Это был седовласый мужчина средних лет, чьи уверенные манеры говорили о долгой солдатской службе.
Звали его Фокиод.
– И вместе с наградой от благодарной страны, – сказал Крисп, – я дарю тебе десять золотых из своего кошелька.
Аплодисменты усилились. Фокиод прижал правый кулак к сердцу в военном салюте – он все же был военным.
– Благодарю, ваше величество, – ответил он благодарно, но без угодливости.
– Может, купишь на эти деньги эликсир для роста бровей, прошептал Крисп, чтобы услышал его только пожарный.
Ничуть не смутившись, Фокиод рассмеялся и провел ладонью по лицу.
– Да, без них странновато. Прямо на лице сгорели, – признался он, ничуть не понижая голоса. – С огнем бороться – все равно, что с врагом. Чем ближе подходишь, тем больнее бьешь.
– Ты оказал большую услугу городу, – заметил Крисп.
– Без моей команды не смог бы. С позволения вашего величества, я разделю награду с ними. – Фокиод потряс мешком золотых.
– Теперь это твои деньги, ты и решай, – ответил Крисп.
В этот раз аплодисменты прозвучали неожиданно и вполне искренне.
Немногие из придворных, людей куда богаче простого пожарного, распорядились бы деньгами с такой щедростью, и они прекрасно это знали. Криспу стало интересно, а смог ли он сам сравняться с этим человеком, приведи его судьба не на трон, а в пожарную команду. Ему хотелось надеяться, что да, но он не мог сказать уверенно.
– Думаю, да, – сказала Дара, когда он поделился с ней этой мыслью. – Одно могу сказать точно – Арваш не смог бы.
– Арваш? Арваш стоял бы рядом с костром и раздувал его изо всех сил, – Крисп улыбнулся, представив себе эту картину, но тут же помрачнел и очертил солнечный круг на груди:
– Боже благой, а что, если его магия раздувала эти пожары?
– Все может быть, но если ты при каждом несчастье начнешь искать Арваша под кроватью, то из-под кровати не вылезешь, потому что несчастья и без него случаются.
– Верно. Вечно ты меня опускаешь с небес на землю. – Крисп благодарно улыбнулся ей. Арваш и в жизни был слишком страшен, чтобы позволять воображению делать его еще страшнее.
– Стараюсь, – ответила Дара. – Рада, что ты заметил. Я помню…
Она запнулась и не продолжила. Видимо, ей вспомнилось что-то из времен Анфима. Крисп не винил ее, что она не вспоминала о тех несчастных для нее годах. Но это значило, что немалая часть ее жизни была закрыта для него, и это подчас приводило к неприятным заминкам.
«Интересно, всякий ли раз так бывает во втором браке?» подумал Крисп. Наверное. Еще неприятнее было бы, окажись ее брак с Анфимом счастливым. «Куда неприятнее», – усмехнулся он внутренне – тогда она не предупредила бы его, что Анфим собирается его убить.
– Неприятнее не бывает, – пробормотал он про себя.
– Что-что? – переспросила Дара.
– Ничего.
* * *
Когда в кабинет Криспа ворвался взъерошенный Лонгин, император приготовился к неприятностям. К его разочарованию, постельничий не разочаровал его.
– Ваше величество, – пропыхтел Лонгин, утирая пот со лба шелковым платочком – только толстый евнух мог взмокнуть от такого незначительного усилия: снаружи на лужах лежал лед, да и внутри было немногим теплее. – Ваше величество, пресвятой патриарх Пирр – простите, ваше величество, я хотел сказать, монах Пирр – проповедует против вас на площади.
– Боже благой, он что ? – Крисп вскочил из-за стола так резво, что налоговые отчеты разлетелись во все стороны. Он не стал их поднимать. Так, значит, обида на поспешное смещение с патриаршего трона превозмогла-таки давнюю верность? – И что он говорит?
