Нажала на «ввод». Джек всхлипнул от моментальной боли.
— Потерпи, маленький, потерпи, — прошептала она. — Сейчас будет легче.
Дик топтался у дверей, не зная, что делать.
— Ну, чего ты торчишь тут просто так? Вызови маму, — сказала Бет.
Дик вызвал миледи через терминал, девушка тем временем раздела братишку, бросила заблеванные одежки к дверям и принялась обтрать малыша влажной салфеткой.
— Что это с ним? — тихо спросил Суна, когда леди Констанс сказала «Сейчас приду» и отключила связь.
— Аутоиммунная реакция, — так же тихо ответила Бет, вытирая мордашку мальчика влажной салфеткой. — Это гены. Кровь шедайин.
— Королевская кровь, я знаю, — сказал Дик. Лорд Дилан Мак-Интайр был женат на Бланке де Риос-и-Риордан, дочери Диего Альваро де Риоса и Мэрион Риордан, то есть, внучке короля Кена Четвертого.
— Так вот, иногда эта самая королевская кровь, чтоб ей пусто, преподносит вот такую фигу. Иммунная система начинает воспринимать организм как инородное тело и убивать его. Думаешь, отчего так часто умирают потомки смешанных браков?
— Он когда-нибудь выздоровеет? — спросил Дик, подбирая скомканную салфетку с пола отправляя ее в утилизатор.
— Врач сказал, что когда закончится половое созревание, нужно будет пройти курс радикальной терапии. Если его начинать сейчас, гормональные железы могут пойти вразнос. А до тех пор мы просто вводим искусственный ретровирус. Он пожирает антитела, убивающие организм. Но от этого у Джека портится собственный иммунитет. Нужно для баланса вводить искусственные иммунные тела. Это лекарство, — она постучала пальцем по инъектору, — делается в специальной лаборатории за бешеные деньги. И на Мауи нет специалистов, которые это могут. Эту линию нанотехнологий вавилонцы не развивали, потому что нашли более простое решение…
Бет умолкла потому что вошла леди Констанс.
— Джек, — она встала на колени рядом с кроватью. — Маленький, ты как?
— У меня голова тяжелая, — пожаловался Джек.
— Это пройдет. Бет, ты молодец.
— Я пойду отнесу вещи в стирку, — сказал Дик.
— Да, пожалуйста, — кивнула леди Констанс. Дик подобрал вещи Джека и тихонько вышел.
Ему и самому нужно было сменить одежду, поэтому он забежал в свою каюту и сбросил штаны и тунику, вместо них надев узкие шорты и старый свитер Джеза с ужасно растянутым воротом. Чуть подумал и сунул под завязку шорт книгу Шекспира.
Одним из плюсов этого пассажирского рейда было то, что не требовалось экономить воду, и устраивать купание и постирушки можно было хоть каждый день. Дик бросил скомканные вещи в глотку стиральной машины, пошарил в корзине с грязным бельем и выгреб оттуда все, что не грозило полинять на белое сейлор-фуку Джека. Этого все равно было мало: обычно машину запрещалось запускать иначе как загруженной до упора: ведь расход воды всегда был одинаковым, и немалым. Но сейчас капитан махнул на это дело рукой.
Дик закрыл и запустил машину, а сам сел на корзину с бельем и включил книгу. Шекспир ему действительно понравился, Макбет чем-то напоминал Тайра Киёмори, а «Король Лир» хоть и был списан со старинного фильма «Ран», все равно было интересно читать, и Корделия чем-то казалась похожей на леди Констанс.
Теперь он дочитывал «Отелло» — и было уже понятно, что дело кончится плохо: бедняга мавр оказался доверчивым, как ребенок. Правда, Дика покоробила эта странная доверчивость: он был убежден, что хороший человек скорее поверит хорошему, чем плохому, а раз так — Отелло должен был поверить жене, а не клеветнику Яго. Но, видно, несчастный совсем плохо думал о себе, если считал, что жена предаст его при первом же удобном случае…
Он дочитал «Отелло» и убедился, что все ожидания оправдались: утешиться можно было только тем, что негодяй получил по заслугам. Дик не стал открывать последнюю трагедию — «Ромео и Джульетта»; решил отложить ее до вечера, чтобы прочесть после прыжка, во время положенного отдыха. Он закрыл книгу, сунул ее за пояс, надвинул на глаза визор и вызвал из памяти сантора комплекс задач по векторному анализу.
