«Что я скажу Эрлину? » – с ужасом подумала она.
– Давай, – подтолкнул ее Арсан. – Успехов, рок-звезда.
Знакомым серым коридором Гумусов и Ники прошли в приемную.
– Подождите здесь, – велел Гумусов и просочился в дверь под маской трехглазого демона-людоеда в короне. Ники потопталась несколько секунд у стола, невольно прислушиваясь к тому, что происходило в кабинете. За дверьми резкий голос кого-то распекал. Ники услышала слово «рок-звезда» и навострила уши.
– …В какое положение ты меня ставишь? Тебе что, ничего другого на ум не пришло? Что? Крючок? Я тебя самого посажу на крючок, дебил!
Ответных реплик слышно не было. Очевидно, разговор шел по телефону.
– Господин Эрлин, – донесся робкий голосок Гумусова. – Девочка…
– Помолчи. Вот что я тебе скажу, Тиль Крюгер, – ты халтурщик!
Ага, поняла Ники. На проводе Толик. И принялась слушать еще усерднее. К сожалению, она почти ничего не понимала.
– Усилия меня не интересуют! Мне нужен результат! Знаешь, Крюгер, у меня большое искушение освободить тебя от этого задания… а заодно уж и от занимаемой должности…
За дверьми застыла тишина. Очевидно, Толик совершил какую-то промашку по работе, подумала Ники. И теперь оправдывается.
– Уговорил – последний раз прощаю. Потянем время. Пусть поработает Арсан. У него, похоже, получается лучше, чем у тебя.
– Девочка ожидает… – снова вклинился Гумусов.
– Что значит «уже сказал»? Выпутывайся сам как хочешь! – перебил его резкий голос– Я твоим идиотским выдумкам подыгрывать не собираюсь.
Вслед за этим громко стукнула брошенная трубка.
– …Ожидает в приемной, – закончил Гумусов.
– Девочка? А, черт… Ладно, зови ее сюда. Хотя нет, не надо…
Ники едва успела отскочить от двери. Ей навстречу вышел незнакомый темноволосый мужчина лет сорока. Он быстро обвел взглядом приемную, встретился глазами с Ники – и пространство преобразилось. Ники на мгновение показалось, что в приемной вспыхнул свет. Но потом до нее дошло, что ей улыбается Эрлин.
Поначалу Ники видела только эту улыбку. Потом, как у чеширского кота, в воздухе проступили менее яркие, но не менее существенные черты имиджа Эрлина. Дорогой бежевый костюм, атлетическая фигура, тщательно разобранные на прямой пробор темные волосы. Такой же, как у Арсана, восточно-азиатский тип лица, но более утонченный. Короткий крючковатый нос, сильно развитые челюсти, яркие цепкие серые глаза под густыми бровями.
Эрлин производил не просто положительное впечатление. Он с ходу очаровывал. Это было удивительное, напористое, даже агрессивное обаяние. Когда тебе улыбаются подобной улыбкой, не успеваешь даже перевести дух и хоть немного собраться с мыслями, как уже полностью покорен и глупо улыбаешься в ответ, полный искреннего расположения и преданности к собеседнику.
На самом деле улыбка Эрлина была «поставлена» на девушку малость постарше Ники. В густой замес сердечности, искренности и глубокой симпатии было самую чуточку переложено мужского обаяния. Поэтому девочка увидела только то, что шеф внезапно и безо всякой причины широко ей улыбнулся. Такую сияющую искреннюю улыбку Ники видела только по телевизору, в рекламе зубной пасты.
«Чего это он лыбится?» – опешила она.
Эрлин внезапно перестал улыбаться, и в приемной как будто зашло солнце. Ники ни с того ни с сего задрожала. Она сама не понимала, что с ней происходит. Сперва она подумала, что просто волнуется. Но потом поняла, что боится. Обаятельный продюсер, который так ловко управлял своей мимикой, вызывал у нее безотчетный, иррациональный страх.
Вслед за ним из кабинета вышел Гумусов с папкой бумаг.
