Во главе
каждого клина стояли мощные воины с тяжелыми топорами для сокрушения щитов
и щитоносцев. За ними двигались бойцы-меченосцы, на их широких плечах
лежали копья тех рядов, что ломились сзади.
И воевал Урук с Уром. Гильгамеш, царь Урука, против Урукагины правителя
Ура. Владычица Иштар против владыки Нингирсу.
Укрепились мощью святой владычицы и волей Энлиля солдаты Урука и, источая
гневный жар из своих ноздрей, рассекли строй бойцов Урукагины, и гнали их,
пораженных Ужасом, и отделяли головы от тел, и преследовали вдоль долины.
Не ведая жалости, летели за врагом, как коршуны за куропатками, чтобы
снискать благоволение богини. И покрылась долина телами, лишившимися
жизненного тепла. Витязь великой Иштар, царь Гильгамеш, связал пленных
локоть к локтю и предал в объятия Нергала всех до единого...
Чекисты-симбионты стали словно надутые теплым воздухом безобидные шарики.
Одного моего дуновения хватило, чтобы их понесло прочь. До свиданья,
дорогие, надеюсь больше никогда вас не увидеть.
В этот момент в головах умных животных возобладали такие мысли: поскорее
домой, в объятия начальства, начальство все поймет и простит, начальство
наградит и облобызает; великий бронзовый Феликс, сокрушитель сильных,
владыка Лубянки, ждет их со своей верховной лаской.
Три получеловека свернули влево и проследовали мимо землянки. Наверное, они
двигались туда, где кончается лес.
В полном изнеможении я сполз на дно своего окопа. В следующие три дня никто
не появился,- ни так называемые враги, ни так называемые друзья. Все это
время я только жрал, спал и выделял, стараясь не под себя. На четвертый
день я поднялся. Вещмешки, которые я до того таскал довольно легко,
показались мне набитыми шумерскими кирпичами. Я вынужден был бросить
останки лани (на самом деле расстался с ней без сожаления, от бедняжки
можно было завоняться самому). Переложил полегчавшие вещи на здоровое
правое плечо, повесил пистолет-пулемет на ослабевшую убогую шею и двинулся
вперед, напевая (про себя) "Выдь на Волгу". Конечно, предварительно, в
целях маскировки забросал землей и ветками следы стоянки и помойки.
Занимался этим для экономии сил по-собачьи, на четвереньках. А в первой же
луже ознакомился со свом портретом, который нынче напоминал дурно
исполненный натюрморт.
Ослабела у меня не только та деталь, которая называется шеей, но и все
прочие. Я это понял спустя пятнадцать минут. А через полчаса я был весь
взмокший от пота, жалкий, как котенок и страдающий от общей импотенции.
Пришлось двигаться медленно, опираясь на стволы деревьев, и с передышками
через каждые двести шагов. Пару раз белый свет в глазах таял, и я обвисал.
А потом набрел на Хасана, вернее, на его труп. Да, поискал он на свою
голову "Манда-ди-Хайя". Никаких следов ранений и травм я не заметил.
Следовало скорбно признать, что мой друг - а он все-таки оказался таковым -
погиб из-за половых излишеств. Злая богиня и демоница, сидевшая в Лизе,
сделала свое дело. Хасан круто ошибся, обнаружив в ней источник познания и
жизни. Баба-яга сунула Иванушку-дурачка в свою печку, иначе говоря
превратила жизненную энергию иракского друга в свою фертильную силу. А еще
иначе - сожгла его гормонами и пептидами. Заодно и моего союзника Апсу
лишила земной оболочки. Наверное, так.
Гильгамеш и Энкиду. Я все-таки оказался Гильгамешем. Волей или неволей Хася
подставил меня под пулю и спас от демоницы, которая его затем употребила.
Вместо меня. Мне показалось, что я различаю красномордую кляксу Апсу. Он
метался где-то в высоте, не в силах приблизиться и как-нибудь помочь.
Про Гильгамеша в Фиминой тетрадочке ничего не было чиркнуто. Однако у этого
фольклорного персонажа имеется библейская параллель, Авраам. Этот товарищ
был тоже родом из Шумера и тоже искал бессмертия, правда с несколько иными
характеристиками. Одна из точек, образующих энергетический канал,
обозначена Гольденбергом, как "Авраам-Фараон". Значит, мне предстоит
встреча с каким-то прирожденным властителем?
За такими полубредовыми рассуждениями я поправил ноги Хасана, сложил ему
руки на груди - устраивать ямку не было никаких сил - и двинулся дальше.


Ночью проснулся от какого-то шороха в кустах, и сразу же, несмотря на
вялость, перешел в позицию для ведения огня. Ну, дайте мне этого злодея, я
его сейчас прошью свинцовой стежкой!
