Через полчаса каждый ушкуйник уже довольно громоздился в седло. Мужички были счастливы: у самих вовек не хватит денег на боевого коня, а тут казенного предоставили!
Разумеется, эти бородачи не смогут сражаться в седле. По крайней мере не будут тормозить передвижение отряда на марш-броске…
Жители Жиробрега весьма перепугались, осознав, что я оставляю город без защитников. Снова на рыночной площади столпились недовольные – правда, шумели потише, чем давеча, а свистеть и вовсе не дерзали. Я выступил и объяснил: бояться нечего. Вражеская армия прошла мимо, а новой волны нашествия не предвидится. «Отчего князь уверен… Откуда ведомо?» – снова застонала толпа. Как им объяснишь, что я попросту знаю былину про Чурилу и помню, что армий у него имелось ровно три, а четвертой – не бывать… Пришлось солгать, что «Влага-матушка поведала». Услышав сие, мгновенно успокоились и разошлись, уважительно поглядывая: «Князь у нас вещий… с реками беседует…»
Пряча улыбку, я отдал команду выступать из города. Отряд выступил около трех часов пополудни.
Мы шли по следу Чурилиной армии, и сбиться с этого следа было невозможно. Изнасилованная земля в испарине холодного пота, жухлая трава под слоем рыхлой желтой пыли… какие-то кротовьи бугры, кочки и неглубокие корявые траншеи повсюду, горы лошадиного помета и – вонь, которая, кажется, липкими мутными полотнищами пузырится в воздухе. Так и шли мы по дымящейся траве около четырех часов – до встречи с катафрактами Дормиодонта Неро, которые поджидали нас на околице Стожаровой Хаты.
Точнее, на околице того, что раньше было Стожаровой Хатой.
Унгунны побывали здесь час назад. Все еще дымилось, трупы не успели остыть. Бледно-желтая стрела, казалось, еще подрагивала в кольчужной груди маленького старичка, лежавшего у промятого забора с палицей в закинутой мертвой руке. Мы разогнали воронов и похоронили тех, кто умер не в огне. Уже выходя из села, на западной околице увидели единственную выжившую бабу – страшная, обожженная, она сидела на дымящемся печном остове. Невдалеке от молчаливой и безумной старухи чернел труп огромного кобеля. Мне сказали, что это местная знахарка Клуха. Несмотря на мой собственный приказ арестовывать всех колдунов, я оставил Клуху в покое. Кажется, она уже никому не опасна.
Еще через час мы прошли сквозь руины Олешья. Я слышал, что раньше посад был окружен земляной насыпью и тройной бревенчатой стеной. Осталась лишь почерневшая насыпь, усеянная жалкими трупиками затоптанных ушкуйников из местного гарнизона. Опять я заметил желтую разрыв-стрелу, точнее обломок. Шальная стрела вонзилась в горячую кузнечную наковальню, торчавшую посреди разваленной сельской кузни – волшебный наконечник жадно впился в железо, вошел на добрых три дюйма. Я обратил внимание, что разрыв-стрелу безуспешно пытались выдернуть, а потом попросту обломили. Любопытно… унгунны не любят оставлять свои волшебные стрелы на поле боя. Только теперь я осознал: после боя они объезжают бранище, вынимая стрелы из трупов. До сих пор нам попалась лишь одна бледно-желтая гнида (в Стожаровой Хате), а ведь насквозь простреленных мертвецов – десятки…
Этих мы не стали хоронить – слишком долго. Не останавливаясь, прошли развалины Олешья и двинулись дальше на упадок. Примерно через час дорога станет шире… в просветах редеющего сосняка мы увидим голубое озерное зеркало и посмотрим, отражаются ли в нем по-прежнему гордые бастионы древнего Глыбозер-града…
ПОДКОЛЕННОМУ КНЯЗЮ ЛИСЕЮ ГРЕКУ ВЫШГРАДСКОМУ ОТ ВЛАСТОВСКОГО ПОСАЖЕННОГО НАМЕСТНИКА БОЛЯРИНА КАТОМЫ ДУБОВОЙ ШАПКИ – ПОСАДНИКОВО ТВЕРДОЕ СЛОВО
(Передано в Вышград голубиной вестью, оттуда в Жиробрег голубиной же вестью, оттуда нарочным пословным человеком в войсковой стан)
Сведомо мне князь про злоумысел твой суседние земли себе подчинять. Донесли yжo мне про захваты твои давешния Опорья-гopoga и Жиробрега. А нынче говорят ты в старомирову вотчину влез и на Глыбозер-град жадно глядишь, целя пороки свои камнеметные на крамольные злодеяния. Дабы лютость твою пресечь ныне повелеваю тебе властию данной мне от Престольского нашего Великого князя Ярополка: немедля со армией своей вернись в дарованный тебе Вышград. Захваченные грады Опорье со Жиробрегом и селения все немедля законному властителю Рогволоду Брячитурчичу возверни. А сверх того велю тебе отдать Рогволоду деревню твою Ярицу за обиду. Иди в Вышград и затворись тамо и жди суда моего посадникова честного и скорого. Еще ведай, что для верности послал я воеводу моего Гнетича с дружиною достичь тебя и к послушанию принудить.