– Он, ваше величество, с недостойными подробностями пытается пролить свет на ваши… э-э… отношения… э-э… с ее величеством императрицей Дарой до вашего… э-э… вашей коронации. – Для успокоения монарших чувств Лонгин изобразил возмущение, хотя прекрасно знал, что Крисп и Дара были любовниками задолго до того, как стали супругами.
– Он что ?! – взвыл Крисп снова. – Когда я с ним разберусь, он кровь свою прольет на той площади!
Глаза Лонгина вылезли из орбит от ужаса.
– О нет, ваше величество! Казнить человека, столь недавно покинувшего ряды иерархов церкви и имеющего немало последователей, полагающих его – прошу прощения вашего величества – более праведным, чем нынешний носитель синих сапог… ваше величество, кровью одного Пирра дело не ограничится. Это будет означать мятеж.
Он нашел подходящее слово. Крисп остыл мгновенно. Смута в городе, раскол империи, гражданская война – этого Крисп не мог позволить себе.
– Но, – произнес он, точно споря сам с собой, – я не могу и позволить Пирру хулить меня прилюдно. Если это безобразие будет продолжаться, претенденты на трон слетятся, как мухи на мед.
– Воистину так, ваше величество, – подтвердил Лонгин. – Правь вы десять лет, а не два неполных, вы могли бы позволить ему бесноваться – никто не обращал бы внимания. Но сейчас…
– Вот-вот. Сейчас к нему прислушаются. А благодаря его богобоязни – примут всерьез. – Крисп фыркнул. – Словно можно его воспринимать иначе. За все годы, что я его знаю, он ни разу не улыбнулся, старый мрачный… – И тут Крисп расхохотался. Так где Пирр поливает меня грязью? – осведомился он, отсмеявшись.
– На площади Быка, ваше величество, – ответил Лонгин.
– Отлично. Вряд ли его будет сложно там найти. А теперь, почитаемый господин, вот что вам надо сделать… – В течение нескольких минут Крисп разъяснял приказы. – Вам, вероятно, потребуется мое письменное указание, чтобы все было сделано немедленно?
– Да, это было бы желательно, – ответил Лонгин, не то развеселившийся, не то ошарашенный.
Крисп набросал приказ и отдал евнуху пергамент. Тот перечитал, покачал головой и с видимым усилием сосредоточился.
– Будет доставлено немедленно, ваше величество.
– Безусловно, – ответил Крисп.
Лонгин убежал, по дороге выкликая гонца. Крисп всегда гордился тем, что не тратит время зря. Поэтому он проверил еще один налоговый отчет, прежде чем вышел к дверям императорских палат.
Халогаи у дверей вытянулись по струнке.
– Вольно, парни, – отмахнулся Крисп. – У нас прогулка.
– А где твои зонтоносцы, император? – осведомился Гейррод.
– Сегодня они только под ногами мешаться будут, – ответил Крисп.
Халогаи зашевелились. Кое-кто ощупал лезвия секир. Один, видимо, нашел крохотную зазубринку, поскольку вытащил точильный камень, поработал им немного, проверил снова и удовлетворенно спрятал камень.
– Куда, твое величество? – спросил Гейррод.
– На площадь Быка, – сказал Крисп. – Кажется, святой отец Пирр не слишком рад, что лишился патриаршего трона. Он довольно неучтиво обо мне отзывается.
Халогаи снова шевельнулись в предвкушении.
– Подкоротить ему язык, твое величество? – спросил тот, что точил топор. Он снова пощупал лезвие, словно проверяя, перерубит ли оно шею святого отца с одного удара.
– Нет, – отозвался Крисп, – я не хочу причинять вред святому отцу – надо просто заткнуть его.
– Лучше бы убить его, – сказал Гейррод. – Тогда он не причинит вреда тебе.
Остальные стражники закивали.
Крисп очень хотел смотреть на мир с жестокой халогайской простотой. Но в Видессе ничто не просто. Не ответив Гейрроду, Крисп спустился по лестнице. Северяне окружили его кольцом, закрыв от возможных убийц.
