А не вырастет, тем хуже маме. Заболею, ей же со мной потом возиться».
Попытки подобрать песню с Леннаучфильма и последовавшие за этим удивительные сны привели к неожиданному следствию: Ники отправилась в местный «дом творчества юных» – да и записалась там в кружок игры на гитаре. Первое занятие ей очень понравилось. Преподаватель, приятный молодой человек, гитару одобрил, только посоветовал натянуть нейлоновые струны вместо металлических и научил двум видам перебора. Мама против кружка не возражала, хоть и вздыхала по поводу расходов. Позвонила бабушка, та идею с гитарой не одобрила в принципе: «Будет теперь по дворам с парнями шляться, вместо того чтобы уроки учить!» Ники с удовольствием представила себе, как шляется по дворам с кем-нибудь типа Рэндома и Нафани, и бабушкины слова, как всегда, проигнорировала.
До «дома творчества» от дома было три остановки, от школы – четыре. Ники вышла на Ланской и еще издалека заметила девяносто восьмой автобус. Прикинув расстояние до ближайшей остановки, она перешла на бег. Бежать с рюкзаком на одном плече и гитарой на другом было страшно неудобно: гитара била по спине, рюкзак сползал, – но Ники сделала рывок и в последний миг успела вскочить в дверь. Тяжело дыша, она помахала кондукторше проездным билетом и плюхнулась на сиденье. Щеки ее горели, с волос на воротник сыпался снег. Ники рассеянно оглядела салон автобуса, устроилась поудобнее и отвернулась к окну, за которым пробегали световые конусы фонарей и темные прямоугольники домов.
Так уж получилось, что у Ники друзей в школе не было. И вообще у нее с ровесниками отношения как-то не складывались, колеблясь от равнодушного отчуждения до откровенной травли. Это повторялось каждый раз, как она попадала в новое место: в детском саду, в школе… О том, что было, когда она ходила в бассейн, даже вспоминать не хочется… Почему? Ники понять не могла. Ничего плохого она вроде никому не делала, ничем от других особенно не отличалась… Она уже начинала думать, что на ней какое-нибудь проклятие, когда познакомилась с ребятами из «Утра понедельника» и подружилась с Нафаней. «Как мне тогда повезло!» – в который раз подумала Ники, вспоминая, как она вломилась к ним в гримерку за автографом. Несколько месяцев назад в школе устроили дискотеку, и группу «Утро понедельника» пригласили на ней поиграть. Одно время пошла такая мода: под записи плясать непонтово, а вот под живую музыку – круто. Нафаня когда-то учился в этой самой школе, потому и согласился выступить по старой памяти. А потом Ники увидела Рэндома и – главное – услышала, как он поет, и у нее снесло крышу. Во время перерыва ноги сами принесли Ники в гримерку. Посреди маленькой комнатушки сидел на табуретке кумир – Рэндом – и тихонько бренчал на выключенной электрогитаре.
– Чего смотришь? – спросил он Ники, не переставая играть.
Ники таращилась на него как зачарованная. Рэндом казался ей высшим существом, пришельцем из другого мира. Про автограф она сразу забыла.
– Заходи, – пригласил ее высокий худой парень. Это был Нафаня. – Чаю хочешь?
Ники, в глубине души уверенная, что «звезды» с ней не станут даже разговаривать, была потрясена. Она взяла стаканчик с чаем и села в уголке, пожирая Рэндома взглядом.
– Ого, какие глазищи, – восхитился Нафаня. – Глянь, Рэндом. Как у лемура.
Рэндом хмуро покосился на девочку.
– Печенья ей дай, – буркнул он. – У меня в сумке, в наружном кармане.
– А на этой гитаре трудно играть? – робко спросила Ники.
– Что, хочешь поиграть? А ты умеешь?
– Нет, – призналась Ники и впала в грусть. – У меня и гитары нет.
Нафаня тут же ее пожалел. Он вообще был сострадательный к разным мелким беспомощным существам.
