Сзади смутно темнело угрюмое
прямоугольное строение, чем-то неуловимо знакомое и почему-то внушающее
неясный страх. Никита протер очки и дрогнувшей рукой поднес линзы к
глазам.
Строение подобралось и обратилось в хрущевскую пятиэтажку самого
мерзкого вида.
- О Боже... - выдохнул Никита Кляпов.
Не отнимая пальцев от оправы, приблизился к стене, потрогал с опаской
и тут же отдернул пальцы. Стремительно обернулся. Увидел мерцающие заросли
гигантских опор и с благоговейным ужасом возвел глаза к потолку. Потом
вновь недоверчиво воззрился на монолит пятиэтажки. Казалось, еще секунда -
и Никита Кляпов сойдет с ума.
Наконец он двинулся вдоль стены и, дойдя до конца, заглянул за угол с
таким видом, словно надеялся, что строение окажется плоским, как бы
вырезанным из бумаги. Увы, нет...
Никита со страхом оглядел мощный торец дома. Затем лицо его
прояснилось - и тут же осунулось.
- Да, - произнес он с болью. - Вы правы. Я понимаю, что вы хотите
сказать. Именно так мы и живем... Ничего лучшего мы и не заслужили...
И тут в полной тишине раздался зловещий и какой-то совершенно
нечеловеческий голос. Было в нем нечто демоническое.
- Крест! - неистово потребовал он.
Никита вздрогнул и неуверенно перекрестился. Голос выкрикнул еще
что-то, но уже на не известном Кляпову языке. Из-за противоположного угла
бесшумно выскочил вдруг бесформенный, лохматый комок мрака, жутко просиял
парой круглых совиных глаз - и сгинул в вечных сумерках огромного зала.
Никита остолбенел.
"Лимб... - подумалось ему. - Круг скорби..."
Он двинулся дальше мимо черных зияющих провалов окон первого этажа и,
обойдя угол, из-за которого только что выскочило странное существо
(возможно даже, чья-то неприкаянная душа), достиг стороны фасада. Фасад
также произвел на Никиту самое удручающее впечатление.
- Я должен туда войти? - сдавленно спросил он. - Хорошо... Вы хотите
предъявить мне мое собственное убожество? Я согласен... Но прошу вас
понять одно: как бы вы строго нас ни судили, мой собственный суд - куда
беспощаднее...
Ответа он не получил. Что ж, молчание - знак согласия... Никита
сделал шаг к черной дыре подъезда, и в этот миг зажглось одно из окон
четвертого этажа.
- Все испортишь!.. - прошипела Лика. - Свет убери...
- Как я тебе его уберу? - шепотом огрызнулся Ромка.
- Прикажи, чтобы погас... Да не вслух! - простонала она тихонько. -
Про себя!
Ромка попробовал - и комната бесшумно канула во тьму. Обозначились
жемчужный прямоугольник окна и светлый овал на полу.
- Ну-ка, что он там делает? - Где-то рядом зашуршала туника, и на
фоне прямоугольника появился темный силуэт Лики. - Подойди поближе...
Только голову наружу не высовывай, а то выкинет у первого подъезда - как
раз и столкнетесь... Ага... Стоит, сюда смотрит... Умора - очкарик! И
почему-то в одном башмаке!..
Ромка подобрался к проему и, стараясь не приближать лица к
воображаемому стеклу, вытянул шею, скосил глаза. Действительно, вновь
прибывший стоял, запрокинув голову, и смотрел на внезапно вспыхнувшее и
столь же внезапно погасшее окно. На секунду линзы мощных очков поймали
отблеск дальних колонн и просветлели, сделав новичка похожим на лупоглазых
побирушек. Да он и так на них смахивал - маленький, косолапый, сутулый...
Вид - несчастный, брюки сидят мешком, рубашка выбилась...
Сзади и слева раздался приглушенный удар, и голос Маши Однорукой
негромко, но с чувством произнес:
- Вот мать иху ети! Набросали шоболов прямо в дверях... Хоть бы одна
зараза за собой уничтожила... Наделали уродства, а убирать кто будет?..
