В нем поднялась глухая непонятная
обида, он не понимал, на кого обижается, но ясно одно - его обокрали! Не
сейчас, не в эти годы он должен был вот так молчать и смотреть в глаза,
ушло время! Обида растаяла быстро, как и пришла.
- Так вы будете есть куру или я ее уношу? - громко вопросил старик.
Ксения вздрогнула и отвела взгляд. Одна из плошек затрещала, изошла
копотью и погасла. Стало чуть темней.
Трапеза шла под неумолчный говор старика. Он был рад нежданным
гостям-хозяевам и не скрывал этого. Тонко выпытывал, кто такие, да куда
путь держат, долго ли намерены здесь оставаться, а если он их стесняет, то
завтра же переберется в деревню, все равно скоро уходить, а может и
остаться, места займет немного, хлопот от него никаких, шуму еще меньше, а
при надобности, - тут он героически взмахнул погнутым столовым ножом, -
при случае может и в бою сгодиться.
Виктор жевал куриную ногу и чуть не подавился. Скрыл усмешку и
сказал, что благодарит за молодецкий порыв, не сомневается в доблести и
отваге, но дел пока немного - выйти, оттащить падаль за ворота, а то
провоняет все окрест. Старик уронил нож, покосился на забитые окна и
спросил, есть ли нужда торопиться, все-таки ночь, а вот с утра пораньше
будет хорошо, да и парнишка придет из деревни, принесет молока и хлеба,
заодно и поможет.
Немного подумав, Виктор согласился. Он не боялся новой атаки лупил.
Вряд ли в лесу затаились уцелевшие. Насколько он знал их повадки, ходили
всегда плотной стаей, не разбиваясь на группы. Но все же ночью возиться не
стоит. Вдруг какой недобиток пырнет во тьме твоим же лезвием!
Покончив с едой, Виктор уперся затылком в изголовье кресла и закрыл
глаза. Потом спросил, не встречались старику в здешних лесах поляны с
кольями или бревнами, врытыми в землю? Старик почесал бровь, задумчиво
поводил бородой и сказал, что ничего похожего не видел, другое дело, что
торговцы, вернувшиеся с южных пределов, рассказывали о чем-то подобном, но
сам он торговцев тех тоже не видел и знает об этом через десятые уста.
Виктор вздохнул и поднялся. Ксения осталась в комнате, а он решил
пройтись, осмотреть дом. Конечно, надо было это сделать, как только вошли,
но Виктор сразу понял, что в доме никакой опасности нет, да и Ксения ее не
ощутила.
Старик взял плошку и увязался за ним.
Внизу все оставалось по-прежнему. Только картины, сваленные им в
угол, были развешаны по стенам, а техника, давно уже вышедшая из строя,
наоборот, в угол задвинута.
Проходя мимо больших, во всю стену и до потолка шкафов, старик
виновато улыбнулся. Раньше полки были забиты саморазогревающимися
консервами.
У последней комнаты старик похлопал по деревянным ветхим перилам и,
заговорщицки подмигнув, сказал:
- Зато здесь все в полном порядке!
Виктор не обратил внимания на его слова и пошел дальше. В конце
коридора, под лесенкой, ведущей к запасному выходу, он нащупал ящик,
набитый старым промасленным тряпьем. Вытянул и достал тяжелую кожаную
сумку. Старик с любопытством поглядел на нее, но ничего не сказал.
Поднявшись наверх, Виктор сел рядом с Ксенией. Задел ногой за скамью
и поморщился. Рядом со щиколоткой саднило. До того он не обращал внимания
на некоторое неудобство, но сейчас завернул штанину и стянул сапог.
Ну и ну! Лупила не только прокусил сапог, но и до крови разодрал
ногу. Кровь уже запеклась.
Старик перегнулся через стол, увидел рану и пробормотал что-то
непонятное. Протирая ее своей жгучей жидкостью, долго ругался, пугая
всякими напастями. Потом еще раз осмотрел рану, нахмурился и замолчал.
