– Я понимаю, что выгляжу не супер, – прохрипела бабка. – Еще бы: вторые сутки без меда! Вся высохла, и ноги не держат, зато – похудела!
Мелко жуя сиреневыми губами, она поправила златорунный локон над сморщенным лбом и подмигнула:
– Поясок ты не вернул, это раз. Опястье приворотное тоже сперли, это два. Плюс любимые сестры выследили: чуть не заклевали до смерти. Еле оторвалась; потом три часа в гнилом дупле пряталась – с червяками страшными! Когда ты меня позвал, я думала – не долечу. Сил совсем никаких. К тому же сеструхи могли перехватить… К счастью, обошлось. Очень рада тебя видеть, мой мальчик. Страшно соскучилась…
Я втянул голову в плечи и сглотнул. Надеюсь, не будем целоваться?
– Ты не бойся, глупенький. Я не состарилась, это сестры из меня красоту вытягивают, – расхохоталась полуденица (будто жестяная банка проскрежетала). – Ой… опять башню вертит… Щас отключусь… Давай быстрей мед – буду лечиться!
Я не шелохнулся. Глядел на нее, жалостно кивая головой. М-да. Ты-то сейчас, подруга, нажрешься меду и завалишься спать. А мне что делать? Как я приведу тебя к папаше Катоме в таком непрезентабельном виде? Какой идиот поверит, что ты и впрямь двадцатилетняя дочка посадника?
– Я чего-то не поняла, где мой мед? – настойчиво поинтересовалась старуха. Я лениво щелкнул пальцами: вбежала проворная сенная девушка – получив приказ, удалилась.
– Будет тебе и мед, и пастила, и лукум с рахатом, – как-то недобро сказал я. Вот, йой быканах, эдакая задница случается всякий раз. Только-только дела пошли в гору – на тебе: облом. И кто, я спрашиваю, всегда подводит фирму? Правильно: бабы. Либо выбалтывают все конкурентам, либо – вот! – стареют некстати.
– Да не бойся ты, я сейчас похорошею, – хрюкнула старушка, оптимистично морщась. – Сейчас поясок свой надену и сразу стану юной и сексуальной, как прежде.
Я поднял бровь.
– Ведь ты, я надеюсь, собираешься вернуть мне волшебный поясок? Не так ли, милый? – Бабушка в свою очередь вздернула седые кустистые бровищи.
Я нахмурился и принялся сосредоточенно выкладывать свежайший яблочный мед из горшка в тарелочку. Вообще-то поясок мне и самому нужен… нравится он мне… розовый такой, пушистый…
– Ну разумеется, ты немедленно отдашь мне поясок! – убежденно прохрипела старуха. – Ведь я отработала три желания плюс четвертое дополнительное… Теперь, по нашему договору, ты отпускаешь меня на свободу… Правда, милый?
– Это так, – вздохнул я. – Но не совсем.
– Не поняла, – спокойно сообщило Метанище и хрустнуло пальцами. – Ты позвал меня, чтобы… отдать поясок, не правда ли?
– Да! – Я вскинул голову и постарался блеснуть глазами. – Я хотел отдать проклятый, уже ненавистный мне поясок! Но еще я хотел… я хотел… просто увидеть тебя. Я… так соскучился… мне не хватало твоего смеха, и вообще…
– Bay, – сказала Метанка, подпирая уродливую голову костлявым кулачком. С любопытством приподняла брови: – Продолжай, пожалуйста.
– Мне… так не хватало… твоего смеха! – Фантастика; я с пугающей легкостью вошел в роль. – Так не хватало… твоего запаха, этих милых ужимок, этих вечных стружек в волосах… Не хватало детской улыбки, внезапного блеска твоих жемчужных зубов… твоих идио… твоих милых шуток…
– Как любопытно, – прохрипела бабка, мотая обалдевшей головой. – И че ж в итоге?
– Ну… В итоге я вызвал тебя, потому что ощутил странную потребность… чувствовать тебя рядом, говорить с тобой, смотреть, как ты слизываешь сладкий мед с ножа…
– Я в другом смысле, – нервно перебила Метанка. – Поясок-то в итоге вернешь, али как?
– Да верну! – Я вскочил! отшвырнул ложку в дальний угол стола! И вдруг как бы сник… снова осел на стул… как-то судорожно оправил волосы надо лбом и закатил глаза: – Верну. Но… я подумал… если я отдам тебе поясок, то ты сразу улетишь… И больше никогда не вернешься, ведь так?
Дар речи вернулся к старушке секунд через двадцать.
– Стоп-стоп, – забормотала она. – Прости, но я запуталась. Давай… давай сначала вернем мне поясок, а потом продолжим разговор. Ты пойми, какая фигня: каждые полчаса без меда и пояска прибавляют мне старости на целый год! Представляешь, какой кошмар! За день я внешне старею на двенадцать лет! За час – на полгода! А сейчас мне уже примерно под девяносто! Это не шуточки, согласись? Надеюсь, ты не хочешь дождаться и поглядеть, как я выгляжу в возрасте египетской мумии?
