Приведя «языка», девушка повалилась на скамейку и тихонько захрапела: в момент задержания «комсомолец» метнул в нее горсть сон-травы; девушка отскочила в сторону – но, видимо, успела нанюхаться. Княжич Зверко проводил допрос вдвоем со Стырей, который только что пришел в себя и был весьма зол. Несмотря на Стырину раздражительность, беседа с двадцатилетним фанатиком не дала ощутимых результатов. Где Чурила? – На подходе к Властову. – Что ему нужно? – Он несет славянам весну, хочет осчастливить ваш дикий, неблагодарный народ. – Давно ли ты на Чурилиной службе? – Восемь лет обучался при Сварожьем жрище у великого волхва Куруяда. – Есть ли еще твои соратники в окрестностях Висохолма? – О да, нас много, мы повсюду! Мы теперь везде! Будем оберегать эту землю, приглядывать за цветами и злаками; наши глаза смотрят из-под земли, наши руки движутся в шуме ветвей… – Куда вы дели городских мужиков? – Мужики не нужны. – Что значит не нужны, гнида? – Здешние мужи бесполезны. Русь есть страна прекрасных, трудолюбивых женщин. Эти женщины достойны других, более высокородных мужей – и такие небеснорожденные мужья скоро явятся на Русь, чтобы поселиться навсегда.
Пленный волхв не смог ответить и на главный вопрос, интересовавший Данилу: чем вы очуриваете женщин? – Это брага из драгоценной травы, растущей на берегах небесной реки Суры. На грязной земле она известна под названием кропийной сароги. Мы смешиваем ее с другими зельями и делаем сладкий ветер, который учит людей внутреннему песнопению. – Что есть противоядие, как можно расколдовать очурованного человека? – Это невозможно. – Отвечай, гнида, или я выдам тебя моим удальцам. – Разворожить невозможно. Никогда. Человек, побывавший на берегах небесной реки, не пожелает опуститься обратно на грязную землю. Внутреннее песнопение поселяется в человеческой душе навсегда. Ни одно из земных растений не осмелится вызвать на магический поединок огненную сарогу-траву!
Данька подавил вздох и отошел к окну. Молодой шаман не лжет: он действительно не знает противоядия. А за окном весело. Кипит безумство факелов, пляска обнаженных кинжалов – победа! город наш! Но – Данька знал: нет никакой победы. Чуть вдали, над высоким берегом, под нежно вечереющим небом по-прежнему движется тупой злокачественный хоровод… Уже сломали рогатую часовню с непристойными идольцами, заглушили ноющую музыку, разбили кадильницы – они все танцуют. Как если бы музыка успела проникнуть внутрь и поселиться в размягченной душе.
Как испугалась бедная Рута, когда увидела эти медленные кольца! «Страшно-престрашно, братец, – зашептала, прижимаясь рыжей головкой к Данькиному плечу. – Тянет, словно чернота в коловодце!» Потом стиснула зубки, прыгнула вперед и вырвала из хоровода-коловода крошечную девушку, еще подростка… Трясет за плечи: «Проснись, миленькая!» – а сама плачет; а девочка закатывает красивые серые глазки и бормочет что-то чудовищно неблагозвучное и нескладное про горькую черешню да кривую радугу…
«Помоги, деда Посух, – глухо попросил Данька, в пояс кланяясь старому пасечнику. – Ты премудрый волшебник; ты знаешь, как их расколдовать». – «Я то премудрый, а ты, паря, видать, шавшем тупой, – серьезно ответил старик, раздумчиво теребя бороду. – Я не волшебник, тудысь-растудысь! А лекарштвие от зачурания ты и сам жнаешь». – «Правда?» – оживился Данила, поспешно полез в мошну и начал выкладывать на стол мешочки со снадобьями: «Может быть, толченый ядрань поможет? Или кострючий корень? Если смешать с распаром из цветков кочедыжника…» – «Ты не прошто тупой, – вздохнул пасечник. – Ты еще и жутко глупый! – И добавил, строго моргая голубыми глазками: – Жабудь про эту плесень. У тебя ешть другое оружье, куда посильнее…» Данька удивился: «Какое? Я не знаю». А в ответ: «Знаешь. Просто боишься вспомнить».
Данька отвернулся. Сгреб со стола цветные мешочки и ушел. Да, он знал способ. Но… это греческое лекарство, драгоценное супероружие погибшей Империи сейчас неприменимо. Все равно что использовать термоядерную бомбу для отопления холодной комнаты.