Кто это там у окошка? Пузырек, ты, что ли?
- Не-а, - отозвался Ромка. - Это мы с Ликой...
- А-а... - И Маша Однорукая тоже прошлепала к светлеющему в темноте
окну. - Где он там? - шепнула она, бесцеремонно раздвигая Лику и Ромку. -
Эх, какой мозглявенький... Тоже, что ль, не кормили?.. А где мент? Менту
сказали?
- Да он там с Крестом тарелку караулит. В побег решили идти...
- Вот делать людям нечего! - подивилась Маша. - Ну, Клавку я
предупредила, а дедка пускай Пузырек предупреждает...
- А Лешу? - встревожился Ромка.
Маша хихикнула.
- Да Леша-то он в "конуру" и носа не кажет... Не знал, что ли?
- Тихо! - шикнула на них Лика. - К подъезду идет. Куклу надо найти. В
прошлый раз она на третьем этаже была... Этот скок куда? На третий?
- Нет, это наружу... А на третий - через две комнаты.
- А вы его пока по второму поводите. - Лика предвкушающе пожала Ромке
локоть и выскользнула в дверь, тоже налетев на что-то по дороге.
Никита Кляпов шел сквозь второй этаж, и душа его корчилась, как на
угольях. Споткнувшись об очередной ни на что не похожий предмет, он
надолго столбенел, с ужасом вглядываясь в уродливые, но вполне узнаваемые
формы.
- Да, - с отчаянием говорил он. - Я понимаю... Это злая карикатура...
Но вы правы... Мы живем в уродливых домах и делаем уродливые вещи... Мы
забыли, что такое красота...
А вокруг, умножая его муки, мерещились, роились глумливые бестелесные
шепотки:
- Что он сказал?..
- Карикатура...
- Злая...
- Ой, держите меня!..
Ему все время казалось, что из черных дверных проемов слышатся смешки
и сдавленные постанывания, а однажды почудился даже мужской голос. Тихо,
но довольно отчетливо голос произнес с удивлением:
- Ну, такого дурака здесь еще не было...
Кляпов выпрямился и сорвал очки. Комната дрогнула, утратила
очертания.
- Да! - чуть ли не с вызовом хрипло сказал он в черное расплывшееся
кляксой пятно проема. - И это унижение предстоит еще всей Земле - узнать,
насколько ничтожен наш убогий самодовольный разум... Но мы упорны, мы
готовы учиться мыслить по-новому...
Несколько секунд в проеме было тихо и гулко, а потом темнота
взвизгнула и расхохоталась в лицо Кляпову. Хохот, впрочем, тут же
оборвался.
Никита бросился к дверному проему, нацепив на ходу очки, чтобы не
вписаться ненароком в косяк. Вспыхнул свет, поплыли смутные тени. Комната
была пуста. В углу криво торчало какое-то металлическое сооружение,
напоминающее огрызок койки. А рядом на полу лежала книга. Увесистый серый
томик с золотым тиснением.
Никита приблизился и почему-то присел перед книгой на корточки. Как
перед костерком. Взял в руки, прочел название, удивился, раскрыл с
трепетом. Ошеломленно полистал, затем снял очки и принялся лихорадочно их
протирать. Надел снова. Медленно пролистал всю книгу от начала до конца и
поднял застывшее лицо.
- Возможно... - процедил он, а в глазах у самого плавилось страдание.
- Я вполне допускаю, что даже творения лучших наших умов для вас - не
более чем набор серых пятнышек... что лишь некоторые, самые гениальные
строки достойны пощады...
Кто-то нежно тронул его за плечо, и Никита оглянулся.
Перед ним стояла кукла Маша.
...Ах, если бы он тогда потерял сознание! Но Никите Кляпову было
отказано даже в этом. Дальше предобморочной слабости дело не пошло. Он так
и не смог отбиться от нежных четырехпалых ручек белесого безликого
страшилища. С плотно зажмуренными глазами, извиваясь в тщетных попытках
отползти, он чувствовал, как эти ручки лезут к нему под рубашку и довольно
сноровисто управляются с пуговицами брюк.
