– Угу – Данила поморщился. – Я тоже опросил арбалетчиков, всех семерых. Горячие горские парни. Каждый клянется, что саморучно всадил самую острую стрелу прямо в задницу проклятого горбуна. Так что считай: в тушке Плескуна, как минимум, семь стрел. Если верить арбалетчикам, бедняга должен был удирать весь истыканный. Как гребаный кактус. Извини, Рута.
– Ничего-ничего, любименький братец.
Она в сотый раз поправила платочек (это надо видеть! скромненький бабий платочек и стальная кольчуга!) – подняла на меня светлые глаза:
– Князь… разреши еще молвить? Вот… Гляди, что я сыскала возле рва… В трех шагах от кровавого пятна, прямо рядышком.
Фу, какая гадость! Я чуть не подскочил на стуле. Юная леди запустила за пазуху тоненькую ручку и вынула (из-за пазухи!!!) что-то омерзительное… Отрезанная голова рыжего петуха! Кусок падали брякнулся на стол, мотнув увядшим розовым гребнем, – и уставился в потолок задумчивым мертвым взглядом…
– Кхм… Данила… Твоя сестра всегда подбирает всякую гадость? – осведомился я, когда дар речи вернулся окончательно.
– Я сама сыскала! – гордо подтвердила сумасшедшая девица, словно это была не петушиная голова, а бриллиантовое кольцо. Или пистолет убийцы с отпечатками пальцев.
– Ты не понял, Алеша, – скучным голосом сказал Каширин. – Голова свежая, отрезана несколько часов назад.
– Да-да, свежая-пресвежая. – Рута возбужденно вскочила со стульчика и снова замахала ручками: – Певунчика зарезали недавно…
– Нынче месяц травокос, – перебил Каширин. – А в травокос славяне кур не режут. Чтобы Хорса не гневить. Значит, петуха зарезали не на жаркое, а с другой целью. Понял?
– Ты хочешь сказать, что кровь – не человечья, а…
– Курья! – выпалила Рута. – Курья кровь разлита возле рва! Я капнула туда змеиста млека, а оно – не вскипело! Я так напужалась!
– Змеиное молоко, то бишь черная ртуть, закипает при смешивании с человеческой кровью, – терпеливо перевел Данька. – Это знает любой волхв-самоучка. У Руты было немного гадючьего молока… славянские воины используют его в качестве сильного яда. Рута плеснула на окровавленную траву, и реакции не произошло. Вот и вся новость. Понимай как знаешь.
– Боюсь, я слишком тупо соображаю, – улыбнулся я. – Похоже на бред. Не хочешь ли ты сказать, что у Плескуна в жилах – петушиная кровь?
– Плескун не был ранен, Алеша, – вздохнул Каширин. – Он только сделал вид .

СРОЧНОЕ ПОСЛАНИЕ КАТАФРАКТА КИРИЛЛОСА МЕГАЛОСА КНЯЗЮ АЛЕКСИОСУ ГЕУРОНУ
(Немедленно, с голубиной почтой)
Вижу логово зверя. Здесь целая стая. Прошел по следу Горбуна три часа на запад до Ботвинова болота, урочище Жиморосль. Наблюдаю наскоро обустроенный лесной лагерь на полста разбойников вижу часовых, дымы костров, сохнущее белье. Сижу в кустах, как приказано.
Кириллос Мегалос, катафракт

АЛЕКСИОС ГЕУРОН – ДЕСЯТНИКУ ДОРМИОДОНТУ НЕРО
(Срочно)
Двумя дюжинами катафрактов и двумя дюжинами славянских дружинников Жиробрегского гарнизона немедленно выступайте по тропе на запад до Ботвинова болота. Вооружение полное боевое. Задача: уничтожение лагеря лесных разбойников в урочище Жиморосль. Пленных не брать, за исключением главаря ватаги, княжича Рогволода-Посвиста. Горбатого волхва Плескуна живым взять не пытайтесь, уничтожайте в первую очередь. Лагерь не сжигать, дымов и шума не поднимать, трупы закопать в глухом месте леса. Захватить и привести мне разбойничий штандарт в виде девичьей косы.
Удачи вам, десятник.
Подпись: Геурон.
Вот уже восемь минут я старательно успокаивал сердце, Высокий князь не имеет права на раздражение. Между тем недавний разговор с алыберским царем Леванидом едва не вывел из себя. Леванид – я впервые видел горского владыку во гневе – с черным лицом кричал, что не даст мне накрыть разбойничье логово залпом из катапульт. Он кричал, что железные пороки-камнеметы – священное оружие, наш последний довод. Их можно применить только в борьбе с Чурилой. «Ты не смеешь убивать славян, даже разбойников! – хрипел алыберский царь, крюча пальцы в сухие кулаки. – Я стерпел, когда пришлось использовать великое, легендарное орудие моих предков при осаде несчастного городишка Опорья… но боле я терпеть не намерен!» Эти катапульты сотню лет стояли на защите моего израненного народа, они спасали людей, они помогали нам выгадать лишний месяц, лишнюю неделю мира… никогда, покуда жив царь Леванид, они не будут использованы для карательных операций. «Запомни это, юноша! – кричал Леванид. – Запомни навсегда!» Я успокоил его: я запомню. И вышел из горницы, едва не хлопнув дверью. Обойдемся без твоих камнеметов. Я пошлю четыре десятка всадников, они сделают тише и чище.
