.. А ты... Ты ж вот сейчас Родину
продал!
- Йех! - сказал Пузырек, с удовольствием глядя то на Василия, то на
Ромку. Любил он, по всему видать, такие сцены.
Ромка сидел, обиженно оттопырив губы.
- Кому? - спросил он наконец.
- Чего кому? - не понял Василий.
- Кому продал?
- А неважно, - сказал Василий в запальчивости. - Была бы Родина, а
кому - найдется!.. Слушай, Пузырек, плесни, а? Достал он меня!..
- Это запросто, - отозвался покладистый Пузырек и двинулся к
карликовой глыбе.
- Мою вскрой, - буркнул Ромка.
- Обойдешься... - спокойно отвечал ему Пузырек. - Пойди вон лучше
колпачок себе отколупни - на той стороне... Кабель там такой стеклянный...
перерезанный...

- Мне ж тебя, дурака, жалко, - проникновенно втолковывал Василий.
Язык у него, правда, не заплетался, но слова теперь выговаривались куда
медленней обычного. - Ну ты сам оглянись, посмотри: кто здесь собрался...
Старичье всякое, алкаши, вон даже с зоны один... Ровесников твоих тут нет,
девчонок - тоже...
- Ну, насчет девчонок ты, Вась, не прав... - с ухмылкой заметил
Пузырек. - Он тут уже одну присушить успел...
Василий запнулся и взглянул на невольно приосанившегося Ромку.
- Правда, что ли?
Ответом было победоносное молчание.
- А лет ей сколько? - недоверчиво обратился Василий к Пузырьку.
- Не знаю, документы не проверял... С виду - двадцать два... Двадцать
три...
- Двадцать! - Ромка немедленно ощетинился.
- Ну да... - Пузырек глубокомысленно покивал. - В прошлом году -
двадцать, в позапрошлом - двадцать...
- Даже если двадцать - все равно старовата... - задумчиво молвил
Василий, прекрасно сознавая, подлец, какое жало он запускает в нежное
Ромкино сердчишко. - Дома ровесниц полно...
Ромка вдруг сильно побледнел. У него даже тихонько застучали зубы -
как у кота, когда тот подкрадывается к воробью.
- Для кого полно? - вскрикнул он, сорвавшись при этом на фальцет. -
Для меня, что ли? Ровесницы... Ровесницам двадцатипятилетних подавай -
чтобы бицепсы у него, прикид, машина своя, ствол под мышкой!..
- Что ж они, только на рэкетню бросаются? - усомнился Василий. - Не
все ж такие...
- Все! А если не такие - то уродины!.. - Глаза у пьяненького Ромки
были светлые, раскосые и очень несчастные.
- Нет, ты погоди, - возмутившись, прервал его Василий. - А которые
чуть помладше?
- Да то же самое! А если совсем соплячки - так им это еще не
интересно...
- Вот так, Вась, - мудро подытожил Пузырек, сжамкав морщинистое
личико в кулачок. - Мы-то считаем: молодежь припеваючи живет, а у них,
видишь, чего...
Василий призадумался. Кажется, Ромка, и впрямь уже отрезанный ломоть.
Здесь он кум королю, а дома... Ах, как неладно все складывается! Загнал
пацана в тарелку, завез Бог знает куда - и бросил... Родители запросто в
суд подать могут... Если, конечно, повезет вернуться...
- Н-ну... к двадцати пяти будут и у тебя бицепсы, - без особой
уверенности в голосе обнадежил Василий. - Машина, прикид...
- Ствол под мышкой... - ворчливо добавил Пузырек.
Ромка злобно фыркнул.
- Скажи еще - к тридцати! А я сейчас жить хочу! Сейчас, понял?..
Что-то шевельнулось возле световодов, и все повернули головы -
посмотреть, кто там еще пришел.
- А-а!.. Дорогая гостьюшка заявилась! - возликовал напевно Пузырек. -
Никак доругиваться пожаловала?
Стриженая Клавка насупилась и твердым шагом подошла к честной
компании. Спесиво отвернула нос.
- Ну, в общем, - сердито сказала она, так ни на кого и не взглянув, -
я-то думала, там только одна стенка снаружи сломана, а там, оказывается,
еще две внутренних.
- И чего? - с интересом спросил Пузырек.
- Пусть полностью ущерб возмещает! А то - ишь, деловой! Одну стенку
оплатил, а другие две?
- Облезешь! - внятно выговорил Ромка.
Вознегодовав, Клавка раздула грудную клетку.
- Ты поговори, поговори так со мной! - закричала она, углядев в
сказанном намек на свою прическу. - Да я тебе в матери гожусь!
- Во блин! - подивился Ромка. - Еще одна в матери лезет!.. Сама
сказала: в расчете. Все слышали. Вот Пузырек слышал... Ну и все!