– В принципе, ничего сложного, было бы желание. Я бы тебя поучил. Хочешь, приходи как-нибудь к нам в студию.
– А можно? – затаила дыхание Ники.
– Нафаня! – укоризненно произнес Рэндом.
Нафаня, ничего не ответив, подмигнул Ники, подхватил барабанную палочку и ловко завертел ее в воздухе.
– Ты и на барабанах умеешь? – восхищенно спросила Ники. – Или только тот, толстый?
– Кто тут толстый? – раздался голос в дверях. Вошел Михалыч. – Это еще что за пигалица тут отирается?
Ники испугалась и съежилась в своем углу. Нафаня радостно захохотал.
– Видишь, до чего ты докатился? Уж если даже фанатки считают тебя толстым, значит, так оно и есть.
– Я не толстый, – возразил Михалыч, – я солидный. У барабанщика должно быть брюхо. Для резонанса.
Ники не удержалась, прыснула от смеха.
– Ты глянь, как она смеется! – воскликнул Нафаня. – Как рулетка в «Брейн-ринге»! А давайте возьмем ее бэк-вокалисткой!
– Нафаня! – простонал Рэндом.
Михалыч добродушно усмехнулся.
– Он согласен! – объявил Нафаня.
Ники сидела, улыбаясь во весь рот, и думала о том, «о она всю жизнь мечтала стать бэк-вокалисткой, и вот, наконец, ее мечта сбывается! Теперь бы еще выяснить, что это такое…
Внезапно Ники очнулась от приятных воспоминаний. Непонятно почему она почувствовала себя неуютно. Ники оглянулась. В автобусе ничего не изменилось. Люди ехали по своим делам, до нее никому дела не было, но у Ники возникло ощущение, что за ней кто-то следит. Она еще раз, более внимательно, осмотрела салон. В ком-то из пассажиров была какая-то трудно определимая, тревожащая странность. Ники оглядела всех по очереди: пенсионер, двое мальчишек, тетка в шубе, мужичок в ушанке с портфельчиком, «омоновец» в камуфляже и куртке с капюшоном… «А почему он едет в автобусе, надвинув на глаза капюшон? – удивилась Ники. – Жарко же, и не видно ничего…»
На мужике были высокие шнурованные ботинки на протекторе, пятнистые черно-серые штаны с карманами и обширная темно-серая куртка, которая полностью скрывала его лицо и руки. «Омоновец», как будто поймав ее взгляд, повернул голову в ее сторону. Лица его под капюшоном не было видно совсем, тем не менее Ники отчетливо ощутила его пристальный взгляд. Может быть, от того, что она не видела его глаз, ей стало неприятно.
«Чего пялится?» – сердито подумала Ники и со строгим видом отвернулась к окну. Когда через полминуты она искоса взглянула на «омоновца», черный раструб капюшона был все так же направлен в ее сторону. Ники стало как-то страшно. «А не педофил ли это? – подумала она, вспомнив объявление в школе, и по ее спине пробежали мурашки. – Чего это он лицо прячет? »
Автобус, не доезжая до Черной речки, свернул налево. Ники встала и направилась к выходу. У дверей она оглянулась: подозрительный мужик стоял, отвернувшись к окну, и на нее не смотрел.
«А может, это и не педофил, – приободрилась Ники. – Может, я ему просто понравилась!»
На всякий случай Ники выждала, пока двери не зашипят, закрываясь, и в последний момент выскочила на улицу. Автобус закрыл двери и уехал. «Так-то!» – довольная своей ловкостью, подумала Ники, повесила на плечо гитару и быстрым шагом направилась во дворы, к «дому творчества».
Снегопад совершенно прекратился, но мороз нарастал. Снег искрился и скрипел под ногами. На улице было совсем пусто – ни прохожих, ни трамваев, ни автомобилей. Только снег, тени, фонари, луна, звезды. Ники шла вдоль домов, поглядывая на освещенные окна.
