- Я же говорю: все в этой
жизни взаимосвязано! Вы наносите кольцевой трубе неслыханные доселе
разрушения. В информационной сети хозяев немедленно возникают помехи. И
как результат - надзорки начинают выдавать одни алые тюбики. По-моему,
картина совершенно ясна...
Василий ошалело оглянулся на кольцевую трубу. По ней по-прежнему
ползали похожие на улиток комочки слизи. Поблескивала стеариновыми
наплывами тонкая свеженарощенная кожица.
- И надолго это, как думаешь? - спросил он, невольно понизив голос.
- Насколько мне известно, - задумчиво откликнулся дедок, - Леше
Баптисту надзорка (это уже ближе к полудню) выдала три алых и два
оранжевых тюбика. Надо полагать, по мере продвижения ремонта трубы, эффект
будет проявляться все слабее и слабее... Скажите, Василий, а кроме вас еще
кто-нибудь знает, как смастерить такой фартук?
- Ромка знает... Пузырьку еще сказал... А в чем дело?
- Так... - Дедок Сократыч уныло воздел седые бровки. - Просто
хотелось бы знать, что нас там ждет в будущем...

19
Дано мне тело. Что мне делать с ним?..
Осип Мандельштам
- Ты что мне тут принес? - страшно осведомился Крест. - Это что?
Никита Кляпов облизнул губы и безнадежно посмотрел на пяток алых
капсул.
- Так выдали... - выдавил он.
- По барабану мне, чем тебе выдали, понял? - Крест прищурился. - Иди
меняй.
- Я пробовал, - уныло сказал Никита. - Никто не хочет. Говорят:
сегодня всем так платили...
Крест осклабился, и Никита почувствовал, как опять накатывает эта
отвратительная трусливая слабость, за которую он ненавидел себя всю жизнь.
Волчья улыбка Креста, как всегда, лишила его последних сил. Сопротивляться
было бессмысленно.
- Ну ты, бродяга... - задушевно сказал Крест. - Фуфло толкаешь? Тебе
что, кранты заделать с фи-фуром?
Никита вскинул голову.
- А по-человечески можно?
Но это уже была даже и не агония. Никита огрызнулся устало, почти
равнодушно. Видно было, что ему давно на все глубоко наплевать. В том
числе и на собственное достоинство.
- Как? - словно недослышав, Крест приставил ладонь к уху. - По
че-ло-ве-чески? Ну ты козе-ол... За человека себя стрижешь?
Он поднялся с воздуха над кабелем и с омерзительной ленивой вихлецой
приблизился к положенной на пол дани. Босой ногой указал на капсулы.
- Все. С вещами на парашу! Свободен.
Никита затравленно посмотрел на эту ненавистную ногу, издевательски
шевельнувшую пальцами, и нагнулся за неумело связанной сеткой. В следующий
миг Крест сделал резкое короткое движение, и Никита дернулся, заслоняясь
алыми тюбиками...
Как бы удивленный его испугом, Крест медленно отряхивал край короткой
плетеной штанины. Кляпов стиснул зубы, повернулся к светлому пятну скока
и, не зажмуриваясь, шагнул из колышущегося цветного сумрака в латунно
посверкивающий день. Голова тут же закружилась, Никиту понесло, как
пьяного, и он чуть было не налетел на поджидавшую его снаружи надзорку.
- Тебе-то от меня что надо? - с болью бросил он в глянцевое
чернильное рыло каплеобразного чудища. - Что ты за мной по пятам ходишь?..
Тут ему пришло в голову, что это совсем другая надзорка - та, первая,
проводила его до входа, а эта ждет на выходе. Никита горестно
присмотрелся. Размеры - те же, а в остальном все надзорки одинаковы...
Пожал плечами, ссутулился - и побрел, сам еще не решив, куда идти.
Надзорка потекла следом.
- Ну, в чем дело? - уже с надрывом, спросил он оборачиваясь. - Щелчка
мне давать не за что - жизни я ничьей не угрожаю. Вы бы вон лучше Крестом
занялись... Блюстители!..
На глянцевом рыле змеились блики. Казалось, что надзорка тревожно
принюхивается.
Никита Кляпов с тоской запрокинул голову и посмотрел в серо-голубой
зенит, стиснутый со всех сторон верхушками бледно-золотистых опор.
"Хорошо бы упасть оттуда... - внезапно подумалось ему. - Или туда...
И не больно, наверное - сразу в пыль разобьешься..."
А еще говорят: монтажники, если срываются с высоты, живыми до земли
не долетают. Разрыв сердца на полдороге. Еще проще...