Из листвы появилась фигура. Фигурка. Я сразу понял, кто это.
- Я заметила тлеющие угольки,- объяснила свое появление демоница Лиза.
- Уходи, иначе будет пиф-паф. Я уже на границе твоего леса. Топай отсюда,
Иштар-подлюка.
- Ты чего, совсем сбрендил, Глеб? Башка стаеросовая, охреневший от
марксизма-онанизма чекист! Сrazy mother-fucker, go to prick!- По старой
привычке Лиза так и не смогла матюгнутся по-русски, но затем, невозмутимо
поводя задком, подошла к бывшему костру. А я, хоть и вспомнил серое
изможденное лицо хасановского трупа, так и не смог пристрелить эту атомную
секс-бомбу. Оставалась последняя надежда, что ввиду моей общей слабости
проклятые любовные флюиды не окажут прежнего действия.
Так оно и выглядело - первые двадцать минут. Ничто во мне не шевелилось, ни
в головном ни в спинном мозгу. Я даже расслабился и стал ехидничать:
- Во всяком случае, наш общий друг Хасан помер не от марксизма-онанизма. Ты
его испекла на своих угольках, уважаемая яга.
- Он, видимо, съел какое-то ядовитое растение,- сказала демоница. Это
объяснение ее вполне устраивало.
- Что-то зябко, иди, погрей хрупкую женщину,- внешне невинно предложила
Лиза.
- Ага, сегодня я грелка, завтра плевательница, послезавтра меня в сортир
спустят как израсходованного,- мужественно отказался я.
Впрочем, через полчасика меня вдруг взорвало, словно половые флюиды долго
накапливались и, наконец, прорвали барьер моей физической немощи.
Одного сеанса интимности будет достаточно, чтобы угробить тебя - кричала
правая половинка мозга. Всего один разик, и ты освободишься от этого
притяжения - возражала левая.
А еще какая-то "третья половинка" предлагала взять и очередью из ФМГ
ухлопать сооблазнительницу. Оп - и нет проблем.
Логика подсказывала: если чего-то хочется, надо представить, что ты это уже
поимел. Но живое красочное представление работало лишь на мою врагиню.
В смятении я бросился в лес, ограничившись маловразумительной фразой:
"Живот прихватило." Но все равно флюиды легко настигали и хватали меня на
расстоянии десяти, двадцати, тридцати метров. Флюиды сейчас напоминали
пучки резиновых лент, которым каждый мой шаг добавлял упругости.
Проскочившие через завесу демоны, слуги богини, обретая электромагнитную
природу, летели на меня, разогревали в моей истрепанной плоти
дополнительный жар и раздували боль в едва заживших дырах. А ведь всего
один разок - и свободен!
Был момент, когда упругая сила и гадкие ощущения чуть не швырнули меня
обратно. Владычица Иштар уже встала на моем пути золотым идолом. Вся
энергия, что имелась во мне, скопилась в нижней части живота и играла
сугубо отрицательную сексуальную роль. Я попробовал почувствовать пульс
земли. Он был характерным, выражающим долготерпение. Но передать ему
ненужные секс-мощности не удалось. Матрицы или демоны, олицетворяющие
землю, завернули их назад. Точно так же получилось с воздухом и небом.
Что еще способно выручить меня? Как вырваться из владений Отверженных, если
они кругом? От них удрать столь же сложно, как, например, из Иркутска
попасть в Париж. Я дернулся, может быть, в последний раз. Зацепился за
корень и, взмахнув по-птичьи руками, влетел лбом в какой-то крепкий ствол.
Тогда немного отрешился и заметил нетвердым взглядом дорожку. Она вела за
экран, и по ней сейчас следовал мой светящийся контур. Он направлялся в ту
сверхсильную пустоту, которая прикрывалась землей, воздухом, небом как
одежками. Следом рванулся мой психический электрон и, наконец, по
проторенной дорожке вся ненужная энергия излучилось в эту бездну. Я видел,
как золотой идол улетает в никуда, словно проколотый шарик.
От этого зрелища меня самого замутило и закачало. В пустоте мой электрон
охватила такая дурнота, что он еле вернулся. А мне пришлось уронить
набрякшую физиономию в сырую траву и полежать - в нагрузку к излишней
сексуальной, я выпустил изрядную дозу лично необходимой энергии.
Стабилизировавшись минут через двадцать, я побрел к стоянке.
Кажется, все в ажуре. Отпустила нечистая сила. Лиза дремала у костерка,
нисколько не секс-бомба, а бабец не хуже и не лучше других. Когда я немного
подкрепился американскими крекерами, то уловил источаемые ею спокойные
кроткие вибрации. Никакая она не Лилит, что и необходимо в данный момент.