До площади Быка от дворца было мили полторы-две по Срединной улице. Крисп шел быстро, пытаясь согреться. Проходя по площади Паламы, он порадовался своему сопровождению; халогаи шагали впереди, всем своим видом показывая, что стопчут любого, кто окажется на дороге. Толпа расступалась, как по волшебству.
Крисп очень спешил. Он хотел застать Пирра на месте преступления. Даже самое жестокое наказание, полученное настоятелем впоследствии, не оказало бы такого большого влияния, как то, на что Крисп рассчитывал. Меньше всего он хотел делать из Пирра мученика.
В паре сот шагов за зданием чиновной службы Срединная улица резко сворачивала к югу, а там рукой было подать и до площади Быка. Крисп перешел на бег трусцой. Если Пирр улизнет у него из рук именно сейчас, разочарование будет невыносимо. Крисп надеялся только, что его приказ будет выполнен вовремя.
В древности площадь Быка являлась главным скотным рынком города Видесса и до сих пор оставалась местом торговли товарами более громоздкими, обыденными и дешевыми, чем на площади Паламы, скотом, зерном, дешевыми горшками и оливковым маслом. Здесь, прежде чем расступиться, народ пялился на Криспову свиту. На площади Паламы, близ дворца, к лицезрению императора привыкли. В этих бедных районах монархи появлялись нечасто.
Беглого взгляда хватило, чтобы определить искомое место: кучка людей собралась вокруг фигуры в синей монашеской рясе. Монах даже через всю площадь Крисп разглядел тощую фигуру и узкое лицо Пирра – стоял не то на бочке, не то не камне, так что возвышался над своими слушателями на половину человеческого роста.
– Вон он! – воскликнул Крисп, и халогаи двинулись к Пирру с целеустремленностью волчьей стаи, загоняющей оленя.
Пирр был опытным оратором. Крисп услыхал, о чем тот проповедует, задолго до того, как добрался до окружившей священника толпы услыхал вместе с половиной площади Быка.
– Низости он учился у бывшего своего хозяина, ибо само имя Анфима равнозвучно разврату. Но Крисп сумел превзойти в пороке своего учителя, вначале совратив супругу предыдущего Автократора, а потом использовав ее против мужа, чтобы через его труп шагнуть к трону. Как может Фос благословлять наши усилия, если такой человек обитает ныне во дворце?
Пирр не мог не видеть, как приближаются Крисп и его телохранители, но ни на секунду не запнулся – Крисп и без того знал, что бывший настоятель лишен страха. Однако Пирр не прервался и ради того, чтобы указать толпе на присутствие упомянутого развратного чудовища, а это Крисп непременно сделал бы на его месте, собирайся он свергнуть кого-то. Но Пирр неуклонно следовал намеченному курсу: раз ступив на путь, он, как зашоренная лошадь, уже не мог с него сойти.
Крисп сложил руки на груди и принялся слушать. Пирр продолжал тираду, точно не замечая императора. Еще меньше внимания он обратил на выбежавшую на площадь Быка пожарную команду.
Некоторые зеваки с беспокойством оглядывались на группу людей, вооруженных, как халогаи, топорами, и пару взмокших пожарных, тащившую сифон. Страх пожара глубоко въелся в сердца горожан и еще углубился после дня солнцестояния.
Пожарная команда ринулась через толпу прямо к размахивающему руками проповеднику.
– Разойдись! – орал начальник команды. Зеваки рассыпались в стороны.
– Где пожар? – взвизгнул кто-то.
– Тут! – заорал в ответ Фокиод. – По крайней мере, мне приказано залить этого поджигателя!
Он махнул рукой. Один пожарный заработал сифоном, второй направил шланг в сторону Пирра.
Из деревянного сопла хлестнула ледяная вода. Слушатели отхлынули от Пирра, ругаясь и отфыркиваясь. Сам священник пытался сказать что-то, но начал неудержимо чихать. Команда поливала его, пока не опустела бочка.
– Наполнить снова, ваше величество? – громко спросил Фокиод.