Она прошла через двор и свернула в следующий. Посреди двора располагался детский сад, окруженный сетчатым забором. За забором росли кусты и березы. Проходя мимо сада, Ники услышала громкое нестройное хлопанье крыльев, подняла голову и увидела, как с березы сорвались и улетели несколько ворон. Закачались кусты, с кромки забора просыпался пласт снега. Ники остановилась, поглядела на забор и почувствовала себя так, будто у нее внезапно заледенели внутренности. Хотя во дворе было несомненно пусто, ей показалось, что на березе у забора кто-то сидит.
Она постояла несколько секунд, прислушиваясь и присматриваясь. Вокруг было абсолютно тихо. Ники осторожно подошла к забору и увидела на снегу след. Отпечаток протектора большого размера. Всего один, как будто его владелец возник из воздуха и в воздух же ушел.
Ники поглядела на этот след, и ей стало жутко. До «дома творчества» оставался еще один двор. Но внутренний голос подсказал, что бежать уже поздно.
Ники обернулась и застыла на месте. Шагах в десяти за ее спиной стоял «омоновец» из автобуса.
В свете луны «омоновец» казался монолитной черной фигурой. Он неподвижно стоял на тропинке, по-прежнему надвинув капюшон до самого подбородка. Ники попятилась к забору, прикрываясь гитарой. Она открыла рот, но не смогла издать ни звука. Педофил – теперь уж было совершенно ясно, что это он, – не двигался и как будто не спеша изучал свою жертву. Ники прикинула расстояние до соседнего двора, сделала шаг в сторону…
– Стоять, – раздался из раструба капюшона негромкий гнусавый голос. От его жестокой, равнодушной интонации у Ники чуть не остановилось сердце.
– В-вам ч-чего? – пролепетала она. «Омоновец» издал странное шипение и сказал:
– Просто несколько маленьких укольчиков.
Ники с ужасом увидела, что из его рукавов одновременно выскочили два черных серповидных лезвия, напоминающих длинные кривые когти.
– Больно не будет, – сказал маньяк, откидывая капюшон. – Мы только кое-что проверим.
Лица у маньяка не было. Вернее, его лицо закрывала черная эластичная маска с прорезями для глаз, какую носят спецназовцы. Глаза у него были четырехугольные и светились, как две маленькие красные луны.
Увидев эти глаза, Ники вжалась в забор и завопила.
Маньяк, не сходя с места, по-особому взмахнул своим черным когтем, и Ники онемела. Она напрягала голосовые связки, но не могла издать ни звука.
– Ну вот, а ты боялась, – раздался удовлетворенный голос маньяка.
Ники стояла, выпучив глаза, и разевала рот, как рыба.
– Сначала горло. Потом – ну, допустим, ноги…
И снова чиркнул по воздуху когтем.
У Ники подломились колени, и она неловко упала на жесткий снег. Гитара, стукнувшись о забор, нестройно загудела.
– А теперь – глаза…
«Не может быть», – успела подумать Ники. Дикий ужас смешался в ней с безграничным удивлением.
Комментарии маньяка вдруг потонули в шуме двигателя и шелесте колес. Ники услышала, как где-то рядом открылась и захлопнулась дверь машины. А потом раздался очень знакомый холодный голос:
– Кажется, я вовремя.
Ники повернула голову и увидела Толика. За его спиной, слепя «омоновца» дальним светом, стоял с работающим мотором черный «инфинити».
Маньяк посмотрел на Толика и снова зашипел. Ники с опозданием поняла, что это был смех.
– Сворачивайся, – бесстрастно сказал Толик.
– Да ладно, я только начал…
Толик как-то незаметно оказался рядом с ним, взмахнул рукой – и педофил покатился по снегу, получив по морде. Толик, не теряя ни секунды, пнул его по почкам, наклонился, вырвал из его руки кривой нож и наступил на него каблуком. Нож захрустел, как стеклянный. Этот хруст реанимировал маньяка – он приподнялся на локте и рявкнул:
– Коготь-то зачем ломать, мясник косорукий?!
И тут же опрокинулся на спину, получив жестокий удар в лицо. От удара у маньяка слетели красные очки, жутковатое свечение потухло, «омоновец» уронил голову на снег, затих и больше не шевелился.