- Так откуда же я знала, что внутри еще две стенки сломаны?!
- А меня это не колебает, - вконец распоясавшись, заявил Ромка. -
Смотреть надо лучше!
На несколько мгновений стриженная под ноль правдоискательница
утратила дар речи. Привыкши терроризировать своей наглостью население
маленькой мирной колонии, она, должно быть, не допускала и мысли, что в
один прекрасный день летающая тарелка может доставить сюда еще большего
наглеца.
Наконец, опомнившись, Клавка раскрыла рот, но накинулась почему-то не
на Ромку, а на Пузырька с Василием.
- Мужчины, называется! - орала она. - Вместо того, чтобы осадить,
одернуть! Милиция, называется! На его глазах малолеток спаивают, а он
сидит смотрит! Сколько он тебе налил, что ты сидишь смотришь?
- Я не при исполнении, - угрюмо огрызнулся Василий.
- Да вы всегда не при исполнении! Вы при исполнении, только когда
человек ночью из гостей идет, никого не трогает... Вот тогда вы при
исполнении! Пистолетом он здесь еще махать будет, людей пугать!..
- Я им по долгу службы махал, - буркнул Василий, не желая ссориться.
Чем черт не шутит, вдруг Клавке и впрямь со временем посчастливится найти
скок, ведущий куда-нибудь наружу!
- Ишь, заюлил, заюлил! По долгу службы! Ты ж не при исполнении!
- А у него тогда дежурство еще не кончилось, - пояснил Пузырек. - Так
что, Клавка, учти: он ведь имел право и огонь открыть...
Клавка смерила самогонщика уничтожающим взглядом и снова повернулась
к Ромке.
- Пошли! - скомандовала она.
- Ага, - отозвался тот. - Шнурки только поглажу от ботинок - и пойду.
- Да разговаривать еще с тобой!.. - процедила Клавка и, решительно
подступив к Ромке, протянула руку.
Тот испуганно округлил глаза.
- Надзорка пасет, - шепнул он одними губами, и Клавка тут же
отпрыгнула.
Пузырек и Ромка покатились со смеху. Даже Василий - и тот скривил рот
в улыбке, хоть и было ему совсем не до шуток.
Правдоискательница Клавка стояла бледная от бешенства.
Ромка поднялся не спеша и, все еще посмеиваясь, направился к
карликовой глыбе. С удовольствием взвесил поочередно на ладони оба своих
бурдючка.
- Ты мне еще за это ответишь, - клокоча от гнева, пообещала Клавка.
- Да пошла ты - знаешь куда? - лениво отозвался Ромка и,
приблизившись вразвалочку к светлому овалу скока, как-то совершенно
обыденно сгинул с глаз.
- Куда я пошла? - Клавка подхватилась и кинулась вслед. - Нет, ты
скажи: куда я пошла?..
Тоже сгинула. Внутри опоры сразу стало тихо. Чуть слышно журчали и
побулькивали трубки и емкости.
- И ведь скажет, - удрученно заметил Пузырек. - Вот так, Вась. Я в
людях не ошибаюсь...
- Вот дура-то, прости Господи... - проворчал Василий.
- Ну не скажи, - мудро заметил Пузырек. - Дура - не дура, а выгоду
свою знает... Что угодно иной раз отдашь, лишь бы отвязалась.
Василий вздохнул. Пить больше не хотелось.
- Такие вот дела... - безрадостно молвил он. - Значит, придется
одному... А жалко... На пару бы оно веселее было, как считаешь?
Последние два слова прозвучали просительно, с надеждой.
- Вась, - ласково отвечал проницательный Пузырек. - Если ты еще и
меня решил агитировать - брось, Вася... Мне и здесь хорошо. Живу - не
скучаю. А заскучаю - надзорки развеселят...
Василий смутился.
- Да не агитирую я... Просто подумал: ну не может же быть, чтобы у
вас тут никто домой не хотел...
Пузырек с сочувствием глянул на него искоса, потом поскреб за ухом и
возвел глаза к мерцающей паутине, в которой терялись устремленные ввысь
наполненные светом трубы. Озадачился. Огорчать Василия ему не хотелось, а
порадовать, судя по всему, было нечем.
Впрочем, разговор все равно пришлось прервать, поскольку в неспешно
перекатывающихся волнах приглушенного света бесшумно возник хмурый
сосредоточенный Крест. Плетеные на манер корзины штаны были приведены в
порядок, проводки нигде не торчали. В упор не видя Василия, он подошел к
обложенному недавно матом хозяину опоры и начал, как ни странно, с
извинений.