Похоже было, что еще немного, и Пирр утонет.
– Нет, Фокиод, спасибо, – ответил Крисп. – По-моему, он уже остыл.
– Я – апчхи!! – остыл?! – завопил Пирр. С его бороды и носа капала вода. – Нет, я только – апчхи!! – начал разоблачать прелюбодея в алых сапогах. Слушай меня, народ видесский…
– Пойдите просохните, святой отец, – добродушно посоветовал кто-то из толпы. – Так стоять на ветру – лихоманка прохватит.
– Да и сказка ваша изрядно поблекла, – добавил другой.
– Пламенными речами обогрейтесь лучше, – заметила женщина.
– Да нет, они все потухли, – отозвался какой-то остряк и сам себе хихикнул.
Всю свою жизнь Пирр провел в монастырях или при храмах. Он привык, что миряне почитают его, а не подсмеиваются, пусть добродушно. Но куда хуже насмешек был громовой хохот, разнесшийся над площадью при виде мокрого, трясущегося от гнева и холода святого отца, с перевернутого ящика разоблачающего власть предержащих, пока зубы его ритмично постукивали наподобие деревянных наперсников, которыми васпураканские танцоры отбивали такт.
Равнодушие Пирр перенес бы стоически: монахов часто встречали равнодушием, поскольку проповедуемый ими образ жизни мало кому подходил. Но вынести смеха он не мог. Злобно озирая толпу, и в особенности Криспа, он неуклюже спустился с ящика и двинулся прочь. Новый приступ чихания лишил его уход даже видимости достоинства.
– Фос с тобой, мокрый Пирр! – громко пожелал кто-то, вызвав новый раскат смеха. Согбенная спина Пирра дернулась, точно в нее всадили нож.
– Мокрый Пирр, мокрый Пирр, добрый, старый, мокрый Пирр! распевала толпа.
Отбытие монаха перешло в отступление, а к краю площади – и в позорное бегство.
Гейррод повернулся к Криспу.
– За это он не станет любит тебя больше, – сказал телохранитель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Звали его Фокиод.
– И вместе с наградой от благодарной страны, – сказал Крисп, – я дарю тебе десять золотых из своего кошелька.
Аплодисменты усилились. Фокиод прижал правый кулак к сердцу в военном салюте – он все же был военным.
– Благодарю, ваше величество, – ответил он благодарно, но без угодливости.
– Может, купишь на эти деньги эликсир для роста бровей, прошептал Крисп, чтобы услышал его только пожарный.
Ничуть не смутившись, Фокиод рассмеялся и провел ладонью по лицу.
– Да, без них странновато. Прямо на лице сгорели, – признался он, ничуть не понижая голоса. – С огнем бороться – все равно, что с врагом. Чем ближе подходишь, тем больнее бьешь.
– Ты оказал большую услугу городу, – заметил Крисп.
– Без моей команды не смог бы. С позволения вашего величества, я разделю награду с ними. – Фокиод потряс мешком золотых.
– Теперь это твои деньги, ты и решай, – ответил Крисп.
В этот раз аплодисменты прозвучали неожиданно и вполне искренне.
Немногие из придворных, людей куда богаче простого пожарного, распорядились бы деньгами с такой щедростью, и они прекрасно это знали. Криспу стало интересно, а смог ли он сам сравняться с этим человеком, приведи его судьба не на трон, а в пожарную команду. Ему хотелось надеяться, что да, но он не мог сказать уверенно.
– Думаю, да, – сказала Дара, когда он поделился с ней этой мыслью. – Одно могу сказать точно – Арваш не смог бы.
– Арваш? Арваш стоял бы рядом с костром и раздувал его изо всех сил, – Крисп улыбнулся, представив себе эту картину, но тут же помрачнел и очертил солнечный круг на груди:
– Боже благой, а что, если его магия раздувала эти пожары?
– Все может быть, но если ты при каждом несчастье начнешь искать Арваша под кроватью, то из-под кровати не вылезешь, потому что несчастья и без него случаются.