Движением, каким обычно поднимают за шиворот нашкодившую кошку,
Никита поднял и встряхнул сетку с пятью алыми капсулами. Менять... Да для
него было подвигом даже в долг попросить до зарплаты, а уж менять... Да и
у кого? Пузырек, надо думать, до сих пор на Кляпова сердит за то, что зря
поил... Уж лучше еще один камушек разбить - время прошло; может быть, они
уже не только красненькими выдают...
Сопровождаемый бдительной надзоркой (прямо воронье какое-то!) Никита
Кляпов свернул в проулок, где маячили две довольно сложные глыбы. Одна
была больше, другая - изящнее.
"Да пошло оно все..." - цинично подумал Никита и, решительно подойдя
к той, что изящнее, обнаружил вдруг, что левая рука у него давно уже ничем
не отягощена. Он где-то оставил свой ломик!
Неужели у Креста? Никиту бросило в жар... Нет, слава Богу, не у
Креста. Точно, точно... Он положил его на соседний камушек, когда собирал
с пола капсулы... Ах, как плохо! Стащат, как пить дать, стащат...
Никита сорвался - и побежал к скоку. Надзорка рванула следом.

Подоспел он почти вовремя. Возле глыбы цепенел от радости пушистый
лупоглазый зверек с ломиком в лапках. Судя по всему, он уже вволю
налюбовался находкой и явно собирался сгинуть с нею в неизвестном
направлении. Никита пал на него коршуном. Ломик в свое время достался ему
в жестокой борьбе с самим собой и с некой узловатой железякой у основания
главного световода.
Похититель был необычайно крупным - чуть ли не по грудь маленькому
Никите. Застигнутый врасплох, он взметнул седую нежную шерстку и отпрыгнул
к стене, причем весьма неудачно. Латунно посверкивающая опора примерно с
середины расседалась глубокой отвесно ниспадающей канавой, достигавшей
внизу размеров рва. В эту-то глубокую вдавлину и отскочил лупоглазый,
сразу отрезав себе все пути к бегству.
- Отдай! - задыхаясь, проговорил Никита и сделал шаг вперед.
Раздув зрачки во весь глаз, похититель истерически чирикнул,
наежинился - и такое впечатление, что изготовился к бою. Никита струхнул.
Невольно вспомнились байки о том, как ведет себя кошка, если загнать ее в
угол...
"Ну его к черту..." - неуверенно подумал Никита Кляпов, но тут взгляд
его снова упал на ломик. Отступить и открыть дорогу - означало потерять
инструмент.
Лицо Никиты исказилось совершенно зверски, а пальцы сами собой
медленно подобрались в кулаки.
- Дай сюда, козел! - срывающимся голосом потребовал Кляпов, глядя с
безумием в выпуклые, как линзы полевого бинокля, глаза. - Кранты
заделаю...
Трудно сказать, что именно поразило пушистого жулика - смысл слов или
же интонация, с которой они были произнесены. Но так или иначе, а супостат
затрепетал, бросил ломик и, вжимаясь горбиком в стену, начал потихоньку
выбираться из вдавлины.
В свою очередь сторонясь противника, Никита подступил к ломику и на
всякий случай сначала поставил на него ногу. Лупоглазый тем временем,
достигнув края вдавлины, подпрыгнул и, так вереща, словно с него черти
лыко драли, пустился наутек. Кляпов с облегчением поднял инструмент и
оглянулся, ища глазами брошенную во время поединка сетку с капсулами.
Возле глыбы, с самым угрюмым видом, маячила надзорка.
"Запросто мог щелчка получить..." - растерянно подумал Кляпов.
- А что мне еще оставалось делать? - бросил он. - Идти новый ломик
выкорчевывать? Так там одни только тупые остались...
Надзорка не шевельнулась - как присосалась к покрытию.
Кляпов подобрал сетку и, подойдя поближе, определил ее вместе с
ломиком на глыбу.
- Сволочи вы все-таки... - уныло сказал он надзорке. - Ну вот,
смотри... - Он огладил молочно-белый выступ. - Скульпторы о таком изгибе и
не мечтали! Того же Генри Мура возьми... Да у нас бы... Ну, не у нас,
конечно - на Западе... На пьедестал бы поставили! В каком-нибудь, я не
знаю, Люксембургском саду... А я это должен ломать. Почему? Зачем это
вам?..
- Добрый день, Никита! Вы что это, с надзоркой разговариваете?
Кляпов подскочил и обернулся. Перед ним, изумленно улыбаясь, стояла
Лика - стройная, яснолицая. Бедра ее были до колен влиты в темно-серые
брючки - без единого шва, с приглушенным змеиным узором. Кольчужно мерцала
плетеная короткая безрукавочка.
