Чадек опустил секиру, теперь ее острие упиралось Ананде в шею. Одно резкое движение — и она умрет.
— Положите нож на пол, Ваше Величество, — приказал Чадек.
«О Святые Матери!» Ананда прыгнула на Микеля, повалив его на спину. Они покатились по полу, рука Ананды нащупала под рубашкой пояс и вспорола его лезвием ножа. Микель закричал, Ананда тоже. Она успела откатиться в сторону, прежде чем почувствовала, как над ней со свистом пронесся топор и звонко ударился о камень. Ананда отбросила подальше пояс и съежилась на полу, приготовившись умереть — или жить.
Однако удара не последовало, и Ананда осмелилась открыть глаза. Первым, что она увидела, был пояс, лежащий на каменном полу, он был сплетен из завязанных узелками серебряных нитей, с которых свисали тысячи сверкающих кисточек, и каждая была украшена стеклянной бусинкой. Беспристрастному взгляду эта вещь показалась бы очаровательной.
Над поясом, упершись руками в пол, склонился Микель. Он дышал часто и тяжело, с ужасом глядя на эту прекрасную, эту омерзительную штуку, так долго сковывавшую его жизнь. Но его лицо… Оно порозовело от обуревавших его чувств, а глаза были ясны и видели. ОНИ ВИДЕЛИ!
У Ананды перехватило дыхание.
— Микель, — позвала она почти шепотом. — О Микель, муж мой, взгляни на меня.
Медленно, морщась от боли, Микель оторвал руки от пола, поднял голову, и впервые со дня свадьбы их взгляды встретились.
— Ананда? — прошептал он и, хотя руки у него по-прежнему дрожали, потянулся к ней.
Несказанная радость охватила все ее существо. Ананда опять бросилась к нему — на этот раз, чтобы обнять Микеля и спрятать лицо у него на груди.
— Это ты… — произнес Микель голосом, дрожащим от удивления и радости. — Где же ты была? Я так долго тебя искал…
Ананда подняла голову:
— Ты был околдован, любимый. Вот, видишь? — Она показала ему пояс.
Микель отшатнулся, словно увидел змею:
— Убери, убери это от меня!
Ананда тотчас отбросила пояс в сторону:
— Прости меня. Прости. Все, его больше нет.
Но Микель все никак не мог успокоиться.
— Она завяжет его снова! — закричал он. — Обязательно. Я все время чувствовал его, каждый день. Словно пресс, сжимающий душу. Я не мог дышать, не мог ничего видеть под тяжестью этой мерзости…
Микель в отчаянии закрыл лицо руками.
— Тише, Микель, тише, — принялась успокаивать его Ананда, отнимая его руки от лица. К немалому ее облегчению, Микель не сопротивлялся. — Пояс уничтожен. Я отрезала его от тебя. Заклятье разрушено, и его уже не восстановить.
— Она… Она так поступила со мной… Она сказала… сказала…
— Она солгала, Микель, — твердо сказала Ананда. — Она солгала, но теперь все кончено.
— Хотел бы я тебе поверить, — хрипло ответил он и изо всех сил сжал ее ладони. — Хотел бы.
«Но сможешь ли?» Ананда прикусила губу. Слезы готовы были хлынуть у нее из глаз. Это был совсем не тот Микель, которого она так ждала — сильный и уверенный в себе, который, освободившись от заклятья, принял бы на себя все заботы и отмел все преграды. Она мечтала, что он заключит ее в объятья, заговорит прежним глубоким голосом и скажет ей, что нужно делать. Что наконец-то кто-то еще, кроме нее, будет принимать решения…
Ананда отбросила все эти эгоистичные, легкомысленные желания.
— Ты хотя бы можешь доверять мне, Микель?
Некоторое время он молча вглядывался в нее, и у Ананды замерло сердце, когда она заметила в его глазах страх. «Но он хотя бы видит, — успокаивала она себя. — Он снова видит».
— Да, — наконец произнес Микель. — Могу. И буду.