– Подготовь документы, через две минуты я еду, – бросил шеф, не отрывая взгляда от Ники, и шагнул к ней навстречу. Ники попятилась.
– Здравствуйте, Вероника. У меня две минуты, я вас внимательно слушаю.
От такого напора Ники совершенно растерялась и понесла полную ахинею.
– Наша замечательная группа…
– Какая еще группа? – искренне удивился Эрлин.
– «Утро понедельника». Я там на подпевках. Они такие талантливые ребята, особенно Рэндом! Знаете, он сочинил такую песню, что все девчонки в нашем классе просто рыдали!
Ники пришла в себя, ее голос зазвучал увереннее.
– У меня с собой диск, наш последний альбом, я дам вам послушать…
– Тиль не говорил мне ни о какой группе, – оборвал ее Эрлин, – насколько мне известно, речь шла только о вас.
Ники, покраснев, заткнулась.
– Вы, девушка, меня принимаете за кого-то, кем я не являюсь. Я не занимаюсь раскруткой начинающих музыкальных коллективов.
– Но папа же сказал, что вы продюсер! – испуганно спросила Ники. – Разве нет?
Эрлин поморщился.
– Тиль неправильно информирован. Нет, я могу… в виде исключения… поспособствовать продвижению в шоу-бизнесе дочери своего сотрудника… Но до определенных пределов… при наличии ярко выраженных талантов, которых, как я понимаю, нет… и к тому же, мне сейчас абсолютно некогда этим заниматься.
Эрлин взглянул на часы и снова одарил Ники обаятельнейшей улыбкой, никак не вязавшейся с его последними словами.
– Извините, Вероника, мне пора. Желаю вам творческих успехов. До свидания.
Ники сидела дома перед телевизором и смотрела МТБ. На экране распевала, чуть ли не влезая лицом в камеру, какая-то девчонка, ненамного старше ее. Ники смотрела на девчонку и злобствовала. Такая красивая, самоуверенная, успешная, беспроблемная. Правильная девочка. Одна из тех, кого в детстве ставили Веронике в пример.
«Почему у всех нормальные, правильные дочери, только у меня какой-то выродок…»
Удивительно подумать – Ники когда-то всерьез считала, что если станет «правильной девочкой», то сразу добьется успеха, и все ее полюбят. Пока наконец не поняла, что этот персонаж существует исключительно в воображении ее мамы.
«Есть один человек, которого я ненавижу всей душой, – думала Ники, враждебно глядя в телевизор. – Это абстрактная хорошая девочка, у которой все так, как надо. Я понимаю, что на самом деле ее нет. И не будет. Потому что если я ее когда-нибудь встречу, то убью».
Но Ники понимала, что эту девчонку она никогда не встретит. И не потому, что ее нет. А просто потому, что никогда не попадет на МТБ. Никто не будет раскручивать ее и делать из нее звезду. Толик надул ее. Эрлин отказался ей помогать. Все кончено.
«Зачем вообще Толик таскал меня целую неделю в эту гнусную контору? – растравляла раны Ники. – Зачем я там часами сидела под дверью? Чтобы со мной поговорили тридцать секунд и послали подальше? Ноги моей там больше не будет! А Эрлин никакой и не продюсер…»
В памяти Ники услужливо всплыли неприятная сцена с покойным Гавриловым и ее тогдашние подозрения. Чем на самом деле занимается эта контора? Контора, где охранник – маньяк, убивающий свои жертвы магическим оружием? Кто такой Эрлин? И, кстати, кто такой Толик?
«Да и отец ли он мне, вообще?» – подумала Ники.
В этой мысли не было ничего нового. С самого начала Ники подозревала, что Толик, по непонятным причинам называющий себя ее отцом, на самом деле таковым не является. Откуда явились эти сомнения? Ники не знала. Но в глубине души у нее сидела убежденность – у нее есть отец. И это не Толик.
