— Их удивит ваше столь благосклонное отношение к чужим. И что мы должны служить тем, кто не является вашими верноподданными вассалами, и уступить им свое место.
— Ты говоришь со мной честно и прямо, — признал я, — и этим нравишься мне. Я тоже буду с тобой откровенен. Я слышал, что эта Марилена Зирра очень хорошенькая. Если это правда, возможно, что я захочу взять ее, — ведь не только твоим цыганам холодными ночами нужны тепло и ласка. Вот почему ты должен отнестись к ним уважительно, особенно к ее отцу и членам ее семьи, если таковые там есть. Я не хочу, чтобы они увидели во мне холодного, равнодушного и жестокого невежду.
— Да что вы! Это вы-то, хозяин? — воскликнул предводитель, однако голос его оставался ровным, без тени чувств и эмоций, а лицо совершенно бесстрастным." — Холодный? Жестокий? Да никому и в голову не может прийти ничего подобного! Кто же в это поверит?
Прежде чем ответить, я некоторое время пристально и изучающе смотрел на него и наконец заговорил:
— Честность и прямота — это одно, а развязность и нахальство — совсем другое. Ты смеешь фамильярничать со мной? Откровенно говоря, я не думаю, что тебе сойдет с рук подобная... наглость. Вот почему, когда ты говоришь мне подобные вещи, да еще таким тоном... будь любезен... улыбаться... — Я снова пристально посмотрел на него и издал некое подобие утробного рычания, отчего ему стало очень не по себе.
— Господин, — заговорил он, дрожа с головы до ног, — я не хотел сказать ничего...
— Успокойся! — ответил я. — Тебе повезло — я сегодня в хорошем расположении духа. Хорошенько запомни и учти все, что я сказал! Позже, когда люди Зирры придут в себя, ты проводишь меня к ним. А теперь — убирайся!
Однако, когда я оказался среди них, я остался недоволен. Дело было не в том, что мои приказания не были исполнены, все было сделано в полном соответствии с ними. Просто выпавшее на долю этих людей тяжкое испытание сделало их совершенно безучастными ко всему — они были абсолютно сбиты с толку и растеряны Для того чтобы прийти в себя и излечиться, им требовалось время. А пока они дрожали от ужаса и говорили лишь тогда, когда к ним обращались.
А где же моя воображаемая принцесса? Я видел лишь кучу грязных лохмотьев на полу возле огня. Меня раздражало то, что мои сны обманули меня, что в их толкованиях я потерпел неудачу. А я терпеть не мог неудачи, особенно если это касалось меня самого.
Какое-то время я мрачно разглядывал это отребье, потом наконец спросил.
— Кто из вас Григорий Зирра?
Он встал — сущее ничтожество, хилый человечек, испуганный и бледный после пережитых испытаний. Он был еще не стар, но и молодым его едва ли можно было назвать. Когда-то его худое тело обладало силой, но теперь она покинула его. В отличие от меня он был всего лишь человеком, и он многое потерял.
— Я — Ференци, — обратился я к нему. — А это — мой замок. Люди, которых вы здесь видите, — мои вассалы, они, как и вы, тоже зганы. В настоящее время я с удовольствием предоставляю вам свой кров. Однако я слышал, что среди вас есть гадалка-предсказательница, и мне бы очень хотелось поближе познакомиться со столь таинственным и загадочным существом. Где же эта ведьма — или, может быть, колдунья?
— Ваше гостеприимство столь же велико, как и вся ваша жизнь, — ответил он. — Увы, горе не позволяет мне в полной мере выразить вам свое восхищение. Какая-то часть меня сегодня умерла. Мою жену унесло бурей в пропасть. И теперь у меня осталась только дочь — совсем еще дитя. Она умеет предсказывать будущее по звездам и видит его в своих снах. Она не ведьма, господин, она истинная провидица, моя Мари-лена. Это о ней вы слышали.
— А где же она?