— Я также надеюсь снискать доверие Вашего Императорского Величества.
Ананда обернулась. Капитан Чадек! Она совсем про него забыла. Он стоял на коленях, положив секиру перед собой и прижав руку к сердцу.
— Доблестный капитан Чадек, — сказала Ананда. — Встаньте. Ваша верная служба, как всегда, необходима императору.
Микель, прищурившись, всмотрелся в коленопреклоненного человека.
— Чадек? Кажется, что-то припоминаю… Вы… — Он тряхнул головой. — Рад вас видеть.
— Смиренно благодарю Ваше Императорское Величество. — Чадек взял секиру и поднялся на ноги, но ладонь его по-прежнему была прижата к груди. — Ваши Императорские Величества, необходимо как можно скорее оповестить всех об этом чудесном исцелении.
Сердце Ананды радостно забилось, но она поспешила его утихомирить. Не все препятствия преодолены. Есть еще императрица. Пусть неизвестно, где она находится, но все же она есть. Ананда с силой сжала руки Микеля:
— Ты должен быть сильным, Микель. Мы должны спуститься в Большой зал, чтобы весь двор увидел, что ты поправился. — Она прижала его руки к своей груди. — Императрица, — у Ананды язык не повернулся произнести «твоя матушка», — тоже может быть там.
Микель содрогнулся всем телом:
— Ты ведь не позволишь ей дотрагиваться до меня? Ты не оставишь меня одного, правда?
— Нет, Микель. Клянусь.
— Никто не притронется к вашей особе, Ваше Императорское Величество, — внушительно заверил Чадек.
Микель кивнул, но страх не исчез из его глаз. Не говоря ни слова, Ананда подняла мужа с колен и оправила его рубашку. Чадек деликатно отвернулся, пока Ананда одевалась сама и помогала одеться Микелю. Наконец они обрели, быть может, и не вполне презентабельный, но все-таки более или менее приличный вид.
Ананда подавила отвращение и наклонилась, чтобы поднять разрезанный пояс.
— Нет! — вскрикнул Микель, отпрыгивая назад.
— Но, Микель, это необходимо! Только так мы сможем доказать, что ты свободен.
Теперь настала его очередь преодолеть в себе страх. Наконец Микель кивнул. Ананда заткнула заколдованный пояс за свой кушак и с выражением непоколебимой уверенности отступила на положенные два шага от мужа, протянув ему руку.
Микель недоуменно посмотрел на ее ладонь. Потом перевел взгляд на капитана Чадека, застывшего с рукой, прижатой к сердцу, а затем вновь взглянул в глаза Ананды.
— Я многое забыл, — словно оправдываясь, сказал он. — Но ничто не могло заставить меня забыть, что я тебя люблю. Я все время знал, что стоит мне тебя найти, и все будет хорошо. Прошу тебя, знай, каким бы я тебе ни казался, я все время искал одну тебя.
С каждым словом дрожь уходила из тела Микеля, и в его глазах — прекрасных, ясных глазах — Ананда начинала различать любовь, которой ей так не хватало. Микель расправил плечи, взял ее за руку и улыбнулся.
— Пойдем, жена моя, — сказал он. — И пусть весь мир увидит, что я свободен.
Новый мир раскрылся перед Бриджит. Свет и тьма, жар и холод отделились друг от друга и приняли свои обычные формы. Бриджит увидела каменные стены, верстак с инструментами и кусками руды, закопченный тигель и груду дров для растопки.
Но главным в этой холодной, похожей на пещеру комнате была золотая клетка, подвешенная на стальной цепи. В ней металась маленькая птичка, чуть побольше зяблика, сиявшая, как раскаленные угли.
Птица захлопала изящными крылышками, и они затрепетали — точь-в-точь языки пламени.
— Помоги мне, — сказала птица. — Открой клетку. Она никогда этого не сделает.