Как только перестало жечь, Виктор провел Ксению в комнату, где
находилась большая кровать. Через несколько минут к ним приполз старик с
ворохом мятых, но чистых простыней. Рассказал, как он наловчился кипятить
их в большом тазу. Потом вздохнул, пожелал спокойной ночи и ушел.
Виктор посмотрел на Ксению.
- Подожди немного, - сказала она и тихо рассмеялась, - я только
застелю кровать...
Утром он проснулся от негромкого пения. Сквозь щели окна
продавливались солнечные лучи. Одна из досок сорвана, и широкая светлая
полоса высветила край кресла, стену, обшитую деревянными панелями, и
Ксению, сидящую у стола. Она разглядывала себя в осколок зеркала и что-то
напевала.
Он зевнул, потянулся и тут же скривился от тянущей боли. Вчерашний
укус еще не зажил. Ксения положила зеркало, возникла рядом и поцеловала
его.
- Если все почистить и вытрясти, неплохой домишко будет, - сказала
она.
- Да, - согласился он и замолчал.
Он чуть не сказал, что долго в этом гнездышке им не сидеть, погоня
уже идет во все концы широким веером, а за его голову назначена цена. Но
утро начиналось безмятежно, и хлопоты дня еще впереди. К тому же он сам
разберется со своей головой.
Они прошли в столовую. Старик уже сидел на табурете и недоверчиво их
разглядывал, словно гадал - приснились вчерашние гости, проложившие к нему
дорогу по трупам, или все было наяву?
- Молоко почти остыло! - наконец сказал он. - Прошу завтракать!
Разжевывая подсохший хлеб и запивая его молоком, старик вдруг
спросил, правда ли, что между Москвой и Казанью война учинилась?
- Какая еще война! - недовольно сказал Виктор. - Так, сходили,
разобрались. Легкая прогулка.
Ксения улыбнулась, но ничего не сказала.
- Вояки! Нашли себе забаву! - Старик отставил чашку и сердито
посмотрел на Виктора. - Надо дома строить и людей лечить, а не сабельками
махать! Этот ваш Правитель...
- Что - Правитель? - с интересом спросил Виктор.
- Ладно, ладно, - добродушно сказал старик. - Я все помню. Сборище
ликующих горожан и он, дающий клятву. Тебя тоже помню, стоял рядом, а вид
был ужасно гордый. Я уже тогда знал, чем все это кончится.
- Разве все уже кончилось? - спросила Ксения.
- Нет, еще и не начиналось. Но эти разговорчики об ответственности за
всех, красивые слова и жесты... Сначала ответственность, потом власть, а
там - слово за слово, кончится, как всегда, большой кровью. Да вот уже и
сейчас потихоньку принялись убивать друг дружку, и ты, - он ткнул пальцем
в Виктора, - почему-то оказался здесь без свиты дурацкой. Я знаю, ты тоже
начальник. Или был? - Старик хитро прищурился.
Виктор допил молоко и сдвинул чашки в сторону. Поднял с пола кожаную
сумку и вывалил содержимое на столешницу. С глухим звяком посыпались
обернутые в тряпицы железяки. В первом свертке оказались слегка тронутые
ржавчиной болты для арбалета. Виктор тщательно протер их, смазал чуть-чуть
жиром, оставшимся на блюде от вчерашней курицы, и один за другим вложил в
магазин. В других свертках были найфы, пара стилетов, кастет без одного
шипа. Разворошив тряпки, он достал тяжелый сверток, туго обвязанный
бечевкой. Развернул. Рукоять удобно легла на ладонь, вороненый металл
тускло заблестел. Эту штуку он нашел давно, во время одной из ходок, через
год или два после исчезновения старого Гонты. Ни разу не пользовался.
