И, похоже, это стало последней каплей, переполнившей чашу попранного самолюбия Витька. Он надулся, пару дней ходил мрачнее тучи, а вечером, за общим ужином, взорвался.
Сидели, ели печеную картошку, старую, еще осенью захваченную на складе. Весной жратва не ахти, авитаминоз – все исхудавшие были, утомленные, но бодрились, а вот Витек не удержался. Он молчал, ел нехотя, а когда Кишка взял какую-то картофелину, вспылил:
– Куда хватаешь, дебил? Твое, что ли?!
Кишка тоже был не денди:
– А что, твое?
– Мое!
– Ну и подавись! – Картошка полетела Витьку в голову.
Через секунду оба катались с матом по полу, а прочие, и девчонки в том числе, крутились вокруг, пытаясь остановить драку.
– А-а!.. Да тише вы! Придурки! Услышат! А-а!.. Да разнимите их!..
А мальцы по глупости хохотали. Они подумали, что это хохма такая.
Растащили наконец. Витек бешено рвался из рук, растрепанный, с царапиной на лбу:
– Пришибу! Сволочь!..
– Сам сволочь! – неслось в ответ.
– Да тише вы! – еще громче вопили девчонки.
Кончилось тем, что Витек вырвался, обложил напоследок матом всех и убежал куда-то в ночь. Кишка зло плюнул на пол:
– Тьфу! С-сучара!..
– А ну всем спать! – приказал Бабай. Оглядел себя, отряхнул брезгливо. – Г-гадство, все пуговицы оборвали... Ну? Спать, я сказал!
Ночью они с Очкариком, естественно, шептались – когда все уснули.
– Хреново, брат, – качал головой Бабай. – Ох, хреново! Вот тебе и семья.
– В семье не без урода, – утешал Очкарик.
– И я проглядел, дурак. Видел же, что он сам не свой! А, думаю, обойдется... Куда он рванул, как думаешь?
– Понятия не имею. Утром объявится, наверное.
– А делать-то что? Разброд пойдет – хуже не придумаешь.
– Это точно. Ты знаешь... – Очкарик неловко усмехнулся, – я подумал... С этой точки зрения лучше, чтоб он вообще не вернулся. Да со всех точек! Для него тоже.
Бабай сперва не понял, что имеет в виду товарищ, а когда понял, то поднял голову и посмотрел собеседнику прямо в глаза. Вернее, в очки. Увидал в них отблеск догоравшего костра.
– Ты думаешь? А ты?
Что тут скажешь...
– Ладно, – сказал Бабай. – Давай-ка спать. Там поглядим. Утро вечера мудренее, как говорится.
Но глядеть не пришлось. Витек сам все решил за них.
С ранья обнаружилось, что пропала одна «Наваха» и пять выстрелов. Честно говоря, Бабай даже и не рассердился. Велел только всем сегодня быть тише воды, ниже травы.
– А еще лучше, – невесело сказал Очкарик, – отойти в запасные ходы. Чую я, будет нынче буря...
И как в воду глядел. Не успел толком начаться день, часов в десять полыхнуло пламя. Совсем с другой стороны, оттуда, где когда-то был город Благовещенск. Как Витек успел туда пробраться?.. Да какая разница!
Разницы, точно, не было, ибо иное затмило безрассудный Витьков героизм. Ракета не достигла цели. Она взвилась, ринулась было на цель – но тут же воздушная волна чудовищной силы ударила в ответ. Снесло деревья, как бритвой скосило верхний слой почвы, с бугорками, пригорками – все, ровный чернозем. Земля вздрогнула. По бетонному своду коллектора пошла трещина. Что-то посыпалось сверху.
Позже ребята, выбравшись наружу, из-за укрытия смотрели, как все еще дымятся земля и поваленные деревья на месте удара. Там бродили гоблины, рычали, гоготали – ветер доносил это... Все были подавлены.
– Ничего, – утешал Очкарик. – Не найдут нас! И отходных путей у нас куча...
Но все же понимали, что не в этом дело, а в том, что эти уроды, оказывается, могут гораздо больше, чем думалось.
– Надо еще эти подземные ходы отработать, – сказал Костя. – Такое дело... Запас не повредит.
Согласились.