— Тук-тук, — услышал он, решая четвертую. — Как там наши вещички?
Он поднял визор. Бет стояла перед ним, скрестив руки на груди. Дик подвинулся, чтобы она тоже могла сесть.
— Уже скоро. А что Джек?
— Уснул. Не паникуй, Дик, мы к этому уже привыкли. Приступ происходит где-то раз в месяц и длится примерно с неделю. Джек полежит немного — и все. Потом снова будет бегать. Главное — чтобы он не оставался один на это время, чтобы рядом был кто-то.
— Кроме вахты — я готов.
— Большое спасибо, — съязвила Бет. — Без тебя мы никак бы не обошлись. Ладно, не сердись. Я же говорю — мы привыкли. Если бы мама согласилась клонировать железы, провести с ними терапию и пересадить ему — с этим было бы покончено.
— Но для этого, — возразил Дик, — нужно клонировать сначала ребенка, а потом взять у него стволовые клетки и вырастить органы. Это убийство.
— Не занудствуй, монах в дырявых штанах. Убийство — это если из-за маминого упрямства с Джеком случится приступ, когда рядом никого не будет. Сейчас ему пять, а когда будет десять, я уже не смогу ходить за ним хвостом и ни одна нянька не уследит. А генетический материал — не человек.
— Ты говоришь как Моро, — сказал Дик.
— Ну и прекрасно.
— Бет, он говорил это о тебе… Ну, то есть, о том, что в Вавилоне тебя тоже не считали бы человеком, пока ты была в репликаторе. Тебе не дали бы вырасти по-настоящему, а потом какая-нибудь старая оперистая певица записала бы тебе свою память.
— Оперная, — поправила Бет, а потом прищурилась. — Эй, а откуда ты знаешь про оперу?
Дик покраснел.
— Подслушивал, значит. Тц-тц-тц, мальчик, кто же вас воспитывал? Когда капитан Хару, когда шеэд, а когда и никто. Ладно, проехали. Мне все равно надо привыкать к вниманию публики. Тебе хоть понравилось?
Юноша кивнул.
— У меня проблемы с репертуаром, — важно сказала Бет. — Понимаешь, обычно карьера оперной певицы начинается с хора. А я — гем, я могу проторчать в хоре до тридцати лет, а потом буду петь на вторых ролях еще до сорока, и только потом мне, может, дадут главные роли. Ты когда-нибудь видел этих сорокапятилетних Аид с вот такущими задами? — чтобы показать калибр зада, Бет спрыгнула с корзины для белья. — Поэтому действовать надо иначе. Сначала нужно сделать сольную карьеру, зарекомендовать себя. И когда у меня будет имя — то под это имя кто угодно даст денег на постановку «Аиды». Ты слышал «Аиду»?
— Это то, что ты пела?
— Нет, это другая опера. То, что я пела, будет моим сольным номером. Понимаешь, у меня после мутации открылась целая октава внизу, а мама боится, что я поврежу горло и запрещает мне петь сложные партии. Потому я и репетировала там, где вы с Майлзом машете мечами. Но одного номера мало, нужно подготовить целую программу. Что-нибудь совсем новое, не затасканное. О, послушай! Говорят, у тебя навалом сохэйских песен? Давай меняться: я тебе «Аиду», а ты мне — эти песни, может, и найду что-то полезное.
— Хорошо, — сказал Дик, не меняя позы и не отрывая от Бет взгляда. — А «Аида» — это песня или человек? Извини, я мало знаю.
— Аида — это героиня оперы. Знаешь, что такое опера?
— Дом с призраками? — попробовал угадать Дик. Бет засмеялась, но это его не обидело: ему нравился ее смех.
— Опера — это игра, вроде… вроде трагедий Шекспира, но там не говорят, а поют. «Аида» — это о девушке, рабыне в Египте…
— Как Иосиф?