Даже показалось странным, что я испытывал к ней столь сильные и
разнообразные чувства. Растянувшись на своей охапке веток, я мирно почивал
до утра. Утра, когда мы вышли из леса шумерской бабы-яги - владычицы Иштар.


10.
К полудню мы с Лизой добрались до селения, которое прозывалось Эль-Халиль.
Уже на окраине, среди рисовых полей, нам встретилась повозка с ездоком
довольно приличного вида. Рубаха и плащ у него были чистыми, а выпуклое
брюшко внушительным. Тем он заметно отличался от крестьян, чьи впалые тела
были покрыты грязным шмотьем и расчесами. Сразу стало ясно, что ездок -
большой человек в районном масштабе.
- Салам. Не заплутали, странники?- спросил он, высунувшись из коляски.
- Аллаху принадлежат и восток и запад. Он ведет, кого хочет к прямому
пути,- резонно ответил я.
- О, чужестранцы знают Коран,- располагающая физиономия господина
украсилась доброжелательной улыбкой.
- Мы не чужестранцы, господин,- мой голос был максимально тверд.- Мы так же
верны Истине, как и вы, господин, только вот родом с севера, из Киркука. Но
моим уделом стала тяжкая работа в порту Басры, где я совсем надорвал живот
и не смог больше поднимать мешки и большие ящики. Начальник дал мне немного
денег и отправил домой. Теперь вот добираюсь вместе с женой в родные края,-
торопливо объяснял я, но понимал, что время пошло уже не в нашу пользу.
Конечно же, едва мы выбрались из мерзопакостного леса, мне надо было срочно
бросить Лизу. Не привязывать к дереву, не топить в луже, но просто
расстаться. Однако мне показалось не совсем приличным оставлять ее в
одиночестве. Ведь через десять минут она угодила бы кому-нибудь в трудовое
и половое рабство и больше никогда не увидела ни своей Америки, ни
"совенка". Само собой, у первого встречного-поперечного крестьянина мы
купили за дорого местную дряную одежку и упорно стирали ее в канаве, а
затем долго сушили на солнце и выжаривали гнид над костром. Но Лиза все же
отказалась снять до лучших времен свои джинсы и вымазать лицо грязью. Так
что на полукочевников, даже курдов, мы походили как крашеные яйца на
помидоры. Кроме того, миссис Роузнстайн хотя кое-что понимала, но не могла
связать по-арабски двух слов, что для жительницы города Басры было бы
странным.
- Я рад,- плутовато сказал встреченный господин,- что вы происходите из
хорошей семьи. Вы, видимо, покинули свои горы из-за разногласий с родней.
- Да, вы правы, я ослушался отца, достопочтенного раиса Мухамеда Базаргани,
я преступил его запрет, когда бросил учебу и женился на этой вот женщине.
Дело в том, что она много старше меня и уже знала многих мужей,- я
поперхнулся, потому что Лиза пронзила локтем мой бок, со стороны, где
находилась рана. То, что я наплел важному человеку, она более-менее
уловила.
- Наверное, достопочтенный раис был прав, хотя красота вашей женщины
сравнима с той, что пленила Фир'ауна.
- И, подобно Ибрахиму, я готов назвать ее своей сестрой, чтобы мне было
хорошо.
Господин оценил мою эрудицию, а мне стало страшно за свой бок, все-таки я
несколько подставил Лизу. Она метнула на меня свирепый взгляд, сообразив,
что речь идет об Аврааме, который сдал свою жену Сарру в гарем фараона. А я
сразу вспомнил пункт из Фиминой тетрадки под названием "Авраам-Фараон".
Опять точка, формирующая энергетический канал.
- Я желал бы оказать вам услугу и пригласить отдохнуть в мой дом, где вы
могли бы поведать мне о нравах севера,- медовым голосом произнес уважаемый
человек.
Что ж, надо или немедленно прирезать штык-ножом этого бая вместе с
возницей, или соглашаться в цветистых восточных выражениях. Помедлив, я
отозвался:
- Любезность господина превосходит всякие границы. Аллах любит
странноприимцев. Почту за великую честь быть гостем вашего дома.


Так мы оказались у местного начальника, что называл себя Саидом. Вначале
повозка нас доставила на коротенькую улочку. Вдоль нее располагалась глухая
глинобитная стена всего одного дома. Дома Саида. За унылой стеной, как
выяснилось уже за воротами, был разбит веселый сад, где преобладали
мандарины, но имелись также инжир и хурма, и виноград, и персики с
абрикосами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54