Бриджит подошла ближе. Блаженное тепло окутывало тело. Как и во сне, дверцы в клетке не было. Только теперь Бриджит заметила, что золото витых прутьев почернело и обуглилось, когда-то гладкая металлическая поверхность покрылась щербинками и пятнами. Бриджит протянула руку к искореженной клетке и увидела…
…Она увидела восемь человек в одеждах из вышитого шелка, стоящих вкруг плоского камня. Их лица и руки были так густо испещрены татуировками, что мало походили на человеческие. Девятый стоял на камне. С его плеч ниспадали складки алого шелка, расшитого золотыми и янтарными перьями, а лицо скрывала маска в виде птичьей головы. Человек в маске вздрогнул, словно от резкой боли, остальные обступили его плотным кольцом — и он исчез в огненной вспышке.
Затем Бриджит увидела дворец с разноцветной черепицей — красной, зеленой, желтой, — над которым высилась золотая башня. А над башней кружилась Жар-птица, Феникс, та самая птица, что сидела сейчас в клетке, только немыслимых размеров. Она носилась над дворцом, словно живая комета, оставляя за собой след из горящих зданий.
Потом видение растаяло и реальность прояснилась. Бриджит обнаружила, что стоит, прислонившись к грубой каменной кладке, и дышит так часто, будто только что пробежала целую милю.
— Правду говорят, — раздался мужской голос, — лучше один раз увидеть…
Бриджит отпрянула от стены и приготовилась к бегству. Калами все же нашел ее…
Но нет. Это был Сакра. Он вышел из тени в круг света, излучаемого Жар-птицей. Бриджит вздохнула с облегчением, которое тут же сменилось тревогой. Лоб Сакры покрылся капельками пота, сам он был мертвенно бледен и осторожно поддерживал свою правую руку. Тонкая черная полоска обвивала его запястье, оставляя на коже браслет из белых волдырей.
— Что случилось? — испуганно спросила Бриджит.
— Я последовал за вами. Это было непросто, — ответил Сакра, не глядя на нее. Взгляд его был прикован к крошечной птице в золотой клетке. — Теперь понятно, почему.
— Освободите меня, — взмолилась птица.
Только теперь Бриджит заметила одну несуразность: золотая клетка была предназначена для куда большего по размерам существа. Этот огненный зяблик мог бы легко проскользнуть между прутьев и улететь. Значит, не витое золото держит его здесь.
Сакра поклонился птице, закрыв лицо ладонями, а затем заговорил на незнакомом языке. В ответ на его слова птица расправила крылья, и ее фигура начала размываться и изменяться, пока не выросла до размеров клетки. От былой хрупкости не осталось и следа, на смену ей пришла величественность.
Бриджит доводилось видеть изображение райской птицы с сияющим белоснежным оперением и длинным-предлинным хвостом. Жар-птица сейчас походила на эту картинку, только оперение ее горело, сверкало и переливалось не угасая.
— Я принимаю твои почтительные слова, агнидх, — сказала птица. Голос уже не был шелестящим шепотом, он звучно рокотал под сводами комнаты. — А теперь докажи свое почтение делом и освободи меня.
— Не надо! — невольно вскрикнула Бриджит. — Она может сжечь весь мир.
— Вы говорите о своем видении, — Сакра скорее утверждал, нежели спрашивал. — Если хотите, — мягко предложил он, — расскажите его мне.
— Я… — Бриджит запнулась. Она взглянула на клетку с Жар-птицей — такой царственной и величавой за витыми прутьями, и снова ее настигло видение. Она увидела охваченные огнем поля пшеницы и потухшие, холодные очаги. Она увидела Аваназия — золотоволосого человека в черном плаще. Он лежал на земле возле пустой, раскрытой клетки. И в то же время она видела, как Жар-птица с ликованием взмывает в ночное небо, как она пролетает над закованной в холод деревней, даруя спасительное тепло; как она опускается на золоченый купол храма под праздничный перезвон колоколов, а люди вокруг танцуют от радости.
Слишком много видений и образов, чтобы понять их смысл… Что это — прошлое или будущее? А может, и то и другое? Обязательно ли все это произойдет или только может случиться?