А гоблины зачем-то сместились в сторону Благовещенска, и несколько дней там что-то бухало, взрывалось. Потом стихло.
А еще через пару дней О-о, отправленный на разведку, наткнулся на здорового парня лет семнадцати – у него, у О-о, видимо, вообще был талант встречать людей в этом безлюдном мире.
Оказалось, что парень как раз из Благовещенска. Там тоже была группа, но жили они недружно и с гоблинами не воевали – просто выживали как могли. Разумеется, взрывы на заводах они видели и слышали, и у них пошли толковища на эту тему. Часть ребят стала склоняться к тому, что надо бы и им включаться в бои: вот ведь воюют же люди... Но таких было мало. Некоторые просто отмахивались – живем, мол, да и ладно, нас не трогают, ну и не надо высовываться... Большинство же вяло бормотало, что оно бы хорошо, конечно, да ведь зима на носу. Вот кончится она...
Она кончилась, и на носу очутилась весна, а с ней опять что-то не слава богу... потом еще что-то мешало... а потом нагрянули твари и всех «зачистили».
Один этот парень и уцелел. С неделю он плутал, питаясь подножным кормом, но все же наконец наткнулся на команду.
– Теперь я ваш, – так просто сказал он. Бабай смерил пришельца взглядом, помолчал.
Спросил:
– Звать как?
– Гондурас, – ответил тот.
– Твою мать. И что это значит?
– Да вроде город такой.
– Страна, – поправил Очкарик. – Страна... Далеко где-то. Была. А город вот Москва такой есть. Ну, то есть тоже был. Вот бы где я хотел побывать...
– Ну что, берем? – обратился Бабай к соратникам.
– Берем! – сказали все.
– Зачислен с испытательным сроком, – Бабай хмуро улыбнулся. – Правила простые. Приказы у нас не обсуждаются, конфликты не одобряются – мы одна команда! Все понял? – И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Обживайся, все равно недели две будем сидеть тихо.
Парень оказался крайне спокойным. Не спрашивают – молчит. Сидит и молчит. Мог целыми днями молчать. Окликнут его:
– Гондурас!
А он:
– А? – и снова молчит.
Кстати, и Очкарик сделался молчаливым. Вернее, задумчивым каким-то – а отсюда и молчание.
Да и все, честно сказать, приуныли. Тут тебе и взрыв, и гибель Витька, и авитаминоз... Сам Бабай сдал. Лежал часами, закрыв глаза. Дремал. Вспоминал мать, сестру... Странно – но не было при этом боли в душе. Лишь тихая печаль такая, точно не годы прошли с тех пор, а десятки лет, точно самому ему не шестнадцать, а шестьдесят, и все, чему суждено сбыться, сбылось, и ждать больше нечего...
Даже вставать не хотелось. Лежать бы да лежать так... Он сам себя заставлял. Ближе к вечеру, когда уже обозначались недалекие сумерки, выбирался наверх. Было у него любимое местечко: перелесок на склоне холма, березы, елочки, рябины. Там на проталинке, прислонясь к березе, он сидел, старался дышать поглубже. В сырых осенних ветрах было нечто такое, чего не изъяснить словами... Уходил почти в темноте.
Однажды он сидел так, и подсел к нему Очкарик.
– Слушай... – негромко молвил он.
– Слушаю, – так же вполголоса отвечал Бабай. Очкарик помолчал чуток, затем кашлянул и начал:
– Знаешь, давно уже я подозревал, а теперь все больше убеждаюсь... У гоблинов этих, у них иерархия. Этот взрыв...
– Стоп, – тормознул его Бабай. – Давай-ка попроще, без мудреных слов. Я что тебе, ученый?
– А! Ну ладно. Скажу проще: я думаю, что они делятся на несколько разрядов. Те, кого мы видим, это самые низшие, быдло: для работы, для войны... Кто выше – мы не знаем, верно?
Бабай ковырнул пальцем в зубах, сплюнул.
– Хрен знает.
– Не знаем, не знаем. Не видели никогда. Ты видел?
– Нет.
– И я нет. Но они должны быть! Почему? Объясню. Ведь вообще они действуют неглупо, согласись. А разве могут они сами, вот эти, так действовать? Ты видел их?! Дебилы!..
– Тупорылые, точно.
