Единственное исключение составлял его сын, тоже Гарри Киф, но Гарри-младший был не в счет, ибо в этом мире его не было, он пребывал... неизвестно где...
Гарри снился все тот же старый тревожный сон, в котором смешались события последних пятнадцати лет, люди, которых он любил, и то, что происходило с ним в настоящем, — все смешалось в странный эротический калейдоскоп. Он вспоминал о своей любви к Хелен, о первом своем реальном (как физическом, так и психологическом) сексуальном опыте, о Бренде — первой своей настоящей любви и о женитьбе на ней. Несмотря на странность и сумбурность, сны эти были приятными, сладкими, очень знакомыми и пробуждали в душе его бурю эмоций. Но снилась ему и леди Карен, ее дом в царстве вампиров. Судя по всему, именно этот страшный сон и заставил его проснуться.
Где-то среди этих снов присутствовала и Сандра — его нынешняя и, как он надеялся, отныне долгая любовь. Сны о ней были очень похожи на явь, виделись ясно и отчетливо — возможно, причиной тому служила их близость к его теперешней жизни. Сны то жалили его, словно ядовитые стрелы, то сковывали ледяным ужасом.
Ему снилось, что он занимается любовью с теми женщинами, которых он знал раньше, или с той, которая была рядом с ним теперь. А иногда, что он занимается любовью с леди Карен, которую, к счастью, он не знал никогда — во всяком случае с этой стороны.
Сандра... с ней они занимались любовью несколько раз... хотя нет — много раз, однако удовлетворения от этого не получали. Это всегда происходило в ее доме в Эдинбурге при тусклом свете лампы под зеленым абажуром, стоявшей возле кровати. Гарри при этом не испытывал ни удовольствия, ни удовлетворения, а что касается Сандры... кто знает, какие чувства обуревали ее... Гарри, во всяком случае, казалось, что она искренне и всей душой любит его.
Он никогда не позволял себе выразить свою неудовлетворенность. И не потому даже, что не хотел причинить ей боль, скорее потому, что таким образом он мог выдать себя, сделать явной собственную ущербность. Да, именно ущербность, хотя в сравнении с другими мужчинами — а Гарри был не столь наивен, чтобы воображать, будто он единственный в жизни Сандры, — он, вероятно, казался Сандре едва ли не суперменом. В этом-то и состоял парадокс.
Он мог заниматься с ней любовью целый час, а иногда даже дольше, прежде чем достигал своего пика. Но суперменом он не был, во всяком случае в этом смысле. Все дело в том, что в постели он был будто бы не с ней. Он приходил к ней, мысленно будучи рядом с какой-либо другой женщиной. Например, с подружкой своего приятеля, иногда со случайной знакомой, таинственной женщиной в маске, даже рядом с подругой детства — маленькой Хелен или своей женой Брендой. Чертовски тяжело признаваться в этом даже самому себе, когда речь идет о женщине, которую, как тебе кажется, ты любишь и которая, несомненно, любит тебя!
Но именно эта его ущербность казалась Сандре очень привлекательной. Действительно, Гарри должен считать себя просто счастливчиком — об этом говорили ему все. Может быть, виной всему тускло-зеленое освещение ее комнаты? Гарри никогда не любил зеленый цвет. Глаза у нее тоже были зеленоватые, точнее — зеленовато-голубые.
Вот почему в снах о Сандре все было по-другому. В них он занимался с ней любовью, и это было восхитительно. Он был совсем близок к оргазму, когда внезапно проснулся... точнее — его разбудило ощущение того, что что-то должно произойти.
Он проснулся в собственной постели в своем загородном доме возле Боннирига, неподалеку от Эдинбурга, все еще держа в руках книгу... может быть, она и послужила причиной его странных снов? Вамфири!.. В этом не было ничего удивительного — вот уже в течение нескольких лет они присутствовали в его снах, оказывали на них влияние...
За окнами уже занимался рассвет. Сквозь узкие щелочки между шторами проникали слабые, зеленовато-серые лучи света, окрашивая воздух комнаты в тусклые цвета подводного мира.
Полуоткинувшись на подушки, Гарри постепенно приходил в себя, возвращаясь к реальности, и вдруг почувствовал, что в голове его зашумело, в ушах возник звон. Волосы его буквально встали дыбом. По-прежнему стоял и его член — видимо, все еще под воздействием сна. Гарри лежал обнаженный, напряженный до предела.
