Муха вернулся к себе, поел. Потом связался с Гвоздем, сообщил, что все нормально.
– Ничего подозрительного не замечено, – щегольнул он словом. – Какие будут указания?..
Очень Федор остался доволен своим докладом. Пока ничего, – прохрипел искаженный атмосферными помехами Гвоздев голос. – Ты только на связи будь!
– А то! – самоуверенно сказал Муха. – Слышь, Гвоздь! Мне бы «пули Шена» еще, хотя бы с десяток. Мало осталось.
Гвоздь подумал.
– Чего дашь? – наконец спросил он.
Муха был парень запасливый, даже прижимистый. Родись он лет на полтораста пораньше, наверняка стал бы «крепким хозяином», а то и кулаком.
– Ну, сахар есть, – сказал он, – сухой спирт. В таблетках.
Гвоздь молчал.
– Спички, – торопливо добавил Муха.
– Табак есть?
Муха не курил, но табак для обмена держал.
– А то! – воспрянул он: может, сахар и спирт останутся в целости. – Отличный, сухой!
– Годится, – решил Гвоздь. – Тогда так: три пригоршни табаку и две коробки спичек. Идет?
Федя попытался было сторговаться на две пригоршни, но Гвоздь был неумолим. Муха сдался. Сошлись на трех.
– Завтра приходи, – сказал Гвоздь. – К полудню где-нибудь. Тут и сменяемся.
Договорились. Потом Муха поднялся на крышу, поглазел на окрестности. Смотрел старательно, однако ж ничего не обнаружил. Ну и отлично! Он спустился к себе.
А ближе к вечеру его навестили Немо и Тэйки.
Усталые, замерзшие, они возвращались из своего рейда. Муха им ужасно обрадовался.
– О, давайте!.. – захлопотал он. – Проходите!.. Чай будете?
И чай у хозяйственного паренька имелся в наличии. Гости ни от чего не отказывались: рейд был трудным. Зима есть зима.
– Сигнализация у тебя плоховата, – сразу заметил Немо. – Мы прошли шутя.
– Ну, это вы ее знаете, – легкомысленно отмахнулся Федя. – А если кто не знает, то ему такой концерт будет, куда тебе!
Немо покачал головой – без одобрения, ежу понятно.
– Ты несколько веревок натяни, – посоветовала Тэйки. – Когда первую заметят, то подумают, что все; а тут и вторая, и третья. Мухе это понравилось.
Разведчики рассказали ему, что обнаружили лагерь Защитников.
– Так надо грохнуть их!
– Неплохо бы, – согласился Немо. – Но не с наскока. Продумать надо как следует.
– Думайте, – охотно передоверил Муха этот труд старшим товарищам.
Потом еще поговорили о чем-то несущественном. Поев, отдохнув, гости поблагодарили хозяина, сказали, что все замечательно, и отбыли.
Сообщение о бандитах взбудоражило Федьку. Он долго ходил по комнатам, представляя, как бы он разделал под орех всю эту сволочь... но вздорных фантазий в его мечтах было куда больше, чем здравого смысла. Набродившись и намечтавшись, он прилег отдохнуть, а после, когда уже смеркалось, решил пройтись по окрестностям.
В известном смысле Федор тоже был первопроходцем, хотя, конечно, не таким крутым, как Тэйки и Немо. Собственно, не быть таковым в этом мире было просто нельзя: вот Муха и шастал по дворам, заглядывал в дома, в квартиры и редко, но находил что-нибудь полезное, а иной раз и жизненно необходимое: соль, перец, сахар...
Впрочем, на сей раз добыча не побаловала Федю. Он обшарил два подъезда хрущевской пятиэтажки, но все уцелевшее: мебель, зеркала, ржавые холодильники, стиральные и швейные машины... – все это на фиг не нужно ему было. Разве что на дрова – но такого добра и без того завались.
Нашел немного соли и перца; товар полезный, хотя и не больно-то дефицитный. Муха бережно ссыпал и то и другое в заранее припасенные целлофановые пакетики. В одной из квартир, кстати, он обнаружил подобные, но не совсем такие; это были файлы для бумаг. Муха прибрал и их.
Будучи стихийным эстетом, он с любопытством осматривал всяческие безделушки: статуэтки, часы, посуду... В свете фонаря, конечно, многое не разглядишь, но Муха все равно интересовался, трогал, хмыкал одобрительно. Правда, ничего из этого его не взволновало.
Взволновало другое. Однажды луч фонарика зацепил картину на стене. Муха сразу шагнул к ней, стряхнул пыль. Прибавил мощность света и стал рассматривать.
Это была репродукция «Лесных далей» Шишкина. Федя аж рот открыл: до того здорово показалось ему это!
Уходящие в бесконечность сосны, горизонт в легчайшей дымке, неизмеримость и покой лесного мира – все это поразило парня. Ему почудилось, что автор своей картиной понял его, Федькину, душу; что этот ландшафт каким-то непостижимым образом есть незнакомая ему самому сторона души. Он знать не знал об этой стороне, а неизвестный художник, оказывается, знал. Знал – и изобразил ее на этом полотне так, как сам Федор никогда бы не смог.
Кончилось тем, что Муха забрал картину с собой и дома долго смотрел на нее. Вот так: не очень-то разбогатев добычей материальной, он питался духовно – может быть, не первый раз в жизни, но уж точно как никогда прежде. И когда лег спать, заснул, держа карабин под рукой, – сны ему виделись неясные, но хорошие, и даже ощущался в них тонкий, печальный аромат диких лесных трав.