– Ну вот. А что это значит? Да то, что над ними кто-то стоит, какая-то умная, хитрая нечисть. Они направляют действия этих чурбанов. Более того! Они владеют какими-то секретами. Энергетическими. То есть они... ну, маги, что ли. Они, видно, могут так накапливать энергию...
– Ты это про взрыв?
– Конечно! Ты видел результат?
– Еще бы, – Бабай криво усмехнулся. – Как ножом срезало.
– Вот именно. Как это могло быть? Запас энергии... и когда выстрел прозвучал, она вырвалась в направлении выстрела. И все там снесла. Как такое можно было сделать? Не иначе, сработали те... их высшие уровни. Видно, умеют это делать.
Бабай подумал.
– Может быть, – сказал он. – А нам делать что?
– Идея есть, – Очкарик кивнул. – Но прежде всего – пока об этом звонить не надо.
– Да уж сообразил как-нибудь. А никто еще не догадывается?
– Нет. Разве что Костя, да и тот смутно... Но это ладно. А суть вот в чем: по некоторым моим соображениям их маги могут находиться... ну, словом, в одном месте. Вот я и хочу эту догадку проверить.
– Ну, – Бабай хмыкнул, – про место и спрашивать нечего?
– Да, пока я не уверен. Ты уж извини...
– А, что там. Но ребятам сказать надо будет. А то как-то не так. Куда – не надо говорить, а что идешь, надо. Просто там поразведать, поглядеть.
– Дельно, – Очкарик улыбнулся. – Вот за ужином и скажу.
– Завтра с утра хочешь?
– Точно, – вновь улыбнулся Очкарик.
– Решил уже, – понял Бабай. – Ну ладно. Один хочешь?
– Естественно.
– Смотри. Дело опасное.
– Э-э!.. Волков бояться – в лес не ходить.
В пословицах да поговорках Очкарик был знаток.
За ужином – все той же опостылевшей картошкой – он объявил о своем завтрашнем походе. Восприняли нормально, как должное, лишь Костя пробормотал:
– А почему это тебе надо идти?
– А почему бы и нет? Я что, особенный? – И Очкарик подмигнул Косте. Тот смешался.
– Да нет... Я просто... – И совсем запутался. Утром Очкарик взял с собой автомат, два магазина, немного картошки.
– К вечеру ждать? – спросил Костя.
– Постараюсь. Если не успею, ночь пересижу где-нибудь, а уж наутро... Ну, бывайте! Пошел я.
Это были последние его слова.
8
То есть последние, какие слышали ребята от него.
Он не вернулся.
Сначала они все ждали, думая, что он задерживается где-то. Зашел слишком далеко – ну, вернется... Но прошел и второй день, а за ним и третий, и четвертый...
Он не вернулся.
Бабай это понял уже к исходу второго дня, хотя виду не подал. К концу четвертого, когда кто-то извелся в нелепых догадках, кто-то угрюмо молчал, а кто-то взирал на командира с безмолвной надеждой, как на оракула, он сказал:
– Ну вот что. Сейчас пожрем, а потом перетрем этот вопрос. И там уж от и до. Девчонки, давайте жратву!
Этот ужин прошел как-то живее, словно всем показалось, что их лидер сейчас объявит нечто такое, что другим неведомо... Сам же лидер решение принял верное. Что он мог сказать своим подопечным? Да ничего! Но это «ничего» надо сказать так, чтоб в нем стала сила. И Бабай сумел сделать это.
– Ну что, братва, – сказал он, – дело, сами видите, какое... Никто не знает, что случилось с нашим другом. И я не знаю! Ушел и не вернулся. Вот и все.
– И все... – эхом повторил Костя.
– Да. Что делать дальше? – вот вопрос. Все закивали, молча, скорбно.
– Вот я и скажу, что делать. Во-первых – ждать. Чего б там не было – ждать! Даже если кажется, что ждать нечего, – все равно ждать, и все тут.
– И надеяться и верить, – Костя вздохнул.
– И это тоже. А во-вторых – не киснуть! Дело делать. Мы команда или нет? А?!
– Да! Команда!.. Да!.. – поддакнули все. Даже Гондурас буркнул глухое «да».
Бабай повысил голос:
– А раз так, то и будем командой! Зачем жили наши друзья? Чтобы биться! Так что, мы раскиснем, что ли?