- Д-добрый день... - в панике пряча глаза, пробормотал Никита. - Нет,
я... Так, с самим собой... Д-досада, знаете, взяла... - Он отважился
взглянуть на Лику. Та улыбалась.
- И что же вас так раздосадовало?
Положение у Никиты было довольно дурацкое. Не признаваться же, в
самом деле, что вел с надзоркой душеспасительные беседы, да еще и с
искусствоведческим уклоном... К счастью, блуждающий взгляд его вовремя
коснулся глыбы, где лежали отбитый у врага ломик и сетка с пятью
капсулами.
- Да вот... выдали одними красненькими, - нашел он наконец
оправдание. - Теперь менять надо...
Лика засмеялась.
- Боже, какие все-таки мужчины одинаковые! Можно подумать, вы вообще
не различаете оттенков. Алые называете красненькими, салатные -
серенькими...
"Вы, мужчины..." Кляпов был потрясен. Она причисляла его к мужчинам.
То есть ставила на одну доску с Крестом, Василием, Ромкой... И даже не в
этом суть! Она видела в нем человека. И с Никитой немедленно приключился
приступ высокого, чреватого откровениями идиотизма.
- Лика! - взмолился он, чуть не схватив ее при этом за руку. - Я
слышал, вы и сами художница. Значит, вы должны чувствовать это особенно
тонко... Ну скажите: как такое вообще можно ломать?
Улыбка Лики несколько застыла, стала холодной и настороженной.
- Никита, - с легкой укоризной молвила Лика. - Это хозяева. Что вас
удивляет? У них прекрасно все. Даже то, что идет на слом...
- Но зачем?!
Лицо Лики слегка затуманилось.
- Доверьтесь хозяевам, - многозначительно изронила она.
- Довериться... - глухо повторил Никита. - Я уже однажды им
доверился. Когда влез в летающую тарелку...
Лика закусила губу и взглянула поверх головы собеседника, словно
высматривая что-то вдали. Разговор становился все неприятнее и
неприятнее...
- Знаете, Никита, - прямо сказала она, окинув его откровенно
недружелюбным взглядом. - Вас, по-моему, просто обуяла гордыня. Я понимаю,
вам здесь приходится трудно. Но поверьте, что во всех ваших бедах виноваты
вы сами. Поймите: хозяева каждому воздают по заслугам...
Никита задохнулся и чуть отпрянул, заставив Лику удивленно округлить
глаза. Сейчас он почти ненавидел ее - красивую, холеную, благополучную.
- И чем же я заслужил, позвольте узнать, - сам содрогнувшись при
звуках собственного пронзительно-скрипучего голоса, начал он, - чтобы со
мной обращались, как... как с этими... Как вы их называете?.. Побирушками!
- А не надо ставить себя с ними на один уровень, - отрезала она и,
обогнув Кляпова, надзорку и глыбу, пошла, не оглядываясь, прочь.
"Видела! - наотмашь полоснула догадка. - Видела, как я тут воевал
из-за ломика с этим... лупоглазым..."
- Значит, побирушка... - медленно проговорил Никита, глядя вслед
Лике. - Ладно...
Он ссутулился и снова повернулся к молочно-белому валуну. Долго
стоял, бессмысленно глядя на авоську и ломик.
- Да не буду я ничего менять... - безразлично сказал он горстке алых,
как выяснилось, тюбиков.
Взял ломик и направился к стене опоры. Размахнулся как можно выше и
нанес сильный колющий удар. Золотистая, словно набранная из латунных
стерженьков стена оказалась куда менее прочной, чем те же глыбы. Ломик
вошел в нее чуть ли не до половины.
"Вот и отлично... - с отвращением подумал Кляпов. - И забивать ничем
не надо будет... А петлю можно из кабеля..."

- Свет посильнее сделай, - попросила Лика. - А то не видно ничего...
Маша Однорукая взяла железяку, отдаленно похожую на мощную кочергу
без ручки, и выборочно перебила несколько световодов. В результате
ритмичное биение стеклистых труб пошло на убыль, а две из них (не толще
женского мизинца) вспыхнули, как раскаленные добела стальные прутья. Опору
наполнил тихий шепелявый свист.
- На примерку - становись! - Маша была слегка под мухой - иными
словами, в самом что ни на есть рабочем состоянии.
Пористые стены соломенных оттенков были сплошь увешаны кольцами,
косицами и пучками Бог знает где вырванных с корнем кабелей и световодов.
Иные из них отдавали фиолетовым, иные - вишневым, но в основном
преобладали неопределенные серовато-мутные тона. На полу воздвиглась
торчком полутораметровая глыба фаллических очертаний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40