Он посмотрел на меня, и в глазах его ясно был виден страх. Но тут я почувствовал, что кто-то тянет меня за рукав, и вздрогнул от подобной наглости, ибо никто из моих людей не смел прикасаться ко мне. Никто не мог даже пальцем дотронуться до меня без разрешения, с тех пор как я встал со своего одра болезни. Я оглянулся и увидел, что одна куча лохмотьев поднялась и стоит теперь рядом со мной... Из-под темных густых полукружий бровей на меня смотрели огромные глаза... ее волосы черными локонами рассыпались вокруг лица в форме сердечка... ее губы, цвета спелой вишни, были яркими, как кровь. А на моем рукаве лежала маленькая ручка, на которой было всего три пальца — именно такой я видел ее в своих снах!
— Господин, Марилена — это я, — сказала она. — Простите моего отца — он очень любит меня и потому боится. Некоторые на этом свете не верят в таинства, в то; что они не в силах понять, а потому плохо относятся к некоторым женщинам, которых они называют ведьмами и колдуньями.
Сердце мое замерло и остановилось! Это была она — сомнений не оставалось! Я узнал ее голос! Под одеждой я увидел принцессу моих снов и знал, что она восхитительна и прекрасна.
— Я... я узнал тебя, — сдавленно прошептал я.
— А я — вас, мой господин. Я видела вас в своем будущем. Очень часто. Вы для меня никоим образом не посторонний!
У меня не было слов, а если и были, они застряли у меня в горле. Но... но я все-таки был Ференци! Наверное, мне следовало бы плясать от радости, смеяться во все горло, подхватить ее и закружить в танце... Во всяком случае, мне очень хотелось поступить именно так, но я не мог позволить себе проявлять чувства. А потому я стоял, словно громом пораженный, застыл, как полный идиот, пока она не пришла мне на помощь.
— Если вы хотите, чтобы я предсказала вам будущее, господин мой, вы должны увести меня куда-нибудь отсюда. Здесь мне трудно сосредоточиться, ибо здесь царит печаль, здесь слишком много горя, к тому же все ходят туда-сюда, суетятся, а это очень мешает мне ясно видеть магический кристалл. Необходимо найти уединенное место.
— О да, конечно! — воскликнул я. — Иди за мной!
— Господин! — остановил меня ее отец. — Она еще невинна! — последние его слова прозвучали почти как мольба. Мой характер и привычки хорошо были известны зганам.
Однако... неужели он так плохо знал собственную дочь? “Ах ты, лживый цыганский пес! — едва не крикнул я ему в ответ. — Это она-то невинна? Да она уже вылизала своим языком, будто вымыла, все мое тело! Вот уже целый месяц каждую ночь я изливаюсь в нее, ибо ее язык и крохотные трехпалые "ручки разжигают во мне бушующее пламя! Невинна? У ж если она невинна, то я тем более!” Но разве мог я сказать ему все это? Ведь все мои любовные приключения с Мариленой мне только приснились!
А она вновь пришла мне на помощь.
— Отец, — укоризненно обратилась она к нему, в то время как я только молча сверлил его взглядом. — Я уже видела все, что произойдет дальше. Ведь для меня будущее существует в настоящем, и я ничего не опасаюсь, со мной не случится ничего плохого. Во всяком случае, Ференци не нанесет мне вреда.
Он видел выражение моего лица и понял, что злоупотребляет моим гостеприимством.
— Простите меня, господин, — опуская голову, произнес он. — Вместо того, чтобы говорить и вести себя с вами как вечный ваш должник, я повел себя всего лишь как отец. Моей дочери всего семнадцать, и мы оказались среди незнакомых нам людей. Семья Зирра уже и так многое потеряла сегодня. Нет-нет, я ничего особенного не имел в виду! Но, понимаете, я сегодня говорю много глупостей. Это все горе... Я слишком потрясен. Я ничего такого не хотел сказать... Это все горе... — Он зарыдал и упал без чувств.