«Я вела себя как дура, – подумала Ники. – Приходит посторонний мужик, говорит, что он мой папа, и начинает заваливать меня подарками. А я, вместо того чтобы потребовать у него паспорт, радуюсь и выклянчиваю все новое барахло. Кстати, о паспорте…»
Ники выключила телик, вскочила с дивана и направилась к старомодному секретеру, бабкиному наследству. Вскоре она выудила оттуда распухшую коробку из-под каких-то праздничных конфет. Ники знала, что в этой коробке мама хранит всякие семейные документы.
Ники вывалила содержимое коробки на диван. В ворохе старых квитанций, открыток, повесток и разного мелкого мусора ей первым делом попался мамин паспорт. Ники пролистнула его без особого интереса. Паспорт был нового образца, получен около года назад, и никаких отметок о семейном положении в нем, разумеется, не было. Только запись о рождении дочери. «Хоть мать у меня настоящая», – иронически подумала Ники и отложила паспорт – она искала не его, а свое свидетельство о рождении. Вскоре нашлось и оно – в пластиковой обложке, с алюминиевой медалькой «Рожденному в Санкт-Петербурге». В графе «отец» Ники обнаружила прочерк.
Итак, никаких доказательств отцовства Толика не нашлось. Ники несколько минут разглядывала старые фотки. Их было очень мало. На всех – только мама и Ники. Даже с бабушкой ни одной фотографии в семейном альбоме не было.
«Почему так? – впервые задумалась Ники. – Неужели у нас, кроме бабушки, нет никаких родственников? Вот мама говорит, что я необщительная, а ведь у нее тоже нет подруг. Ну почему мне так не повезло с семьей? У других есть нормальные папы, бабушки и дедушки, которые балуют, а не проедают плешь, друзья и родственники, к которым можно ездить в гости… А мы с мамой ни разу никуда не ездили, разве что летом – погулять в Павловск или Петергоф…»
Ники погладила выпавший из коробки старый желудь, который когда-то привезла из Павловска. «Вот это – реальное свидетельство, – подумала она. – А Толик – как призрак. Вроде есть, а по документам – нет». Подозрительно все это… А тут еще эта «элитная гимназия». Теперь, после облома с карьерой рок-звезды, Ники с удовольствием отменила бы переход в новую школу. Не очень-то ей туда и хотелось. Но было уже поздно. Документы переданы, все оформлено, и в ближайший понедельник ее там с нетерпением ждут.
«Отец ли мне Толик? Зачем ему переводить меня в новую школу? Зачем он врал мне насчет Эрлина? Что ему вообще от меня надо? Как узнать правду?»
Ответа не было.
Ники сгребла бумажки в коробку, убрала ее в секретер и пошла в прихожую одеваться. Ей еще предстояло ехать на Леннаучфильм, «порадовать» друзей-музыкантов.
Глава 25
Родственник демона
В субботу после целой недели холодов внезапно наступила первая декабрьская оттепель. Всю ночь за окном капало, хлюпало и булькало – оттаял выпавший накануне снег. А утром снова ударил мороз, и мир стал стеклянным. Деревья покрылись ледяной пленкой, дороги сверкали на солнце так, что болели глаза Машины крались со скоростью пешехода, и все равно на каждом углу мигали желтые лампочки аварийных сигнализаций. Зато небо в то утро было величественное, таинственное и потусторонее, как на полотнах Эль Греко.
Ранним воскресным утром Виктор и Лешка поднимались на вершину сосновой горы, разделяющей Верхнее и Нижнее Суздальские озера. Солнце заливало светом Озерки. На севере и востоке простирался белоснежный лес, над которым поднимались дымки – в Шувалово топили печи. На юге розовели новостройки. С высоты озёра казались покрытыми черными точками – это продравший глаза народ шел кататься с гор.
Сянь беспечно шагал по тропинке, подставляя лицо холодному декабрьскому солнцу. Лешка, цепляясь за торчащие из снега корни сосны, мысленно измерял высоту горы и скорость, с которой он покатится вниз, если поскользнется на обледенелом насте.
– Ты меня спрашивал, как укрыться от холодного демона, – сказал сянь, продолжая разговор, который тянулся уже второй день. – Способов немало. Вот, например, погляди туда.
Он показал на дальний берег озера, где над деревьями, сверкая крестами, высился голубой купол Шуваловской церкви.