– Нет!..
– Нет! Значит, будем биться. Ради их памяти. Для всего! Так я говорю?
– Да!..
– Вот так. А теперь к делу. Как у нас с продуктами?
– Последнее доедаем, – тихо проговорила Снежана.
Она была тихая, бледная девочка, не то что Гулька с Тумбочкой: те носились наравне с пацанами, да и сами были такие крепкие, большегрудые, широкобедрые... А Снежана заведовала хозяйством и «детским садом». Для малышей она была как мама.
– Ага, – подхватил Бабай. – То-то и оно! Еще три дня – и взвоем. Поэтому...
– Бить гадов! – Кишка стукнул прикладом о пол.
На том и порешили. Чему быть, того не миновать, а помирать, так с музыкой. Потому и стали готовиться к акции – нападению на продовольственную базу гоблинов, обнаруженную Гондурасом во время его блужданий. Он видел, как уроды выгружали туда картошку, крупу и капусту:
– Жрать будут, сволочь.
Готовились тщательно, зло. Коль уж суждено погибнуть – то суждено. Но надо постараться выжить! И они старались. Они забыли про страх. Победа или смерть! – только так. Они, конечно, не знали таких пафосных слов. Но делали все так, как будто этот лозунг, начертанный на кумаче, висел в их подземелье.
И победа улыбнулась им! Сработали на «ять». Трое гоблинов, загружавших продукты в КамАЗ, и моргнуть не успели своими свирепыми глазами, как огневой шквал смел их с лица Земли, Через две минуты три смердящих трупа валялись на холодной весенней земле.
С КамАЗом Костя разобрался как с игрушкой. Затем был сделан ловкий маневр: окружным путем грузовик подогнали к дальнему коллектору, откуда расходились сразу несколько коммуникаций. Часть трофеев забросили в один из ходов, обрушили его, а остальное все уволокли в другой. Это был адский труд – в диком темпе, без отдыха, во тьме. Как смогли это сделать? – сами потом изумлялись. Но сделали, и уцелели, и врагов пустили по ложному следу. Те через пару дней отыскали брошенный КамАЗ, спустились кое-как в коллектор, ревели, как бабуины в брачный период.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Сидели, ели печеную картошку, старую, еще осенью захваченную на складе. Весной жратва не ахти, авитаминоз – все исхудавшие были, утомленные, но бодрились, а вот Витек не удержался. Он молчал, ел нехотя, а когда Кишка взял какую-то картофелину, вспылил:
– Куда хватаешь, дебил? Твое, что ли?!
Кишка тоже был не денди:
– А что, твое?
– Мое!
– Ну и подавись! – Картошка полетела Витьку в голову.
Через секунду оба катались с матом по полу, а прочие, и девчонки в том числе, крутились вокруг, пытаясь остановить драку.
– А-а!.. Да тише вы! Придурки! Услышат! А-а!.. Да разнимите их!..
А мальцы по глупости хохотали. Они подумали, что это хохма такая.
Растащили наконец. Витек бешено рвался из рук, растрепанный, с царапиной на лбу:
– Пришибу! Сволочь!..
– Сам сволочь! – неслось в ответ.
– Да тише вы! – еще громче вопили девчонки.
Кончилось тем, что Витек вырвался, обложил напоследок матом всех и убежал куда-то в ночь. Кишка зло плюнул на пол:
– Тьфу! С-сучара!..
– А ну всем спать! – приказал Бабай. Оглядел себя, отряхнул брезгливо. – Г-гадство, все пуговицы оборвали... Ну? Спать, я сказал!
Ночью они с Очкариком, естественно, шептались – когда все уснули.
– Хреново, брат, – качал головой Бабай. – Ох, хреново! Вот тебе и семья.
– В семье не без урода, – утешал Очкарик.
– И я проглядел, дурак. Видел же, что он сам не свой! А, думаю, обойдется... Куда он рванул, как думаешь?
– Понятия не имею. Утром объявится, наверное.
– А делать-то что? Разброд пойдет – хуже не придумаешь.
– Это точно. Ты знаешь... – Очкарик неловко усмехнулся, – я подумал... С этой точки зрения лучше, чтоб он вообще не вернулся. Да со всех точек! Для него тоже.
