разглядела сквозь мутные слезы, что мальчик шагнул
вперед. Он легонько провел пальцами по ее векам, и сестра ощутила странный
жар, который, проникая под череп, собирался где-то в области затылка.
- Не нужно бояться, - сказал мальчик. - Пока не нужно.
Сестра Розамунда моргнула.
Она стояла на углу улицы. Нет, это была автобусная остановка. Город
вокруг нее был пропитан синевой ранних сумерек. Грязный снег, собранный в
сугробы вдоль тротуаров и в переулках, искрился, отражая бесчисленные
огни, кричащий неон, мигающий ослепительно-белый свет фонарей. Вместо
черной рясы на сестре Розамунде было длинное темное пальто и темные
перчатки. Что у нее под пальто, она тоже знала: темно-синее платье с
полосатым поясом. Его подарок ко дню рождения.
Рядом, дыша на озябшие руки, стоял Кристофер. Его глаза, обычно такие
беспечные и веселые, были холодны, как пронизывающий февральский ветер,
который налетал из глубины улицы. Кристофер сказал:
- Другого времени сказать мне об этом ты не нашла. Господи, как же
все это не вовремя!
- Прости, Крис, - сказала она и тут же мысленно отругала себя:
слишком уж часто она просила прощения. Она устала объяснять свое решение.
Последние несколько дней были заполнены бесконечными слезливыми
междугородними разговорами - звонили родители из Хартфорда. И вот теперь
этот человек, с которым у нее тянулся бесконечный роман, причем периоды
влюбленности чередовались с периодами охлаждения, снова допытывался
причин.
- Я надеялась, ты поймешь, - сказала она. - Я действительно думала,
что ты меня поймешь.
- Это потому, что ты чувствуешь себя никчемной, да? Да? Неужели рядом
со мной ты чувствуешь себя ни на что не способной, никому не нужной? Дело
в этом?
- Нет, - ответила она и мысленно поморщилась. Да, и поэтому тоже. Ее
влекло к нему главным образом физически. Душу же, осознала Розамунда со
временем, эта любовь не затрагивала. Что называется, ни уму, ни сердцу. -
Приняв обет, я получу возможность заниматься тем, к чему чувствую
призвание. Мы с тобой уже обсуждали это, Крис. Ты же знаешь.
- Да, обсуждали. Обсуждали. Но теперь ты действительно связалась с
ними и собираешься осуществить свои планы. Черт возьми, да это все равно
что сунуть голову в петлю!
- В петлю? Я думаю иначе. Для меня это новая перспектива.
Кристофер покачал головой и пнул слежавшийся снег.
- Ну да, конечно. Перспектива. Послушай, ты что, хочешь состариться в
женском монастыре? Хочешь от всего отказаться? Отказаться от... нас?
Розамунда обернулась и взглянула ему в лицо. Боже, подумала она, да
он это вполне серьезно!
- Я решила, - твердо ответила она, - что право распоряжаться моей
жизнью принадлежит мне и только мне.
- Право загубить ее, - уточнил Кристофер.
- Я приму обет, поскольку верю, что тогда смогу хоть что-нибудь хоть
для кого-нибудь сделать. Я думала достаточно долго. Это правильный выбор.
Кристофер стоял и смотрел на нее так, словно ждал, что она вдруг
засмеется и подтолкнет его локтем в бок, давая понять, что все это
розыгрыш. Он пробормотал:
- Не понимаю. От чего ты бежишь?
Она посмотрела в конец улицы. Ее автобус, разбрызгивая колесами
грязь, уже повернул за угол и должен был вот-вот подойти.
- Я ни от чего не бегу, Крис. Я стремлюсь хоть к чему-то прийти.
- Не понимаю, - вновь повторил он, потирая шею. - Впервые вижу
человека, которому захотелось уйти в монастырь.
Автобус сбавил ход, подъезжая к остановке. Захрустел под колесами
наст. Деньги на билет Розамунда приготовила давно и крепко сжимала их в
кулаке. Кристофер стоял, понурясь. Со стороны казалось, что он
сосредоточенно наблюдает за тем, как слякоть затейливыми ручейками
исчезает в решетке слива. Мелочь в руке у Розамунды звякнула.
Кристофер вдруг поднял голову.
- Я женюсь на тебе. Ты этого хочешь? Нет, серьезно. Я не шучу. Я
женюсь на тебе.
Автобус затормозил у остановки. Двери с шипением открылись, водитель
выжидательно поглядел на Розамунду.
Она поднялась в автобус.
- Я женюсь на тебе, - повторил Кристофер. - Я позвоню тебе сегодня
вечером, Рози. Ладно? Покумекаем вместе. Договорились?
Она бросила мелочь в кассу. Монетки загремели как канонада, словно
где-то за тридевять земель рвались снаряды. Двери за ней закрылись,
обрубив фразу Кристофера на середине так бесповоротно, словно отсекли ему
голову. Она села. Автобус тронулся, отъехал от кромки тротуара, Розамунда
оглянулась и сквозь белое облако автобусного выхлопа увидела Кристофера.
Мальчик убрал руки с ее глаз. Нет, не мальчик. Кристофер. Она увидела
его, озаренного резким белым светом ламп в круглых плафонах. Кристофер
улыбался, глядел светло, спокойно. Он пришел к ней! Он наконец нашел ее!
Ваал опустил руку. Туман перед глазами сестры Розамунды медленно
рассеялся, и тогда она узнала черные прищуренные глаза. Она дышала хрипло
и тяжело и вся заледенела, словно только что вошла с метели.
Ваал сказал:
- Вам следовало выйти за него. Вы разбили ему сердце, сестра. Он был
бы вам хорошим мужем.
Нет, нет, мысленно крикнула она. Ничего этого нет!
- Он не понимал, что мне было нужно, - пробормотала она. - Ему только
так казалось.
- Досадно, - отозвался Ваал. - Он ведь так вас любил. А теперь уже
поздно.
- Что? - переспросила она, и в висках у нее застучало. - Что?
- А вы не знали? Потому он и не искал вас. Потому и не звонил вашим
родителям. Он мертв, сестра. Погиб в автомобильной катастрофе...
Она зажала рот рукой и сдавленно охнула.
- ...и его так страшно изуродовало, что вы бы его не узнали. Его
вынимали из машины... по кусочкам.
- Лжешь! - закричала она. - Лжешь!
- Тогда почему же, - спросил Ваал, - вы мне верите?
- Родители позвонили бы мне! Ты лжешь! - Прижимая руку ко рту (она
знала, что губы у нее сейчас мертвенно-белые, как ломкие иссохшие кости),
сестра Розамунда попятилась от него в коридор. Ваал усмехнулся, и его
усмешка превратилась в широкую улыбку... улыбку Кристофера. Кристофер
протянул к ней руки и заговорил тихим, далеким голосом: "Рози? Я здесь. Я
знаю, как я нужен тебе сейчас. И ты мне нужна, дорогая. Я все время
засыпаю за рулем..."
С пронзительным криком, от которого у нее запершило в горле, сестра
Розамунда метнулась из спальни в коридор. Сбегая в развевающейся рясе по
лестнице, она вдруг заметила внизу других сестер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40