— Да, примерно. Она была эфиопкой, пленницей. Понимаешь, я мечтаю спеть «Аиду», потому что я тоже была рабыней. Я этого не помню, но ведь была. И, по-моему, это будет здорово, если Аиду споет гем. Правда?
— Здорово, — согласился Дик.
— Ну так мы решили: я тебе Верди, ты мне — сохэйские песни. Заметано?
Машина становилась, они одновременно побежали к дверце и столкнулись там плечами.
— Полегче, не пожар, — сказала Бет.
Дверца щелкнула, Дик подставил под влажный ворох ткани корзинку для чистого белья.
— Имей в виду, я не умею пользоваться гладильным прессом, — сказала Бет.
— Это просто, — успокоил ее Дик, раскрывая сушильный шкаф с катком. — Только нужно сначала вещь распрямить как следует.
Они достали из корзины костюмчик Джека и запустили сушилку.
— Осторожно, руки, — сказал Дик. — Вот сюда клади. Теперь запускай каток…
Пшшш! — рубашонка, горячая и почти сухая, упала на руки Бет. Теперь штанишки.
— Ай!
— Я же говорил, осторожно. Больно?
— Ерунда.
Что произошло затем, Дик толком не понял: как-то все случилось очень быстро. Только что они сидели на коленях рядом, и вдруг оказались лицом к лицу, и Бет, не дав ему ни секунды на раздумья, поцеловала его.
Какое-то время они неумело хватали друг друга губами за губы, а потом Бет спросила:
— А по-настоящему ты умеешь? С языком?
Он покачал головой.
— Хочешь научу?
Он кивнул, не соображая толком, на что именно соглашается. Каток вертелся впустую, потом Дик нажал на рычаг остановки. Через минуту Дик и Бет оторвались дуг от друга.
— Ну, я пойду, — сказала Бет, как ни в чем не бывало. Дик снова кивнул, не в силах говорить. Болван болваном.
— Мы условились поменяться музыкой, да?
— Да, — прошептал он. Когда она исчезла, взял свою рубашку и остудил ею лицо — на случай если кто-то войдет.
Перед ним была корзина с кучей влажной одежды и сушилка, через пять часов его ждал прыжок, а он все сидел на полу в прачечной, и пытаясь понять, что же произошло. Потом вывел пальцем на запотевшем стекле стиральной машины кандзи «любовь». И тут же стер.
Глава 3
Корабль, потерпевший крушение
Космоходы бывают или набожными или суеверными. Скептиков среди них нет — слишком многое в их жизни зависит не от них, и слишком невыносима мысль о том, что с этим ничего не поделать.
Капитан Хару был набожен, и весь его постоянный экипаж — тоже. И это не было лишним — по статистике, один из пяти тысяч прыжков — прыжок в никуда. Кто знает, не твоя ли сейчас очередь?
В маленькой часовне теплились две свечи под Распятием, и курились палочки, пропитанные ладаном, обрамляя струйками дыма макэмоно с надписью «Я есмь Путь, Истина и Жизнь». По бокам от статуэтки Марии в нише стояли еще две дешевых пластиковых скульптурки, без которых корабельную часовню и представить было нельзя: Святой Брайан Риордан, Брайан Навигатор, в правой руке держал старинный пилотский наношлем, а левой прижимал к груди цветок ариу, который символизировал его жену Эйдринн; Святой Ааррин, Апостол шедайин, стоял по другую сторону Марии, подняв левую руку в традиционном приветствии, а правой держа развернутый свиток, где на шедда было написано начало Евангелия от Иоанна, переведенного Ааррином. Даже те, кто не владел шедда, как правило, знали, как это звучит: «Имма шаад эйорийя, ит Ша»аримениммайн шаад, ит имма ш"е Ша"арим".
Справа и слева от них были устроены полочки для икон поменьше — любимых святых и покровителей команды. Среди них было и нетрадиционное для иконописи изображение. Проще говоря, обычный голографический портрет. Крупный мужчина в официальном кимоно и с традиционной прической сумоиста хмурил черные брови и чуть прищуривал голубые глаза — скорее смущенно, чем сердито. На черной ткани кимоно особенно ярко сияла олимпийская медаль. Таким Райан Маэда был 16 лет назад. Таким и вошел в историю.