Бабай сперва не понял, что имеет в виду товарищ, а когда понял, то поднял голову и посмотрел собеседнику прямо в глаза. Вернее, в очки. Увидал в них отблеск догоравшего костра.
– Ты думаешь? А ты?
Что тут скажешь...
– Ладно, – сказал Бабай. – Давай-ка спать. Там поглядим. Утро вечера мудренее, как говорится.
Но глядеть не пришлось. Витек сам все решил за них.
С ранья обнаружилось, что пропала одна «Наваха» и пять выстрелов. Честно говоря, Бабай даже и не рассердился. Велел только всем сегодня быть тише воды, ниже травы.
– А еще лучше, – невесело сказал Очкарик, – отойти в запасные ходы. Чую я, будет нынче буря...
И как в воду глядел. Не успел толком начаться день, часов в десять полыхнуло пламя. Совсем с другой стороны, оттуда, где когда-то был город Благовещенск. Как Витек успел туда пробраться?.. Да какая разница!
Разницы, точно, не было, ибо иное затмило безрассудный Витьков героизм. Ракета не достигла цели. Она взвилась, ринулась было на цель – но тут же воздушная волна чудовищной силы ударила в ответ. Снесло деревья, как бритвой скосило верхний слой почвы, с бугорками, пригорками – все, ровный чернозем. Земля вздрогнула. По бетонному своду коллектора пошла трещина. Что-то посыпалось сверху.
Позже ребята, выбравшись наружу, из-за укрытия смотрели, как все еще дымятся земля и поваленные деревья на месте удара. Там бродили гоблины, рычали, гоготали – ветер доносил это... Все были подавлены.
– Ничего, – утешал Очкарик. – Не найдут нас! И отходных путей у нас куча...
Но все же понимали, что не в этом дело, а в том, что эти уроды, оказывается, могут гораздо больше, чем думалось.
– Надо еще эти подземные ходы отработать, – сказал Костя. – Такое дело... Запас не повредит.
Согласились.
А гоблины зачем-то сместились в сторону Благовещенска, и несколько дней там что-то бухало, взрывалось. Потом стихло.
А еще через пару дней О-о, отправленный на разведку, наткнулся на здорового парня лет семнадцати – у него, у О-о, видимо, вообще был талант встречать людей в этом безлюдном мире.
Оказалось, что парень как раз из Благовещенска. Там тоже была группа, но жили они недружно и с гоблинами не воевали – просто выживали как могли. Разумеется, взрывы на заводах они видели и слышали, и у них пошли толковища на эту тему. Часть ребят стала склоняться к тому, что надо бы и им включаться в бои: вот ведь воюют же люди... Но таких было мало. Некоторые просто отмахивались – живем, мол, да и ладно, нас не трогают, ну и не надо высовываться... Большинство же вяло бормотало, что оно бы хорошо, конечно, да ведь зима на носу. Вот кончится она...
Она кончилась, и на носу очутилась весна, а с ней опять что-то не слава богу... потом еще что-то мешало... а потом нагрянули твари и всех «зачистили».
Один этот парень и уцелел. С неделю он плутал, питаясь подножным кормом, но все же наконец наткнулся на команду.
– Теперь я ваш, – так просто сказал он. Бабай смерил пришельца взглядом, помолчал.
Спросил:
– Звать как?
– Гондурас, – ответил тот.
– Твою мать. И что это значит?
– Да вроде город такой.
– Страна, – поправил Очкарик. – Страна... Далеко где-то. Была. А город вот Москва такой есть. Ну, то есть тоже был. Вот бы где я хотел побывать...
– Ну что, берем? – обратился Бабай к соратникам.
– Берем! – сказали все.
– Зачислен с испытательным сроком, – Бабай хмуро улыбнулся. – Правила простые. Приказы у нас не обсуждаются, конфликты не одобряются – мы одна команда! Все понял? – И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Обживайся, все равно недели две будем сидеть тихо.
Парень оказался крайне спокойным. Не спрашивают – молчит. Сидит и молчит. Мог целыми днями молчать. Окликнут его:
– Гондурас!
А он:
– А? – и снова молчит.
Кстати, и Очкарик сделался молчаливым. Вернее, задумчивым каким-то – а отсюда и молчание.