- Не надо... - рыдал он. - Только не это... Я не хочу...
И, видит Бог, это была чистая правда. Ничего подобного Кляпов не
хотел. Но тут, к ужасу Никиты, мужское его начало предательски
встрепенулось в ласковых пальчиках и повело себя вполне самостоятельно.
- Нет... - стонал Никита. - Не сметь!..
В гробу оно видело его приказы. Внезапно Кляпову вспомнилось, что в
момент прощания с жизнью нечто подобное бывает и с висельниками. Он разжал
на секунду веки, увидел движение мощного, как дирижабль, бедра, дернулся
из последних сил, но был оседлан. Дальше уже пошла агония.
- Да... Да... - всхлипывал он. - Я... понимаю... Я готов... пройти...
и через это...
А вокруг ржали, взвизгивали и ухали черные дверные проемы.
- Да что за базар-вокзал? - в недоумении спросил Крест, берясь обеими
руками за края люка и осторожно выглядывая из тарелки.
- С новеньким знакомятся, - процедил Василий. Он сидел на корточках в
одной из неглубоких ниш и выкладывал капсулы из лопнувшего пластикового
мешка. - Ты мне лучше скажи, почему скрипота молчит!
Под скрипотой имелся в виду люк летающей тарелки, так, кстати, до сих
пор и не закрывшийся.
15
Отверзлись вещие зеницы...
Александр Пушкин
Каким образом Никите Кляпову удалось выбраться из дьявольского
здания, он не помнил. Кажется, пытался выброситься в окно, а дальше... А
дальше в памяти зияла дыра. Во всяком случае, опомнился Никита, лишь
оказавшись снаружи. Пятиэтажка сияла огнями. Яркие цветные пятна окон,
проплавившие сумрак, представились ему на секунду отверстыми топками
адских печей. В одних топках пламя еле тлело вишнево-розовым, в других
полыхало желтым, а кое-где окрашено было в бледно-фиолетовые денатуратные
тона. Там, должно быть, использовался пропан... Судя по взвизгам и
выкрикам, в доме продолжали бесноваться и ликовать.
Боже, что это было?..
Униженный, уничтоженный, разбитый, Никита Кляпов стоял возле первого
подъезда, поддерживая треснувшие по шву брюки с оторванными в борьбе
пуговицами. Очки, надо полагать, тоже остались в той страшной комнате. С
немым укором в беспомощных близоруких глазах Кляпов повернулся к огромному
холодноватому мерцанию на горизонте.
Внезапно вспомнилась устройство мира по Данте: в центре - ад, а
вокруг - сферы света... В данном случае адом несомненно была пятиэтажка...
"Туда..." - Эта мысль возникла даже не в голове - она толкнулась в
груди. И Никита, спотыкаясь, побрел на свет.
Он отошел от дома шагов на двадцать, когда бледное зыбкое мерцанье
впереди как-то странно передернулось и вроде бы чуть отступило. Кляпов
замер оторопело, потом догадался оглянуться - и чуть не уронил штаны.
Пятиэтажка сзади - исчезла. Сначала Никита решил, что она погасила окна и
растворилась в общем сумраке. Но нет, ее просто не было. Кляпов, конечно,
страдал близорукостью, но не до такой же степени, чтобы не различить в
двадцати шагах серую прямоугольную громаду!
"Вот оно что... - догадался он наконец. - Проверяют... Хотят знать,
как мы реагируем на..."
А собственно, на что?
Никита припомнил весь этот постыдный кошмар, приключившийся с ним в
исчезнувшей теперь за ненадобностью пятиэтажке, и вынужден был признать,
что смысл испытания ему по-прежнему непонятен...
Он огляделся, соображая, в какую сторону лучше направиться.
Ориентиров не было. Жемчужное мерцающее сияние омывало его со всех сторон.