Но вот о его беатификации Констанс до сих пор не слышала.
Когда она задала вопрос капитану, тот хмыкнул, усмехнулся, прокашлялся и сказал:
— Видите ли, миледи… тут у нас кое-кто — догадались? — не стал дожидаться решений Рима. Назначил Маэду святым в частном порядке. Сам себе и адвокат дьявола, и папа.
— А вы? — удивилась Констанс.
— А я не нашелся, что возразить. Вот скажите, возможно ли, чтобы Бог отправил в ад христианина, который пострадал и умер за свой народ?
— Я не рискну дать однозначный ответ на этот вопрос, — покачала головой Констанс.
— Вот и я не рискнул. По совести так не получается. Да я и сам верю, что Райан Маэда -праведник. Так зачем я буду запрещать пацану считать его своим покровителем?
— Нет смысла, — согласилась Констанс тогда. И теперь, улыбнувшись, добавила к короткой литании святым покровителям корабля и экипажа:
— Райан Маэда, воин и исповедник, молись за нас.
Часовня, казалось, еще хранила тени капитана, субнавигатора, пилота и его ученика. Констанс погасила свечи и вышла, плотно прикрыв дверь. Ее ждала койка. Во время прыжкового маневра все, кто не участвует в нем, должны находиться в койках и пристегнуться. Голос капитана, объявивший по терминалам внутрикорабельной связи пятиминутную готовность, напомнил ей об этом. Перед тем, как зайти к себе, она навестила Гуса в его холостяцкой каюте, нашла его в должной позиции и пожелала удачи.
Бет уже уложила в койку Джека, но еще не легла сама.
— Почему ты еще не пристегнулась? — нахмурилась Констанс.
— Тебя ждала.
— Укладывайся немедленно.
Капитан объявил трехминутную готовность. Потом — минутную. Констанс ощутила, как все волоски на ее теле встают дыбом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
— Потерпи, маленький, потерпи, — прошептала она. — Сейчас будет легче.
Дик топтался у дверей, не зная, что делать.
— Ну, чего ты торчишь тут просто так? Вызови маму, — сказала Бет.
Дик вызвал миледи через терминал, девушка тем временем раздела братишку, бросила заблеванные одежки к дверям и принялась обтрать малыша влажной салфеткой.
— Что это с ним? — тихо спросил Суна, когда леди Констанс сказала «Сейчас приду» и отключила связь.
— Аутоиммунная реакция, — так же тихо ответила Бет, вытирая мордашку мальчика влажной салфеткой. — Это гены. Кровь шедайин.
— Королевская кровь, я знаю, — сказал Дик. Лорд Дилан Мак-Интайр был женат на Бланке де Риос-и-Риордан, дочери Диего Альваро де Риоса и Мэрион Риордан, то есть, внучке короля Кена Четвертого.
— Так вот, иногда эта самая королевская кровь, чтоб ей пусто, преподносит вот такую фигу. Иммунная система начинает воспринимать организм как инородное тело и убивать его. Думаешь, отчего так часто умирают потомки смешанных браков?
— Он когда-нибудь выздоровеет? — спросил Дик, подбирая скомканную салфетку с пола отправляя ее в утилизатор.
— Врач сказал, что когда закончится половое созревание, нужно будет пройти курс радикальной терапии. Если его начинать сейчас, гормональные железы могут пойти вразнос. А до тех пор мы просто вводим искусственный ретровирус. Он пожирает антитела, убивающие организм. Но от этого у Джека портится собственный иммунитет. Нужно для баланса вводить искусственные иммунные тела. Это лекарство, — она постучала пальцем по инъектору, — делается в специальной лаборатории за бешеные деньги. И на Мауи нет специалистов, которые это могут. Эту линию нанотехнологий вавилонцы не развивали, потому что нашли более простое решение…
Бет умолкла потому что вошла леди Констанс.
— Джек, — она встала на колени рядом с кроватью. — Маленький, ты как?