Старое оружие. Пару раз сработает. Он нажал на шпенек сбоку - откинулся
барабан, и желтыми глазками на него уставились донышки патронов. Высыпал
их на ладонь, осмотрел - вроде все в порядке, только кое-где появились
маленькие зеленые пятна. Скрутил промасленную тряпицу фитилем и продернул
сквозь ствол. Чисто.
Ксения молча наблюдала за его действиями, а старик пробормотал:
"Вот-вот, именно это я и имел в виду", и, навалив на блюдо грязную посуду,
ушел.
Покончив с делами оружейными, Виктор позвал старика, спросил, скоро
ли придет его парнишка из деревни? На что старик пожал плечами. Тогда
Виктор спросил, что за деревня, раньше здесь не жили. Это точно,
согласился старик, они близ Ходынки обретались, да налогами допекли, вот и
ушли оттуда. Какие налоги, не понял Виктор, а старик и сам толком не знал.
Вроде как люди Правителя чуть ли не каждый месяц требовали то одного, то
другого.
Виктор задумался. Он не помнил, чтобы хоть раз на Сборах говорили о
налогах. Конечно, время от времени Мартын в своих государственных
рассуждениях и об этом толковал, но в очень отдаленном времени, когда все
установится. Скорее всего самозванцы объявились, или ловкачи.
"Нет, порядок навести непременно надо!" - в который раз подумал
Виктор.
- Что ж, - сказал он, - раз нет твоего парнишки, то придется самим.
Он подошел к двери и, осторожно приоткрыв, долго вслушивался. Шумел
лес, птицы пересвистывались, но человеческого голоса или стона слышно не
было. Тогда он распахнул дверь настежь и, зажмурившись от яркого света,
вышел на крыльцо.
Старик, выйдя за ним, охнул и схватился за дверной косяк.
- Извини, - еле слышно прошептал он, - но я тебе не помощник.
К полудню Виктор закончил. Нестерпимо ныла рана, знобило. Но четыре
десятка тел он оттащил далеко в лес и, найдя подходящий овражек, свалил
туда. Через пару дней вонища пойдет во все стороны, но он полагал, что к
этому времени они с Ксенией покинут убежище. Жаль лошадей! На них страшно
было смотреть - казалось, из их тел выгрызали огромные куски мяса. Может,
и выгрызали.
Солнце уже пекло в зените, когда он позвал старика на помощь, и
вдвоем они оттащили конские трупы за ограду.
Виктор, хромая, добрел до дома, вскарабкался на крыльцо, а в комнате
рухнул в кресло.
- Все в порядке? - обеспокоенно спросила Ксения.
Он кивнул головой, но старик вдруг потребовал, чтобы Виктор показал
ногу. Долго водил носом над раной, словно обнюхивал, цокал языком, но
ничего не сказал. Виктор заметил, как потом старик копался в угловом шкафу
и звенел стеклом. Достал несколько пузырьков и поднес к щелям в окнах,
разглядывая надписи.
Ксения разогрела на маленькой железной печке еду. Виктор ковырнул
овощное рагу и отложил ложку. Есть не хотелось.
Старик между тем ел и похваливал. А потом, довольно откинувшись к
стене, сказал, что так вкусно кормят только в деревне, хотя и там не
знают, что такое настоящая еда.
При этих словах он назидательно поднял палец. Ксения спросила его,
что же такое настоящая еда, но старик благодушно махнул рукой и сказал,
что незачем ворошить былое. Все равно не жизнь, а сплошная имитация.
Ксения не поняла, о чем говорит старик, но вопросов больше не
задавала. Старик закрыл глаза и несколько минут размеренно сопел носом.
Когда Виктор решил, что он спит, вдруг широко распахнул глаза и
внушительно сказал:
- Именно так! Мелкие игрища, возня у власти. Вся эта пародия на
феодализм кончится большой кровью. Но и ваши грандиозные битвы за
стратегически важные коровники и сортиры - всего лишь имитация, муляж,
химера...
- Что, что? - спросил Виктор, морщась от боли.