Да и все, честно сказать, приуныли. Тут тебе и взрыв, и гибель Витька, и авитаминоз... Сам Бабай сдал. Лежал часами, закрыв глаза. Дремал. Вспоминал мать, сестру... Странно – но не было при этом боли в душе. Лишь тихая печаль такая, точно не годы прошли с тех пор, а десятки лет, точно самому ему не шестнадцать, а шестьдесят, и все, чему суждено сбыться, сбылось, и ждать больше нечего...
Даже вставать не хотелось. Лежать бы да лежать так... Он сам себя заставлял. Ближе к вечеру, когда уже обозначались недалекие сумерки, выбирался наверх. Было у него любимое местечко: перелесок на склоне холма, березы, елочки, рябины. Там на проталинке, прислонясь к березе, он сидел, старался дышать поглубже. В сырых осенних ветрах было нечто такое, чего не изъяснить словами... Уходил почти в темноте.
Однажды он сидел так, и подсел к нему Очкарик.
– Слушай... – негромко молвил он.
– Слушаю, – так же вполголоса отвечал Бабай. Очкарик помолчал чуток, затем кашлянул и начал:
– Знаешь, давно уже я подозревал, а теперь все больше убеждаюсь... У гоблинов этих, у них иерархия. Этот взрыв...
– Стоп, – тормознул его Бабай. – Давай-ка попроще, без мудреных слов. Я что тебе, ученый?
– А! Ну ладно. Скажу проще: я думаю, что они делятся на несколько разрядов. Те, кого мы видим, это самые низшие, быдло: для работы, для войны... Кто выше – мы не знаем, верно?
Бабай ковырнул пальцем в зубах, сплюнул.
– Хрен знает.
– Не знаем, не знаем. Не видели никогда. Ты видел?
– Нет.
– И я нет. Но они должны быть! Почему? Объясню. Ведь вообще они действуют неглупо, согласись. А разве могут они сами, вот эти, так действовать? Ты видел их?! Дебилы!..
– Тупорылые, точно.
– Ну вот. А что это значит? Да то, что над ними кто-то стоит, какая-то умная, хитрая нечисть. Они направляют действия этих чурбанов. Более того! Они владеют какими-то секретами. Энергетическими. То есть они... ну, маги, что ли. Они, видно, могут так накапливать энергию...
– Ты это про взрыв?
– Конечно! Ты видел результат?
– Еще бы, – Бабай криво усмехнулся. – Как ножом срезало.
– Вот именно. Как это могло быть? Запас энергии... и когда выстрел прозвучал, она вырвалась в направлении выстрела. И все там снесла. Как такое можно было сделать? Не иначе, сработали те... их высшие уровни. Видно, умеют это делать.
Бабай подумал.
– Может быть, – сказал он. – А нам делать что?
– Идея есть, – Очкарик кивнул. – Но прежде всего – пока об этом звонить не надо.
– Да уж сообразил как-нибудь. А никто еще не догадывается?
– Нет. Разве что Костя, да и тот смутно... Но это ладно. А суть вот в чем: по некоторым моим соображениям их маги могут находиться... ну, словом, в одном месте. Вот я и хочу эту догадку проверить.
– Ну, – Бабай хмыкнул, – про место и спрашивать нечего?
– Да, пока я не уверен. Ты уж извини...
– А, что там. Но ребятам сказать надо будет. А то как-то не так. Куда – не надо говорить, а что идешь, надо. Просто там поразведать, поглядеть.
– Дельно, – Очкарик улыбнулся. – Вот за ужином и скажу.
– Завтра с утра хочешь?
– Точно, – вновь улыбнулся Очкарик.
– Решил уже, – понял Бабай. – Ну ладно. Один хочешь?
– Естественно.
– Смотри. Дело опасное.
– Э-э!.. Волков бояться – в лес не ходить.
В пословицах да поговорках Очкарик был знаток.
За ужином – все той же опостылевшей картошкой – он объявил о своем завтрашнем походе. Восприняли нормально, как должное, лишь Костя пробормотал:
– А почему это тебе надо идти?
– А почему бы и нет? Я что, особенный? – И Очкарик подмигнул Косте. Тот смешался.
– Да нет... Я просто... – И совсем запутался. Утром Очкарик взял с собой автомат, два магазина, немного картошки.