Он напряженно вслушивался в окружающие звуки: булькание в системе отопления, регулируемой таймером, нестройное щебетание первых проснувшихся поутру птиц, звуки пробуждающейся ото сна природы и занимающегося рассвета.
Гарри редко когда спал более двух часов подряд, а потому рассвет был для него любимым временем суток. Так приятно сознавать, что ночь прошла, что ничего не произошло и настает новый день. Но на этот раз он чувствовал, что происходит нечто необычное, и внимательно вглядывался в тускло-зеленого цвета пространство, не сводя глаз с распахнутой двери в спальню. Затуманенному сном взору все виделось неясно, очертания предметов расплывались. Во всей комнате не было ни одного четко обрисованного предмета. Напряжение все возрастало, еще больше усиливаясь из-за невозможности ясно видеть окружающее.
Каждый, кто когда-либо просыпался утром после обильных возлияний, поймет, что чувствовал в эти минуты Гарри. Ты не понимаешь толком, где находишься, не знаешь точно, где должен находиться и в то же время опасаешься, что не окажешься там, где необходимо. Но даже если ты знаешь, где находишься, ты все же до конца не уверен, что ты именно там, и даже в том, что ты — это ты, а не кто-то другой. Это одно из проявлений синдрома, известного под названием “никогда больше”!
Однако Гарри не был пьян — во всяком случае, он не помнил, чтобы пил.
Подобные пробуждения неизменно сопровождались у Гарри еще одним ощущением, всегда пугавшим его, — своего рода параличом. Он не мог даже шевельнуться. Он понимал, что это явление всего лишь сопровождает переход от сна к бодрствованию, но тем не менее ощущение было кошмарным. Он с трудом заставлял двигаться свои конечности, начиная с какой-нибудь одной руки или ноги. И вот сейчас он оказался парализованным — жили и двигались только глаза. Он изо всех сил вглядывался в темноту, царившую за открытой дверью спальни.
Что-то происходило... Это что-то заставило его проснуться... Именно оно лишило его возможности получить удовлетворение, извергнувшись в Сандру, и, наконец, испытать долгожданное удовольствие. Что-то происходило в доме...
Именно поэтому в ушах у него звенело, волосы на затылке шевелились и он испытывал чрезвычайную слабость. В воздухе стоял странный запах. В темноте за дверью ощущалось какое-то движение... Именно ощущалось, ибо он ничего не слышал. Кто-то приблизился к двери, замер за ней в непроглядной тьме...
— Кто здесь? — хотел было окликнуть Гарри, но — голос и язык ему не повиновались. Он сумел издать лишь тихий нечленораздельный звук. Из темноты возникла какая-то неясная тень. В зеленоватом неясном свете он увидел пупок, нижнюю часть живота, темные густые завитки волос на лобке, изгиб нежных женских бедер и верхнюю часть ног, ту, которая, как правило, не бывает прикрыта чулками. Она (правда, кто она, до сих пор не было известно) стояла прямо за дверью, и плоть ее мягко поблескивала в неясном свете. Он увидел, что она переступила с одной невидимой ноги на другую, бедра ее при этом колыхнулись. Над мягким, нежным животом, скрытые темнотой, должно быть, были груди, большие, как спелые плоды. У Сандры грудь была большой и мягкой.
Конечно же, это была Сандра!
Голос по-прежнему отказывался повиноваться Гарри, но он теперь мог пошевелить пальцами левой руки. Сандра, несомненно, видит его и то, какое влияние она на него оказывает. Похоже, его сон вот-вот превратится в реальность. Кровь вновь вскипела и запульсировала в его венах. Мысленно он сам себе стал задавать вопросы и сам же отвечал на них:
"Зачем она пришла?
Конечно же, чтобы заняться сексом!
Как она попала в дом?
Должно быть, он дал ей ключ. Но он не помнил, когда сделал это.
Почему она не подходит ближе, не показывается ему полностью?
Потому что сначала она хочет убедиться в том, что он в достаточной степени возбужден. Возможно даже, что она не собиралась будить его, пока не окажется рядом с ним в постели.
Почему она так долго не давала ему понять, что может быть сексуально активной? Она, конечно, и прежде иногда проявляла инициативу, но никогда до такой степени.
Возможно потому, что она чувствовала его неуверенность, опасалась, что он не до конца откровенен с ней, а может быть, она даже догадывалась о его неудовлетворенности в отношениях с ней.
Что ж, может статься, она права..."