- Битое стекло! - снова вздел палец старик. - Старая трагедия только
сейчас заканчивается, а в ожидании конца все эти правители и присные их
пытаются склеить старое зеркало цивилизации. Под руки попадаются смешные
предметы, обломки вазы, бокала, писсуара... Но из них ничего не склеишь.
Чем больше пытаетесь вспомнить, тем больше забываете. И ваши опереточные
походы - возня с осколками. Когда повзрослеете, выбросьте к чертям осколки
и займитесь настоящим делом.
Виктор с трудом понимал, о чем говорит старик. Виной тому, наверно,
была стреляющая боль. Нога горела, светлые щели в окнах нестерпимо жгли
глаза, хотелось закрыть их и лечь.
- А ты, - еле разлепив губы, спросил он сипло, - а ты что делаешь?
Старик внимательно посмотрел на него, вздохнул.
- Чтоб я знал! - горько сказал он. - Порой мне кажется, что я -
последний из моего народа, кто остался на этом огромном пространстве между
двумя океанами. Еще в прошлом веке... Или в прошлом тысячелетии все, кто
еще обретался в сей юдоли, покинули эти пределы, ушли туда, где начиналась
история. А я остался у котлов мясных. Звала, звала меня родня во все
концы, во все пределы, у меня одних племянников на всех континентах не
счесть. Я, можно сказать, родовитый космополит... - Старик негромко
рассмеялся.
- Но я остался, - продолжал он. - И не потому, что мне было
интересно, как наступает судный день на этой земле, нет, я не настолько
бессердечен. Просто не успел. Или не захотел, не помню. Когда началась
пандемия, я уже не мог уехать отсюда. Помогал, делал все, что мог, а мог
очень мало. И вот я остался один! - Голос его окреп, плечи распрямились.
Он будто стал выше ростом. - Я остался один, но голос мой не будет услышан
в пустыне. Скоро я уйду, завершатся мои земные дела. Я даже рад, что не
увижу наступления новых времен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
обида, он не понимал, на кого обижается, но ясно одно - его обокрали! Не
сейчас, не в эти годы он должен был вот так молчать и смотреть в глаза,
ушло время! Обида растаяла быстро, как и пришла.
- Так вы будете есть куру или я ее уношу? - громко вопросил старик.
Ксения вздрогнула и отвела взгляд. Одна из плошек затрещала, изошла
копотью и погасла. Стало чуть темней.
Трапеза шла под неумолчный говор старика. Он был рад нежданным
гостям-хозяевам и не скрывал этого. Тонко выпытывал, кто такие, да куда
путь держат, долго ли намерены здесь оставаться, а если он их стесняет, то
завтра же переберется в деревню, все равно скоро уходить, а может и
остаться, места займет немного, хлопот от него никаких, шуму еще меньше, а
при надобности, - тут он героически взмахнул погнутым столовым ножом, -
при случае может и в бою сгодиться.
Виктор жевал куриную ногу и чуть не подавился. Скрыл усмешку и
сказал, что благодарит за молодецкий порыв, не сомневается в доблести и
отваге, но дел пока немного - выйти, оттащить падаль за ворота, а то
провоняет все окрест. Старик уронил нож, покосился на забитые окна и
спросил, есть ли нужда торопиться, все-таки ночь, а вот с утра пораньше
будет хорошо, да и парнишка придет из деревни, принесет молока и хлеба,
заодно и поможет.
Немного подумав, Виктор согласился. Он не боялся новой атаки лупил.
Вряд ли в лесу затаились уцелевшие. Насколько он знал их повадки, ходили
всегда плотной стаей, не разбиваясь на группы. Но все же ночью возиться не
стоит. Вдруг какой недобиток пырнет во тьме твоим же лезвием!