Бриджит зажмурила глаза, пытаясь отогнать видения. На ее плечо легла рука, но Бриджит с раздражением ее сбросила. Ей нужны ответы! Пора положить конец этим туманным видениям. Кто-то ведь должен знать, что все это значит? Кто-нибудь наверняка знает…
— Бриджит, успокойтесь, — услышала она голос Сакры. — Вам нечего бояться. Откройте глаза.
«Хорошо». Бриджит набрала в грудь побольше воздуха. Какая же она глупая! От видений не может быть никакого вреда — какими странными и страшными они ни были… Бриджит открыла глаза и увидела Сакру и Жар-птицу в клетке.
А еще она увидела Аваназия.
Он стоял, положив руку на клетку. Он серьезно посмотрел на Бриджит и протянул к ней другую руку. Что это означает? Он зовет ее за собой? Или приветствует?
— Ты… — начала она.
— Что, Бриджит? — нахмурился Сакра.
— Аваназий, — волей-неволей ответила она. — Он здесь.
Ну разумеется! Он положил жизнь на то, чтобы создать эту клетку, — как он может ее покинуть? Клетка, должно быть, притягивает его, как магнит.
— Ваш отец здесь, — с благоговением повторил Сакра.
— Не называйте его так! — отрезала Бриджит. У нее не было ни малейшего желания видеть этого человека, но не видеть его она тоже не могла. Что ж, замечательно, наконец-то он ей показался. Послушаем, что он скажет… — Это любовник моей матери. Мой отец — Эверет Ледерли!
Призрак серьезно кивнул.
— Он хочет говорить с тобой, Бриджит, — сказала Жар-птица. — Ты не слышишь его, зато я слышу. Он говорит, что ты должна меня освободить.
Бриджит взглянула на призрака: он вновь наклонил голову.
— Он говорит, что мое заключение не должно длиться вечно. Что было совершено большое зло.
Аваназий смотрел на Бриджит, и теперь она увидела, какое у него волевое лицо. Ей вспомнились те картинки-воспоминания, которые показывала ей мама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
— Положите нож на пол, Ваше Величество, — приказал Чадек.
«О Святые Матери!» Ананда прыгнула на Микеля, повалив его на спину. Они покатились по полу, рука Ананды нащупала под рубашкой пояс и вспорола его лезвием ножа. Микель закричал, Ананда тоже. Она успела откатиться в сторону, прежде чем почувствовала, как над ней со свистом пронесся топор и звонко ударился о камень. Ананда отбросила подальше пояс и съежилась на полу, приготовившись умереть — или жить.
Однако удара не последовало, и Ананда осмелилась открыть глаза. Первым, что она увидела, был пояс, лежащий на каменном полу, он был сплетен из завязанных узелками серебряных нитей, с которых свисали тысячи сверкающих кисточек, и каждая была украшена стеклянной бусинкой. Беспристрастному взгляду эта вещь показалась бы очаровательной.
Над поясом, упершись руками в пол, склонился Микель. Он дышал часто и тяжело, с ужасом глядя на эту прекрасную, эту омерзительную штуку, так долго сковывавшую его жизнь. Но его лицо… Оно порозовело от обуревавших его чувств, а глаза были ясны и видели. ОНИ ВИДЕЛИ!
У Ананды перехватило дыхание.
— Микель, — позвала она почти шепотом. — О Микель, муж мой, взгляни на меня.
Медленно, морщась от боли, Микель оторвал руки от пола, поднял голову, и впервые со дня свадьбы их взгляды встретились.
— Ананда? — прошептал он и, хотя руки у него по-прежнему дрожали, потянулся к ней.
Несказанная радость охватила все ее существо. Ананда опять бросилась к нему — на этот раз, чтобы обнять Микеля и спрятать лицо у него на груди.
— Это ты… — произнес Микель голосом, дрожащим от удивления и радости. — Где же ты была? Я так долго тебя искал…
Ананда подняла голову:
— Ты был околдован, любимый. Вот, видишь? — Она показала ему пояс.
