- А уничтожить это уродство... не пробовали?
- Дедок пробовал, - гордый своей осведомленностью сказал Ромка. - У
него койка железная не вышла, ну и он давай ее это... уничтожать.
Поддается, но медленно, трудно... Даже, говорит, намыслить ее было - и то
легче. Ну он и плюнул.
- А кукла? Кажется, вы так ее назвали?..
Для начала Ромка огляделся - нет ли поблизости Леши.
- Только тихо... - предупредил он, понизив голос. - Значит, Леша
Баптист...
Кляпов вздрогнул.
- Почему баптист?
- Баб тискает, - пояснил Ромка. - Он, короче, дома с ними позапутался
- ну там с женами со всякими... И, значит, - сюда...
Кляпов испуганно вскинул слабую руку.
- Я понял, - мертвым голосом сообщил он. - Пигмалион и Галатея...
- Чего-чего? - поразился Ромка, но Никита его не услышал. С
изжеванным переживаниями лицом он тоскливо смотрел на свои босые
косолапенькие ступни.
- Скажите, - выдавил он наконец, - а в этой, как вы говорите,
"конуре"... что-нибудь съестное намыслить можно?
- Пожрать, что ли? Так давай я тебе сейчас во-он тот камушек долбану!
Мне это - как два пальца!
Никита боролся с собой. По худому горлу его медленно прокатился
кадык.
- Нет, - сказал он наконец. - На это я не пойду...
Ромку разбирало любопытство.
- Слушай, - сказал он. - А чего ты их долбать боишься?
- Да вы взгляните! - с неожиданной страстью в голосе взмолился
Кляпов. - Ну хотя бы вон на тот, с прогибом!
Ромка взглянул. Камушек как камушек. С прогибом.
- И чего? - спросил он, снова поворачиваясь к Никите Кляпову.
- Да это же произведение искусства!..
Внезапно глаза Кляпова, устремленные в сторону глыбы, стали такими
беспомощными, словно их опять поразила близорукость. Ромка обернулся. Сияя
серебряным своим балахончиком, к ним стремительной легкой походкой
приближалась Лика.
- Поздравляю! - язвительно сказала она Ромке.
- С чем? - не понял тот.
- Задаток Маше дал?
- Ну...
- С этим и поздравляю. Сидит у Пузырька. Если через три дня начнет
плести - слава Богу. Большой хоть задаток?
- Н-ну... - Ромка в замешательстве показал ладонью высоту пригорка
отваленных Маше капсул. - Вот столько...
- Ты бесподобен, - процедила Лика и, одарив обоих ослепительной
улыбкой, пошла прочь.
Ромка хмыкнул и поскреб ногтями намечающийся ежик.
- Она... здесь живет? - услышал он совершенно идиотский вопрос
Кляпова.
- Ну а где же еще?
- А из того, что я видел в доме... она тоже что-нибудь... намыслила?
- Кровать трехспальную - видел? Ну вот это она.
- Я почему-то так и думал, - с облегчением проговорил Никита Кляпов.
- Единственный предмет, на который приятно взглянуть. Только... - Он
встревожился вновь. - Почему-то холодная, почти ледяная. И очень твердая.
- Так это ж не настоящая кровать, - с готовностью объяснил Ромка. -
Просто декорация такая. Лика раньше художником в театре работала. Ну а
это, значит, из какого-то спектакля кровать... Она ее так, не для спанья
намыслила, а чтобы формы, говорит, не потерять...
- Понимаю... - Никита кивал, все еще глядя вслед Лике. - Это я вполне
понимаю...
Внезапно он осекся.
- Послушайте... - Голос его упал до шепота. - А когда... когда вы
следили за мной в этом доме... она там тоже была?
- Все были, - сказал Ромка. - И она тоже.
Бледный с прозеленью Никита закрыл глаза и долго их не открывал.
Ромка даже встревожился.
- Э! - опасливо позвал он. - Ты чего?
Никита Кляпов заставил себя поднять веки.
- Как отсюда выбраться? - сипло спросил он.
- Куда?
- Обратно... Я не могу здесь больше...
Ромка ухмыльнулся, взял Никиту за локоть и подвел к проему между
опорами, выводящему на площадь с пятиэтажкой. Из-за угла здания выглядывал
округлый блестящий бок и крохотный лапоток посадочной опоры.
- Вон там, - сказал Ромка, указывая пальцем, - летающая тарелка
стоит. А в ней два придурка - никак улететь не могут. Иди, третьим
будешь... Да не бойся. Кукла Маша, говорят, наружу вообще не выходит.