Наконец решился - и просто побрел вперед. Брел довольно долго - пока не
заподозрил, что ходит по кругу.
- Граждане террористы! Наша летающая тарелка приземлилась на
территории Турции. Просьба - не отстегивать ремней и не покидать своих
мест до полной остановки винтов...
Василия подбросило с пола. В открытый люк, смешиваясь с побледневшим
розоватым заревом внутри коридорчика, лился ясный утренний свет. Потом в
летающую тарелку заглянула ухмыляющаяся лопоухая физия Ромки, оснащенная
очками с чудовищно сильными линзами.
- Все дурака валяешь? - недружелюбно спросил Василий. - Очки-то
откуда?
Сзади, зевая и потягиваясь, заворочался Крест. Оба заснули только под
утро - все ждали, когда закроется люк.
- Новенький потерял, - радостно сообщил Ромка, снял очки и комично
моргнул всем лицом. - Ни фига не видно... Я тащусь...
Присев на корточки, Василий с угрюмой сосредоточенностью, изучал
основание аппарели. Чертыхнулся.
- Слушай, сходи узнай у Сократыча: что за хренотень? Он же говорил,
тарелки только ночью прилетают...
- Ну так она ночью и прилетела, - напомнил Ромка.
- Да прилетела-то - прилетела... - с досадой сказал Василий. - Я
думал, они здесь днем вообще не показываются, а вот, видишь, стоит... Дура
железная!
- Днем стоит, ночью летает, - мигом все объяснил Ромка. - Ладно,
узнаю...
Василий сел по-турецки, подтянул поближе пластиковый мешок и принялся
завтракать.
- Что там новичок? - поинтересовался он, выбрасывая в люк шкурку от
капсулы.
- Эх, не было вас вчера! - сказал Ромка. - Такой цирк был...
Он присел на краешек трапа и взахлеб принялся рассказывать о том, что
происходило в "конуре" этой ночью. Василий хмыкал и хмурился. Из ниши
выбрался Крест и, подсев поближе, тоже стал слушать. Судя по всему,
история его весьма заинтересовала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
прямоугольное строение, чем-то неуловимо знакомое и почему-то внушающее
неясный страх. Никита протер очки и дрогнувшей рукой поднес линзы к
глазам.
Строение подобралось и обратилось в хрущевскую пятиэтажку самого
мерзкого вида.
- О Боже... - выдохнул Никита Кляпов.
Не отнимая пальцев от оправы, приблизился к стене, потрогал с опаской
и тут же отдернул пальцы. Стремительно обернулся. Увидел мерцающие заросли
гигантских опор и с благоговейным ужасом возвел глаза к потолку. Потом
вновь недоверчиво воззрился на монолит пятиэтажки. Казалось, еще секунда -
и Никита Кляпов сойдет с ума.
Наконец он двинулся вдоль стены и, дойдя до конца, заглянул за угол с
таким видом, словно надеялся, что строение окажется плоским, как бы
вырезанным из бумаги. Увы, нет...
Никита со страхом оглядел мощный торец дома. Затем лицо его
прояснилось - и тут же осунулось.
- Да, - произнес он с болью. - Вы правы. Я понимаю, что вы хотите
сказать. Именно так мы и живем... Ничего лучшего мы и не заслужили...
И тут в полной тишине раздался зловещий и какой-то совершенно
нечеловеческий голос. Было в нем нечто демоническое.
- Крест! - неистово потребовал он.
Никита вздрогнул и неуверенно перекрестился. Голос выкрикнул еще
что-то, но уже на не известном Кляпову языке. Из-за противоположного угла
бесшумно выскочил вдруг бесформенный, лохматый комок мрака, жутко просиял
парой круглых совиных глаз - и сгинул в вечных сумерках огромного зала.
Никита остолбенел.
"Лимб... - подумалось ему. - Круг скорби..."
Он двинулся дальше мимо черных зияющих провалов окон первого этажа и,
обойдя угол, из-за которого только что выскочило странное существо
(возможно даже, чья-то неприкаянная душа), достиг стороны фасада. Фасад
также произвел на Никиту самое удручающее впечатление.