Писано во Властов-граде на Подолье, на посадниковом дворе писцом Присядкою Косым. На сем подпись собственноручно наложил:
Ка то ма
ПОДКОЛЕННОГО КНЯЗЯ ЛИСЕЯ ГРЕКА ВЫШГРАДСКОГО – ВЛАСТОВСКОМУ ПОСАДНИКУ БОЛЯРИНУ КАТОМЕ ДУБОВОЙ ШАПКЕ СЛОВО
Любезный посадник!
Ты винишь меня в умысле захватить Глыбозеро. Да будет сведомо тебе, что града такового уж не существует более. Ибо пришли с Иcтoкa поганые ратные люди числом за три ста, воевода их есть Кумбал-хан и стяги их суть Чурилы сына Пленкова внука Свароженина. Идyт они войною и домы жгут, добрых людей бьют всех до единого. И Глыбозер-град сломали и селения многия выжгли. Посему прошу тебя: не усердствуй напрасно и не стращай меня гневом своим. Однако лучше обрати свой праведный гнев на пришлецов поганых ибо хотят дойти до самого Властова где ты сидишь и правишь нами.
А то, что я в земли Старомировы вступил, то ведай: не захватов себе ищу, но битву намерен учинить погани степной. Посему помощи прошу и дружинников прислать дабы скупно противу Кумбал-хана идти. Впрочем же здравствуй и правь нами добрый наш посадник, честной столбовой болярин Дубовая Шапка.
Подпись: Лисей.
АЛЕКСЕЙ СТАРЦЕВ – МСТИСЛАВУ БИСЕРОВУ СЛОВО
(Совершенно секретно, срочно, с меченосцем Фокою Скороногим)
Мстислав!
Срочно выручай. Моя дружина зажата в окресностях Глыбозера. С одной стороны – превосходящие силы Чурилы, с другой наступает армия Катомы, властовского посадника. Кретин Катома на меня зол за аннексию Опорьевского княжества и предъявляет глупые ультиматумы. Теперь вот послал одну из своих дружин с воеводой Гнетичем, чтобы меня усмирить. Дружище, на тебя вся надежда. Это не розыгрыш, я попал в тиски. Дошли слухи, что ты ловко устроился при властовском дворе и якобы имеешь на Катому влияние. Скажи старику, чтобы оставил меня в покое. Разве он не видит, что я иду против Чурилы? Извини за краткость. Привет всем,
Алекс.
P.S. Если не сможешь выручить, расценивай это письмо как приглашение на мои поминки.