– Верно. Вечно ты меня опускаешь с небес на землю. – Крисп благодарно улыбнулся ей. Арваш и в жизни был слишком страшен, чтобы позволять воображению делать его еще страшнее.
– Стараюсь, – ответила Дара. – Рада, что ты заметил. Я помню…
Она запнулась и не продолжила. Видимо, ей вспомнилось что-то из времен Анфима. Крисп не винил ее, что она не вспоминала о тех несчастных для нее годах. Но это значило, что немалая часть ее жизни была закрыта для него, и это подчас приводило к неприятным заминкам.
«Интересно, всякий ли раз так бывает во втором браке?» подумал Крисп. Наверное. Еще неприятнее было бы, окажись ее брак с Анфимом счастливым. «Куда неприятнее», – усмехнулся он внутренне – тогда она не предупредила бы его, что Анфим собирается его убить.
– Неприятнее не бывает, – пробормотал он про себя.
– Что-что? – переспросила Дара.
– Ничего.
* * *
Когда в кабинет Криспа ворвался взъерошенный Лонгин, император приготовился к неприятностям. К его разочарованию, постельничий не разочаровал его.
– Ваше величество, – пропыхтел Лонгин, утирая пот со лба шелковым платочком – только толстый евнух мог взмокнуть от такого незначительного усилия: снаружи на лужах лежал лед, да и внутри было немногим теплее. – Ваше величество, пресвятой патриарх Пирр – простите, ваше величество, я хотел сказать, монах Пирр – проповедует против вас на площади.
– Боже благой, он что ? – Крисп вскочил из-за стола так резво, что налоговые отчеты разлетелись во все стороны. Он не стал их поднимать. Так, значит, обида на поспешное смещение с патриаршего трона превозмогла-таки давнюю верность? – И что он говорит?
– Он, ваше величество, с недостойными подробностями пытается пролить свет на ваши… э-э… отношения… э-э… с ее величеством императрицей Дарой до вашего… э-э… вашей коронации. – Для успокоения монарших чувств Лонгин изобразил возмущение, хотя прекрасно знал, что Крисп и Дара были любовниками задолго до того, как стали супругами.
– Он что ?! – взвыл Крисп снова. – Когда я с ним разберусь, он кровь свою прольет на той площади!
Глаза Лонгина вылезли из орбит от ужаса.
– О нет, ваше величество! Казнить человека, столь недавно покинувшего ряды иерархов церкви и имеющего немало последователей, полагающих его – прошу прощения вашего величества – более праведным, чем нынешний носитель синих сапог… ваше величество, кровью одного Пирра дело не ограничится. Это будет означать мятеж.
Он нашел подходящее слово. Крисп остыл мгновенно. Смута в городе, раскол империи, гражданская война – этого Крисп не мог позволить себе.
– Но, – произнес он, точно споря сам с собой, – я не могу и позволить Пирру хулить меня прилюдно. Если это безобразие будет продолжаться, претенденты на трон слетятся, как мухи на мед.
– Воистину так, ваше величество, – подтвердил Лонгин. – Правь вы десять лет, а не два неполных, вы могли бы позволить ему бесноваться – никто не обращал бы внимания. Но сейчас…
– Вот-вот. Сейчас к нему прислушаются. А благодаря его богобоязни – примут всерьез. – Крисп фыркнул. – Словно можно его воспринимать иначе. За все годы, что я его знаю, он ни разу не улыбнулся, старый мрачный… – И тут Крисп расхохотался. Так где Пирр поливает меня грязью? – осведомился он, отсмеявшись.
– На площади Быка, ваше величество, – ответил Лонгин.
– Отлично. Вряд ли его будет сложно там найти. А теперь, почитаемый господин, вот что вам надо сделать… – В течение нескольких минут Крисп разъяснял приказы. – Вам, вероятно, потребуется мое письменное указание, чтобы все было сделано немедленно?
– Да, это было бы желательно, – ответил Лонгин, не то развеселившийся, не то ошарашенный.