— У меня голова тяжелая, — пожаловался Джек.
— Это пройдет. Бет, ты молодец.
— Я пойду отнесу вещи в стирку, — сказал Дик.
— Да, пожалуйста, — кивнула леди Констанс. Дик подобрал вещи Джека и тихонько вышел.
Ему и самому нужно было сменить одежду, поэтому он забежал в свою каюту и сбросил штаны и тунику, вместо них надев узкие шорты и старый свитер Джеза с ужасно растянутым воротом. Чуть подумал и сунул под завязку шорт книгу Шекспира.
Одним из плюсов этого пассажирского рейда было то, что не требовалось экономить воду, и устраивать купание и постирушки можно было хоть каждый день. Дик бросил скомканные вещи в глотку стиральной машины, пошарил в корзине с грязным бельем и выгреб оттуда все, что не грозило полинять на белое сейлор-фуку Джека. Этого все равно было мало: обычно машину запрещалось запускать иначе как загруженной до упора: ведь расход воды всегда был одинаковым, и немалым. Но сейчас капитан махнул на это дело рукой.
Дик закрыл и запустил машину, а сам сел на корзину с бельем и включил книгу. Шекспир ему действительно понравился, Макбет чем-то напоминал Тайра Киёмори, а «Король Лир» хоть и был списан со старинного фильма «Ран», все равно было интересно читать, и Корделия чем-то казалась похожей на леди Констанс.
Теперь он дочитывал «Отелло» — и было уже понятно, что дело кончится плохо: бедняга мавр оказался доверчивым, как ребенок. Правда, Дика покоробила эта странная доверчивость: он был убежден, что хороший человек скорее поверит хорошему, чем плохому, а раз так — Отелло должен был поверить жене, а не клеветнику Яго. Но, видно, несчастный совсем плохо думал о себе, если считал, что жена предаст его при первом же удобном случае…
Он дочитал «Отелло» и убедился, что все ожидания оправдались: утешиться можно было только тем, что негодяй получил по заслугам. Дик не стал открывать последнюю трагедию — «Ромео и Джульетта»; решил отложить ее до вечера, чтобы прочесть после прыжка, во время положенного отдыха. Он закрыл книгу, сунул ее за пояс, надвинул на глаза визор и вызвал из памяти сантора комплекс задач по векторному анализу.
— Тук-тук, — услышал он, решая четвертую. — Как там наши вещички?
Он поднял визор. Бет стояла перед ним, скрестив руки на груди. Дик подвинулся, чтобы она тоже могла сесть.
— Уже скоро. А что Джек?
— Уснул. Не паникуй, Дик, мы к этому уже привыкли. Приступ происходит где-то раз в месяц и длится примерно с неделю. Джек полежит немного — и все. Потом снова будет бегать. Главное — чтобы он не оставался один на это время, чтобы рядом был кто-то.
— Кроме вахты — я готов.
— Большое спасибо, — съязвила Бет. — Без тебя мы никак бы не обошлись. Ладно, не сердись. Я же говорю — мы привыкли. Если бы мама согласилась клонировать железы, провести с ними терапию и пересадить ему — с этим было бы покончено.
— Но для этого, — возразил Дик, — нужно клонировать сначала ребенка, а потом взять у него стволовые клетки и вырастить органы. Это убийство.
— Не занудствуй, монах в дырявых штанах. Убийство — это если из-за маминого упрямства с Джеком случится приступ, когда рядом никого не будет. Сейчас ему пять, а когда будет десять, я уже не смогу ходить за ним хвостом и ни одна нянька не уследит. А генетический материал — не человек.
— Ты говоришь как Моро, — сказал Дик.
— Ну и прекрасно.
— Бет, он говорил это о тебе… Ну, то есть, о том, что в Вавилоне тебя тоже не считали бы человеком, пока ты была в репликаторе. Тебе не дали бы вырасти по-настоящему, а потом какая-нибудь старая оперистая певица записала бы тебе свою память.
— Оперная, — поправила Бет, а потом прищурилась. — Эй, а откуда ты знаешь про оперу?
Дик покраснел.