- Я должен туда войти? - сдавленно спросил он. - Хорошо... Вы хотите
предъявить мне мое собственное убожество? Я согласен... Но прошу вас
понять одно: как бы вы строго нас ни судили, мой собственный суд - куда
беспощаднее...
Ответа он не получил. Что ж, молчание - знак согласия... Никита
сделал шаг к черной дыре подъезда, и в этот миг зажглось одно из окон
четвертого этажа.
- Все испортишь!.. - прошипела Лика. - Свет убери...
- Как я тебе его уберу? - шепотом огрызнулся Ромка.
- Прикажи, чтобы погас... Да не вслух! - простонала она тихонько. -
Про себя!
Ромка попробовал - и комната бесшумно канула во тьму. Обозначились
жемчужный прямоугольник окна и светлый овал на полу.
- Ну-ка, что он там делает? - Где-то рядом зашуршала туника, и на
фоне прямоугольника появился темный силуэт Лики. - Подойди поближе...
Только голову наружу не высовывай, а то выкинет у первого подъезда - как
раз и столкнетесь... Ага... Стоит, сюда смотрит... Умора - очкарик! И
почему-то в одном башмаке!..
Ромка подобрался к проему и, стараясь не приближать лица к
воображаемому стеклу, вытянул шею, скосил глаза. Действительно, вновь
прибывший стоял, запрокинув голову, и смотрел на внезапно вспыхнувшее и
столь же внезапно погасшее окно. На секунду линзы мощных очков поймали
отблеск дальних колонн и просветлели, сделав новичка похожим на лупоглазых
побирушек. Да он и так на них смахивал - маленький, косолапый, сутулый...
Вид - несчастный, брюки сидят мешком, рубашка выбилась...
Сзади и слева раздался приглушенный удар, и голос Маши Однорукой
негромко, но с чувством произнес:
- Вот мать иху ети! Набросали шоболов прямо в дверях... Хоть бы одна
зараза за собой уничтожила... Наделали уродства, а убирать кто будет?..
Кто это там у окошка? Пузырек, ты, что ли?
- Не-а, - отозвался Ромка. - Это мы с Ликой...
- А-а... - И Маша Однорукая тоже прошлепала к светлеющему в темноте
окну. - Где он там? - шепнула она, бесцеремонно раздвигая Лику и Ромку. -
Эх, какой мозглявенький... Тоже, что ль, не кормили?.. А где мент? Менту
сказали?
- Да он там с Крестом тарелку караулит. В побег решили идти...
- Вот делать людям нечего! - подивилась Маша. - Ну, Клавку я
предупредила, а дедка пускай Пузырек предупреждает...
- А Лешу? - встревожился Ромка.
Маша хихикнула.
- Да Леша-то он в "конуру" и носа не кажет... Не знал, что ли?
- Тихо! - шикнула на них Лика. - К подъезду идет. Куклу надо найти. В
прошлый раз она на третьем этаже была... Этот скок куда? На третий?
- Нет, это наружу... А на третий - через две комнаты.
- А вы его пока по второму поводите. - Лика предвкушающе пожала Ромке
локоть и выскользнула в дверь, тоже налетев на что-то по дороге.
Никита Кляпов шел сквозь второй этаж, и душа его корчилась, как на
угольях. Споткнувшись об очередной ни на что не похожий предмет, он
надолго столбенел, с ужасом вглядываясь в уродливые, но вполне узнаваемые
формы.
- Да, - с отчаянием говорил он. - Я понимаю... Это злая карикатура...
Но вы правы... Мы живем в уродливых домах и делаем уродливые вещи... Мы
забыли, что такое красота...
А вокруг, умножая его муки, мерещились, роились глумливые бестелесные
шепотки:
- Что он сказал?..
- Карикатура...
- Злая...
- Ой, держите меня!..
Ему все время казалось, что из черных дверных проемов слышатся смешки
и сдавленные постанывания, а однажды почудился даже мужской голос. Тихо,
но довольно отчетливо голос произнес с удивлением:
- Ну, такого дурака здесь еще не было...