В потемневшей воде отражались руины. Людный глыбозерский посад выжжен полностью, а в крепости как-то целиком, с пугающей аккуратностью разрушена восточная каменная стена: через ее обломки унгунны вошли в город, не утруждая себя штурмом главных ворот. Каким образом погани удалось обрушить стену – сие оставалось загадкой: кажется, не было у них осадных орудий. Разве что… магия? Искусственное мини-землетрясение? Впрочем… от восточных умельцев с амулетами, от Чурилиных работников жезла и кристалла можно ожидать любую гадость. А у войска Кумбал-хана, безусловно, мощная группа психомагической поддержки…
Враг, очевидно, совсем недавно вышел из растерзанного города – под обломками еще гаснут стоны умирающих, а вязкий трубный вой и буханье тамтамов кажутся совсем близкими. Доносятся с юга. Там, всего-то в паре километров отсюда – на дальней оконечности неширокого полуострова, выдающегося далеко в озеро, – опять что-то горело, рушилось и визжало под копытами унгуннов. Видимо, Кумбал-хан с энтузиазмом воспринял Сварожий приказ выжигать все дотла: не поленился отойти чуть в сторону от маршрута на Властов, дабы предать факелам и скрамасаксам симпатичную прибрежную деревеньку Медову, знаменитую своей бойкой пристанью на все купеческое Залесье.
Вот и Медова исчезает с русской карты… Иногда казалось, что сквозь серую завесу пыли – то здесь, то там – прорывается корявое и тяжкое скакание черных броненосных глыб, грузно прыгающих через разметанные плетни, через трупы в белых сорочках… Триста всадников на одну деревню! Господи, как они помещаются там, на тесном полуострове шириной всего-то в полкилометра? Должно быть, толкают друг друга бронированными крупами, сталкиваются железными коленями…
Я представил себе: лязг. Кишение лап и панцирей среди дыма и грохота рушимых кровель. Триста черных скорпионов в узкой стеклянной пробирке…
– Удивительно удачный момент для атаки, – прогудел из-под бронзовой личины голос царя Леванида. Алыберский самодержец поманил металлическим пальцем, приподнял забрало: – Обычно они опасаются тесноты. У меня на родине… мы могли побеждать этих только в ущельях. А сейчас они , видимо, расслабились – жгут и грабят самозабвенно.
Его величество покосился на ближайший камнемет, с недобрым скрежетом ползущий по лесной дороге чуть позади:
– Если ударить валунами в самую гущу… Одним залпом можно накрыть до полусотни негодяев. Знаю, что говорю.
Я и сам понимал это. Тяжеловооруженные конные лучники сильны в чистом поле: они разворачиваются широким подвижным фронтом, охватывая неприятеля со всех сторон, осыпая тучей бронебойных стрел. При этом сами почти неуязвимы для стрел неприятельских и недосягаемы для неприятельской медлительной пехоты.
А сейчас унгунны уязвимы как никогда. Столь удобный момент для внезапной атаки – драгоценная редкость. Ударить по ним теперь – все равно что накрыть спящие вражеские стелсы на взлетном поле итальянского аэродрома.
– Мы дадим один залп, максимум два. Потом унгунны заметят нас и пойдут в атаку…
– Не волнуйся, дорогой! – Алыберский царь расхохотался. – Сделаем два залпа и убежим! Катапульты могут бить издалека… Пока они разберутся, откуда летят камни, мы успеем уйти за рощу, в овраги! Ха-ха, слушай: это и есть наша любимая горская тактика. Удар – и спрятались. На следующий день еще удар – снова спрятались! – Леванид протянул рукавицу и задорно похлопал меня по кольчужному колену. – Здесь нет трусости, ведь противник весьма превосходит нас в числе. Здесь только военная хитрость. Ах, дорогой! просто не Терпится ударить по этим … как встарь!
Внезапно я понял: Леванид прав. Это мой шанс. Альтернативы нет: встреча с унгуннами в чистом поле закончится очень быстро и очень плачевно для моей армии. Тридцать катафрактов и двадцать славянских дружинников – слишком мало для честного боя. Греческая пластинчатая броня и русская кольчуга в равной мере бессильны против разрыв-стрелы.
Что ж… повеселимся. Время кидать камни. Я тряхнул головой и поднял правую руку. Длинная колонна всадников послушно остановилась, одна за другой повернулись стальные личины дружинников, заморгали внимательные глазки ратников под мятыми шлемами. Поспешно подскакали десятники.