Покончив с едой, Виктор уперся затылком в изголовье кресла и закрыл
глаза. Потом спросил, не встречались старику в здешних лесах поляны с
кольями или бревнами, врытыми в землю? Старик почесал бровь, задумчиво
поводил бородой и сказал, что ничего похожего не видел, другое дело, что
торговцы, вернувшиеся с южных пределов, рассказывали о чем-то подобном, но
сам он торговцев тех тоже не видел и знает об этом через десятые уста.
Виктор вздохнул и поднялся. Ксения осталась в комнате, а он решил
пройтись, осмотреть дом. Конечно, надо было это сделать, как только вошли,
но Виктор сразу понял, что в доме никакой опасности нет, да и Ксения ее не
ощутила.
Старик взял плошку и увязался за ним.
Внизу все оставалось по-прежнему. Только картины, сваленные им в
угол, были развешаны по стенам, а техника, давно уже вышедшая из строя,
наоборот, в угол задвинута.
Проходя мимо больших, во всю стену и до потолка шкафов, старик
виновато улыбнулся. Раньше полки были забиты саморазогревающимися
консервами.
У последней комнаты старик похлопал по деревянным ветхим перилам и,
заговорщицки подмигнув, сказал:
- Зато здесь все в полном порядке!
Виктор не обратил внимания на его слова и пошел дальше. В конце
коридора, под лесенкой, ведущей к запасному выходу, он нащупал ящик,
набитый старым промасленным тряпьем. Вытянул и достал тяжелую кожаную
сумку. Старик с любопытством поглядел на нее, но ничего не сказал.
Поднявшись наверх, Виктор сел рядом с Ксенией. Задел ногой за скамью
и поморщился. Рядом со щиколоткой саднило. До того он не обращал внимания
на некоторое неудобство, но сейчас завернул штанину и стянул сапог.
Ну и ну! Лупила не только прокусил сапог, но и до крови разодрал
ногу. Кровь уже запеклась.
Старик перегнулся через стол, увидел рану и пробормотал что-то
непонятное. Протирая ее своей жгучей жидкостью, долго ругался, пугая
всякими напастями. Потом еще раз осмотрел рану, нахмурился и замолчал.
Как только перестало жечь, Виктор провел Ксению в комнату, где
находилась большая кровать. Через несколько минут к ним приполз старик с
ворохом мятых, но чистых простыней. Рассказал, как он наловчился кипятить
их в большом тазу. Потом вздохнул, пожелал спокойной ночи и ушел.
Виктор посмотрел на Ксению.
- Подожди немного, - сказала она и тихо рассмеялась, - я только
застелю кровать...
Утром он проснулся от негромкого пения. Сквозь щели окна
продавливались солнечные лучи. Одна из досок сорвана, и широкая светлая
полоса высветила край кресла, стену, обшитую деревянными панелями, и
Ксению, сидящую у стола. Она разглядывала себя в осколок зеркала и что-то
напевала.
Он зевнул, потянулся и тут же скривился от тянущей боли. Вчерашний
укус еще не зажил. Ксения положила зеркало, возникла рядом и поцеловала
его.
- Если все почистить и вытрясти, неплохой домишко будет, - сказала
она.
- Да, - согласился он и замолчал.
Он чуть не сказал, что долго в этом гнездышке им не сидеть, погоня
уже идет во все концы широким веером, а за его голову назначена цена. Но
утро начиналось безмятежно, и хлопоты дня еще впереди. К тому же он сам
разберется со своей головой.
Они прошли в столовую. Старик уже сидел на табурете и недоверчиво их
разглядывал, словно гадал - приснились вчерашние гости, проложившие к нему
дорогу по трупам, или все было наяву?
- Молоко почти остыло! - наконец сказал он. - Прошу завтракать!
Разжевывая подсохший хлеб и запивая его молоком, старик вдруг
спросил, правда ли, что между Москвой и Казанью война учинилась?
- Какая еще война! - недовольно сказал Виктор. - Так, сходили,
разобрались. Легкая прогулка.
Ксения улыбнулась, но ничего не сказала.