…Между тем в крепнущей темноте за окном начались молодецкие пляски, кулачные бои и аттракционы: кто быстрее расшибет топором страхолюдного болванчика из пагоды (Стыря сказал, что статуи сделаны из желдяной падубы – редкой породы железного дерева). Данька догадывался: парни уже напились, буянят, потихоньку грабят опустевшие без мужиков дома, тайком растаскивают по темным подклетям безвольных, обкуренных женщин с дурными улыбками на слюнявых губах. Странная победа. Странное у меня войско. Улица моя тесна, говаривал Емелька Пугачев. Данька мрачно усмехнулся: вот и пришлось заделаться самозванцем. Теперь он руководит воровским сбродом – по щучьему велению, по Зверкину хотению! Горька моя черешня, крива моя радуга…
– Лодьи! Лодьи плывут! – загудела толпа за окошком. Луженые глотки! Рев такой, что стонут матицы в тесной нережской избе, облюбованной под ставку княжича. Рута отбросила рукоделье (сама в кольчуге, а пальчики иголками исколоты!) – сиганула к подоконнику.
– Точно кораблики плывут! Ха-ха, до чего красивеньки! Погляди, братец. – Она махнула Даньке ручкой.
Пара быстроходных кочей, вынырнув из темноты, направились к пристани – кто такие? Похоже на купецкие… однако отсюда видать пятна щитов, развешанных по борту, да и соколиный глаз, намалеванный на носу, поглядывает довольно хищно…
– Братья Плешиватые, ушкуйники с Керженца, – пригляделся Стыря в прореху бычьего пузыря на крохотном окне. – Шибко гребут, и ветрилы раздуты… Никак худое стряслось?
Вскоре в сени влетела запыхавшаяся Псаня – в мужских штанах и короткой рваной рубахе с треском в грудях – на бегу зачерпнула воды из кадки, прыгнула на середину комнаты.
– Ужасные новости, княжич! – выпалила, вытирая жаркий мокрый рот. – Кумбал-хан перешел Влагу и вторгся в Залесье! Сельцо Олешье взято, Стожарова Хата сожжена! Столица Глыбозерского княжества, по слухам, уже осаждена Сварожьими угадаями! Чурила начал войну! Да-да. Это война, княжич.
Стыря как стоял, так и присел на корзину с козьим сыром.
Данька недоумевающе покосился на него:
– Я тоже должен испугаться? Это действительно опасно?
– Почти смертельно, – серьезно ответила богатырка, в упор глядя голубоватыми глазами. – Триста всадников с разрывчатыми луками. Они оставляют позади себя выжженную землю. Братья Плешиватые сегодня за полдень дошли в родную Стожарову Хату из Созидаля – они увидели там золу да горькие трупы. Раньше Хата была крупным селом – теперь в Хате живут только черви.
– Сарынь! Сарынь! – взревела, засвистела толпа снаружи. В полутемной комнате почти просветлело от звонкого блеска сотен кинжальных лезвий за окном – как зарница полыхнула.
Данька выглянул: боже мой, сколько народу! Копья торчат, на копьях что-то насажено – кое-где петухи жареные, а вон там – ужас: мертвая голова с козлиной бородкой… Посреди площади, в центре всеобщего внимания – братья Плешиватые: два пышнокудрых (вопреки прозвищу) гиганта залезли на телегу и размахивают руками: жалуются ватаге о зверствах Кумбал-хана. Толпа слушает, надувается тягучей злобой – багровеют хари и чешутся руки… Потянув носом дымную, пахнущую потом струю, долетевшую с улицы, Данька отчетливо различил тонкий, солоноватый аромат ненависти, разлившийся в воздухе.
– Дави полканов! Бей погань! Долой Чурилу! – заорали злые голоса; Данька поморщился.
– Фу, как противно кричат, – прозвенел из угла серебряный голосок. Рута подняла синие глаза от рукоделия. – Чего они свистят, глупенькие? Вот дураки. Правда, миленький братец?
– Братья Плешиватые бьют тебе челом, княжич, – продолжала меж тем Псанечка, игнорируя замечания Руты – поляница глядела только на Данилу. – Хотят служить наследнику. Просят допустить в твою ватагу… Точнее… – Она с досадой тряхнула платиновым каре, поправилась: – Точнее говоря, в твое войско.
– Надо брать, – торопливо сказал Стыря. – Братаны Плешиватые – крепкие молодцы. У старшого, Ноздрата, – двадцать головорезов охраны! А младшенький, Хват Плешиватый, шибко топоры кидать умеет. Кабана с левой руки валит, сам видал.
– Погоди… – Данька вдруг опомнился, испугался: – Псашенька, милая… ты сказала, что войско Кумбал-хана переправилось через Влагу и сразу пошло на Олешье, верно?
– Да-да, мой княжич, точно так.
– Стало быть… Кумбал прошел через… Жиробрег? В дальнем углу избы что-то звонко ударило об пол. Это Рута выронила из рук серебряную коробочку с жемчужистым бисером. С густым шорохом быстрые жемчужинки раскатились по полу – будто чашку молока плеснули оземь.
Два глупых, испуганных синих глаза. Данька почти разозлился:
– Ты беспокоишься о своем премиленьком князе?