– Всем спешиться и взять коней под уздцы. Катапульты прикрыть ветвями. Двигаться очень тихо. Выходим из леса, без остановки пересекаем выжженный посад и занимаем оборону в разрушенном кремле. Основной рубеж – развалины восточной стены. Арбалетчики выбирают позиции на развалинах башен. Ушкуйники собирают камни для катапульт.
…Все-таки у моей армии довольно высокий уровень боевого духа. Может быть, благодаря чудовищному имиджу алыберских камнеметов? Или (странно сказать) они доверяют своему лидеру? Честно говоря, я опасался, что парни начнут роптать: что, если поганые заметят и настигнут прежде, чем мы убежим обратно в лес?
Но парни не роптали. Они бросились выполнять приказ с таким рвением и смешным кровожадием, что даже мне подумалось: а может быть… и правда, еще возможен хеппи-энд?
Узкий распаханный полуостров длиной около двух километров выдавался далеко в Глыбокое озеро. По форме он чем-то напоминал Крым, только в миниатюре: у нижней оконечности (как бы в районе Севастополя) – разрушаемая деревня Медова. Бесчинствующая толпа унгуннов по всему южному берегу. А на севере, на узком перешейке (что-то вроде Перекопа) высятся развалины крепости с засевшими в них дружинниками Лисея Вещего.
Вот такие дела, джентльмены. Мы сидели тихо, приготовив камнеметы для чудовищного залпа. Двадцать зарядов (по 10 пудов камней в каждом) уложены в железные ковши; двадцать разгибистых скорпионьих хвостов гудят и стонут, насильно притянутые к земле, – машины жадно и раздраженно ждут, пока царь Леванид, главный баллист, отдаст приказ сорвать стальные рычаги. Но медлит Леванид: по его словам, катапульты не смогут добить до дальнего конца полуострова, где гремит и поблескивает сквозь дым основная масса черных скорпионов Кумбал-хана. Надо подождать, пока унгунны построятся в бунчуки (отдельные отряды по полета всадников) и начнут отходить от Медовы, двигаясь на север. Поближе к нам… Когда глаз различит мутные ало-фиолетовые разводы на конских бронях, можно бить…
Я ненавидел ждать так долго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Разумеется, эти бородачи не смогут сражаться в седле. По крайней мере не будут тормозить передвижение отряда на марш-броске…
Жители Жиробрега весьма перепугались, осознав, что я оставляю город без защитников. Снова на рыночной площади столпились недовольные – правда, шумели потише, чем давеча, а свистеть и вовсе не дерзали. Я выступил и объяснил: бояться нечего. Вражеская армия прошла мимо, а новой волны нашествия не предвидится. «Отчего князь уверен… Откуда ведомо?» – снова застонала толпа. Как им объяснишь, что я попросту знаю былину про Чурилу и помню, что армий у него имелось ровно три, а четвертой – не бывать… Пришлось солгать, что «Влага-матушка поведала». Услышав сие, мгновенно успокоились и разошлись, уважительно поглядывая: «Князь у нас вещий… с реками беседует…»
Пряча улыбку, я отдал команду выступать из города. Отряд выступил около трех часов пополудни.
Мы шли по следу Чурилиной армии, и сбиться с этого следа было невозможно. Изнасилованная земля в испарине холодного пота, жухлая трава под слоем рыхлой желтой пыли… какие-то кротовьи бугры, кочки и неглубокие корявые траншеи повсюду, горы лошадиного помета и – вонь, которая, кажется, липкими мутными полотнищами пузырится в воздухе. Так и шли мы по дымящейся траве около четырех часов – до встречи с катафрактами Дормиодонта Неро, которые поджидали нас на околице Стожаровой Хаты.
Точнее, на околице того, что раньше было Стожаровой Хатой.
Унгунны побывали здесь час назад. Все еще дымилось, трупы не успели остыть. Бледно-желтая стрела, казалось, еще подрагивала в кольчужной груди маленького старичка, лежавшего у промятого забора с палицей в закинутой мертвой руке. Мы разогнали воронов и похоронили тех, кто умер не в огне. Уже выходя из села, на западной околице увидели единственную выжившую бабу – страшная, обожженная, она сидела на дымящемся печном остове. Невдалеке от молчаливой и безумной старухи чернел труп огромного кобеля. Мне сказали, что это местная знахарка Клуха. Несмотря на мой собственный приказ арестовывать всех колдунов, я оставил Клуху в покое. Кажется, она уже никому не опасна.