Ники, почувствовав, что ноги снова ее держат, подхватила гитару и бочком направилась к подворотне.
– Ты в порядке? – хмуро спросил ее Толик.
– Да, кажется…
– Иди в машину.
Ники еще не приходилось ездить в «инфинити», хотя в другое время она бы не отказалась на нем покататься, как бы неприязненно ни относилась к Толику. Но сейчас был не тот случай, когда она могла оценить преимущества внедорожника перед автобусом. Ники съежилась на заднем сиденье, перепачкав его снегом, в котором извалялась с ног до головы. Теперь, когда все закончилось, ее начала бить нервная дрожь. «Дворники» с умиротворяющим шуршанием разметали снег с лобового стекла, тихо шумела печка, радио бормотало беспечным женским голосом. Ники подняла гитару с колен, чтобы переложить ее на сиденье, и почувствовала, что у нее качается гриф. Расстегнув клеенчатый футляр, она обнаружила нечто ужасное – кусок деки отломился, гриф болтался на одном шурупе. Ники застегнула футляр и тихо заплакала.
– Хватить скулить, – рявкнул спереди Толик, выруливая из двора на Омскую улицу. – Ничего с тобой не случилось.
– Гитара сломалась, – сквозь всхлипывания выговорила Ники.
Толик промычал что-то невнятное. Несколько минут они ехали в тишине.
– Куда мы едем? – спросила Ники.
– Домой.
– Ко мне?
– Ну не ко мне же!
Толик определенно был зол. Впрочем, неудивительно. Ники подумала, что надо бы поблагодарить его за спасение, но никакой благодарности почему-то не ощущала. Вместо «спасибо» она, всхлипнув, спросила:
– Кто это был?
– Какой-нибудь псих, – буркнул Толик. – Наверно, бывший контрактник. Они там все с ума сходят и на гражданке все никак воевать не перестанут…
– У нас в школе висит объявление, что в районе объявился педофил. Думаете, это он?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Попытки подобрать песню с Леннаучфильма и последовавшие за этим удивительные сны привели к неожиданному следствию: Ники отправилась в местный «дом творчества юных» – да и записалась там в кружок игры на гитаре. Первое занятие ей очень понравилось. Преподаватель, приятный молодой человек, гитару одобрил, только посоветовал натянуть нейлоновые струны вместо металлических и научил двум видам перебора. Мама против кружка не возражала, хоть и вздыхала по поводу расходов. Позвонила бабушка, та идею с гитарой не одобрила в принципе: «Будет теперь по дворам с парнями шляться, вместо того чтобы уроки учить!» Ники с удовольствием представила себе, как шляется по дворам с кем-нибудь типа Рэндома и Нафани, и бабушкины слова, как всегда, проигнорировала.
До «дома творчества» от дома было три остановки, от школы – четыре. Ники вышла на Ланской и еще издалека заметила девяносто восьмой автобус. Прикинув расстояние до ближайшей остановки, она перешла на бег. Бежать с рюкзаком на одном плече и гитарой на другом было страшно неудобно: гитара била по спине, рюкзак сползал, – но Ники сделала рывок и в последний миг успела вскочить в дверь. Тяжело дыша, она помахала кондукторше проездным билетом и плюхнулась на сиденье. Щеки ее горели, с волос на воротник сыпался снег. Ники рассеянно оглядела салон автобуса, устроилась поудобнее и отвернулась к окну, за которым пробегали световые конусы фонарей и темные прямоугольники домов.