Микель отшатнулся, словно увидел змею:
— Убери, убери это от меня!
Ананда тотчас отбросила пояс в сторону:
— Прости меня. Прости. Все, его больше нет.
Но Микель все никак не мог успокоиться.
— Она завяжет его снова! — закричал он. — Обязательно. Я все время чувствовал его, каждый день. Словно пресс, сжимающий душу. Я не мог дышать, не мог ничего видеть под тяжестью этой мерзости…
Микель в отчаянии закрыл лицо руками.
— Тише, Микель, тише, — принялась успокаивать его Ананда, отнимая его руки от лица. К немалому ее облегчению, Микель не сопротивлялся. — Пояс уничтожен. Я отрезала его от тебя. Заклятье разрушено, и его уже не восстановить.
— Она… Она так поступила со мной… Она сказала… сказала…
— Она солгала, Микель, — твердо сказала Ананда. — Она солгала, но теперь все кончено.
— Хотел бы я тебе поверить, — хрипло ответил он и изо всех сил сжал ее ладони. — Хотел бы.
«Но сможешь ли?» Ананда прикусила губу. Слезы готовы были хлынуть у нее из глаз. Это был совсем не тот Микель, которого она так ждала — сильный и уверенный в себе, который, освободившись от заклятья, принял бы на себя все заботы и отмел все преграды. Она мечтала, что он заключит ее в объятья, заговорит прежним глубоким голосом и скажет ей, что нужно делать. Что наконец-то кто-то еще, кроме нее, будет принимать решения…
Ананда отбросила все эти эгоистичные, легкомысленные желания.
— Ты хотя бы можешь доверять мне, Микель?
Некоторое время он молча вглядывался в нее, и у Ананды замерло сердце, когда она заметила в его глазах страх. «Но он хотя бы видит, — успокаивала она себя. — Он снова видит».
— Да, — наконец произнес Микель. — Могу. И буду.
— Я также надеюсь снискать доверие Вашего Императорского Величества.
Ананда обернулась. Капитан Чадек! Она совсем про него забыла. Он стоял на коленях, положив секиру перед собой и прижав руку к сердцу.
— Доблестный капитан Чадек, — сказала Ананда. — Встаньте. Ваша верная служба, как всегда, необходима императору.
Микель, прищурившись, всмотрелся в коленопреклоненного человека.
— Чадек? Кажется, что-то припоминаю… Вы… — Он тряхнул головой. — Рад вас видеть.
— Смиренно благодарю Ваше Императорское Величество. — Чадек взял секиру и поднялся на ноги, но ладонь его по-прежнему была прижата к груди. — Ваши Императорские Величества, необходимо как можно скорее оповестить всех об этом чудесном исцелении.
Сердце Ананды радостно забилось, но она поспешила его утихомирить. Не все препятствия преодолены. Есть еще императрица. Пусть неизвестно, где она находится, но все же она есть. Ананда с силой сжала руки Микеля:
— Ты должен быть сильным, Микель. Мы должны спуститься в Большой зал, чтобы весь двор увидел, что ты поправился. — Она прижала его руки к своей груди. — Императрица, — у Ананды язык не повернулся произнести «твоя матушка», — тоже может быть там.
Микель содрогнулся всем телом:
— Ты ведь не позволишь ей дотрагиваться до меня? Ты не оставишь меня одного, правда?
— Нет, Микель. Клянусь.
— Никто не притронется к вашей особе, Ваше Императорское Величество, — внушительно заверил Чадек.
Микель кивнул, но страх не исчез из его глаз. Не говоря ни слова, Ананда подняла мужа с колен и оправила его рубашку. Чадек деликатно отвернулся, пока Ананда одевалась сама и помогала одеться Микелю. Наконец они обрели, быть может, и не вполне презентабельный, но все-таки более или менее приличный вид.
Ананда подавила отвращение и наклонилась, чтобы поднять разрезанный пояс.
— Нет! — вскрикнул Микель, отпрыгивая назад.