Еще через час мы прошли сквозь руины Олешья. Я слышал, что раньше посад был окружен земляной насыпью и тройной бревенчатой стеной. Осталась лишь почерневшая насыпь, усеянная жалкими трупиками затоптанных ушкуйников из местного гарнизона. Опять я заметил желтую разрыв-стрелу, точнее обломок. Шальная стрела вонзилась в горячую кузнечную наковальню, торчавшую посреди разваленной сельской кузни – волшебный наконечник жадно впился в железо, вошел на добрых три дюйма. Я обратил внимание, что разрыв-стрелу безуспешно пытались выдернуть, а потом попросту обломили. Любопытно… унгунны не любят оставлять свои волшебные стрелы на поле боя. Только теперь я осознал: после боя они объезжают бранище, вынимая стрелы из трупов. До сих пор нам попалась лишь одна бледно-желтая гнида (в Стожаровой Хате), а ведь насквозь простреленных мертвецов – десятки…
Этих мы не стали хоронить – слишком долго. Не останавливаясь, прошли развалины Олешья и двинулись дальше на упадок. Примерно через час дорога станет шире… в просветах редеющего сосняка мы увидим голубое озерное зеркало и посмотрим, отражаются ли в нем по-прежнему гордые бастионы древнего Глыбозер-града…
ПОДКОЛЕННОМУ КНЯЗЮ ЛИСЕЮ ГРЕКУ ВЫШГРАДСКОМУ ОТ ВЛАСТОВСКОГО ПОСАЖЕННОГО НАМЕСТНИКА БОЛЯРИНА КАТОМЫ ДУБОВОЙ ШАПКИ – ПОСАДНИКОВО ТВЕРДОЕ СЛОВО
(Передано в Вышград голубиной вестью, оттуда в Жиробрег голубиной же вестью, оттуда нарочным пословным человеком в войсковой стан)
Сведомо мне князь про злоумысел твой суседние земли себе подчинять. Донесли yжo мне про захваты твои давешния Опорья-гopoga и Жиробрега. А нынче говорят ты в старомирову вотчину влез и на Глыбозер-град жадно глядишь, целя пороки свои камнеметные на крамольные злодеяния. Дабы лютость твою пресечь ныне повелеваю тебе властию данной мне от Престольского нашего Великого князя Ярополка: немедля со армией своей вернись в дарованный тебе Вышград. Захваченные грады Опорье со Жиробрегом и селения все немедля законному властителю Рогволоду Брячитурчичу возверни. А сверх того велю тебе отдать Рогволоду деревню твою Ярицу за обиду. Иди в Вышград и затворись тамо и жди суда моего посадникова честного и скорого. Еще ведай, что для верности послал я воеводу моего Гнетича с дружиною достичь тебя и к послушанию принудить.
Писано во Властов-граде на Подолье, на посадниковом дворе писцом Присядкою Косым. На сем подпись собственноручно наложил:
Ка то ма
ПОДКОЛЕННОГО КНЯЗЯ ЛИСЕЯ ГРЕКА ВЫШГРАДСКОГО – ВЛАСТОВСКОМУ ПОСАДНИКУ БОЛЯРИНУ КАТОМЕ ДУБОВОЙ ШАПКЕ СЛОВО
Любезный посадник!
Ты винишь меня в умысле захватить Глыбозеро. Да будет сведомо тебе, что града такового уж не существует более. Ибо пришли с Иcтoкa поганые ратные люди числом за три ста, воевода их есть Кумбал-хан и стяги их суть Чурилы сына Пленкова внука Свароженина. Идyт они войною и домы жгут, добрых людей бьют всех до единого. И Глыбозер-град сломали и селения многия выжгли. Посему прошу тебя: не усердствуй напрасно и не стращай меня гневом своим. Однако лучше обрати свой праведный гнев на пришлецов поганых ибо хотят дойти до самого Властова где ты сидишь и правишь нами.
