— Нет, Ваше Величество, ничего.
Медеан вздохнула и отвела взгляд:
— Ах, Пешек, как мне жаль вас.
— Простите, Ваше Величество?
— Как она смогла убедить тебя? — Взгляд Медеан переместился с жаровни на чашку, а потом на скатерть. Только не смотреть в его глаза. Она не могла видеть, как эти ясные знакомые глаза будут ей лгать. — Она сказала тебе, что я помешалась? Что Изавальта в опасности из-за моей слабости?
— Ваше Величество…
У Медеан комок стоял в горле. Она отхлебнула кофе и, хотя напиток был разбавлен сахарным сиропом, ощутила на языке жгучую горечь.
— Наверное, она даже сказала, что это я виновата в болезни Микеля?
— Никто не говорил мне этого, Ваше Величество, — негромко ответил Пешек. — Кроме вас.
Силы изменили Медеан. Чашка выскользнула из ее пальцев, выплеснув на белую скатерть порцию мутной жидкости, затем покачнулась на краю стола и упала на пол, разбившись вдребезги. Слуги опять засуетились, бесшумно навели порядок и принесли новую чашку, в которую налили новый кофе. Через секунду ничто не напоминало о маленьком происшествии.
Медеан смотрела на все это и не видела. Она видела только Пешека, сидящего напротив за столом, где он сидел столько раз.
— Но почему, Пешек? Почему ты предал меня?
Его глаза блеснули в свете жаровни, стоявшей возле кресла.
— Если бы у меня действительно был выбор, Ваше Величество, я никогда не предал бы вас.
Медеан ударила кулаком по столу.
— И куда же он делся, этот выбор? — Она широко раскинула руки, словно бы обращаясь ко всему свету. — Какая болезнь, какие чары так истощили твою душу, что ты не можешь верно сделать выбор между Хастинапурой и Изавальтой?
Пешек встал. Его челюсти задвигались, словно пережевывая обуревавшие его чувства. Какая-то фрейлина ахнула от изумления. Пешек обошел вокруг стола и медленно, не сводя глаз с Медеан, опустился перед ней на колени.
— Ваше Величество, ваш страх перед Хастинапурой необоснован. Они хотят мира, и предложения их искренни. — Он дрожащими пальцами коснулся подола ее платья в знак полной покорности императорской власти. Медеан вцепилась в ручки кресла. — Вас дезинформировали, Ваше Величество, играя на ваших страхах. Вот что ослабляет государство. Если бы мне удалось убедить вас прислушаться к мнению Совета лордов, а не…
Ладони Медеан, еще не до конца зажившие, нестерпимо болели от соприкосновения с деревом, но она не ослабила хватку.
— А не к кому, Пешек?
Пешек выпустил ее подол, но остался на коленях. Он поднял голову и взглянул ей прямо в глаза — вольность, которой Медеан не потерпела бы ни от кого больше.
— Не к лорду-чародею, Ваше Величество, — ответил Пешек недрогнувшим голосом. — Он преследует только свои личные цели. Я могу показать вам письма, бумаги, предоставить все доказательства того, что…
«Я не стану этого слушать». Медеан встала с кресла и пошла прочь от этой лживой покорности.
— Калами единственный поддержал меня, когда все другие отвернулись, — сказала она, глядя в стену. Она не могла больше смотреть на Пешека на фоне этого жуткого огня, из которого слышался смех Феникса. — Он верен мне больше, чем кто бы то ни было. Он говорил мне правду тогда, когда вокруг были только трусость и лесть И теперь, когда даже ты сговорился с Анандой, его сердце и мысли тверды. — Кулаки Медеан сжимались и разжимались, словно порываясь схватить что-то, смять и разорвать. — Как ты смеешь в чем-то его обвинять!
— Смею, потому что знаю правду.
Медеан сгорбилась. Несмотря на холод и снег, шепчущий голос Жар-птицы все равно звучал в голове, и этот шепот разжигал ее отчаяние, как сухое дерево.
Через минуту она подняла голову и обернулась к Пешеку. Годами верной службы, что предшествовали его падению, он заслужил хотя бы это.
— Я хотела, чтобы вы были рядом, когда я верну дочери Аваназия то, что принадлежит ей от рождения. Я надеялась, что вы будете приветствовать ее вместе со мною и расскажете ей об империи, о ее отце и о ее роли в истории государства.
Пешек опустил взгляд:
— Простите, Ваше Величество. Теперь я понял, как жестоко ошибся.
— Слишком поздно, лорд Пешек.
— Да, я понимаю.
Пешек тяжело, по-стариковски, поднялся на ноги, отряхнул колени и одернул полы кафтана. Даже теперь он заботился о своей наружности.