От напряжения правый глаз Гарри задергался, у него потекли слезы. Все дело в слабой освещенности. Гарри заставил пошевелиться левую руку, протянул ее и потянул за веревку, с помощью которой закрывались шторы. Он хотел, чтобы в комнату проникало еще меньше слабого зеленовато-серого света. Комната погрузилась почти в полную темноту — на вельветово-черном фоне виднелись лишь тонкие зеленые полоски. Именно этого она и ждала.
На ней, похоже, были надеты чулки и тенниска, закатанная так, что пупок оставался открытым. Это было очень сексуально: полускрытые темнотой пересеченные зелеными штрихами бедра, пупок, живот медленно приближались к нему, все движения были волнующе томными. Дойдя до кровати, она встала на нее на колени, разведя в стороны бедра. Среди темных завитков лобковых волос виднелась еще более темная щель. Она не издала при этом ни звука и оказалась на удивление легкой. Когда она подползала к нему, кровать даже не прогнулась. Гарри никак не мог понять, как ей все это удается.
Она стала опускаться, а черная щель все увеличивалась, расширялась... он выгнул спину, напрягся во встречном движении. Но почему он не ощущает давления ее коленей на свои бедра? Почему она кажется совершенно невесомой?
И вдруг по телу его поползли мурашки. Возбуждение и страсть мгновенно покинули его... Интуитивно ли, инстинктивно ли, но каким-то образом он вдруг понял, что это вовсе не Сандра. Но самое страшное — он не мог даже предположить, кто бы это мог быть!
Левой рукой он на ощупь нашел шнурок выключателя и дернул его...
Комнату озарил слепящий свет.
В ту же секунду окруженная завитками волос щель раскрылась подобно какому-то механизму. Широко раскрылись челюсти с отвратительно розовыми деснами и острыми, как иглы, белоснежными, блестящими от обилия слюны зубами... А потом... они словно клещи сомкнулись на его плоти, злобно стиснули ее, причиняя ему невыносимую, мучительную боль!
Гарри закричал, рванулся назад в постели и забился головой о спинку кровати. Руки помимо его воли взметнулись вверх, пытаясь нанести удар по лицу, вцепиться в горло, зашарили в воздухе в поисках объекта для удара, но... ровным счетом ничего не обнаружили...
Выше пупка ничего не было! И ниже бедер — тоже! Она... оно... было не более чем нижней частью туловища, лишенным тела влагалищем с отвратительными зубами, жевавшими его плоть! Горячая алая кровь, пульсируя, текла ручьем, в то время как чудовище пировало над его гениталиями, превращая их в кровавое месиво. И тут... то, что он ранее принял за пупок, раскрылось и Гарри увидел малиново-красный глаз, неотрывно глядящий прямо на него!..
— Это все, Гарри? — доктор Дэвид Беттли, сотрудник отдела экстрасенсорики, рано отошедший от дел из-за слабого сердца, смотрел на своего гостя из-под сведенных густых бровей.
— А разве этого недостаточно? — живо отозвался гость. — Клянусь Богом, мне этого вполне хватило! У меня свет в глазах померк, я едва не лишился жизни Да, именно так! Вы же знаете, я не хвастун, но даже мне пришлось очень нелегко. Дело в том, что этот проклятый сон был так... так похож на явь... Нам всем время от времени снятся кошмары, но этот!.. — Он покачал головой и невольно содрогнулся.
— Да, я вижу, что он оказал на вас крайне отрицательное воздействие, — сочувственно произнес Беттли — Но когда я спросил, все ли это, я вовсе не хотел показать, что не принимаю всерьез происшедшее. Я просто хотел узнать, не было ли еще чего-нибудь.
— Нет, — Гарри отрицательно покачал головой, — именно в этот момент я действительно проснулся. Но если вы имеете в виду мою реакцию... Да, было еще кое-что. Знаете, я чувствовал ужасную слабость. Уверен, что находился в шоке. Я был физически болен, подавлен. У меня даже расстроился желудок, и мне не стыдно признаться в этом, поскольку до туалета я все же добежать успел. Не хочу показаться грубым, но этот сон в прямом смысле вывернул меня наизнанку, вплоть до дерьма.
Он замолчал, откинулся на спинку стула, и все его оживление куда-то исчезло. Беттли подумал, что выглядит он очень усталым.