— Подслушивал, значит. Тц-тц-тц, мальчик, кто же вас воспитывал? Когда капитан Хару, когда шеэд, а когда и никто. Ладно, проехали. Мне все равно надо привыкать к вниманию публики. Тебе хоть понравилось?
Юноша кивнул.
— У меня проблемы с репертуаром, — важно сказала Бет. — Понимаешь, обычно карьера оперной певицы начинается с хора. А я — гем, я могу проторчать в хоре до тридцати лет, а потом буду петь на вторых ролях еще до сорока, и только потом мне, может, дадут главные роли. Ты когда-нибудь видел этих сорокапятилетних Аид с вот такущими задами? — чтобы показать калибр зада, Бет спрыгнула с корзины для белья. — Поэтому действовать надо иначе. Сначала нужно сделать сольную карьеру, зарекомендовать себя. И когда у меня будет имя — то под это имя кто угодно даст денег на постановку «Аиды». Ты слышал «Аиду»?
— Это то, что ты пела?
— Нет, это другая опера. То, что я пела, будет моим сольным номером. Понимаешь, у меня после мутации открылась целая октава внизу, а мама боится, что я поврежу горло и запрещает мне петь сложные партии. Потому я и репетировала там, где вы с Майлзом машете мечами. Но одного номера мало, нужно подготовить целую программу. Что-нибудь совсем новое, не затасканное. О, послушай! Говорят, у тебя навалом сохэйских песен? Давай меняться: я тебе «Аиду», а ты мне — эти песни, может, и найду что-то полезное.
— Хорошо, — сказал Дик, не меняя позы и не отрывая от Бет взгляда. — А «Аида» — это песня или человек? Извини, я мало знаю.
— Аида — это героиня оперы. Знаешь, что такое опера?
— Дом с призраками? — попробовал угадать Дик. Бет засмеялась, но это его не обидело: ему нравился ее смех.
— Опера — это игра, вроде… вроде трагедий Шекспира, но там не говорят, а поют. «Аида» — это о девушке, рабыне в Египте…
— Как Иосиф?
— Да, примерно. Она была эфиопкой, пленницей. Понимаешь, я мечтаю спеть «Аиду», потому что я тоже была рабыней. Я этого не помню, но ведь была. И, по-моему, это будет здорово, если Аиду споет гем. Правда?
— Здорово, — согласился Дик.
— Ну так мы решили: я тебе Верди, ты мне — сохэйские песни. Заметано?
Машина становилась, они одновременно побежали к дверце и столкнулись там плечами.
— Полегче, не пожар, — сказала Бет.
Дверца щелкнула, Дик подставил под влажный ворох ткани корзинку для чистого белья.
— Имей в виду, я не умею пользоваться гладильным прессом, — сказала Бет.
— Это просто, — успокоил ее Дик, раскрывая сушильный шкаф с катком. — Только нужно сначала вещь распрямить как следует.
Они достали из корзины костюмчик Джека и запустили сушилку.
— Осторожно, руки, — сказал Дик. — Вот сюда клади. Теперь запускай каток…
Пшшш! — рубашонка, горячая и почти сухая, упала на руки Бет. Теперь штанишки.
— Ай!
— Я же говорил, осторожно. Больно?
— Ерунда.
Что произошло затем, Дик толком не понял: как-то все случилось очень быстро. Только что они сидели на коленях рядом, и вдруг оказались лицом к лицу, и Бет, не дав ему ни секунды на раздумья, поцеловала его.
Какое-то время они неумело хватали друг друга губами за губы, а потом Бет спросила:
— А по-настоящему ты умеешь? С языком?
Он покачал головой.
— Хочешь научу?
Он кивнул, не соображая толком, на что именно соглашается. Каток вертелся впустую, потом Дик нажал на рычаг остановки. Через минуту Дик и Бет оторвались дуг от друга.
— Ну, я пойду, — сказала Бет, как ни в чем не бывало. Дик снова кивнул, не в силах говорить. Болван болваном.
— Мы условились поменяться музыкой, да?
— Да, — прошептал он. Когда она исчезла, взял свою рубашку и остудил ею лицо — на случай если кто-то войдет.