— До суда вы будете находиться под стражей в отведенных вам комнатах, — изрекла Медеан.
Пешек поклонился, признавая ее право распоряжаться им по своему желанию.
— Я могу идти, Ваше Величество? Кажется, я уже не голоден.
Медеан сделала знак прислуге, и один из лакеев распахнул дверь, впустив в комнату капитана Чадека и четверых стражников. Не говоря ни слова, солдаты окружили Пешека, по одному с каждой стороны, в то время как Чадек особым офицерским поклоном поприветствовал императрицу.
Медеан ответила ему еле заметным кивком. Все ее внимание было приковано к Пешеку, которого почти не было видно за секирами и голубыми плащами.
— Однажды я просила тебя жениться на мне.
— Я помню, — ответил он едва слышно.
— Но ты не согласился.
— Да.
— В этом ты тоже ошибся, Пешек?
Она не должна была этого говорить. Слишком много лет прошло. Даже Жар-птица притихла в ожидании ответа. Но ей нужно знать. Она не может предать это забвению.
Пешек расправил плечи, и на мгновение Медеан вновь увидела в нем человека, который рисковал своей жизнью ради спасения Изавальты.
— Нет, Медеан, — ответил он. — Я не ошибся.
Медеан закрыла глаза. Она не в силах была его видеть — во всяком случае до тех пор, пока не сможет подписать «предатель» под его образом в своем сердце.
— Уведите лорд-мастера Пешека.
— Слушаюсь, Ваше Величество.
Медеан стояла не шевелясь, пока звук захлопнувшейся двери и удаляющихся шагов не перестал звенеть у нее в ушах.
«Ближе, — шепнула ей Жар-птица. — Еще ближе. Скоро ты освободишь меня, и мы сгорим вместе».
Снег все падал и падал. Бриджит смотрела на него из единственного маленького окошка в своей комнате. Каменные плиты двора давно исчезли под пушистым покровом — так же как и нижние ступеньки лестницы парадного подъезда. Снежные пальцы ощупывали стены, и можно было не сомневаться, что еще до утра сугробы вырастут до уровня окон первого этажа. Снег падал с небес и разносился ветром. Метель застилала все вокруг, и сколько Бриджит ни щурилась, она не смогла разглядеть даже ворота.
Лучшей ловушки не смог бы придумать даже Калами. Бриджит опустила тяжелую бархатную портьеру, закрывшую бесполезное окно. «Подумать только, я отправилась в это путешествие, сказав себе, что ни о чем не пожалею».
Несмотря на то что она проспала все утро, день тянулся мучительно долго. От Калами не было ни строчки. Бриджит подумывала о том, чтобы добиться аудиенции императрицы, но никак не могла решить, что же ей сказать. У нее ведь нет никаких доказательств вины Калами. В общем-то, он ничего ей и не сделал, разве что припугнул немного. Каким бы фантастичным ни был этот мир, Бриджит все-таки казалось, что заставить кого-то поверить словам бесплотного духа, которого никто, кроме нее, и не видел, — довольно бредовая затея.
К тому же это видение… А что, если эти отравленные простыни положили на постель императора действительно по приказу императрицы Ананды? Сакра сам говорил об убийстве кого-то, кто ее предал. Что, если Ананда и правда настолько устала и отчаялась, что решила избавиться от императора? «Допустим, — думала Бриджит, — я не вижу в этом никакого смысла. Но ведь я не знаю всех обстоятельств». Она беспокойно барабанила пальцами по спинке резного кресла. Что, если Ананда и впрямь отравительница? Если она готова убить человека ради власти, разве можно ей доверять? Если нельзя верить Калами, это еще не значит, что нужно верить его врагам.
«Я хочу, чтобы вы знали: несмотря ни на что, я ваш друг», — вспомнились Бриджит слова Сакры. Он сказал это искренне — твердили ей и глаза, и сердце. Он протянул ей руку помощи, которую ужасно хотелось принять. Вот только можно ли идти на такой риск? Все-таки он служит Ананде, а кто знает, что у нее на уме…
— Госпожа!
Перед Бриджит стояла Ричика. Девушка умудрялась сохранять профессиональное спокойствие в течение всего дня, в то время как у двух других дам молчаливая рассеянность Бриджит и ее тоскливые взгляды в окно вызывали то тревогу, то презрение.
— Принесли ваше платье, — доложила девушка.
За ее спиной Бриджит увидела тяжелое сверкающее одеяние и уже знакомых портних. Та, что постарше, стояла, сложив руки на груди, а та, что помоложе, держала охапку чего-то белого — Бриджит решила, что это нижнее платье. Они словно бы соткались прямо из воздуха, Бриджит даже не слышала, как они вошли.