Я вспомнил картинку из русскоязычного «Пари матч» 1998 года: на весь разворот – цветные фото найденных в Египте мумий. Среди прочих там была мумия девочки лет двенадцати – вся высохшая, как освенцимская старушка, а волосы – огненные, золотые! Круто, правда? Может – все-таки подождать, посмотреть на Метанку спустя недельку?
– Абзац, подруга! – Я вдруг опомнился. – Стало быть, волшебный поясок вернет тебе моложавость?
– Йес! – радостно визгнула старушка, дернув жилистым кулачком. – Ура, наконец-то понял. Ты сделал это! Ты осознал!
– Если наденешь поясок, то – сразу помолодеешь? – Возможно, я и впрямь медленно соображаю – впрочем, немудрено: за день выпито немало. – Или не сразу? Или сразу?
– Да, йошкин коготь! Да! Да! Да! – Изнывая от моей тупости, Метанка попыталась даже постучать головой в стену. – Сразу-пресразу помолодею! В шесть секунд!
– ДЕРЖИ, – сказал я.
– Что? – тихо спросила ведьма.
Я провел по лицу ладонью, на миг закрыв глаза.
– ВОЗЬМИ ПОЯСОК.
Она перевела зеленый взгляд ниже, на мою протянутую руку.
– И это… тот самый, настоящий мой поясо… впрочем, я вижу… это он, – быстро забормотала она, часто моргая (показалось, что комнату озарила серия зеленых вспышек). – Я могу взять его себе?
– Быстрее, – простонал я. – Бери – и улетай! Уматывай! Рви когти! Чтоб я тебя не видел! Чтобы мог поскорее забыть о тебе – и никогда, никогда не вспоминать! Вырвать тебя из сердца, как холодную отравленную стрелу!
Ошарашенно моргая, старушка забилась в уголок, прижимая к груди розовую тесемочку.
– Удаляйся, прочь! Теперь меня спасет только время! Оно залечит эти рваные раны от маленьких когтей! Ветер странствий сотрет с моей души страшное тавро, гнусную татуировку твоего имени! О сердце полуденицы! Где ты спрятано, в каком гнилом дупле, в каком ледяном бронированном гробу – ведь не разбудить тебя ни слезами, ни поцелуями… – Я и не заметил, как отшатнулся к дверям, вяло размахивая руками, будто защищаясь от удара. Замер на пороге, ухватившись за дверное кольцо. – Что ж… прощай навсегда, чудовищная ошибка моей юности! Неразгаданная, никому не исповеданная тайна сердца моего! Прощай, невызревщее семя! Изыди прочь, и аз изгрядаю отсель!
– Славик… – простонала бабка. – Ты чего, а? Славик…
– Между нами… кончено. Я прощаю тебе все. Все! – сказал я. И повторил отчетливо, по буквам: Вэ. Сэ. Йо.
И понял, что добил ее. Даже не видел этих наводнившихся травяных глаз: просто услышал первый судорожный всхлип. Ну, началось.
– Славик, ты… я тебя… сейчас поцелую, можно?.. – Хлюпая носом, ветхая Метанка потянулась было ко мне; морщинистая рожица покраснела, зеленые слезы в глазах – но вдруг… ах! мелко дернулась! схватилась за поясницу! Хрум! Хрустнули старые кости! Бедняжка, она забыла о своем возрасте… – Славик, подожди! – простонала бабка, цепляясь побелевшими руками в изголовье кровати. – Не уходи…
Быстро схватила курячьими лапками ненаглядный поясок, нервными пальцами, темными зубами поспешно растянула узелки, сизым языком, как старая кошка, разгладила слипшиеся кисточки…
– Подожди, подожди…
Вдруг закусила побелевшую губу, рывком откинула голову на подушки – с трудом прогнулась в спине, просунула под себя костлявую ручку с концом малинового пояска, замерла на миг, как перед погружением в прорубь, и – хоп! Обвила вкруг костлявых бедер! Секунда тишины, и – бац! Я ослеп: ударило лазоревыми искрами, запахло паленым – дым рассеялся: и все будто по-прежнему: старуха сползает с кровати, но движения у нее быстрые и сильные, как у проснувшейся кошки.