— Но, Микель, это необходимо! Только так мы сможем доказать, что ты свободен.
Теперь настала его очередь преодолеть в себе страх. Наконец Микель кивнул. Ананда заткнула заколдованный пояс за свой кушак и с выражением непоколебимой уверенности отступила на положенные два шага от мужа, протянув ему руку.
Микель недоуменно посмотрел на ее ладонь. Потом перевел взгляд на капитана Чадека, застывшего с рукой, прижатой к сердцу, а затем вновь взглянул в глаза Ананды.
— Я многое забыл, — словно оправдываясь, сказал он. — Но ничто не могло заставить меня забыть, что я тебя люблю. Я все время знал, что стоит мне тебя найти, и все будет хорошо. Прошу тебя, знай, каким бы я тебе ни казался, я все время искал одну тебя.
С каждым словом дрожь уходила из тела Микеля, и в его глазах — прекрасных, ясных глазах — Ананда начинала различать любовь, которой ей так не хватало. Микель расправил плечи, взял ее за руку и улыбнулся.
— Пойдем, жена моя, — сказал он. — И пусть весь мир увидит, что я свободен.
Новый мир раскрылся перед Бриджит. Свет и тьма, жар и холод отделились друг от друга и приняли свои обычные формы. Бриджит увидела каменные стены, верстак с инструментами и кусками руды, закопченный тигель и груду дров для растопки.
Но главным в этой холодной, похожей на пещеру комнате была золотая клетка, подвешенная на стальной цепи. В ней металась маленькая птичка, чуть побольше зяблика, сиявшая, как раскаленные угли.
Птица захлопала изящными крылышками, и они затрепетали — точь-в-точь языки пламени.
— Помоги мне, — сказала птица. — Открой клетку. Она никогда этого не сделает.
Бриджит подошла ближе. Блаженное тепло окутывало тело. Как и во сне, дверцы в клетке не было. Только теперь Бриджит заметила, что золото витых прутьев почернело и обуглилось, когда-то гладкая металлическая поверхность покрылась щербинками и пятнами. Бриджит протянула руку к искореженной клетке и увидела…
…Она увидела восемь человек в одеждах из вышитого шелка, стоящих вкруг плоского камня. Их лица и руки были так густо испещрены татуировками, что мало походили на человеческие. Девятый стоял на камне. С его плеч ниспадали складки алого шелка, расшитого золотыми и янтарными перьями, а лицо скрывала маска в виде птичьей головы. Человек в маске вздрогнул, словно от резкой боли, остальные обступили его плотным кольцом — и он исчез в огненной вспышке.
Затем Бриджит увидела дворец с разноцветной черепицей — красной, зеленой, желтой, — над которым высилась золотая башня. А над башней кружилась Жар-птица, Феникс, та самая птица, что сидела сейчас в клетке, только немыслимых размеров. Она носилась над дворцом, словно живая комета, оставляя за собой след из горящих зданий.
Потом видение растаяло и реальность прояснилась. Бриджит обнаружила, что стоит, прислонившись к грубой каменной кладке, и дышит так часто, будто только что пробежала целую милю.
— Правду говорят, — раздался мужской голос, — лучше один раз увидеть…
Бриджит отпрянула от стены и приготовилась к бегству. Калами все же нашел ее…
Но нет. Это был Сакра. Он вышел из тени в круг света, излучаемого Жар-птицей. Бриджит вздохнула с облегчением, которое тут же сменилось тревогой. Лоб Сакры покрылся капельками пота, сам он был мертвенно бледен и осторожно поддерживал свою правую руку. Тонкая черная полоска обвивала его запястье, оставляя на коже браслет из белых волдырей.
— Что случилось? — испуганно спросила Бриджит.
— Я последовал за вами. Это было непросто, — ответил Сакра, не глядя на нее. Взгляд его был прикован к крошечной птице в золотой клетке. — Теперь понятно, почему.
— Освободите меня, — взмолилась птица.