— Сегодня нужно сделать последнюю примерку, иначе платье не будет готово к празднику, — не заметив никакой реакции госпожи, напомнила Ричика.
— Да-да, конечно, — отозвалась Бриджит и мысленно приготовилась к предстоящей процедуре. Если знать, сколько времени нужно на то чтобы надеть повседневную, по изавальтским меркам, одежду, можно было представить, как надолго затянется примерка парадного костюма. Ну что ж, хоть какое-то развлечение. А то вот уже несколько часов мысли движутся по одному и тому же кругу, и в результате только портится настроение.
Гали и Ядвига переставили ширмы так, чтобы за ними могли поместиться еще два человека. Затем Ричика ловко сняла с хозяйки верхнее платье, и Бриджит осталась в панталонах и нижней сорочке. Она повыше вздернула подбородок и постаралась ничем не выдавать своего смущения. В конце концов здесь так принято, и с этим нужно мириться. Молодая швея положила кипу нижнего белья на кровать и взяла ту сорочку, что лежала сверху. И в тот же миг левый глаз Бриджит кольнула вспышка странного золотистого света. Она повернулась, чтобы выяснить, откуда он взялся, но девушка с сорочкой подошла ближе, и свет померк.
— Что это? — спросила Бриджит.
— Простите, госпожа? — Старшая портниха застыла, не окончив снимать с манекена золотой плащ.
— Вот. — Бриджит выхватила сорочку из дрогнувших рук девушки, развернула ее и стала перебирать бесконечные складочки и оборочки. Свет опять блеснул, на этот раз ярче. Бриджит зажмурила правый глаз и сощурила левый, чтобы получше его разглядеть. — Этот свет.
— Свет, госпожа? — Молодая швея торопливо взяла сорочку из рук Бриджит и склонилась над ней, внимательно изучая каждый стежок. — Это, должно быть, свет от свечи проглядывает через ткань. Здесь ничего нет, госпожа.
— Да нет же, там что-то есть. — Бриджит опять завладела рубашкой. — Я точно видела.
Она стала протягивать ткань сквозь сжатые пальцы, пока уголком левого глаза не заметила, как сквозь узкую щель между пальцами пробивается свет. Ткань в этом месте чуть-чуть топорщилась, Как будто что-то лежало внутри шва.
— Вот! — воскликнула Бриджит. — Здесь что-то есть.
— Разрешите, госпожа. — Старшая швея взяла в руки ткань пощупала ее длинными гибкими пальцами и нахмурилась. — Действительно, что-то есть…
Из целой связки инструментов, болтавшейся у нее на поясе, она вытащила ножницы, перевернула ткань и ловко распорола шов.
Оттуда вывалился тоненький шнурок из белых и красных нитей. Концы шнурка были связаны в виде петли. Бриджит наклонилась, чтобы поднять ее.
— Позвольте мне, госпожа. — Рука Ричики метнулась, опередив Бриджит, и схватила шнурок.
Бриджит медленно выпрямилась. Ни за что на свете не хотела бы она сейчас оказаться на месте молодой швеи. Ее старшая товарка посмотрела на нее таким тяжелым взглядом, что та готова была провалиться сквозь землю.
Ричика осмотрела витой шнурок так же тщательно, как старшая швея осматривала шов, в котором он скрывался. Только теперь Бриджит поняла, что это был за шнурок. Это было заклятье.
У Бриджит упало сердце. Это было заклятье, зашитое в платье, предназначенное для нее…
Ричика глянула на нее с озорной улыбкой:
— Госпожа, вы должны быть польщены.
— Да? — натянуто произнесла Бриджит.
Кивнув, Ричика подняла зажатый в пальцах шнурок так, чтобы все его видели:
— У вас есть поклонник. Это приворотное заклятье.
Бриджит почувствовала, что бледнеет:
— Что?!
— Заклятье, чтобы приворожить любимого человека. — Ричика положила предмет своих исследований на ладонь и приблизилась к хозяйке, чтобы та могла рассмотреть его получше. Бриджит чуть было не отшатнулась, как будто в руках у девушки была ядовитая змея.
— Видите, вот это ваши волосы. — Ричика провела пальчиком по золотистым нитям, вплетенным в шнурок. — А это волосы вашего воздыхателя. — Она указала на жесткие черные пряди. — Все это, как видите, связано вместе, переплетено с нитями цвета страсти и привязанности и замкнуто в кольцо.
Сердце Бриджит невольно затрепетало. Черные волосы, переплетенные с ее прядями… Черные волосы — такие же, как у Калами!
— Кто… Кто мог это сделать? — запинаясь, спросила она.
— Такую вещицу может, конечно, сделать всякий, — небрежно ответила Ричика, — но вот наложить заклятье под силу только колдуну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78