4
Рано утром Тощий поднял своих, взбодрил зарядкой и погнал на задание.
– Потом пожрете, – сказал он. – Сейчас некогда.
Пошли. Маршрут знакомый. Дошли быстро. Рассвело.
Тощий изменил тактику: двух наблюдающих, Пистона и Редьку, он оставил на прежней позиции, там, где когда-то располагались Тухляк с Дешевым, а прочих сосредоточил близ подъезда. К входу крались вдоль стены, с великими предосторожностями. Тощий обстановку знал, потому тактически сработал очень грамотно: разместил двоих с одной стороны двери, двоих с другой, а сам осторожно вошел в подъезд. Прибора ПНВ-200, как у Дани, у него не было, однако окуляры ночного видения, похуже, имелись. Похуже, но вполне работоспособные: Тощий нацепил их и сразу разглядел все парадное и Мухины веревки... Он лишь усмехнулся этому.
– Капкан! – шепнул он. – Мыло! Сюда! Те послушно втянулись в подъезд.
– Давайте под лестницу, – приказал Тощий. – Сидеть тихо! Если он пойдет сверху, кидайтесь на него, руки вяжите, в рот – кляп. И чтоб ни одной царапины! Головой отвечаете.
– Да ясно, босс, – ухмыльнулся Капкан. – Мы что, маленькие?
– Маленькие! Большой здесь один я. Понял?
Капкан смолчал. Кивнул. Затем буркнул все же:
– Чего ж не понять.
– Вот так. Вопросы есть?
– Есть.
– Слушаю.
– А если он уже шастает где-то? И пойдет не сверху, а с улицы?
– Не ваша забота! – отрезал Тощий, но тут же сообразил, что забота легко может стать не только «ихней», но и его самого. Тогда он поправился: – Будем его брать на крыльце. Как услышите шум – сразу туда. Еще вопросы?
– Больше нет, – четко сказал Капкан.
– Без моей команды – никуда! И вышел на крыльцо.
– Ну, чего столбами стоите? А если увидят? Он сорвал досаду на них – как ни старался, а упустил из виду, что Муха может находиться на улице.
– Стоим?.. – приготовился пуститься в путаные рассуждения Бред, но дальше первого слова ему продолжить не удалось.
– Быстро туда! – скомандовал Тощий и почти втолкнул Бреда и Ботву в помещение мусоропровода. – Тихо! Следить за сигналом.
Редька и Пистон, завидев объект, должны были подать условный знак – качнуть ветку рябины, возле которой они и залегли.
Тощий сам шагнул следом за Ботвой. Оттуда, из помойной комнатенки, он посмотрел, как спрятались сигнальщики. Замаскировались они хорошо – как ни старайся, не увидишь.
– Ждем, – вполголоса приказал Тощий.

5
Настроение у Пистона сделалось препоганое.
Еще когда шли сюда, он плелся подавленный, а когда они с новым компаньоном заняли наблюдательный пункт, он окончательно почувствовал себя паршиво.
Не в физическом смысле – в нравственном.
Ему, Пистону, тоже вдруг открылась какая-то сторона собственной души, о которой он подозревал. Как он жил раньше, что делал?.. Жрал, спал. Убивал...
Убивал, да. Чего уж тут с самим собой в прятки играть. А для чего? Да хрен знает для чего. Чтобы дальше жрать и спать.
Ему стало невыносимо горько. Он понял Жженого. Черт побери, как он его понял!..
И тут его подтолкнули в бок. Он вздрогнул.
Сосед, Редька, смотрел веселыми хитрыми глазками.
– Чего загрустил?
Пистону хотелось послать этого бодряка в такую даль, откуда уже не вернуться. Но нельзя! Опасно.
– Да так... Жрать охота.
Редька полез куда-то в недра своих одежд и, к удивлению Пистона, вынул оттуда аппетитный, поджаристый сухарь.
– На. Только не хрусти. Откуси кусок, пососи во рту, а уж потом жуй.
Пистон сказал про жратву для отмазки, но правду: жрать ему в самом деле хотелось. Поколебавшись секунду, он взял сухарь.
– А ты?
– А я не хочу. Я, брат, воздухом питаюсь.
– Чего? – Сухарь застрял у Пистона в горле.
– Вот так, – пояснил сосед: вдохнул глубоко, задержал воздух и медленно выдохнул... – И все. Сыт.
Пистон остановившимся взглядом смотрел на плутовскую рожу Редьки. А тот вдруг расплылся и беззвучно рассмеялся:
– Шучу я! Люблю, грешный, пошутить.
– А ну тебя, – сердито отмахнулся Пистон и стал жевать.
– Ты следи, следи, – посоветовал Редька. – Не прозевай. Начальничек-то у вас – ух! – строгий. Случись что, башку сымет.
– Знаю, – проворчал Пистон.
Он понял, конечно, что у Тощего был генератор. Да почему был – есть... Серьезно. Серьезно, да, но ему-то, Пистону, что делать? Жить так, как жил? Против своих?.. Позорно. Восстать? И тут же распрощаешься с жизнью.
Вот ведь выбор! От переживаний Пистон не заметил, как проглотил весь сухарь. Но как ни странно, бдительности он не утратил, смотрел во все глаза, и именно он, а не Редька заметил, как в окне подъезда на шестом этаже мелькнул силуэт человека.
От неожиданности Пистон дернулся. Редька сразу напрягся.
– Что?! – шепотом.
– Идет! – выдохнул Пистон.