- Вояки! Нашли себе забаву! - Старик отставил чашку и сердито
посмотрел на Виктора. - Надо дома строить и людей лечить, а не сабельками
махать! Этот ваш Правитель...
- Что - Правитель? - с интересом спросил Виктор.
- Ладно, ладно, - добродушно сказал старик. - Я все помню. Сборище
ликующих горожан и он, дающий клятву. Тебя тоже помню, стоял рядом, а вид
был ужасно гордый. Я уже тогда знал, чем все это кончится.
- Разве все уже кончилось? - спросила Ксения.
- Нет, еще и не начиналось. Но эти разговорчики об ответственности за
всех, красивые слова и жесты... Сначала ответственность, потом власть, а
там - слово за слово, кончится, как всегда, большой кровью. Да вот уже и
сейчас потихоньку принялись убивать друг дружку, и ты, - он ткнул пальцем
в Виктора, - почему-то оказался здесь без свиты дурацкой. Я знаю, ты тоже
начальник. Или был? - Старик хитро прищурился.
Виктор допил молоко и сдвинул чашки в сторону. Поднял с пола кожаную
сумку и вывалил содержимое на столешницу. С глухим звяком посыпались
обернутые в тряпицы железяки. В первом свертке оказались слегка тронутые
ржавчиной болты для арбалета. Виктор тщательно протер их, смазал чуть-чуть
жиром, оставшимся на блюде от вчерашней курицы, и один за другим вложил в
магазин. В других свертках были найфы, пара стилетов, кастет без одного
шипа. Разворошив тряпки, он достал тяжелый сверток, туго обвязанный
бечевкой. Развернул. Рукоять удобно легла на ладонь, вороненый металл
тускло заблестел. Эту штуку он нашел давно, во время одной из ходок, через
год или два после исчезновения старого Гонты. Ни разу не пользовался.
Старое оружие. Пару раз сработает. Он нажал на шпенек сбоку - откинулся
барабан, и желтыми глазками на него уставились донышки патронов. Высыпал
их на ладонь, осмотрел - вроде все в порядке, только кое-где появились
маленькие зеленые пятна. Скрутил промасленную тряпицу фитилем и продернул
сквозь ствол. Чисто.
Ксения молча наблюдала за его действиями, а старик пробормотал:
"Вот-вот, именно это я и имел в виду", и, навалив на блюдо грязную посуду,
ушел.
Покончив с делами оружейными, Виктор позвал старика, спросил, скоро
ли придет его парнишка из деревни? На что старик пожал плечами. Тогда
Виктор спросил, что за деревня, раньше здесь не жили. Это точно,
согласился старик, они близ Ходынки обретались, да налогами допекли, вот и
ушли оттуда. Какие налоги, не понял Виктор, а старик и сам толком не знал.
Вроде как люди Правителя чуть ли не каждый месяц требовали то одного, то
другого.
Виктор задумался. Он не помнил, чтобы хоть раз на Сборах говорили о
налогах. Конечно, время от времени Мартын в своих государственных
рассуждениях и об этом толковал, но в очень отдаленном времени, когда все
установится. Скорее всего самозванцы объявились, или ловкачи.
"Нет, порядок навести непременно надо!" - в который раз подумал
Виктор.
- Что ж, - сказал он, - раз нет твоего парнишки, то придется самим.
Он подошел к двери и, осторожно приоткрыв, долго вслушивался. Шумел
лес, птицы пересвистывались, но человеческого голоса или стона слышно не
было. Тогда он распахнул дверь настежь и, зажмурившись от яркого света,
вышел на крыльцо.
Старик, выйдя за ним, охнул и схватился за дверной косяк.
- Извини, - еле слышно прошептал он, - но я тебе не помощник.