Я шагнул к нему и положил руку на его голову.
— Успокойся! Тот, кто посмеет обидеть тебя или твоих людей под крышей дома Ференци, будет иметь дело со мной. — И с этими словами я увел ее в свои апартаменты...
Когда мы оказались одни там, где никто не осмелился бы нас побеспокоить, я снял с нее меховую накидку, и она осталась в простом крестьянском платье. Теперь она стала больше походить на ту принцессу, которую я знал, но все же это была еще не совсем она. Мои глаза загорелись, они жаждали увидеть ее всю. И она это понимала.
— Разве так может быть? — удивленно спросила она. — Я действительно вас знаю. Никогда еще мои сны не были столь реальными!
— Ты права," — ответил я. — Нас нельзя назвать... незнакомыми. Мы действительно видели одни и те же сны.
— У вас есть огромные шрамы, — сказала она, — вот здесь — на руке и вот здесь — на боку. — И когда она коснулась меня, даже я — Ференци! — не смог сдержать дрожь.
— А у тебя, — в свою очередь сказал ей я, — посередине спины есть маленькая красная родинка, похожая на каплю крови.
В моей комнате возле огромного камина, в котором ярко пылал огонь, стояло каменное корыто для мытья. Над огнем висел котел с горячей водой, пар от которого смешивался с дымом и уходил в трубу. Она подошла к треноге и повернула специальное приспособление, чтобы вода полилась в корыто. Она знала, как это сделать, ибо видела это во сне.
— После путешествия я нечиста, — объяснила она мне, — и кожа моя загрубела от холода и снега.
Она разделась, и я вымыл ее, потом она вымыла меня.
— Ну а теперь, — с усмешкой обратился я к ней, — как насчет интимных предсказаний? — Я уже хотел было войти в нее, но она вдруг остановила меня, прошептав:
— Наши общие сны не принимали в расчет мою неопытность и невинность. Мой отец сказал правду, господин. Будущее неумолимо приближается, но пока я все еще девственница.
— Ax, — со сладострастным стоном прошептал я ей в ответ, тем временем осторожно продвигаясь в ее лоно, — кто из нас не был когда-то невинным!
О, как вскипела тут страсть жившего во мне вампира, но я заставил его отступить и любил ее только как мужчина, как человек. Поступи я иначе, ее первый опыт в любви мог стать для нее последним...
* * *
Теперь позволь мне объяснить, что же все-таки произошло.
Из праздного ли любопытства или по каким-то иным причинам в своих снах я отыскал Марилену — я был совершенно ею очарован и соблазнил, обольстил ее. Точнее, наверное, сказать — мы соблазнили друг друга.
Но, спросишь ты, как же могла она, будучи по сути еще невинным ребенком, обольстить меня? И я отвечу тебе: потому что сны не представляют собой опасности. Что бы ни случилось во сне, когда просыпаешься, все остается по-старому. Она могла воплотить все свои сексуальные фантазии, не опасаясь последствий этого воплощения. Ты можешь также спросить меня, каким же образом я, Фаэтор Ференци, даже во сне, мог стать кем-либо еще, кроме как Вамфиром? Но еще задолго до того, как я превратился в вампира, я умел мечтать и видеть сны. Когда-то я был обыкновенным человеком! То, что волновало меня в юности, по-прежнему продолжало время от времени беспокоить меня в моих снах. Старые страхи, чувства, эмоции, страсти и желания...