6
В этот день Муха проснулся почему-то раньше обычного.
Было вроде бы совсем темно, однако по неуловимому оттенку неба в окне Федя догадался, что это не ночь, а утро, скоро будет светать.
Он закрыл глаза и сонно улыбнулся тому, что может еще без забот подремать часок-другой. Левой рукой он потрогал цевье карабина. На месте!
Муха не был левшой, но стрелял с левой руки I и левого плеча – так ему почему-то было удобнее.
Однако сон не шел, прямо-таки назло. Муха кряхтел, ворочался. Тьма в окне и комнате стала явно жиже. Было обидно терять предрассветные, самые сладкие часы сна... Обида перешла в раздражение. Муха осерчал – и тут, неожиданно для себя, уснул.
Вторично проснулся он, когда было уже совсем светло. Вновь ощутил досаду: проспал! Вскочил энергично, стал разминаться.
Затем долго сидел перед картиной, приставленной к стене. Странно, но теперь этот небесно-лесной пейзаж навевал какую-то грусть, объяснить и выразить которую Муха не мог. Просто сидел и грустил. И черт его знает, почему вспомнились когда-то слышанные слова: жди меня, и я вернусь... Федя и понятия не имел, что это первая строчка стихотворения. Кто-то сказал, а он услышал и запомнил. Потом забыл. А теперь вдруг вспомнил снова.
Но это казалось приятным.
После завтрака он поглядел в окно и решил, что пора топать к Гвоздю. Связался с ним.
– Ну что, как договаривались? – не преминул уточнить он.
– Ясный пень, – ответствовал Гвоздь. – Я что, когда-нибудь динамил?
– Да нет. – Муха смутился. – Это я так просто...
Гвоздь смягчился:
– Ладно, ладно... Давай, жду.
– Тогда я выхожу.
– Давай.
Федор сходил на кухню, из тайника достал табак отсыпал две пригоршни. Взял пару коробков спичек. Оделся потеплее и пошел.
Спускаясь, он ощутил морозец и мысленно похвалил себя за то, что так экипировался. На шестом этаже подошел на секунду к выбитому окну: точно, подморозило. Зима.
Повернувшись, он краем глаза уловил какое-то неясное движение во дворе, где кусты рябины возле гаражей. Наверное, ворона села на ветку, решил он и пошел дальше вниз.
Глава 14
ЗАХВАТ

1
Вернувшись домой из Вольной зоны, Даня придумал попить чаю. Когда он отправлялся к монахам, то хотел найти ответ на вопрос, вставший перед ним. Так и вышло. Но, получив ответ, он наткнулся на другие, новые вопросы, отвечать на которые считал себя обязанным.
Надо – сказал он. Надо вглядеться, чтоб увидеть путь. До сих пор он считал, что путь свой знает: бить нечисть поганую до тех пор, пока всю ее не выбьешь. Или пока они не убьют тебя. Второй вариант, разумеется, был совсем нежелателен, но трезво мыслящий Даня не исключал и его. И был к нему готов. Что ж! Совесть его чиста: сделал все, что мог.
А вот теперь, после разговора с отцом Никифором, стало казаться, что не все. Надо еще что-то...
Да что! Пока надо искать книгу. Вот этим и займемся. Только завтра. А сегодня по случаю начала зимы можно и отдохнуть.
Но прежде он все же соединился с уфимцами, порадовал их новой информацией. Затем – с Гвоздем. Я к тебе завтра зайду, – предупредил он. – Карту посмотрим.
– Есть, генерал, – привычно отозвался Гвоздь. – Когда?
Даня подумал.
– Ну, в полдень где-нибудь. Годится?
– Принято. Жду! Жди.

2
Жди меня, и я вернусь...
Опять вспомнились эти слова, пока шел по лестнице. И картина. Муха даже остановился, закрыл глаза, представил в памяти лесные дали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44