Так уж получилось, что у Ники друзей в школе не было. И вообще у нее с ровесниками отношения как-то не складывались, колеблясь от равнодушного отчуждения до откровенной травли. Это повторялось каждый раз, как она попадала в новое место: в детском саду, в школе… О том, что было, когда она ходила в бассейн, даже вспоминать не хочется… Почему? Ники понять не могла. Ничего плохого она вроде никому не делала, ничем от других особенно не отличалась… Она уже начинала думать, что на ней какое-нибудь проклятие, когда познакомилась с ребятами из «Утра понедельника» и подружилась с Нафаней. «Как мне тогда повезло!» – в который раз подумала Ники, вспоминая, как она вломилась к ним в гримерку за автографом. Несколько месяцев назад в школе устроили дискотеку, и группу «Утро понедельника» пригласили на ней поиграть. Одно время пошла такая мода: под записи плясать непонтово, а вот под живую музыку – круто. Нафаня когда-то учился в этой самой школе, потому и согласился выступить по старой памяти. А потом Ники увидела Рэндома и – главное – услышала, как он поет, и у нее снесло крышу. Во время перерыва ноги сами принесли Ники в гримерку. Посреди маленькой комнатушки сидел на табуретке кумир – Рэндом – и тихонько бренчал на выключенной электрогитаре.
– Чего смотришь? – спросил он Ники, не переставая играть.
Ники таращилась на него как зачарованная. Рэндом казался ей высшим существом, пришельцем из другого мира. Про автограф она сразу забыла.
– Заходи, – пригласил ее высокий худой парень. Это был Нафаня. – Чаю хочешь?
Ники, в глубине души уверенная, что «звезды» с ней не станут даже разговаривать, была потрясена. Она взяла стаканчик с чаем и села в уголке, пожирая Рэндома взглядом.
– Ого, какие глазищи, – восхитился Нафаня. – Глянь, Рэндом. Как у лемура.
Рэндом хмуро покосился на девочку.
– Печенья ей дай, – буркнул он. – У меня в сумке, в наружном кармане.
– А на этой гитаре трудно играть? – робко спросила Ники.
– Что, хочешь поиграть? А ты умеешь?
– Нет, – призналась Ники и впала в грусть. – У меня и гитары нет.
Нафаня тут же ее пожалел. Он вообще был сострадательный к разным мелким беспомощным существам.
– В принципе, ничего сложного, было бы желание. Я бы тебя поучил. Хочешь, приходи как-нибудь к нам в студию.
– А можно? – затаила дыхание Ники.
– Нафаня! – укоризненно произнес Рэндом.
Нафаня, ничего не ответив, подмигнул Ники, подхватил барабанную палочку и ловко завертел ее в воздухе.
– Ты и на барабанах умеешь? – восхищенно спросила Ники. – Или только тот, толстый?
– Кто тут толстый? – раздался голос в дверях. Вошел Михалыч. – Это еще что за пигалица тут отирается?
Ники испугалась и съежилась в своем углу. Нафаня радостно захохотал.
– Видишь, до чего ты докатился? Уж если даже фанатки считают тебя толстым, значит, так оно и есть.
– Я не толстый, – возразил Михалыч, – я солидный. У барабанщика должно быть брюхо. Для резонанса.
Ники не удержалась, прыснула от смеха.
– Ты глянь, как она смеется! – воскликнул Нафаня. – Как рулетка в «Брейн-ринге»! А давайте возьмем ее бэк-вокалисткой!
– Нафаня! – простонал Рэндом.
Михалыч добродушно усмехнулся.
– Он согласен! – объявил Нафаня.
Ники сидела, улыбаясь во весь рот, и думала о том, «о она всю жизнь мечтала стать бэк-вокалисткой, и вот, наконец, ее мечта сбывается! Теперь бы еще выяснить, что это такое…
Внезапно Ники очнулась от приятных воспоминаний. Непонятно почему она почувствовала себя неуютно. Ники оглянулась. В автобусе ничего не изменилось. Люди ехали по своим делам, до нее никому дела не было, но у Ники возникло ощущение, что за ней кто-то следит. Она еще раз, более внимательно, осмотрела салон. В ком-то из пассажиров была какая-то трудно определимая, тревожащая странность. Ники оглядела всех по очереди: пенсионер, двое мальчишек, тетка в шубе, мужичок в ушанке с портфельчиком, «омоновец» в камуфляже и куртке с капюшоном… «А почему он едет в автобусе, надвинув на глаза капюшон? – удивилась Ники. – Жарко же, и не видно ничего…»
На мужике были высокие шнурованные ботинки на протекторе, пятнистые черно-серые штаны с карманами и обширная темно-серая куртка, которая полностью скрывала его лицо и руки. «Омоновец», как будто поймав ее взгляд, повернул голову в ее сторону. Лица его под капюшоном не было видно совсем, тем не менее Ники отчетливо ощутила его пристальный взгляд. Может быть, от того, что она не видела его глаз, ей стало неприятно.