Кляпов выпрямился и сорвал очки. Комната дрогнула, утратила
очертания.
- Да! - чуть ли не с вызовом хрипло сказал он в черное расплывшееся
кляксой пятно проема. - И это унижение предстоит еще всей Земле - узнать,
насколько ничтожен наш убогий самодовольный разум... Но мы упорны, мы
готовы учиться мыслить по-новому...
Несколько секунд в проеме было тихо и гулко, а потом темнота
взвизгнула и расхохоталась в лицо Кляпову. Хохот, впрочем, тут же
оборвался.
Никита бросился к дверному проему, нацепив на ходу очки, чтобы не
вписаться ненароком в косяк. Вспыхнул свет, поплыли смутные тени. Комната
была пуста. В углу криво торчало какое-то металлическое сооружение,
напоминающее огрызок койки. А рядом на полу лежала книга. Увесистый серый
томик с золотым тиснением.
Никита приблизился и почему-то присел перед книгой на корточки. Как
перед костерком. Взял в руки, прочел название, удивился, раскрыл с
трепетом. Ошеломленно полистал, затем снял очки и принялся лихорадочно их
протирать. Надел снова. Медленно пролистал всю книгу от начала до конца и
поднял застывшее лицо.
- Возможно... - процедил он, а в глазах у самого плавилось страдание.
- Я вполне допускаю, что даже творения лучших наших умов для вас - не
более чем набор серых пятнышек... что лишь некоторые, самые гениальные
строки достойны пощады...
Кто-то нежно тронул его за плечо, и Никита оглянулся.
Перед ним стояла кукла Маша.
...Ах, если бы он тогда потерял сознание! Но Никите Кляпову было
отказано даже в этом. Дальше предобморочной слабости дело не пошло. Он так
и не смог отбиться от нежных четырехпалых ручек белесого безликого
страшилища. С плотно зажмуренными глазами, извиваясь в тщетных попытках
отползти, он чувствовал, как эти ручки лезут к нему под рубашку и довольно
сноровисто управляются с пуговицами брюк.
- Не надо... - рыдал он. - Только не это... Я не хочу...
И, видит Бог, это была чистая правда. Ничего подобного Кляпов не
хотел. Но тут, к ужасу Никиты, мужское его начало предательски
встрепенулось в ласковых пальчиках и повело себя вполне самостоятельно.
- Нет... - стонал Никита. - Не сметь!..
В гробу оно видело его приказы. Внезапно Кляпову вспомнилось, что в
момент прощания с жизнью нечто подобное бывает и с висельниками. Он разжал
на секунду веки, увидел движение мощного, как дирижабль, бедра, дернулся
из последних сил, но был оседлан. Дальше уже пошла агония.
- Да... Да... - всхлипывал он. - Я... понимаю... Я готов... пройти...
и через это...
А вокруг ржали, взвизгивали и ухали черные дверные проемы.
- Да что за базар-вокзал? - в недоумении спросил Крест, берясь обеими
руками за края люка и осторожно выглядывая из тарелки.
- С новеньким знакомятся, - процедил Василий. Он сидел на корточках в
одной из неглубоких ниш и выкладывал капсулы из лопнувшего пластикового
мешка. - Ты мне лучше скажи, почему скрипота молчит!
Под скрипотой имелся в виду люк летающей тарелки, так, кстати, до сих
пор и не закрывшийся.
15
Отверзлись вещие зеницы...
Александр Пушкин
Каким образом Никите Кляпову удалось выбраться из дьявольского
здания, он не помнил. Кажется, пытался выброситься в окно, а дальше... А
дальше в памяти зияла дыра. Во всяком случае, опомнился Никита, лишь
оказавшись снаружи. Пятиэтажка сияла огнями. Яркие цветные пятна окон,
проплавившие сумрак, представились ему на секунду отверстыми топками
адских печей. В одних топках пламя еле тлело вишнево-розовым, в других
полыхало желтым, а кое-где окрашено было в бледно-фиолетовые денатуратные
тона. Там, должно быть, использовался пропан... Судя по взвизгам и
выкрикам, в доме продолжали бесноваться и ликовать.