Думаю, ты понимаешь, что я имею в виду: все мы знаем, что, даже когда тот или иной наш опыт, то или иное событие в реальном мире теряет свою новизну, утрачивает свое значение, в своих снах мы по-прежнему можем вспоминать о них и заново переживать с неменьшим, чем прежде, волнением и возбуждением. В своих снах я, например, имел обыкновение вспоминать момент своего перерождения, ту минуту, когда я от своего отца получил яйцо и превратился в вампира. Да-а-а... такие сны по-прежнему наводят на меня ужас! Но в холодном свете дня все эти страхи куда-то уходят, забываются, исчезают в тумане прошлого, и я вновь перестаю быть неопытным юнцом и становлюсь Ференци. — Соединение наших с Мариленой снов не было, однако, случайным — я ее искал и, в конце концов, нашел. И однажды проникнув в ее сны, я уже мечтал — как мечтал бы об этом любой мужчина на моем месте — увидеть и познать ее во плоти. Еще раз повторяю: это не были обычные сны. Я обладал возможностями вампира, а она была провидицей. А такого рода дар близок к телепатии. Мы в действительности проникали в сны друг друга, а потому имели возможность взаимно познать наши тела.
Обмен нежностями и ласками, а потом и неистовые любовные игры происходили в ином мире — мысленном, а потому отсутствовала необходимость избегать чего-либо, от чего-то отказываться. Таким образом, когда мы наконец встретились, мы чувствовали себя давними любовниками. Однако при всем этом Марилена по-прежнему оставалась девственницей, ее тела реально не коснулся ни один мужчина... во всяком случае — пока. Следует учесть, однако, что я все это понимал, а она — нет. Она считала, что смогла увидеть будущее только благодаря собственному дару без какого бы то ни было вмешательства извне. Она даже не подозревала, что в ее снах ею руководил я, пользуясь своей способностью к внушению, даром обольщения, свойственным вампирам, и... и еще многими своими талантами, издавна присущими мне... Она всего лишь воображала, что мы и в самом деле любовники. Кто знает, возможно, мы действительно стали бы ими. Но я был не настолько глуп, чтобы объяснять ей все это и разрушать ее иллюзии.
Тебе, вероятно, может прийти в голову вопрос: как же могла эта прекрасная юная девушка, свежая и гладкая, как яблочко, обладающая здравым умом и великолепным телом, приходить в возбуждение и получать удовлетворение от такого древнего бессмертного существа, как я, всего покрытого шрамами, жестокого, обладающего необузданным нравом и вселяющего во всех ужас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
— Ты говоришь со мной честно и прямо, — признал я, — и этим нравишься мне. Я тоже буду с тобой откровенен. Я слышал, что эта Марилена Зирра очень хорошенькая. Если это правда, возможно, что я захочу взять ее, — ведь не только твоим цыганам холодными ночами нужны тепло и ласка. Вот почему ты должен отнестись к ним уважительно, особенно к ее отцу и членам ее семьи, если таковые там есть. Я не хочу, чтобы они увидели во мне холодного, равнодушного и жестокого невежду.
— Да что вы! Это вы-то, хозяин? — воскликнул предводитель, однако голос его оставался ровным, без тени чувств и эмоций, а лицо совершенно бесстрастным." — Холодный? Жестокий? Да никому и в голову не может прийти ничего подобного! Кто же в это поверит?
Прежде чем ответить, я некоторое время пристально и изучающе смотрел на него и наконец заговорил:
— Честность и прямота — это одно, а развязность и нахальство — совсем другое. Ты смеешь фамильярничать со мной? Откровенно говоря, я не думаю, что тебе сойдет с рук подобная... наглость. Вот почему, когда ты говоришь мне подобные вещи, да еще таким тоном... будь любезен... улыбаться... — Я снова пристально посмотрел на него и издал некое подобие утробного рычания, отчего ему стало очень не по себе.
— Господин, — заговорил он, дрожа с головы до ног, — я не хотел сказать ничего...
— Успокойся! — ответил я. — Тебе повезло — я сегодня в хорошем расположении духа. Хорошенько запомни и учти все, что я сказал! Позже, когда люди Зирры придут в себя, ты проводишь меня к ним. А теперь — убирайся!