«Чего пялится?» – сердито подумала Ники и со строгим видом отвернулась к окну. Когда через полминуты она искоса взглянула на «омоновца», черный раструб капюшона был все так же направлен в ее сторону. Ники стало как-то страшно. «А не педофил ли это? – подумала она, вспомнив объявление в школе, и по ее спине пробежали мурашки. – Чего это он лицо прячет? »
Автобус, не доезжая до Черной речки, свернул налево. Ники встала и направилась к выходу. У дверей она оглянулась: подозрительный мужик стоял, отвернувшись к окну, и на нее не смотрел.
«А может, это и не педофил, – приободрилась Ники. – Может, я ему просто понравилась!»
На всякий случай Ники выждала, пока двери не зашипят, закрываясь, и в последний момент выскочила на улицу. Автобус закрыл двери и уехал. «Так-то!» – довольная своей ловкостью, подумала Ники, повесила на плечо гитару и быстрым шагом направилась во дворы, к «дому творчества».
Снегопад совершенно прекратился, но мороз нарастал. Снег искрился и скрипел под ногами. На улице было совсем пусто – ни прохожих, ни трамваев, ни автомобилей. Только снег, тени, фонари, луна, звезды. Ники шла вдоль домов, поглядывая на освещенные окна.
Она прошла через двор и свернула в следующий. Посреди двора располагался детский сад, окруженный сетчатым забором. За забором росли кусты и березы. Проходя мимо сада, Ники услышала громкое нестройное хлопанье крыльев, подняла голову и увидела, как с березы сорвались и улетели несколько ворон. Закачались кусты, с кромки забора просыпался пласт снега. Ники остановилась, поглядела на забор и почувствовала себя так, будто у нее внезапно заледенели внутренности. Хотя во дворе было несомненно пусто, ей показалось, что на березе у забора кто-то сидит.
Она постояла несколько секунд, прислушиваясь и присматриваясь. Вокруг было абсолютно тихо. Ники осторожно подошла к забору и увидела на снегу след. Отпечаток протектора большого размера. Всего один, как будто его владелец возник из воздуха и в воздух же ушел.
Ники поглядела на этот след, и ей стало жутко. До «дома творчества» оставался еще один двор. Но внутренний голос подсказал, что бежать уже поздно.
Ники обернулась и застыла на месте. Шагах в десяти за ее спиной стоял «омоновец» из автобуса.
В свете луны «омоновец» казался монолитной черной фигурой. Он неподвижно стоял на тропинке, по-прежнему надвинув капюшон до самого подбородка. Ники попятилась к забору, прикрываясь гитарой. Она открыла рот, но не смогла издать ни звука. Педофил – теперь уж было совершенно ясно, что это он, – не двигался и как будто не спеша изучал свою жертву. Ники прикинула расстояние до соседнего двора, сделала шаг в сторону…
– Стоять, – раздался из раструба капюшона негромкий гнусавый голос. От его жестокой, равнодушной интонации у Ники чуть не остановилось сердце.
– В-вам ч-чего? – пролепетала она. «Омоновец» издал странное шипение и сказал:
– Просто несколько маленьких укольчиков.
Ники с ужасом увидела, что из его рукавов одновременно выскочили два черных серповидных лезвия, напоминающих длинные кривые когти.
– Больно не будет, – сказал маньяк, откидывая капюшон. – Мы только кое-что проверим.