Тщательно, медленно прикрыв за собой тяжелую дверь, я бросился… нет, не бросился. Просто пошел по рундуку прочь, к выходу в мой любимый сад – и столкнулся с крупной тенью, поджидавшей в черных «челядных» сенях у порога. «Я пришел прощаться, – сказал Данила Каширин. – Я забираю Стати и уезжаю в Калин».
«Тоже замечательно», – спокойно сказал я. И начал уговаривать его остаться. Собственно, только из-за Данилы я не поехал вместе с карательным отрядом десятника Неро на Ботвиново болото. Очень хотелось самому поглядеть на разгром ватаги Посвиста, однако князь Лисей все-таки решил проводить Данилу до пристани. До последней минуты не терял надежды на то, что Каширин одумается.
Мои холопы помогли дотащить какие-то Данькины мешки. Поразительно! Оказывается, Каширин на собственные деньги купил ладью (!) и даже нанял гребцов! Небольшой, но крепкий кораблик поджидал у оживленного гостиного причала. Данькина ладья выглядела скромно: не расписана узорами, на носу не намалеваны «соколиные очи», как на лодьях богатых купцов. Однако я заметил, что парус – новый, добротный. Борта высокие, чуть ниже ватерлинии железные шипы понаделаны – против абордажных лодок… Молодец Данька. Хорошо подготовился к путешествию по суровой реке Влаге.
Мы шли по деревянным мостам к ладье, и с каждым шагом я говорил все громче. Я убеждал Каширина, что хорошо знаком с легендой о его приятеле Михайло Потыке. Действительно, вступив в брак с калинской царевной, легендарный Потык попал под древнее тороканское заклятье, согласно которому в случае смерти жены ее супруг отправляется на три года в подземный склеп – вместе с мертвым телом. Так вот, настаивал я, согласно былине, никто не может выручить Потыка. Только он сам способен решить проблему…
– Былины врут, – отвечал Данила, грохоча сапогами по мосткам. – Потык в забытьи, он слаб. Торокане сгноят его в склепе.
– В конце концов, Данила… Ты можешь уезжать, но – оставь волшебные Стати! Они нужны нам, чтобы найти Муромца. Если говорить совсем откровенно… Императорские Стати тебе не принадлежат. Они принадлежат царям Базилики. Скипетр и держава – не просто артефакт, наделенный могучей силой, нейтрализующей любую магию. Это – священная греческая реликвия… Подумай, есть ли у тебя моральное право…
– Мне плевать, чья реликвия. Потык – мой брат. Его надо спасти.
– Брат?! Еще один родственник?
Данила остановился, уронил мешок – повернулся, скрестил руки на груди:
– Объясняю подробно. У покойного князя Всеволода было два сына и дочь. Потык, Зверко и Рута-младеница. Потык попал в беду. Зверко и Рута собираются его вызволить. Все очень просто, Алеша.
Я сделал шаг, жестко взял его за плечо:
– Послушай, Данила… Ты можешь врать кому угодно, только не мне. Я знаю тебя не первый год. Когда ты успел заделаться сыном князя Всеволода?
Данила поднял бровь и холодно улыбнулся:
– Когда ты успел заделаться греком, Алеша?
– Братец, братец! – зазвенел веселый голосок, и легкие ножки, высокие сапожки застучали по сходням. – А я тебя жду-дожидаю на ладье! Я все-все приготовила, гребцы уж на веслицах! Ах… князь Лисей…
Я обернулся: странная девушка Рута замерла на середине скрипучего мостика, перекинутого с пристани на гуляющий лодейный борт. Серо-голубые глазки испуганно расширились – опять она полезла за пазуху за грубым шерстяным платочком…
– Уберите платок, княжна. У вас очень красивые волосы, – улыбнулся я. Девушка появилась очень кстати: наш разговор с Кашириным входил в напряженную фазу. Две ссоры с близкими друзьями – слишком много для одного дня. Даже в Игре.
Рута радостно зарделась, спрятала платочек и спрыгнула с мостика на пристань:
– Ах, княже Лисей… Ах, почему ты не хочешь ехать с нами! – Она подошла и умоляюще заглянула в глаза.
– Князь Алеша не может ехать, – сухо сказал Каширин. – Я уже объяснил тебе, Рута. У него важные дела здесь, в Жиробреге.