Крисп набросал приказ и отдал евнуху пергамент. Тот перечитал, покачал головой и с видимым усилием сосредоточился.
– Будет доставлено немедленно, ваше величество.
– Безусловно, – ответил Крисп.
Лонгин убежал, по дороге выкликая гонца. Крисп всегда гордился тем, что не тратит время зря. Поэтому он проверил еще один налоговый отчет, прежде чем вышел к дверям императорских палат.
Халогаи у дверей вытянулись по струнке.
– Вольно, парни, – отмахнулся Крисп. – У нас прогулка.
– А где твои зонтоносцы, император? – осведомился Гейррод.
– Сегодня они только под ногами мешаться будут, – ответил Крисп.
Халогаи зашевелились. Кое-кто ощупал лезвия секир. Один, видимо, нашел крохотную зазубринку, поскольку вытащил точильный камень, поработал им немного, проверил снова и удовлетворенно спрятал камень.
– Куда, твое величество? – спросил Гейррод.
– На площадь Быка, – сказал Крисп. – Кажется, святой отец Пирр не слишком рад, что лишился патриаршего трона. Он довольно неучтиво обо мне отзывается.
Халогаи снова шевельнулись в предвкушении.
– Подкоротить ему язык, твое величество? – спросил тот, что точил топор. Он снова пощупал лезвие, словно проверяя, перерубит ли оно шею святого отца с одного удара.
– Нет, – отозвался Крисп, – я не хочу причинять вред святому отцу – надо просто заткнуть его.
– Лучше бы убить его, – сказал Гейррод. – Тогда он не причинит вреда тебе.
Остальные стражники закивали.
Крисп очень хотел смотреть на мир с жестокой халогайской простотой. Но в Видессе ничто не просто. Не ответив Гейрроду, Крисп спустился по лестнице. Северяне окружили его кольцом, закрыв от возможных убийц.
До площади Быка от дворца было мили полторы-две по Срединной улице. Крисп шел быстро, пытаясь согреться. Проходя по площади Паламы, он порадовался своему сопровождению; халогаи шагали впереди, всем своим видом показывая, что стопчут любого, кто окажется на дороге. Толпа расступалась, как по волшебству.
Крисп очень спешил. Он хотел застать Пирра на месте преступления. Даже самое жестокое наказание, полученное настоятелем впоследствии, не оказало бы такого большого влияния, как то, на что Крисп рассчитывал. Меньше всего он хотел делать из Пирра мученика.
В паре сот шагов за зданием чиновной службы Срединная улица резко сворачивала к югу, а там рукой было подать и до площади Быка. Крисп перешел на бег трусцой. Если Пирр улизнет у него из рук именно сейчас, разочарование будет невыносимо. Крисп надеялся только, что его приказ будет выполнен вовремя.
В древности площадь Быка являлась главным скотным рынком города Видесса и до сих пор оставалась местом торговли товарами более громоздкими, обыденными и дешевыми, чем на площади Паламы, скотом, зерном, дешевыми горшками и оливковым маслом. Здесь, прежде чем расступиться, народ пялился на Криспову свиту. На площади Паламы, близ дворца, к лицезрению императора привыкли. В этих бедных районах монархи появлялись нечасто.
Беглого взгляда хватило, чтобы определить искомое место: кучка людей собралась вокруг фигуры в синей монашеской рясе. Монах даже через всю площадь Крисп разглядел тощую фигуру и узкое лицо Пирра – стоял не то на бочке, не то не камне, так что возвышался над своими слушателями на половину человеческого роста.
– Вон он! – воскликнул Крисп, и халогаи двинулись к Пирру с целеустремленностью волчьей стаи, загоняющей оленя.
Пирр был опытным оратором. Крисп услыхал, о чем тот проповедует, задолго до того, как добрался до окружившей священника толпы услыхал вместе с половиной площади Быка.