Однако, когда я оказался среди них, я остался недоволен. Дело было не в том, что мои приказания не были исполнены, все было сделано в полном соответствии с ними. Просто выпавшее на долю этих людей тяжкое испытание сделало их совершенно безучастными ко всему — они были абсолютно сбиты с толку и растеряны Для того чтобы прийти в себя и излечиться, им требовалось время. А пока они дрожали от ужаса и говорили лишь тогда, когда к ним обращались.
А где же моя воображаемая принцесса? Я видел лишь кучу грязных лохмотьев на полу возле огня. Меня раздражало то, что мои сны обманули меня, что в их толкованиях я потерпел неудачу. А я терпеть не мог неудачи, особенно если это касалось меня самого.
Какое-то время я мрачно разглядывал это отребье, потом наконец спросил.
— Кто из вас Григорий Зирра?
Он встал — сущее ничтожество, хилый человечек, испуганный и бледный после пережитых испытаний. Он был еще не стар, но и молодым его едва ли можно было назвать. Когда-то его худое тело обладало силой, но теперь она покинула его. В отличие от меня он был всего лишь человеком, и он многое потерял.
— Я — Ференци, — обратился я к нему. — А это — мой замок. Люди, которых вы здесь видите, — мои вассалы, они, как и вы, тоже зганы. В настоящее время я с удовольствием предоставляю вам свой кров. Однако я слышал, что среди вас есть гадалка-предсказательница, и мне бы очень хотелось поближе познакомиться со столь таинственным и загадочным существом. Где же эта ведьма — или, может быть, колдунья?
— Ваше гостеприимство столь же велико, как и вся ваша жизнь, — ответил он. — Увы, горе не позволяет мне в полной мере выразить вам свое восхищение. Какая-то часть меня сегодня умерла. Мою жену унесло бурей в пропасть. И теперь у меня осталась только дочь — совсем еще дитя. Она умеет предсказывать будущее по звездам и видит его в своих снах. Она не ведьма, господин, она истинная провидица, моя Мари-лена. Это о ней вы слышали.
— А где же она?
Он посмотрел на меня, и в глазах его ясно был виден страх. Но тут я почувствовал, что кто-то тянет меня за рукав, и вздрогнул от подобной наглости, ибо никто из моих людей не смел прикасаться ко мне. Никто не мог даже пальцем дотронуться до меня без разрешения, с тех пор как я встал со своего одра болезни. Я оглянулся и увидел, что одна куча лохмотьев поднялась и стоит теперь рядом со мной... Из-под темных густых полукружий бровей на меня смотрели огромные глаза... ее волосы черными локонами рассыпались вокруг лица в форме сердечка... ее губы, цвета спелой вишни, были яркими, как кровь. А на моем рукаве лежала маленькая ручка, на которой было всего три пальца — именно такой я видел ее в своих снах!
— Господин, Марилена — это я, — сказала она. — Простите моего отца — он очень любит меня и потому боится. Некоторые на этом свете не верят в таинства, в то; что они не в силах понять, а потому плохо относятся к некоторым женщинам, которых они называют ведьмами и колдуньями.
Сердце мое замерло и остановилось! Это была она — сомнений не оставалось! Я узнал ее голос! Под одеждой я увидел принцессу моих снов и знал, что она восхитительна и прекрасна.
— Я... я узнал тебя, — сдавленно прошептал я.
— А я — вас, мой господин. Я видела вас в своем будущем. Очень часто. Вы для меня никоим образом не посторонний!
У меня не было слов, а если и были, они застряли у меня в горле. Но... но я все-таки был Ференци! Наверное, мне следовало бы плясать от радости, смеяться во все горло, подхватить ее и закружить в танце... Во всяком случае, мне очень хотелось поступить именно так, но я не мог позволить себе проявлять чувства. А потому я стоял, словно громом пораженный, застыл, как полный идиот, пока она не пришла мне на помощь.
— Если вы хотите, чтобы я предсказала вам будущее, господин мой, вы должны увести меня куда-нибудь отсюда. Здесь мне трудно сосредоточиться, ибо здесь царит печаль, здесь слишком много горя, к тому же все ходят туда-сюда, суетятся, а это очень мешает мне ясно видеть магический кристалл. Необходимо найти уединенное место.