- Слышь, Пузырек, бля-сука... - Заикание у него почти прошло, но лицо
еще подергивалось. Хотя, помнится, нервная рябь пробегала по правой щеке
Креста и раньше - до того, как он получил щелчка от надзорки. - Ты уж на
меня, бля-сука, не серчай... Погорячился, с-сука-бля...
- Да бывает, чего там... - с понимающей усмешкой отвечал ему Пузырек.
- Ты это... Может, колпачок примешь? Ради твоей контузии даром налью...
Крест, не ломаясь, принял колпачок, после чего исподлобья взглянул на
Василия.
- Слышь, начальник... Дело есть...

Их вынесло наружу неподалеку от площади с пятиэтажкой. И то ли
Василию показалось, то ли в самом деле небо (оно же и пол, оно же и
потолок) слегка потемнело, набухло сиреневым. Такое впечатление, что день
клонился к вечеру.
- Ну? - сказал Василий.
Но Крест заговорил не сразу - долго хмурился, досадливо дергал щекой.
- Шелестят, коцы вяжешь? - спросил он наконец, вновь перейдя на
родную речь.
Василий поиграл желваками и кивнул. Потом вдруг что-то, видать,
сообразил и недоверчиво воззрился на собеседника.
- А ты что? Никак приковаться мылишься?
Последовавшее в ответ молчание было недовольным, но вне всякого
сомнения утвердительным.

12
Вы такая эстетная, вы такая изящная...
Игорь Северянин
День и впрямь вечерел. Нежные лиловые тона разливались по нижней и по
верхней тверди, гигантские золотистые опоры побледнели и словно бы
задышали. Глыба, на которой расположилась честная компания, в просторечии
именовалась завалинкой. От компании, впрочем, осталось всего три человека.
Остальные, должно быть, решили, что ушедший за добавкой Ромка упал
где-нибудь у Пузырька, и, отчаявшись ждать, разбрелись кто куда. И
колпачки побросали.
- А? Завалинка! - ликующе восклицал Леша Баптист, тараща глаза и
хлопая тяжкой пятерней по гладкой молочно-белой поверхности. - Как на
заказ, а? И прямо перед домом, главное!
Он, видно, очень гордился этой своей собственностью и неустанно
внушал Ромке, что завалинка - глыба неприкосновенная, что он, Леша, сам,
собственноручно, в одиночку, с помощью лома и какой-то матери прикантовал
ее к своей стене вплотную.
- Да с чего ты вообще взял, что это твой дом? - сказала Лика,
покачивая ладной ножкой. - Можно подумать, на нем написано, что он твой!
Вообще, как заметил Ромка, позы она принимала сплошь рискованные, но
изящные, словно ежесекундно ожидала щелчка фотоаппарата.
- Привет, а чей же? - оскорбился Леша. - Вон же вход. - Он ткнул
растопыренной пятерней в сторону теневого овала. - Первый раз видишь, что
ли?
Сверкающий и как бы скроенный из фольги балахончик Лики тоже просиял
под вечер лиловыми и бледно-золотистыми тонами. Рядом с неопрятным толстым
Лешей Баптистом девушка казалась Ромке особенно красивой. Пренебрежительно
повела бровью.
- Да что вход! А выход? Выход-то чуть ли не на площади...
Выяснилось, что даже не известно, кто внутри какой опоры обитает.
Действительно, снаружи все титанические резные колонны были весьма похожи
друг на друга, а попав внутрь, местоположения тем более не определишь - по
причине отсутствия окон. Но вот насчет самой завалинки Леша был прав:
удобная глыба - как на заказ. Длинная, извилистая, вся в замечательных
вдавлинах, словно предназначенных для сидения. Мечта болтунов и лентяев.
- А чего вы в пятиэтажке не живете? - спросил Ромка, услышав про
площадь. - Боитесь?
Как ни странно, но триумфатор вел себя несколько скованно. Посиделки
затягивались. Ясно было, что Леша Баптист, пока все не выпьет, с завалинки
не снимется. И все призрачнее становилась надежда, что Лика не прочь
уединиться с молодым человеком, блистательно развалившим в ее честь
несколько непомерно огромных глыб. Ромка заметно приуныл. Каждый раз,
стоило ему украдкой взглянуть на Лику, накатывало острое чувство
собственной неполноценности. С девушками столь высокого класса Ромка дела
никогда не имел и просто не знал, как себя с ними надлежит вести. Спиртное
ударило в голову, но уверенности не прибавило.
Про пятиэтажку Ромка помянул так, к случаю, однако брошенный
невзначай вопрос произвел неожиданно сильное впечатление. Леша вдруг
надулся, нахохлился, а губы Лики изогнулись в двусмысленной и, кажется,
язвительной улыбке.
- Так... это... - хмурясь и покряхтывая, ответил Леша, с излишней
торопливостью нашаривая вскрытый бурдючок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40