– Белый город и его посады. Владения Доброго Бога – защита от любых злых сил. Он не приемлет зло во всех его проявлениях и борется с ним при всяком удобном и неудобном случае. Без колебаний. Не боясь жертвовать собой…
– Как ты?
Сянь ответил только тяжелым вздохом.
– В отличие от меня, он не сомневается потом в правильности своих действий. Так я к чему? Если ты попросишь в Белом городе убежища, ты его легко получишь. На всякий случай запомни.
– Ты там скрываешься? – спросил Лешка, остановившись, чтобы перевести дыхание. От солнечного света не было никакого спасения. Лешка щурился как мог, но все равно отраженное сияние снега просачивалось сквозь ресницы, обжигая глаза.
– Нет.
– А почему нет? Если Добрый Бог такой сильный…
– Да, очень сильный.
– Почему нам не заручиться его поддержкой?
Сянь вздрогнул.
– Нет, – быстро ответил он. – У меня есть свои покровители. Не такие страшные.
– Добрый Бог – страшный? – удивился Лешка. – Как же так?
Виктор помедлил с ответом. «Опять темнит», – подумал Лешка, глядя сверху на сяня, который уже спускался по тропинке, ведущей к дальнему озеру. Но он ошибся. Сянь просто подбирал нужные слова.
– Добрый Бог, – заговорил Виктор минуты через две, когда Лешка уже забыл о заданном вопросе, – самый сильный покровитель. Если ты ему служишь, то становишься абсолютно неуязвимым для злых сил… если только не пригласишь их в свою душу сам. Но в обмен Добрый Бог тоже требует человеческих жертв.
– Как это? – обалдел Лешка.
– Вернее, одну жертву, – уточнил сянь. – Человек, идущий под руку Доброго Бога, должен принести в жертву самого себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
– Давай, – подтолкнул ее Арсан. – Успехов, рок-звезда.
Знакомым серым коридором Гумусов и Ники прошли в приемную.
– Подождите здесь, – велел Гумусов и просочился в дверь под маской трехглазого демона-людоеда в короне. Ники потопталась несколько секунд у стола, невольно прислушиваясь к тому, что происходило в кабинете. За дверьми резкий голос кого-то распекал. Ники услышала слово «рок-звезда» и навострила уши.
– …В какое положение ты меня ставишь? Тебе что, ничего другого на ум не пришло? Что? Крючок? Я тебя самого посажу на крючок, дебил!
Ответных реплик слышно не было. Очевидно, разговор шел по телефону.
– Господин Эрлин, – донесся робкий голосок Гумусова. – Девочка…
– Помолчи. Вот что я тебе скажу, Тиль Крюгер, – ты халтурщик!
Ага, поняла Ники. На проводе Толик. И принялась слушать еще усерднее. К сожалению, она почти ничего не понимала.
– Усилия меня не интересуют! Мне нужен результат! Знаешь, Крюгер, у меня большое искушение освободить тебя от этого задания… а заодно уж и от занимаемой должности…
За дверьми застыла тишина. Очевидно, Толик совершил какую-то промашку по работе, подумала Ники. И теперь оправдывается.
– Уговорил – последний раз прощаю. Потянем время. Пусть поработает Арсан. У него, похоже, получается лучше, чем у тебя.
– Девочка ожидает… – снова вклинился Гумусов.
– Что значит «уже сказал»? Выпутывайся сам как хочешь! – перебил его резкий голос– Я твоим идиотским выдумкам подыгрывать не собираюсь.
Вслед за этим громко стукнула брошенная трубка.
– …Ожидает в приемной, – закончил Гумусов.
– Девочка? А, черт… Ладно, зови ее сюда. Хотя нет, не надо…
Ники едва успела отскочить от двери. Ей навстречу вышел незнакомый темноволосый мужчина лет сорока. Он быстро обвел взглядом приемную, встретился глазами с Ники – и пространство преобразилось. Ники на мгновение показалось, что в приемной вспыхнул свет. Но потом до нее дошло, что ей улыбается Эрлин.