- Ужасно... Ужасно... - бормотал Никита Кляпов, ковыляя по кварцево
посверкивающей пустыне. - Видела... Все видела...
И хохотала вместе со всеми? Нет. Не может быть...
Торцовая стена пятиэтажки была уже совсем близко. Никита взял левее -
так, чтобы между ним и домом оказалась летающая тарелка. Подобравшись к
люку, остановился, прислушался. Внутри два мужских голоса вели
неторопливый навевающий жуть разговор.
- ...борзота без понятий, - угрюмо излагал один. - За такой базар, я
не знаю, нос по уши отрубить, а попробуй! Раковые шейки, мать иху!..
Щелчка отпустили - дня три буксовал. Кликуху свою еле вспомнил...
- Да... - со вздохом соглашался другой. - Вантажа тут нету. И хвостом
бить - бесплатно...
Первый помолчал сердито и заговорил снова:
- Нашли рогомета - камень долбать? Да я тяжелее стакана отродясь
ничего в руках не держал!.. Если бы не пацаны, хрен бы я в шлюмку полез!
Язушок пригнали. Так, мол, и так, без разборки не выпрыгнешь - отрихтуем
на штыке...
- Здравствуйте, - робко сказал Никита Кляпов, ступая на трап.
Двое мужчин совершенно уголовной наружности повернули к нему головы.
Никита содрогнулся. Особенно жуток был тот, справа - коренастый, с
беспощадным рельефно вылепленным лицом. Убийца да и только!..
- Я, собственно... - молвил Никита Кляпов, продвигаясь еще на шажок
по аппарели. - Я хотел узнать... нельзя ли мне с вами... Словом, мне очень
нужно назад, на Землю!
- Ушел отсюда! - тихо и страшно выговорил второй уголовник, не сводя
с Никиты волчьих желто-зеленых глаз. - Резко ушел!
- Что за дела, Крест? - Голос коренастого угрожающе рухнул на низы. -
Хочет - пусть летит!
Не отвечая, тот, кого назвали Крестом, легко поднялся с корточек. Был
он жилист, долговяз, а из одежды на себе имел только длинные и кривые
шорты веревочного плетения. Стремительно шагнул к выходу - и Никита
невольно отступил, сойдя при этом с трапа. Рука по старой памяти дернулась
было к очкам и замерла на полдороге.
- Ты даже не петух, - с невыносимым презрением процедил Крест. - Ты -
хуже петуха. Тебя кукла Маша опустила.
- Эх ты! - поразился коренастый. - А сам-то? Кто к ней вчера на
третий этаж бегал? Не ты, что ли?
- Сравнил! - Крест оскалился. - То я - ее, а то она - его!.. - Он
снова уничтожающе оглядел Никиту. - На парашу бы тебя посадить... Была бы
только параша!
- Ты тут свои лагерные замашки брось! - громыхнул коренастый и тоже
встал. На этом было что-то среднее между индийскими вздутыми штанами до
колен и набедренной повязкой - белоснежное, складчатое, схваченное где
попало многочисленными узлами. - Залезай, никого не слушай.
Последняя фраза была обращена к Никите Кляпову. Тот снова поставил
босую ступню на краешек трапа, но в этот миг Крест спрыгнул из люка на
покрытие.
- В чем дело? - проскрежетал коренастый.
Крест отступил на шаг и посмотрел на него с вызовом.
- С петухами в побег не иду. Понял?