Только теперь Бриджит заметила одну несуразность: золотая клетка была предназначена для куда большего по размерам существа. Этот огненный зяблик мог бы легко проскользнуть между прутьев и улететь. Значит, не витое золото держит его здесь.
Сакра поклонился птице, закрыв лицо ладонями, а затем заговорил на незнакомом языке. В ответ на его слова птица расправила крылья, и ее фигура начала размываться и изменяться, пока не выросла до размеров клетки. От былой хрупкости не осталось и следа, на смену ей пришла величественность.
Бриджит доводилось видеть изображение райской птицы с сияющим белоснежным оперением и длинным-предлинным хвостом. Жар-птица сейчас походила на эту картинку, только оперение ее горело, сверкало и переливалось не угасая.
— Я принимаю твои почтительные слова, агнидх, — сказала птица. Голос уже не был шелестящим шепотом, он звучно рокотал под сводами комнаты. — А теперь докажи свое почтение делом и освободи меня.
— Не надо! — невольно вскрикнула Бриджит. — Она может сжечь весь мир.
— Вы говорите о своем видении, — Сакра скорее утверждал, нежели спрашивал. — Если хотите, — мягко предложил он, — расскажите его мне.
— Я… — Бриджит запнулась. Она взглянула на клетку с Жар-птицей — такой царственной и величавой за витыми прутьями, и снова ее настигло видение. Она увидела охваченные огнем поля пшеницы и потухшие, холодные очаги. Она увидела Аваназия — золотоволосого человека в черном плаще. Он лежал на земле возле пустой, раскрытой клетки. И в то же время она видела, как Жар-птица с ликованием взмывает в ночное небо, как она пролетает над закованной в холод деревней, даруя спасительное тепло; как она опускается на золоченый купол храма под праздничный перезвон колоколов, а люди вокруг танцуют от радости.
Слишком много видений и образов, чтобы понять их смысл… Что это — прошлое или будущее? А может, и то и другое? Обязательно ли все это произойдет или только может случиться?
Бриджит зажмурила глаза, пытаясь отогнать видения. На ее плечо легла рука, но Бриджит с раздражением ее сбросила. Ей нужны ответы! Пора положить конец этим туманным видениям. Кто-то ведь должен знать, что все это значит? Кто-нибудь наверняка знает…
— Бриджит, успокойтесь, — услышала она голос Сакры. — Вам нечего бояться. Откройте глаза.
«Хорошо». Бриджит набрала в грудь побольше воздуха. Какая же она глупая! От видений не может быть никакого вреда — какими странными и страшными они ни были… Бриджит открыла глаза и увидела Сакру и Жар-птицу в клетке.
А еще она увидела Аваназия.
Он стоял, положив руку на клетку. Он серьезно посмотрел на Бриджит и протянул к ней другую руку. Что это означает? Он зовет ее за собой? Или приветствует?
— Ты… — начала она.
— Что, Бриджит? — нахмурился Сакра.
— Аваназий, — волей-неволей ответила она. — Он здесь.
Ну разумеется! Он положил жизнь на то, чтобы создать эту клетку, — как он может ее покинуть? Клетка, должно быть, притягивает его, как магнит.
— Ваш отец здесь, — с благоговением повторил Сакра.
— Не называйте его так! — отрезала Бриджит. У нее не было ни малейшего желания видеть этого человека, но не видеть его она тоже не могла. Что ж, замечательно, наконец-то он ей показался. Послушаем, что он скажет… — Это любовник моей матери. Мой отец — Эверет Ледерли!
Призрак серьезно кивнул.
— Он хочет говорить с тобой, Бриджит, — сказала Жар-птица. — Ты не слышишь его, зато я слышу. Он говорит, что ты должна меня освободить.
Бриджит взглянула на призрака: он вновь наклонил голову.
— Он говорит, что мое заключение не должно длиться вечно. Что было совершено большое зло.
Аваназий смотрел на Бриджит, и теперь она увидела, какое у него волевое лицо. Ей вспомнились те картинки-воспоминания, которые показывала ей мама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78