– Низости он учился у бывшего своего хозяина, ибо само имя Анфима равнозвучно разврату. Но Крисп сумел превзойти в пороке своего учителя, вначале совратив супругу предыдущего Автократора, а потом использовав ее против мужа, чтобы через его труп шагнуть к трону. Как может Фос благословлять наши усилия, если такой человек обитает ныне во дворце?
Пирр не мог не видеть, как приближаются Крисп и его телохранители, но ни на секунду не запнулся – Крисп и без того знал, что бывший настоятель лишен страха. Однако Пирр не прервался и ради того, чтобы указать толпе на присутствие упомянутого развратного чудовища, а это Крисп непременно сделал бы на его месте, собирайся он свергнуть кого-то. Но Пирр неуклонно следовал намеченному курсу: раз ступив на путь, он, как зашоренная лошадь, уже не мог с него сойти.
Крисп сложил руки на груди и принялся слушать. Пирр продолжал тираду, точно не замечая императора. Еще меньше внимания он обратил на выбежавшую на площадь Быка пожарную команду.
Некоторые зеваки с беспокойством оглядывались на группу людей, вооруженных, как халогаи, топорами, и пару взмокших пожарных, тащившую сифон. Страх пожара глубоко въелся в сердца горожан и еще углубился после дня солнцестояния.
Пожарная команда ринулась через толпу прямо к размахивающему руками проповеднику.
– Разойдись! – орал начальник команды. Зеваки рассыпались в стороны.
– Где пожар? – взвизгнул кто-то.
– Тут! – заорал в ответ Фокиод. – По крайней мере, мне приказано залить этого поджигателя!
Он махнул рукой. Один пожарный заработал сифоном, второй направил шланг в сторону Пирра.
Из деревянного сопла хлестнула ледяная вода. Слушатели отхлынули от Пирра, ругаясь и отфыркиваясь. Сам священник пытался сказать что-то, но начал неудержимо чихать. Команда поливала его, пока не опустела бочка.
– Наполнить снова, ваше величество? – громко спросил Фокиод.
Похоже было, что еще немного, и Пирр утонет.
– Нет, Фокиод, спасибо, – ответил Крисп. – По-моему, он уже остыл.
– Я – апчхи!! – остыл?! – завопил Пирр. С его бороды и носа капала вода. – Нет, я только – апчхи!! – начал разоблачать прелюбодея в алых сапогах. Слушай меня, народ видесский…
– Пойдите просохните, святой отец, – добродушно посоветовал кто-то из толпы. – Так стоять на ветру – лихоманка прохватит.
– Да и сказка ваша изрядно поблекла, – добавил другой.
– Пламенными речами обогрейтесь лучше, – заметила женщина.
– Да нет, они все потухли, – отозвался какой-то остряк и сам себе хихикнул.
Всю свою жизнь Пирр провел в монастырях или при храмах. Он привык, что миряне почитают его, а не подсмеиваются, пусть добродушно. Но куда хуже насмешек был громовой хохот, разнесшийся над площадью при виде мокрого, трясущегося от гнева и холода святого отца, с перевернутого ящика разоблачающего власть предержащих, пока зубы его ритмично постукивали наподобие деревянных наперсников, которыми васпураканские танцоры отбивали такт.
Равнодушие Пирр перенес бы стоически: монахов часто встречали равнодушием, поскольку проповедуемый ими образ жизни мало кому подходил. Но вынести смеха он не мог. Злобно озирая толпу, и в особенности Криспа, он неуклюже спустился с ящика и двинулся прочь. Новый приступ чихания лишил его уход даже видимости достоинства.
– Фос с тобой, мокрый Пирр! – громко пожелал кто-то, вызвав новый раскат смеха. Согбенная спина Пирра дернулась, точно в нее всадили нож.
– Мокрый Пирр, мокрый Пирр, добрый, старый, мокрый Пирр! распевала толпа.
Отбытие монаха перешло в отступление, а к краю площади – и в позорное бегство.
Гейррод повернулся к Криспу.
– За это он не станет любит тебя больше, – сказал телохранитель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58