Перед ним была корзина с кучей влажной одежды и сушилка, через пять часов его ждал прыжок, а он все сидел на полу в прачечной, и пытаясь понять, что же произошло. Потом вывел пальцем на запотевшем стекле стиральной машины кандзи «любовь». И тут же стер.
Глава 3
Корабль, потерпевший крушение
Космоходы бывают или набожными или суеверными. Скептиков среди них нет — слишком многое в их жизни зависит не от них, и слишком невыносима мысль о том, что с этим ничего не поделать.
Капитан Хару был набожен, и весь его постоянный экипаж — тоже. И это не было лишним — по статистике, один из пяти тысяч прыжков — прыжок в никуда. Кто знает, не твоя ли сейчас очередь?
В маленькой часовне теплились две свечи под Распятием, и курились палочки, пропитанные ладаном, обрамляя струйками дыма макэмоно с надписью «Я есмь Путь, Истина и Жизнь». По бокам от статуэтки Марии в нише стояли еще две дешевых пластиковых скульптурки, без которых корабельную часовню и представить было нельзя: Святой Брайан Риордан, Брайан Навигатор, в правой руке держал старинный пилотский наношлем, а левой прижимал к груди цветок ариу, который символизировал его жену Эйдринн; Святой Ааррин, Апостол шедайин, стоял по другую сторону Марии, подняв левую руку в традиционном приветствии, а правой держа развернутый свиток, где на шедда было написано начало Евангелия от Иоанна, переведенного Ааррином. Даже те, кто не владел шедда, как правило, знали, как это звучит: «Имма шаад эйорийя, ит Ша»аримениммайн шаад, ит имма ш"е Ша"арим".
Справа и слева от них были устроены полочки для икон поменьше — любимых святых и покровителей команды. Среди них было и нетрадиционное для иконописи изображение. Проще говоря, обычный голографический портрет. Крупный мужчина в официальном кимоно и с традиционной прической сумоиста хмурил черные брови и чуть прищуривал голубые глаза — скорее смущенно, чем сердито. На черной ткани кимоно особенно ярко сияла олимпийская медаль. Таким Райан Маэда был 16 лет назад. Таким и вошел в историю.
Но вот о его беатификации Констанс до сих пор не слышала.
Когда она задала вопрос капитану, тот хмыкнул, усмехнулся, прокашлялся и сказал:
— Видите ли, миледи… тут у нас кое-кто — догадались? — не стал дожидаться решений Рима. Назначил Маэду святым в частном порядке. Сам себе и адвокат дьявола, и папа.
— А вы? — удивилась Констанс.
— А я не нашелся, что возразить. Вот скажите, возможно ли, чтобы Бог отправил в ад христианина, который пострадал и умер за свой народ?
— Я не рискну дать однозначный ответ на этот вопрос, — покачала головой Констанс.
— Вот и я не рискнул. По совести так не получается. Да я и сам верю, что Райан Маэда -праведник. Так зачем я буду запрещать пацану считать его своим покровителем?
— Нет смысла, — согласилась Констанс тогда. И теперь, улыбнувшись, добавила к короткой литании святым покровителям корабля и экипажа:
— Райан Маэда, воин и исповедник, молись за нас.
Часовня, казалось, еще хранила тени капитана, субнавигатора, пилота и его ученика. Констанс погасила свечи и вышла, плотно прикрыв дверь. Ее ждала койка. Во время прыжкового маневра все, кто не участвует в нем, должны находиться в койках и пристегнуться. Голос капитана, объявивший по терминалам внутрикорабельной связи пятиминутную готовность, напомнил ей об этом. Перед тем, как зайти к себе, она навестила Гуса в его холостяцкой каюте, нашла его в должной позиции и пожелала удачи.
Бет уже уложила в койку Джека, но еще не легла сама.
— Почему ты еще не пристегнулась? — нахмурилась Констанс.
— Тебя ждала.
— Укладывайся немедленно.
Капитан объявил трехминутную готовность. Потом — минутную. Констанс ощутила, как все волоски на ее теле встают дыбом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127