– Ax… – произнесла Рута, румяное личико вмиг стало сливочно-белым. Рывком обернулась к Пеане, умоляюще сложила ручки: – Они не убили князя Лисея, ведь правда? Они не могли сжечь Жиробрег?
Псаня молчит, будто не слышит. Смотрит только на Данилу и размеренно моргает. Январский антициклон в арийских глазах.
– Отвечай, – нехотя сказал Данька. – Кумбал-хан разрушил Жиробрег?
– Вовсе нет, мой князь. – Псаня качнула волосами. – Вражеское войско прошло мимо Жиробрега. Тамошний князь Лисей собрал все свои силы и немедленно выступил вослед неприятелю, намереваясь дать бой. По слухам, битва состоится нынче ночью либо поутру – в окрестностях Глыбозера.
– Братец! – Рута прыгнула, как рысенок, через всю комнату: сильные пальчики ухватили Даньку за локоть, рыжие косички хлестнули в лицо. – Мы ведь поможем князю Лисею?! Мы ведь поплывем к Глыбозеру, правда? Быстро-пребыстренько? Ну пожалуйста!
– А как же… наш брат Михайло? – Данька медленно отстранился, высвободил локоть из нежного, но крепкого захвата. – Ты уже забыла о нем? Мы не будем его спасать?
– Ой! – сказала Рута и схватилась за голову. – И верно позабыла! Какая я глупая! Глупая и злая! А… что же делать, братец?
Опять этот невинный лазоревый взгляд. Данила отвернулся.
– Княжна Рута говорит правильно, – вдруг звонко сказала Псаня, скрещивая на груди красивые руки, тонкие и мускулистые. – Надо плыть на помощь Лисею Вещему. Чурила вторгся на Русь как завоеватель. Надо его уничтожить. Да-да. Уничтожить.
– Безусловно, ты права, – жестко сказал Данила. – Чурилу надо уничтожить. Только, пожалуйста, без меня.
Псаня подняла светлые брови – медленно и вопросительно.
– Я все понимаю. Отечество в опасности. Древнерусский раек закрыт, все ушли на фронт борьбы с Чурилой, – раздраженно рассмеялся Данька. – Хотите новость? Вы меня достали с этим Чурилой. Вы можете плыть в Глыбозеро и биться с Кумбал-ханом. Я отправлюсь в Калин один. Назло всему… – Данька тряхнул головой. – Назло всему я спасу Михайлу Потыка.
– Дерррьмо! – вдруг рявкнула Псаня, скалясь и хищно приседая.
Рута просто замерла в шоке, раскрыв ротик. Стыря еще глубже просел в корзину с сырами. Данька не поверил своим глазам. Показалось, что светлые волосы на голове Псанечки зашевелились: лицо светлоокой берсеркини стало нежно-малиновым, белые зубки обнажились, а нос сморщился и задрожал, как у злобной собаки.
– Дерррьмо твой Потык! – прохрипела валькирия, дергая руками так, будто намеревалась разорвать рубашку на груди. – Прредатель! Раб греческого бога! Раб своей женки-тороканки!
– Как ты смеешь?! Грязная простолюдинка! – крикнула рыжая хищница Рута, прыгая вперед, – Данька едва успел поймать за узенькие плечи. – Как ты назвала братца Михайлу?! Да я тебе…
– Шшшаг назад, барышня! – прошипела Псаня, пригибаясь и поднимая к перекошенному лицу маленькие жесткие кулаки. – Прррочь…
– Я тебе не барышня! – визгнула Рута. – Я княжна властовская!
Она вдруг дернулась с неожиданной силой! Выскочила из Данькиных объятий – и как огненный петух налетела грудью на холодную поляницу! Едва не стукнулись лбами – сцепились взглядами! Отсветы рыжего пламени ударили в бледное лицо Псани; на высоколобый профиль Руты легла холодная голубая тень.
– Ты княжна, это верно… – проговорила богатырка, злобно и тщательно растягивая слова. – А твой брат Потык – предатель.
Рута быстро обернула к Даньке испуганное, почти плачущее лицо.
– Братец… я ее сейчас ударю, – прозвучала знакомая фраза. Данила молча бросился вперед. Загрохотала повергаемая мебель – одновременно с Данькой метнулся, поспешно вылетая из насиженной корзины, Стыря Хлестаный. Разбойник тоже прекрасно знал: самородная княжна Рутения Властовская выполняет подобные обещания мгновенно.
Мог получиться красивый и непредсказуемый поединок, подумал Данька, распихивая широкими плечами схлестнувшихся барышень. Стыря налетел сзади: вцепился в стальную талию Псанечки – оттащил к стене; Данила бережно вытолкнул рыжую сестрицу в сени.
– Успокойся, тише… – глухо бормотал он, нажимая плечом, стараясь не дрожать от близости разгоряченного стройного тела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78