А то, что я в земли Старомировы вступил, то ведай: не захватов себе ищу, но битву намерен учинить погани степной. Посему помощи прошу и дружинников прислать дабы скупно противу Кумбал-хана идти. Впрочем же здравствуй и правь нами добрый наш посадник, честной столбовой болярин Дубовая Шапка.
Подпись: Лисей.
АЛЕКСЕЙ СТАРЦЕВ – МСТИСЛАВУ БИСЕРОВУ СЛОВО
(Совершенно секретно, срочно, с меченосцем Фокою Скороногим)
Мстислав!
Срочно выручай. Моя дружина зажата в окресностях Глыбозера. С одной стороны – превосходящие силы Чурилы, с другой наступает армия Катомы, властовского посадника. Кретин Катома на меня зол за аннексию Опорьевского княжества и предъявляет глупые ультиматумы. Теперь вот послал одну из своих дружин с воеводой Гнетичем, чтобы меня усмирить. Дружище, на тебя вся надежда. Это не розыгрыш, я попал в тиски. Дошли слухи, что ты ловко устроился при властовском дворе и якобы имеешь на Катому влияние. Скажи старику, чтобы оставил меня в покое. Разве он не видит, что я иду против Чурилы? Извини за краткость. Привет всем,
Алекс.
P.S. Если не сможешь выручить, расценивай это письмо как приглашение на мои поминки.
В потемневшей воде отражались руины. Людный глыбозерский посад выжжен полностью, а в крепости как-то целиком, с пугающей аккуратностью разрушена восточная каменная стена: через ее обломки унгунны вошли в город, не утруждая себя штурмом главных ворот. Каким образом погани удалось обрушить стену – сие оставалось загадкой: кажется, не было у них осадных орудий. Разве что… магия? Искусственное мини-землетрясение? Впрочем… от восточных умельцев с амулетами, от Чурилиных работников жезла и кристалла можно ожидать любую гадость. А у войска Кумбал-хана, безусловно, мощная группа психомагической поддержки…
Враг, очевидно, совсем недавно вышел из растерзанного города – под обломками еще гаснут стоны умирающих, а вязкий трубный вой и буханье тамтамов кажутся совсем близкими. Доносятся с юга. Там, всего-то в паре километров отсюда – на дальней оконечности неширокого полуострова, выдающегося далеко в озеро, – опять что-то горело, рушилось и визжало под копытами унгуннов. Видимо, Кумбал-хан с энтузиазмом воспринял Сварожий приказ выжигать все дотла: не поленился отойти чуть в сторону от маршрута на Властов, дабы предать факелам и скрамасаксам симпатичную прибрежную деревеньку Медову, знаменитую своей бойкой пристанью на все купеческое Залесье.
Вот и Медова исчезает с русской карты… Иногда казалось, что сквозь серую завесу пыли – то здесь, то там – прорывается корявое и тяжкое скакание черных броненосных глыб, грузно прыгающих через разметанные плетни, через трупы в белых сорочках… Триста всадников на одну деревню! Господи, как они помещаются там, на тесном полуострове шириной всего-то в полкилометра? Должно быть, толкают друг друга бронированными крупами, сталкиваются железными коленями…
Я представил себе: лязг. Кишение лап и панцирей среди дыма и грохота рушимых кровель. Триста черных скорпионов в узкой стеклянной пробирке…
– Удивительно удачный момент для атаки, – прогудел из-под бронзовой личины голос царя Леванида. Алыберский самодержец поманил металлическим пальцем, приподнял забрало: – Обычно они опасаются тесноты. У меня на родине… мы могли побеждать этих только в ущельях. А сейчас они , видимо, расслабились – жгут и грабят самозабвенно.
Его величество покосился на ближайший камнемет, с недобрым скрежетом ползущий по лесной дороге чуть позади:
– Если ударить валунами в самую гущу… Одним залпом можно накрыть до полусотни негодяев. Знаю, что говорю.