Однако спустя некоторое время Гарри снова выпрямился и продолжил:
— Потом... я включил свет во всем доме и с ножом для разделки мяса в руках прочесал его. Я искал это существо повсюду. Долго... час или два... пока не наступил день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Гарри снился все тот же старый тревожный сон, в котором смешались события последних пятнадцати лет, люди, которых он любил, и то, что происходило с ним в настоящем, — все смешалось в странный эротический калейдоскоп. Он вспоминал о своей любви к Хелен, о первом своем реальном (как физическом, так и психологическом) сексуальном опыте, о Бренде — первой своей настоящей любви и о женитьбе на ней. Несмотря на странность и сумбурность, сны эти были приятными, сладкими, очень знакомыми и пробуждали в душе его бурю эмоций. Но снилась ему и леди Карен, ее дом в царстве вампиров. Судя по всему, именно этот страшный сон и заставил его проснуться.
Где-то среди этих снов присутствовала и Сандра — его нынешняя и, как он надеялся, отныне долгая любовь. Сны о ней были очень похожи на явь, виделись ясно и отчетливо — возможно, причиной тому служила их близость к его теперешней жизни. Сны то жалили его, словно ядовитые стрелы, то сковывали ледяным ужасом.
Ему снилось, что он занимается любовью с теми женщинами, которых он знал раньше, или с той, которая была рядом с ним теперь. А иногда, что он занимается любовью с леди Карен, которую, к счастью, он не знал никогда — во всяком случае с этой стороны.
Сандра... с ней они занимались любовью несколько раз... хотя нет — много раз, однако удовлетворения от этого не получали. Это всегда происходило в ее доме в Эдинбурге при тусклом свете лампы под зеленым абажуром, стоявшей возле кровати. Гарри при этом не испытывал ни удовольствия, ни удовлетворения, а что касается Сандры... кто знает, какие чувства обуревали ее... Гарри, во всяком случае, казалось, что она искренне и всей душой любит его.
Он никогда не позволял себе выразить свою неудовлетворенность. И не потому даже, что не хотел причинить ей боль, скорее потому, что таким образом он мог выдать себя, сделать явной собственную ущербность. Да, именно ущербность, хотя в сравнении с другими мужчинами — а Гарри был не столь наивен, чтобы воображать, будто он единственный в жизни Сандры, — он, вероятно, казался Сандре едва ли не суперменом. В этом-то и состоял парадокс.
Он мог заниматься с ней любовью целый час, а иногда даже дольше, прежде чем достигал своего пика. Но суперменом он не был, во всяком случае в этом смысле. Все дело в том, что в постели он был будто бы не с ней. Он приходил к ней, мысленно будучи рядом с какой-либо другой женщиной. Например, с подружкой своего приятеля, иногда со случайной знакомой, таинственной женщиной в маске, даже рядом с подругой детства — маленькой Хелен или своей женой Брендой. Чертовски тяжело признаваться в этом даже самому себе, когда речь идет о женщине, которую, как тебе кажется, ты любишь и которая, несомненно, любит тебя!
Но именно эта его ущербность казалась Сандре очень привлекательной. Действительно, Гарри должен считать себя просто счастливчиком — об этом говорили ему все. Может быть, виной всему тускло-зеленое освещение ее комнаты? Гарри никогда не любил зеленый цвет. Глаза у нее тоже были зеленоватые, точнее — зеленовато-голубые.
Вот почему в снах о Сандре все было по-другому. В них он занимался с ней любовью, и это было восхитительно. Он был совсем близок к оргазму, когда внезапно проснулся... точнее — его разбудило ощущение того, что что-то должно произойти.
Он проснулся в собственной постели в своем загородном доме возле Боннирига, неподалеку от Эдинбурга, все еще держа в руках книгу... может быть, она и послужила причиной его странных снов? Вамфири!.. В этом не было ничего удивительного — вот уже в течение нескольких лет они присутствовали в его снах, оказывали на них влияние...
За окнами уже занимался рассвет. Сквозь узкие щелочки между шторами проникали слабые, зеленовато-серые лучи света, окрашивая воздух комнаты в тусклые цвета подводного мира.
Полуоткинувшись на подушки, Гарри постепенно приходил в себя, возвращаясь к реальности, и вдруг почувствовал, что в голове его зашумело, в ушах возник звон. Волосы его буквально встали дыбом. По-прежнему стоял и его член — видимо, все еще под воздействием сна. Гарри лежал обнаженный, напряженный до предела.
Он напряженно вслушивался в окружающие звуки: булькание в системе отопления, регулируемой таймером, нестройное щебетание первых проснувшихся поутру птиц, звуки пробуждающейся ото сна природы и занимающегося рассвета.