– К вечеру ждать? – спросил Костя.
– Постараюсь. Если не успею, ночь пересижу где-нибудь, а уж наутро... Ну, бывайте! Пошел я.
Это были последние его слова.
8
То есть последние, какие слышали ребята от него.
Он не вернулся.
Сначала они все ждали, думая, что он задерживается где-то. Зашел слишком далеко – ну, вернется... Но прошел и второй день, а за ним и третий, и четвертый...
Он не вернулся.
Бабай это понял уже к исходу второго дня, хотя виду не подал. К концу четвертого, когда кто-то извелся в нелепых догадках, кто-то угрюмо молчал, а кто-то взирал на командира с безмолвной надеждой, как на оракула, он сказал:
– Ну вот что. Сейчас пожрем, а потом перетрем этот вопрос. И там уж от и до. Девчонки, давайте жратву!
Этот ужин прошел как-то живее, словно всем показалось, что их лидер сейчас объявит нечто такое, что другим неведомо... Сам же лидер решение принял верное. Что он мог сказать своим подопечным? Да ничего! Но это «ничего» надо сказать так, чтоб в нем стала сила. И Бабай сумел сделать это.
– Ну что, братва, – сказал он, – дело, сами видите, какое... Никто не знает, что случилось с нашим другом. И я не знаю! Ушел и не вернулся. Вот и все.
– И все... – эхом повторил Костя.
– Да. Что делать дальше? – вот вопрос. Все закивали, молча, скорбно.
– Вот я и скажу, что делать. Во-первых – ждать. Чего б там не было – ждать! Даже если кажется, что ждать нечего, – все равно ждать, и все тут.
– И надеяться и верить, – Костя вздохнул.
– И это тоже. А во-вторых – не киснуть! Дело делать. Мы команда или нет? А?!
– Да! Команда!.. Да!.. – поддакнули все. Даже Гондурас буркнул глухое «да».
Бабай повысил голос:
– А раз так, то и будем командой! Зачем жили наши друзья? Чтобы биться! Так что, мы раскиснем, что ли?
– Нет!..
– Нет! Значит, будем биться. Ради их памяти. Для всего! Так я говорю?
– Да!..
– Вот так. А теперь к делу. Как у нас с продуктами?
– Последнее доедаем, – тихо проговорила Снежана.
Она была тихая, бледная девочка, не то что Гулька с Тумбочкой: те носились наравне с пацанами, да и сами были такие крепкие, большегрудые, широкобедрые... А Снежана заведовала хозяйством и «детским садом». Для малышей она была как мама.
– Ага, – подхватил Бабай. – То-то и оно! Еще три дня – и взвоем. Поэтому...
– Бить гадов! – Кишка стукнул прикладом о пол.
На том и порешили. Чему быть, того не миновать, а помирать, так с музыкой. Потому и стали готовиться к акции – нападению на продовольственную базу гоблинов, обнаруженную Гондурасом во время его блужданий. Он видел, как уроды выгружали туда картошку, крупу и капусту:
– Жрать будут, сволочь.
Готовились тщательно, зло. Коль уж суждено погибнуть – то суждено. Но надо постараться выжить! И они старались. Они забыли про страх. Победа или смерть! – только так. Они, конечно, не знали таких пафосных слов. Но делали все так, как будто этот лозунг, начертанный на кумаче, висел в их подземелье.
И победа улыбнулась им! Сработали на «ять». Трое гоблинов, загружавших продукты в КамАЗ, и моргнуть не успели своими свирепыми глазами, как огневой шквал смел их с лица Земли, Через две минуты три смердящих трупа валялись на холодной весенней земле.
С КамАЗом Костя разобрался как с игрушкой. Затем был сделан ловкий маневр: окружным путем грузовик подогнали к дальнему коллектору, откуда расходились сразу несколько коммуникаций. Часть трофеев забросили в один из ходов, обрушили его, а остальное все уволокли в другой. Это был адский труд – в диком темпе, без отдыха, во тьме. Как смогли это сделать? – сами потом изумлялись. Но сделали, и уцелели, и врагов пустили по ложному следу. Те через пару дней отыскали брошенный КамАЗ, спустились кое-как в коллектор, ревели, как бабуины в брачный период.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44