Лица у маньяка не было. Вернее, его лицо закрывала черная эластичная маска с прорезями для глаз, какую носят спецназовцы. Глаза у него были четырехугольные и светились, как две маленькие красные луны.
Увидев эти глаза, Ники вжалась в забор и завопила.
Маньяк, не сходя с места, по-особому взмахнул своим черным когтем, и Ники онемела. Она напрягала голосовые связки, но не могла издать ни звука.
– Ну вот, а ты боялась, – раздался удовлетворенный голос маньяка.
Ники стояла, выпучив глаза, и разевала рот, как рыба.
– Сначала горло. Потом – ну, допустим, ноги…
И снова чиркнул по воздуху когтем.
У Ники подломились колени, и она неловко упала на жесткий снег. Гитара, стукнувшись о забор, нестройно загудела.
– А теперь – глаза…
«Не может быть», – успела подумать Ники. Дикий ужас смешался в ней с безграничным удивлением.
Комментарии маньяка вдруг потонули в шуме двигателя и шелесте колес. Ники услышала, как где-то рядом открылась и захлопнулась дверь машины. А потом раздался очень знакомый холодный голос:
– Кажется, я вовремя.
Ники повернула голову и увидела Толика. За его спиной, слепя «омоновца» дальним светом, стоял с работающим мотором черный «инфинити».
Маньяк посмотрел на Толика и снова зашипел. Ники с опозданием поняла, что это был смех.
– Сворачивайся, – бесстрастно сказал Толик.
– Да ладно, я только начал…
Толик как-то незаметно оказался рядом с ним, взмахнул рукой – и педофил покатился по снегу, получив по морде. Толик, не теряя ни секунды, пнул его по почкам, наклонился, вырвал из его руки кривой нож и наступил на него каблуком. Нож захрустел, как стеклянный. Этот хруст реанимировал маньяка – он приподнялся на локте и рявкнул:
– Коготь-то зачем ломать, мясник косорукий?!
И тут же опрокинулся на спину, получив жестокий удар в лицо. От удара у маньяка слетели красные очки, жутковатое свечение потухло, «омоновец» уронил голову на снег, затих и больше не шевелился.
Ники, почувствовав, что ноги снова ее держат, подхватила гитару и бочком направилась к подворотне.
– Ты в порядке? – хмуро спросил ее Толик.
– Да, кажется…
– Иди в машину.
Ники еще не приходилось ездить в «инфинити», хотя в другое время она бы не отказалась на нем покататься, как бы неприязненно ни относилась к Толику. Но сейчас был не тот случай, когда она могла оценить преимущества внедорожника перед автобусом. Ники съежилась на заднем сиденье, перепачкав его снегом, в котором извалялась с ног до головы. Теперь, когда все закончилось, ее начала бить нервная дрожь. «Дворники» с умиротворяющим шуршанием разметали снег с лобового стекла, тихо шумела печка, радио бормотало беспечным женским голосом. Ники подняла гитару с колен, чтобы переложить ее на сиденье, и почувствовала, что у нее качается гриф. Расстегнув клеенчатый футляр, она обнаружила нечто ужасное – кусок деки отломился, гриф болтался на одном шурупе. Ники застегнула футляр и тихо заплакала.
– Хватить скулить, – рявкнул спереди Толик, выруливая из двора на Омскую улицу. – Ничего с тобой не случилось.
– Гитара сломалась, – сквозь всхлипывания выговорила Ники.
Толик промычал что-то невнятное. Несколько минут они ехали в тишине.
– Куда мы едем? – спросила Ники.
– Домой.
– Ко мне?
– Ну не ко мне же!
Толик определенно был зол. Впрочем, неудивительно. Ники подумала, что надо бы поблагодарить его за спасение, но никакой благодарности почему-то не ощущала. Вместо «спасибо» она, всхлипнув, спросила:
– Кто это был?
– Какой-нибудь псих, – буркнул Толик. – Наверно, бывший контрактник. Они там все с ума сходят и на гражданке все никак воевать не перестанут…
– У нас в школе висит объявление, что в районе объявился педофил. Думаете, это он?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54