Гарри редко когда спал более двух часов подряд, а потому рассвет был для него любимым временем суток. Так приятно сознавать, что ночь прошла, что ничего не произошло и настает новый день. Но на этот раз он чувствовал, что происходит нечто необычное, и внимательно вглядывался в тускло-зеленого цвета пространство, не сводя глаз с распахнутой двери в спальню. Затуманенному сном взору все виделось неясно, очертания предметов расплывались. Во всей комнате не было ни одного четко обрисованного предмета. Напряжение все возрастало, еще больше усиливаясь из-за невозможности ясно видеть окружающее.
Каждый, кто когда-либо просыпался утром после обильных возлияний, поймет, что чувствовал в эти минуты Гарри. Ты не понимаешь толком, где находишься, не знаешь точно, где должен находиться и в то же время опасаешься, что не окажешься там, где необходимо. Но даже если ты знаешь, где находишься, ты все же до конца не уверен, что ты именно там, и даже в том, что ты — это ты, а не кто-то другой. Это одно из проявлений синдрома, известного под названием “никогда больше”!
Однако Гарри не был пьян — во всяком случае, он не помнил, чтобы пил.
Подобные пробуждения неизменно сопровождались у Гарри еще одним ощущением, всегда пугавшим его, — своего рода параличом. Он не мог даже шевельнуться. Он понимал, что это явление всего лишь сопровождает переход от сна к бодрствованию, но тем не менее ощущение было кошмарным. Он с трудом заставлял двигаться свои конечности, начиная с какой-нибудь одной руки или ноги. И вот сейчас он оказался парализованным — жили и двигались только глаза. Он изо всех сил вглядывался в темноту, царившую за открытой дверью спальни.
Что-то происходило... Это что-то заставило его проснуться... Именно оно лишило его возможности получить удовлетворение, извергнувшись в Сандру, и, наконец, испытать долгожданное удовольствие. Что-то происходило в доме...
Именно поэтому в ушах у него звенело, волосы на затылке шевелились и он испытывал чрезвычайную слабость. В воздухе стоял странный запах. В темноте за дверью ощущалось какое-то движение... Именно ощущалось, ибо он ничего не слышал. Кто-то приблизился к двери, замер за ней в непроглядной тьме...
— Кто здесь? — хотел было окликнуть Гарри, но — голос и язык ему не повиновались. Он сумел издать лишь тихий нечленораздельный звук. Из темноты возникла какая-то неясная тень. В зеленоватом неясном свете он увидел пупок, нижнюю часть живота, темные густые завитки волос на лобке, изгиб нежных женских бедер и верхнюю часть ног, ту, которая, как правило, не бывает прикрыта чулками. Она (правда, кто она, до сих пор не было известно) стояла прямо за дверью, и плоть ее мягко поблескивала в неясном свете. Он увидел, что она переступила с одной невидимой ноги на другую, бедра ее при этом колыхнулись. Над мягким, нежным животом, скрытые темнотой, должно быть, были груди, большие, как спелые плоды. У Сандры грудь была большой и мягкой.
Конечно же, это была Сандра!
Голос по-прежнему отказывался повиноваться Гарри, но он теперь мог пошевелить пальцами левой руки. Сандра, несомненно, видит его и то, какое влияние она на него оказывает. Похоже, его сон вот-вот превратится в реальность. Кровь вновь вскипела и запульсировала в его венах. Мысленно он сам себе стал задавать вопросы и сам же отвечал на них:
"Зачем она пришла?
Конечно же, чтобы заняться сексом!
Как она попала в дом?
Должно быть, он дал ей ключ. Но он не помнил, когда сделал это.
Почему она не подходит ближе, не показывается ему полностью?
Потому что сначала она хочет убедиться в том, что он в достаточной степени возбужден. Возможно даже, что она не собиралась будить его, пока не окажется рядом с ним в постели.
Почему она так долго не давала ему понять, что может быть сексуально активной? Она, конечно, и прежде иногда проявляла инициативу, но никогда до такой степени.
Возможно потому, что она чувствовала его неуверенность, опасалась, что он не до конца откровенен с ней, а может быть, она даже догадывалась о его неудовлетворенности в отношениях с ней.
Что ж, может статься, она права..."