К полудню Виктор закончил. Нестерпимо ныла рана, знобило. Но четыре
десятка тел он оттащил далеко в лес и, найдя подходящий овражек, свалил
туда. Через пару дней вонища пойдет во все стороны, но он полагал, что к
этому времени они с Ксенией покинут убежище. Жаль лошадей! На них страшно
было смотреть - казалось, из их тел выгрызали огромные куски мяса. Может,
и выгрызали.
Солнце уже пекло в зените, когда он позвал старика на помощь, и
вдвоем они оттащили конские трупы за ограду.
Виктор, хромая, добрел до дома, вскарабкался на крыльцо, а в комнате
рухнул в кресло.
- Все в порядке? - обеспокоенно спросила Ксения.
Он кивнул головой, но старик вдруг потребовал, чтобы Виктор показал
ногу. Долго водил носом над раной, словно обнюхивал, цокал языком, но
ничего не сказал. Виктор заметил, как потом старик копался в угловом шкафу
и звенел стеклом. Достал несколько пузырьков и поднес к щелям в окнах,
разглядывая надписи.
Ксения разогрела на маленькой железной печке еду. Виктор ковырнул
овощное рагу и отложил ложку. Есть не хотелось.
Старик между тем ел и похваливал. А потом, довольно откинувшись к
стене, сказал, что так вкусно кормят только в деревне, хотя и там не
знают, что такое настоящая еда.
При этих словах он назидательно поднял палец. Ксения спросила его,
что же такое настоящая еда, но старик благодушно махнул рукой и сказал,
что незачем ворошить былое. Все равно не жизнь, а сплошная имитация.
Ксения не поняла, о чем говорит старик, но вопросов больше не
задавала. Старик закрыл глаза и несколько минут размеренно сопел носом.
Когда Виктор решил, что он спит, вдруг широко распахнул глаза и
внушительно сказал:
- Именно так! Мелкие игрища, возня у власти. Вся эта пародия на
феодализм кончится большой кровью. Но и ваши грандиозные битвы за
стратегически важные коровники и сортиры - всего лишь имитация, муляж,
химера...
- Что, что? - спросил Виктор, морщась от боли.
- Битое стекло! - снова вздел палец старик. - Старая трагедия только
сейчас заканчивается, а в ожидании конца все эти правители и присные их
пытаются склеить старое зеркало цивилизации. Под руки попадаются смешные
предметы, обломки вазы, бокала, писсуара... Но из них ничего не склеишь.
Чем больше пытаетесь вспомнить, тем больше забываете. И ваши опереточные
походы - возня с осколками. Когда повзрослеете, выбросьте к чертям осколки
и займитесь настоящим делом.
Виктор с трудом понимал, о чем говорит старик. Виной тому, наверно,
была стреляющая боль. Нога горела, светлые щели в окнах нестерпимо жгли
глаза, хотелось закрыть их и лечь.
- А ты, - еле разлепив губы, спросил он сипло, - а ты что делаешь?
Старик внимательно посмотрел на него, вздохнул.
- Чтоб я знал! - горько сказал он. - Порой мне кажется, что я -
последний из моего народа, кто остался на этом огромном пространстве между
двумя океанами. Еще в прошлом веке... Или в прошлом тысячелетии все, кто
еще обретался в сей юдоли, покинули эти пределы, ушли туда, где начиналась
история. А я остался у котлов мясных. Звала, звала меня родня во все
концы, во все пределы, у меня одних племянников на всех континентах не
счесть. Я, можно сказать, родовитый космополит... - Старик негромко
рассмеялся.
- Но я остался, - продолжал он. - И не потому, что мне было
интересно, как наступает судный день на этой земле, нет, я не настолько
бессердечен. Просто не успел. Или не захотел, не помню. Когда началась
пандемия, я уже не мог уехать отсюда. Помогал, делал все, что мог, а мог
очень мало. И вот я остался один! - Голос его окреп, плечи распрямились.
Он будто стал выше ростом. - Я остался один, но голос мой не будет услышан
в пустыне. Скоро я уйду, завершатся мои земные дела. Я даже рад, что не
увижу наступления новых времен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75