— О да, конечно! — воскликнул я. — Иди за мной!
— Господин! — остановил меня ее отец. — Она еще невинна! — последние его слова прозвучали почти как мольба. Мой характер и привычки хорошо были известны зганам.
Однако... неужели он так плохо знал собственную дочь? “Ах ты, лживый цыганский пес! — едва не крикнул я ему в ответ. — Это она-то невинна? Да она уже вылизала своим языком, будто вымыла, все мое тело! Вот уже целый месяц каждую ночь я изливаюсь в нее, ибо ее язык и крохотные трехпалые "ручки разжигают во мне бушующее пламя! Невинна? У ж если она невинна, то я тем более!” Но разве мог я сказать ему все это? Ведь все мои любовные приключения с Мариленой мне только приснились!
А она вновь пришла мне на помощь.
— Отец, — укоризненно обратилась она к нему, в то время как я только молча сверлил его взглядом. — Я уже видела все, что произойдет дальше. Ведь для меня будущее существует в настоящем, и я ничего не опасаюсь, со мной не случится ничего плохого. Во всяком случае, Ференци не нанесет мне вреда.
Он видел выражение моего лица и понял, что злоупотребляет моим гостеприимством.
— Простите меня, господин, — опуская голову, произнес он. — Вместо того, чтобы говорить и вести себя с вами как вечный ваш должник, я повел себя всего лишь как отец. Моей дочери всего семнадцать, и мы оказались среди незнакомых нам людей. Семья Зирра уже и так многое потеряла сегодня. Нет-нет, я ничего особенного не имел в виду! Но, понимаете, я сегодня говорю много глупостей. Это все горе... Я слишком потрясен. Я ничего такого не хотел сказать... Это все горе... — Он зарыдал и упал без чувств.
Я шагнул к нему и положил руку на его голову.
— Успокойся! Тот, кто посмеет обидеть тебя или твоих людей под крышей дома Ференци, будет иметь дело со мной. — И с этими словами я увел ее в свои апартаменты...
Когда мы оказались одни там, где никто не осмелился бы нас побеспокоить, я снял с нее меховую накидку, и она осталась в простом крестьянском платье. Теперь она стала больше походить на ту принцессу, которую я знал, но все же это была еще не совсем она. Мои глаза загорелись, они жаждали увидеть ее всю. И она это понимала.
— Разве так может быть? — удивленно спросила она. — Я действительно вас знаю. Никогда еще мои сны не были столь реальными!
— Ты права," — ответил я. — Нас нельзя назвать... незнакомыми. Мы действительно видели одни и те же сны.
— У вас есть огромные шрамы, — сказала она, — вот здесь — на руке и вот здесь — на боку. — И когда она коснулась меня, даже я — Ференци! — не смог сдержать дрожь.
— А у тебя, — в свою очередь сказал ей я, — посередине спины есть маленькая красная родинка, похожая на каплю крови.
В моей комнате возле огромного камина, в котором ярко пылал огонь, стояло каменное корыто для мытья. Над огнем висел котел с горячей водой, пар от которого смешивался с дымом и уходил в трубу. Она подошла к треноге и повернула специальное приспособление, чтобы вода полилась в корыто. Она знала, как это сделать, ибо видела это во сне.
— После путешествия я нечиста, — объяснила она мне, — и кожа моя загрубела от холода и снега.
Она разделась, и я вымыл ее, потом она вымыла меня.
— Ну а теперь, — с усмешкой обратился я к ней, — как насчет интимных предсказаний? — Я уже хотел было войти в нее, но она вдруг остановила меня, прошептав:
— Наши общие сны не принимали в расчет мою неопытность и невинность. Мой отец сказал правду, господин. Будущее неумолимо приближается, но пока я все еще девственница.