Он подхватил мешок и полез вверх по сходням. На фоне ясного солнечного неба Данила превратился в темный плечистый контур, тяжко карабкающийся на борт. Бух, бух – спрыгнул с борта на палубу, скрылся из виду.
Рута быстро огляделась по сторонам – и потупилась. Мы остались вдвоем. Даже холопы успели перетаскать все мешки с корзинами и теперь отдыхали вдали на травке.
– Напрасно вы уезжаете, – сказал я, с вежливой улыбкой разглядывая Руту. – Я буду скучать. Попроси брата, чтобы он передумал.
– Ах, милый князь! Ты правда будешь скучать? – Рута подскочила, хотела ухватить за рукав, но опомнилась и отдернула ручку. – Милый-премилый князь, мы скоро вернемся! Мы быстренько, туда-назад и пресразу вернемся!
Верится с трудом. До Калина плыть по Влаге не менее двух дней… На реке бесчинствует разбойничья ватага Зломы и Стыри, но это далеко не самая страшная часть путешествия. Угроза воровского налета – смешное ничто по сравнению с опасностями, поджидающими в самой тороканской столице.
– Ты правда будешь скучать? – переспросила рыжая Рута, серьезно нахмурив тонкие брови.
– Угу, – сказал я задумчиво. Я разглядывал тонкую ленточку, вплетенную в ржано-золотые волосы княжны. Ленточка охватывала высокий загорелый лоб и вилась над маленькими ушами, теряясь расшитыми концами в тугом пламени тщательно заплетенных косичек, уложенных вкруг головы. Только теперь я осознал, что Рута изменила прическу. Вместо агрессивного, огненного хвоста – нечто аристократическое, хитрая корзинка, свитая из множества маленьких медных косиц. Когда она успела их заплести?
– Красивая прическа, княжна, – пробормотал я, продолжая изучать вышивку на тесемке: пляшущие русалки, попарно чередующиеся с крылатым медведем, племенным знаком сребрян. Непростая вышивка: насколько я помню, одежду с изображениями русалок в языческой Руси имели право носить только представители княжеского рода… А тут еще племенной символ! Кажется, Рута – и впрямь настоящая дочь Всеволода Властовского!
– Я тоже княжна, – тихо сказала Рута, поймав мой взгляд. Осторожно ткнула пальчиком в тесемку на лбу. – Я высокородная княжна Властовская, вот. Честно-пречестно. Просто у меня батюшку изгнали и вотчину забрали.
– Ничего… вернем тебе вотчину, – куртуазно улыбнулся я.
– Правда?! – Рута подпрыгнула и захлопала в ладошки: – Я буду спать на соболях, правда? Буду меды распивать? Ах, как чудесненько, милый князь! Я буду настоящая княжна! У меня будет тонкая белая рубашечка, и зернистый опашень, и перстеньки на всех пальцах, правда?
– Обещаю тебе, – улыбнулся я. Открыл рот, чтобы сказать еще…
Не успел… Она вдруг привстала на цыпочках и поцеловала… точнее, смешно чмокнула влажными губками куда-то в нос.
– Ты миленький, князь Лисей.
Я немного растерялся. И почти не расслышал, как она прошептала:
– Ты… дашь мне свои кольчужинки?
– Все, что пожелаешь, княжна, – машинально пробормотал я. В тот миг я не понял, почему она так покраснела. У настоящих, природных княжен очень тонкая кожа, поэтому они склонны краснеть чуть не по любому поводу. Однако в этот раз Рута раскраснелась особенно густо и как-то мучительно: я заметил, что в серых глазках снова блеснули слезы.
– Ты правда… милый князь, ты правда подаришь мне дюжину колец из твоей кольчуги?
– Двенадцать колец? В смысле… на память? – удивился я. Видимо, какая-то неизвестная мне традиция. – Да-да, конечно…
Я закатал роскошную рубаху на руке и обнажил кованое опястье, придерживавшее стальной рукав кольчуги. М-да… Кажется, я уже говорил, что кольчуга была старая, слегка тронутая ржавчиной – по подолу, и не только. Впрочем, Рута не обратила на ржавчину никакого внимания. В узкой ручке блеснул кинжал (я вздрогнул) – поддев тонким лезвием, она быстренько разогнула распаявшееся колечко с краю, отцепила в подставленную розовую ладонь…
– Княжна, я прошу вас: уговорите Данилу отложить путешествие хотя бы на неделю!
– На недельку никак нельзя, – затараторила Рута, деловито орудуя кинжалом. – Мы лучше прямо теперь съездим в Калин, и сразу назад. Мы скоро-скоренько, вот увидишь! Даже соскучиться не успеешь, миленький князь…
Наконец, стиснув в ладошке двенадцать ржавых колец, спрятала кинжал.
– Рута! Что там возишься! – раздался спокойный голос Каширина:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78