– Не уходи, я сейчас…
Поясок медленно движется по Метанкиной талии, как розовая змея, тихо шипя и постреливая мелкими искрами: он затянулся уже в три оборота! Старуха вскакивает на ноги и – встает на цыпочки, как девочка: сладко потягивается, быстро озирается на широкий стол с медовыми яствами… Bay! Какой прыжок к столу: корявые старческие ручки впиваются в горшочек, она приникает к нему дрожащим темным ртом: глоток за глотком катятся по дряблому горлу – и я вижу… йокарный комар! вижу, как маленькая горбатая старушка начинает подниматься все выше, стремительно вырастая на стройных ножках – ножки почему-то вытягиваются первыми, уже потом розовеют и округляются руки, светлеет шея…
– Минуточку, минутку подожди, – суетится Метанка, прыгает к зеркалу (лицо еще старое, а плечи уже расправились, сладко прогнулась узкая спинка). Р-раз – рывком опустила голову, волосы нахлынули, как золотистая пена – она взбивает их, вытряхивая седые курячьи перышки, медную стружку, каких-то засохших пчел и бабочек: платиновая пыль оседает на мутное зеркало, а я смотрю на оттопырившийся задик: как странно просвечивают розовые ягодицы в прорехах драного старушечьего платья! Круто, круто. Вот так бабка, дери ее…
Так же резко откинула голову назад – просветлевшие волосы отхлынули на плечи, из мутного вьющегося золота вынырнул гладкий лоб, длинный розовый носик с чуть покрасневшими ноздрями, алый кончик языка мелькнул меж бледных обсахаренных губ… Bay, Метаночка. Я и забыл, что ты такая офигительная клава…
– Ну как? – обернулась робко-испуганно. – На сколько выгляжу? На тридцать выгляжу? А на двадцать?
Я смог только зажмуриться, кивнуть и снова вытаращить глаза.
– Вроде все… Нет, не все! – вдруг спохватилась, подбежала к сундукам в углу, рывком вздела крышку – окунулась, подбрасывая руками какие-то тряпки… о! Йес! Нашла зеленую ленточку, вплела в волосы…
– Теперь все. – Обернулась, оправила чудовищное платье с заплатками – теперь оно едва достигает тонких поцарапанных коленок. В плечах широко, висит горбом – зато грудь выпирает так, что по комнате стоит легкий треск медленно расходящихся швов… – Так лучше?.. – Метаночка моргнула и отерла медовую слюну со рта. Ого! Зеленый взгляд жарит на полную мощность! – Теперь… может быть, тебе не будет противно, если я на тебе повисну?
…Да не завидуй так, ушастый. Дать девочке повиснуть – не главное. Главное – сохранить в голове остатки разума. И вовремя вспомнить о посаднике Катоме. И о шпицрутенах…
На самом деле в тот миг я чуть не шлепнулся – тут же, на паркет, как юнкер Меньшиков в «Сибирском Цирюльнике». Но я был не слабонервный юнкер, а боевой офицер – посему устоял. Лениво поморщившись, отпустил стиснутое в пальцах дверное кольцо и промямлил:
– В принципе ты не заслужила… ну ладно… висни, только осторо…
Договорить не успел. Я и забыл, что она такая летучая. Вжиххх… что-то фыркнуло, легкий удар в грудь – сразу охватила шею теплыми ручками, обвила, ногами бедра. Я чуть не упал – не от толчка (она совсем легкая), а от запаха: волосы душисто плеснули в лицо, и мозги наперебой кинулись в карусель…
– А хочешь… я вообще не буду улетать? – услышал у самого уха. Так тихо, что я понял: мне почудилось. Сердце старого боевого офицера радостно затумкало: у меня на шее висит юная, сексуальная девочка… к тому же – дочь посадника.
– О, совсем забыл! – прошептал я, вслепую шевеля губами в густом мареве солнечных волос. – У меня же для тебя офигительная новость!
Метанка не ответила – только сильнее прижалась. Интересно, мы так и будем маячить в дверях: я одной ногой на пороге, а Метанка – одной грудью у меня на плече?
– Очень классная новость, – настаивал я, пытаясь разыскать в волосах ее ухо. – У тебя объявился отец!
– Ой, – вздохнула девочка. – Пусти.
Я осторожно выпустил: ножки повисли вниз, коснулись земли. Руки сползли с моих плеч, и золотая паутина отхлынула от лица. Метанка тихонько, на цыпочках, отшатнулась в сторону – оперлась ручкой о столешницу:
– Повтори.
– Представляешь, это полный улет! Я недавно выяснил, что у тебя есть папа! Ты вовсе не сирота! Круто, правда? Папенька ожидает твоего возвращения, прикинь! Я знаю, в такую радость сразу трудно поверить, но…
Она медленно отошла еще дальше, села на кровать. Поднесла к бледному лицу ладошку – нащупала конец зеленой ленточки. Молча выпутала из волос, аккуратно положила на край постели.
– Все, заткнись. Я поняла. – Голос грустный и холодный. – Это очередная афера. Ты вызвал меня, потому что снова нужно кого-то обмануть.
Минута молчания: я беззвучно таращусь и хлопаю ртом, Метанка злобно кусает губки.
– Опять понадобился специалист по охмуряжу, да? Без меня нельзя обойтись? Ты очень умненькая сволочь, Мстислав. Теперь ты думаешь… ты привязал меня крепче, чем волшебным пояском?
– Ластень… ласточка моя, ты не понимаешь… Тебя ждет папенька! Настоящий папенька, родненький!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78