— Ax, — со сладострастным стоном прошептал я ей в ответ, тем временем осторожно продвигаясь в ее лоно, — кто из нас не был когда-то невинным!
О, как вскипела тут страсть жившего во мне вампира, но я заставил его отступить и любил ее только как мужчина, как человек. Поступи я иначе, ее первый опыт в любви мог стать для нее последним...
* * *
Теперь позволь мне объяснить, что же все-таки произошло.
Из праздного ли любопытства или по каким-то иным причинам в своих снах я отыскал Марилену — я был совершенно ею очарован и соблазнил, обольстил ее. Точнее, наверное, сказать — мы соблазнили друг друга.
Но, спросишь ты, как же могла она, будучи по сути еще невинным ребенком, обольстить меня? И я отвечу тебе: потому что сны не представляют собой опасности. Что бы ни случилось во сне, когда просыпаешься, все остается по-старому. Она могла воплотить все свои сексуальные фантазии, не опасаясь последствий этого воплощения. Ты можешь также спросить меня, каким же образом я, Фаэтор Ференци, даже во сне, мог стать кем-либо еще, кроме как Вамфиром? Но еще задолго до того, как я превратился в вампира, я умел мечтать и видеть сны. Когда-то я был обыкновенным человеком! То, что волновало меня в юности, по-прежнему продолжало время от времени беспокоить меня в моих снах. Старые страхи, чувства, эмоции, страсти и желания...
Думаю, ты понимаешь, что я имею в виду: все мы знаем, что, даже когда тот или иной наш опыт, то или иное событие в реальном мире теряет свою новизну, утрачивает свое значение, в своих снах мы по-прежнему можем вспоминать о них и заново переживать с неменьшим, чем прежде, волнением и возбуждением. В своих снах я, например, имел обыкновение вспоминать момент своего перерождения, ту минуту, когда я от своего отца получил яйцо и превратился в вампира. Да-а-а... такие сны по-прежнему наводят на меня ужас! Но в холодном свете дня все эти страхи куда-то уходят, забываются, исчезают в тумане прошлого, и я вновь перестаю быть неопытным юнцом и становлюсь Ференци. — Соединение наших с Мариленой снов не было, однако, случайным — я ее искал и, в конце концов, нашел. И однажды проникнув в ее сны, я уже мечтал — как мечтал бы об этом любой мужчина на моем месте — увидеть и познать ее во плоти. Еще раз повторяю: это не были обычные сны. Я обладал возможностями вампира, а она была провидицей. А такого рода дар близок к телепатии. Мы в действительности проникали в сны друг друга, а потому имели возможность взаимно познать наши тела.
Обмен нежностями и ласками, а потом и неистовые любовные игры происходили в ином мире — мысленном, а потому отсутствовала необходимость избегать чего-либо, от чего-то отказываться. Таким образом, когда мы наконец встретились, мы чувствовали себя давними любовниками. Однако при всем этом Марилена по-прежнему оставалась девственницей, ее тела реально не коснулся ни один мужчина... во всяком случае — пока. Следует учесть, однако, что я все это понимал, а она — нет. Она считала, что смогла увидеть будущее только благодаря собственному дару без какого бы то ни было вмешательства извне. Она даже не подозревала, что в ее снах ею руководил я, пользуясь своей способностью к внушению, даром обольщения, свойственным вампирам, и... и еще многими своими талантами, издавна присущими мне... Она всего лишь воображала, что мы и в самом деле любовники. Кто знает, возможно, мы действительно стали бы ими. Но я был не настолько глуп, чтобы объяснять ей все это и разрушать ее иллюзии.
Тебе, вероятно, может прийти в голову вопрос: как же могла эта прекрасная юная девушка, свежая и гладкая, как яблочко, обладающая здравым умом и великолепным телом, приходить в возбуждение и получать удовлетворение от такого древнего бессмертного существа, как я, всего покрытого шрамами, жестокого, обладающего необузданным нравом и вселяющего во всех ужас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83