Размерами глыба наводила оторопь. Слегка приплюснутый деформированный
куб со скругленными углами и гранями достигал чуть ли не двух метров в
высоту. Обнаружила его, конечно, правдоискательница Клавка.
- Ну это твою не мать? - бушевала она, тыча в глыбу растопыренной
пятерней. - Вконец обнаглели! Ни стыда ни совести!.. Они что, хотят, чтобы
мы все здесь с голоду передохли?..
Леша Баптист с лицом оторопелым и озабоченным обхаживал и ощупывал
это новоотгруженное хозяевами чудо.
- Может, Ромку позвать? - неуверенно предложил он.
- Ну да, Ромку! - тут же вскинулась Клавка. - А тюбики кому? Тоже
Ромке? Или этой цаце его?.. А если так и дальше дело пойдет?
Пьяненькая и веселая Маша Однорукая сидела на глыбе поменьше и
болтала ногами.
- А чего? - задорно сказала она. - Вот, помню, год назад... Тебя еще,
Клавка, не было... Мы ж тут субботник устроили. Легкие камушки-то все
раздолбали, а трудные остались... Так мы их, значит, коллективом...
- А как потом тюбики делили? - с подозрением спросила Клавка.
- А поровну!
Клавка замолчала, что-то, видать, напряженно подсчитывая в уме.
Седенький розовый Сократыч печально оглядывал глыбу издали.
- Что, собственно, подтверждает мою последнюю версию... - изрек он
наконец, обводя всех младенчески невинным взором. - Не знаю, почему, но
камушки становятся все крупнее и крупнее. Я уже начинаю опасаться, как бы
нас не постигла судьба побирушек...
- Дедок, ты субботник помнишь? - перебила его Маша. - Во повкалывали,
а?
Но тут из проулка послышалось шлепанье бегущих ног, и все невольно
обернулись на звук. Из-за скругления опоры вылетел Ромка - с таким видом,
будто за ним надзорки гнались. Остановился. Одичало оглядел собравшихся.
- Сидите? - крикнул он звонко и зловеще, хотя из присутствующих
сидела одна только Маша. - А тарелка-то - улетела!
Последовала немая сцена. Известие ошеломило всех. Предполагалось, что
выбраться отсюда просто невозможно. Правда, Крест не однажды хвастался,
что убежит, но на то он и Крест... Зашевелились, переглянулись
ошарашенно... Клавка опомнилась первой.
- Двумя дармоедами меньше! - брякнула она напрямик.
- Тремя, - поправил Ромка. - С ними еще новенький увязался.
Леша Баптист с весьма таинственным, чтобы не сказать злодейским
выражением лица, крадучись канул в противоположный проулок. Не иначе -
делиться новостью пошел.
- Простите, Рома... - послышался взволнованный голосок дедка
Сократыча. - Но это точно? Вы не ошибаетесь?
- Ну, сам пойди посмотри!.. - запальчиво предложил тот. - Выхожу на
площадь, а тарелки - нету!
- Неужели домой попадут? - вымолвила трезвеющая на глазах Маша
Однорукая.
- Совершенно необязательно, - мягко заметил дедок. - Попасть они
могут теперь куда угодно... Кто вообще утверждал, что Земля и этот наш
мирок - единственные остановки маршрута?..
Он уже хотел было развить эту глубокую мысль, как вдруг осекся и
округлил прозрачные голубенькие глаза.
Из-за того же угла, откуда недавно вылетел взбудораженный Ромка,
вышли, устало доругиваясь на ходу, мрачный Василий и не менее мрачный
Крест.
- С петухами он в побег не идет! - цедил Василий. - А с ментами,
значит, идет. У, трекало!..
Вторая немая сцена была куда короче первой.
- С приехалом вас! - радостно завопила Маша Однорукая. -
Путешественнички вы наши!..
- Что случилось, Василий? - кинулся навстречу жадный до сведений
дедок.
Василий насупился и матерно пошевелил губами.
- Да вышли на минуту из тарелки, - расстроенно объяснил он. - А она,
сволочь такая, тут же закрылась - и с концами... Пойти к Пузырьку
напиться, что ли? Зла не хватает...
- Пузырек в долг не наливает, - чуть ли не торжественно объявила Маша
Однорукая.
Василий с ненавистью огляделся.
- Черт, железяка в тарелке осталась... Слушай, Сократыч, дай свою на
минуту!

Дождавшись, когда компания, подобрав все капсулы, покинет пустой
пятачок (даже колоссальная кубических очертаний глыба - и та не избежала
общей участи), Крест повернулся и обогнул опору. Там, понуро прислонясь к
золотистой, словно набранной из коротких соломинок стенке, ждал своей
участи Никита Кляпов.
- Ты! - Крест наставил указательный палец Никите в грудь. - Ты понял,
пидор противный, что это мы из-за тебя не улетели?
- Я не хотел... - беспомощно начал Никита, чувствуя уже, что
договорить не дадут.
- Ты понял, сколько ты теперь мне должен? - нависал над ним Крест.
- Сколько?.. - испуганно выдохнул Кляпов.
- Сделаешь сегодня двадцать тюбиков. Не сделаешь - включаю счетчик. -
Крест страшно подался вперед. - Да? Да? Нет? Да? Нет? Да?
- Да... - шепнул Кляпов и, обмякнув, закрыл глаза.


ЧАСТЬ ВТОРАЯ

17
Труд этот, Ваня, был страшно громаден...
Николай Некрасов
Василия разбудило робкое прикосновение к плечу. Первое, что он
увидел, открыв глаза, были стеклянные корешки оборванных световодов,
свисающие из бледно-золотистой пористой стены, и по корешкам этим
ритмично, как в танце, бегали радужные отражения вспышек. Сами стены,
понятно, не отражали ничего... Пузырек на днях из штанов вылезал -
доказывал, что стены эти вроде бы впитывают свет. И запросто: чем их ни
освещай - они все равно светло-соломенные...
Робкое прикосновение повторилось. Василий скосил глаза. Шестипалая
опушенная серебристой шерстью лапка деликатно, но настойчиво поталкивала
его в плечо.
- Никак жрать захотел? - потянувшись, через зевок осведомился
Василий.
- Зать! Зать! - взволнованным чирикающим голосом подтвердил Телескоп.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40