Я и сам понимал это. Тяжеловооруженные конные лучники сильны в чистом поле: они разворачиваются широким подвижным фронтом, охватывая неприятеля со всех сторон, осыпая тучей бронебойных стрел. При этом сами почти неуязвимы для стрел неприятельских и недосягаемы для неприятельской медлительной пехоты.
А сейчас унгунны уязвимы как никогда. Столь удобный момент для внезапной атаки – драгоценная редкость. Ударить по ним теперь – все равно что накрыть спящие вражеские стелсы на взлетном поле итальянского аэродрома.
– Мы дадим один залп, максимум два. Потом унгунны заметят нас и пойдут в атаку…
– Не волнуйся, дорогой! – Алыберский царь расхохотался. – Сделаем два залпа и убежим! Катапульты могут бить издалека… Пока они разберутся, откуда летят камни, мы успеем уйти за рощу, в овраги! Ха-ха, слушай: это и есть наша любимая горская тактика. Удар – и спрятались. На следующий день еще удар – снова спрятались! – Леванид протянул рукавицу и задорно похлопал меня по кольчужному колену. – Здесь нет трусости, ведь противник весьма превосходит нас в числе. Здесь только военная хитрость. Ах, дорогой! просто не Терпится ударить по этим … как встарь!
Внезапно я понял: Леванид прав. Это мой шанс. Альтернативы нет: встреча с унгуннами в чистом поле закончится очень быстро и очень плачевно для моей армии. Тридцать катафрактов и двадцать славянских дружинников – слишком мало для честного боя. Греческая пластинчатая броня и русская кольчуга в равной мере бессильны против разрыв-стрелы.
Что ж… повеселимся. Время кидать камни. Я тряхнул головой и поднял правую руку. Длинная колонна всадников послушно остановилась, одна за другой повернулись стальные личины дружинников, заморгали внимательные глазки ратников под мятыми шлемами. Поспешно подскакали десятники.
– Всем спешиться и взять коней под уздцы. Катапульты прикрыть ветвями. Двигаться очень тихо. Выходим из леса, без остановки пересекаем выжженный посад и занимаем оборону в разрушенном кремле. Основной рубеж – развалины восточной стены. Арбалетчики выбирают позиции на развалинах башен. Ушкуйники собирают камни для катапульт.
…Все-таки у моей армии довольно высокий уровень боевого духа. Может быть, благодаря чудовищному имиджу алыберских камнеметов? Или (странно сказать) они доверяют своему лидеру? Честно говоря, я опасался, что парни начнут роптать: что, если поганые заметят и настигнут прежде, чем мы убежим обратно в лес?
Но парни не роптали. Они бросились выполнять приказ с таким рвением и смешным кровожадием, что даже мне подумалось: а может быть… и правда, еще возможен хеппи-энд?
Узкий распаханный полуостров длиной около двух километров выдавался далеко в Глыбокое озеро. По форме он чем-то напоминал Крым, только в миниатюре: у нижней оконечности (как бы в районе Севастополя) – разрушаемая деревня Медова. Бесчинствующая толпа унгуннов по всему южному берегу. А на севере, на узком перешейке (что-то вроде Перекопа) высятся развалины крепости с засевшими в них дружинниками Лисея Вещего.
Вот такие дела, джентльмены. Мы сидели тихо, приготовив камнеметы для чудовищного залпа. Двадцать зарядов (по 10 пудов камней в каждом) уложены в железные ковши; двадцать разгибистых скорпионьих хвостов гудят и стонут, насильно притянутые к земле, – машины жадно и раздраженно ждут, пока царь Леванид, главный баллист, отдаст приказ сорвать стальные рычаги. Но медлит Леванид: по его словам, катапульты не смогут добить до дальнего конца полуострова, где гремит и поблескивает сквозь дым основная масса черных скорпионов Кумбал-хана. Надо подождать, пока унгунны построятся в бунчуки (отдельные отряды по полета всадников) и начнут отходить от Медовы, двигаясь на север. Поближе к нам… Когда глаз различит мутные ало-фиолетовые разводы на конских бронях, можно бить…
Я ненавидел ждать так долго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78