От напряжения правый глаз Гарри задергался, у него потекли слезы. Все дело в слабой освещенности. Гарри заставил пошевелиться левую руку, протянул ее и потянул за веревку, с помощью которой закрывались шторы. Он хотел, чтобы в комнату проникало еще меньше слабого зеленовато-серого света. Комната погрузилась почти в полную темноту — на вельветово-черном фоне виднелись лишь тонкие зеленые полоски. Именно этого она и ждала.
На ней, похоже, были надеты чулки и тенниска, закатанная так, что пупок оставался открытым. Это было очень сексуально: полускрытые темнотой пересеченные зелеными штрихами бедра, пупок, живот медленно приближались к нему, все движения были волнующе томными. Дойдя до кровати, она встала на нее на колени, разведя в стороны бедра. Среди темных завитков лобковых волос виднелась еще более темная щель. Она не издала при этом ни звука и оказалась на удивление легкой. Когда она подползала к нему, кровать даже не прогнулась. Гарри никак не мог понять, как ей все это удается.
Она стала опускаться, а черная щель все увеличивалась, расширялась... он выгнул спину, напрягся во встречном движении. Но почему он не ощущает давления ее коленей на свои бедра? Почему она кажется совершенно невесомой?
И вдруг по телу его поползли мурашки. Возбуждение и страсть мгновенно покинули его... Интуитивно ли, инстинктивно ли, но каким-то образом он вдруг понял, что это вовсе не Сандра. Но самое страшное — он не мог даже предположить, кто бы это мог быть!
Левой рукой он на ощупь нашел шнурок выключателя и дернул его...
Комнату озарил слепящий свет.
В ту же секунду окруженная завитками волос щель раскрылась подобно какому-то механизму. Широко раскрылись челюсти с отвратительно розовыми деснами и острыми, как иглы, белоснежными, блестящими от обилия слюны зубами... А потом... они словно клещи сомкнулись на его плоти, злобно стиснули ее, причиняя ему невыносимую, мучительную боль!
Гарри закричал, рванулся назад в постели и забился головой о спинку кровати. Руки помимо его воли взметнулись вверх, пытаясь нанести удар по лицу, вцепиться в горло, зашарили в воздухе в поисках объекта для удара, но... ровным счетом ничего не обнаружили...
Выше пупка ничего не было! И ниже бедер — тоже! Она... оно... было не более чем нижней частью туловища, лишенным тела влагалищем с отвратительными зубами, жевавшими его плоть! Горячая алая кровь, пульсируя, текла ручьем, в то время как чудовище пировало над его гениталиями, превращая их в кровавое месиво. И тут... то, что он ранее принял за пупок, раскрылось и Гарри увидел малиново-красный глаз, неотрывно глядящий прямо на него!..
— Это все, Гарри? — доктор Дэвид Беттли, сотрудник отдела экстрасенсорики, рано отошедший от дел из-за слабого сердца, смотрел на своего гостя из-под сведенных густых бровей.
— А разве этого недостаточно? — живо отозвался гость. — Клянусь Богом, мне этого вполне хватило! У меня свет в глазах померк, я едва не лишился жизни Да, именно так! Вы же знаете, я не хвастун, но даже мне пришлось очень нелегко. Дело в том, что этот проклятый сон был так... так похож на явь... Нам всем время от времени снятся кошмары, но этот!.. — Он покачал головой и невольно содрогнулся.
— Да, я вижу, что он оказал на вас крайне отрицательное воздействие, — сочувственно произнес Беттли — Но когда я спросил, все ли это, я вовсе не хотел показать, что не принимаю всерьез происшедшее. Я просто хотел узнать, не было ли еще чего-нибудь.
— Нет, — Гарри отрицательно покачал головой, — именно в этот момент я действительно проснулся. Но если вы имеете в виду мою реакцию... Да, было еще кое-что. Знаете, я чувствовал ужасную слабость. Уверен, что находился в шоке. Я был физически болен, подавлен. У меня даже расстроился желудок, и мне не стыдно признаться в этом, поскольку до туалета я все же добежать успел. Не хочу показаться грубым, но этот сон в прямом смысле вывернул меня наизнанку, вплоть до дерьма.
Он замолчал, откинулся на спинку стула, и все его оживление куда-то исчезло. Беттли подумал, что выглядит он очень усталым.
Однако спустя некоторое время Гарри снова выпрямился и продолжил:
— Потом... я включил свет во всем доме и с ножом для разделки мяса в руках прочесал его. Я искал это существо повсюду. Долго... час или два... пока не наступил день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83