Боже, что это было?..
Униженный, уничтоженный, разбитый, Никита Кляпов стоял возле первого
подъезда, поддерживая треснувшие по шву брюки с оторванными в борьбе
пуговицами. Очки, надо полагать, тоже остались в той страшной комнате. С
немым укором в беспомощных близоруких глазах Кляпов повернулся к огромному
холодноватому мерцанию на горизонте.
Внезапно вспомнилась устройство мира по Данте: в центре - ад, а
вокруг - сферы света... В данном случае адом несомненно была пятиэтажка...
"Туда..." - Эта мысль возникла даже не в голове - она толкнулась в
груди. И Никита, спотыкаясь, побрел на свет.
Он отошел от дома шагов на двадцать, когда бледное зыбкое мерцанье
впереди как-то странно передернулось и вроде бы чуть отступило. Кляпов
замер оторопело, потом догадался оглянуться - и чуть не уронил штаны.
Пятиэтажка сзади - исчезла. Сначала Никита решил, что она погасила окна и
растворилась в общем сумраке. Но нет, ее просто не было. Кляпов, конечно,
страдал близорукостью, но не до такой же степени, чтобы не различить в
двадцати шагах серую прямоугольную громаду!
"Вот оно что... - догадался он наконец. - Проверяют... Хотят знать,
как мы реагируем на..."
А собственно, на что?
Никита припомнил весь этот постыдный кошмар, приключившийся с ним в
исчезнувшей теперь за ненадобностью пятиэтажке, и вынужден был признать,
что смысл испытания ему по-прежнему непонятен...
Он огляделся, соображая, в какую сторону лучше направиться.
Ориентиров не было. Жемчужное мерцающее сияние омывало его со всех сторон.
Наконец решился - и просто побрел вперед. Брел довольно долго - пока не
заподозрил, что ходит по кругу.
- Граждане террористы! Наша летающая тарелка приземлилась на
территории Турции. Просьба - не отстегивать ремней и не покидать своих
мест до полной остановки винтов...
Василия подбросило с пола. В открытый люк, смешиваясь с побледневшим
розоватым заревом внутри коридорчика, лился ясный утренний свет. Потом в
летающую тарелку заглянула ухмыляющаяся лопоухая физия Ромки, оснащенная
очками с чудовищно сильными линзами.
- Все дурака валяешь? - недружелюбно спросил Василий. - Очки-то
откуда?
Сзади, зевая и потягиваясь, заворочался Крест. Оба заснули только под
утро - все ждали, когда закроется люк.
- Новенький потерял, - радостно сообщил Ромка, снял очки и комично
моргнул всем лицом. - Ни фига не видно... Я тащусь...
Присев на корточки, Василий с угрюмой сосредоточенностью, изучал
основание аппарели. Чертыхнулся.
- Слушай, сходи узнай у Сократыча: что за хренотень? Он же говорил,
тарелки только ночью прилетают...
- Ну так она ночью и прилетела, - напомнил Ромка.
- Да прилетела-то - прилетела... - с досадой сказал Василий. - Я
думал, они здесь днем вообще не показываются, а вот, видишь, стоит... Дура
железная!
- Днем стоит, ночью летает, - мигом все объяснил Ромка. - Ладно,
узнаю...
Василий сел по-турецки, подтянул поближе пластиковый мешок и принялся
завтракать.
- Что там новичок? - поинтересовался он, выбрасывая в люк шкурку от
капсулы.
- Эх, не было вас вчера! - сказал Ромка. - Такой цирк был...
Он присел на краешек трапа и взахлеб принялся рассказывать о том, что
происходило в "конуре" этой ночью. Василий хмыкал и хмурился. Из ниши
выбрался Крест и, подсев поближе, тоже стал слушать. Судя по всему,
история его весьма заинтересовала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40