Поначалу Ники видела только эту улыбку. Потом, как у чеширского кота, в воздухе проступили менее яркие, но не менее существенные черты имиджа Эрлина. Дорогой бежевый костюм, атлетическая фигура, тщательно разобранные на прямой пробор темные волосы. Такой же, как у Арсана, восточно-азиатский тип лица, но более утонченный. Короткий крючковатый нос, сильно развитые челюсти, яркие цепкие серые глаза под густыми бровями.
Эрлин производил не просто положительное впечатление. Он с ходу очаровывал. Это было удивительное, напористое, даже агрессивное обаяние. Когда тебе улыбаются подобной улыбкой, не успеваешь даже перевести дух и хоть немного собраться с мыслями, как уже полностью покорен и глупо улыбаешься в ответ, полный искреннего расположения и преданности к собеседнику.
На самом деле улыбка Эрлина была «поставлена» на девушку малость постарше Ники. В густой замес сердечности, искренности и глубокой симпатии было самую чуточку переложено мужского обаяния. Поэтому девочка увидела только то, что шеф внезапно и безо всякой причины широко ей улыбнулся. Такую сияющую искреннюю улыбку Ники видела только по телевизору, в рекламе зубной пасты.
«Чего это он лыбится?» – опешила она.
Эрлин внезапно перестал улыбаться, и в приемной как будто зашло солнце. Ники ни с того ни с сего задрожала. Она сама не понимала, что с ней происходит. Сперва она подумала, что просто волнуется. Но потом поняла, что боится. Обаятельный продюсер, который так ловко управлял своей мимикой, вызывал у нее безотчетный, иррациональный страх.
Вслед за ним из кабинета вышел Гумусов с папкой бумаг.
– Подготовь документы, через две минуты я еду, – бросил шеф, не отрывая взгляда от Ники, и шагнул к ней навстречу. Ники попятилась.
– Здравствуйте, Вероника. У меня две минуты, я вас внимательно слушаю.
От такого напора Ники совершенно растерялась и понесла полную ахинею.
– Наша замечательная группа…
– Какая еще группа? – искренне удивился Эрлин.
– «Утро понедельника». Я там на подпевках. Они такие талантливые ребята, особенно Рэндом! Знаете, он сочинил такую песню, что все девчонки в нашем классе просто рыдали!
Ники пришла в себя, ее голос зазвучал увереннее.
– У меня с собой диск, наш последний альбом, я дам вам послушать…
– Тиль не говорил мне ни о какой группе, – оборвал ее Эрлин, – насколько мне известно, речь шла только о вас.
Ники, покраснев, заткнулась.
– Вы, девушка, меня принимаете за кого-то, кем я не являюсь. Я не занимаюсь раскруткой начинающих музыкальных коллективов.
– Но папа же сказал, что вы продюсер! – испуганно спросила Ники. – Разве нет?
Эрлин поморщился.
– Тиль неправильно информирован. Нет, я могу… в виде исключения… поспособствовать продвижению в шоу-бизнесе дочери своего сотрудника… Но до определенных пределов… при наличии ярко выраженных талантов, которых, как я понимаю, нет… и к тому же, мне сейчас абсолютно некогда этим заниматься.
Эрлин взглянул на часы и снова одарил Ники обаятельнейшей улыбкой, никак не вязавшейся с его последними словами.
– Извините, Вероника, мне пора. Желаю вам творческих успехов. До свидания.
Ники сидела дома перед телевизором и смотрела МТБ. На экране распевала, чуть ли не влезая лицом в камеру, какая-то девчонка, ненамного старше ее. Ники смотрела на девчонку и злобствовала. Такая красивая, самоуверенная, успешная, беспроблемная. Правильная девочка. Одна из тех, кого в детстве ставили Веронике в пример.
«Почему у всех нормальные, правильные дочери, только у меня какой-то выродок…»
Удивительно подумать – Ники когда-то всерьез считала, что если станет «правильной девочкой», то сразу добьется успеха, и все ее полюбят. Пока наконец не поняла, что этот персонаж существует исключительно в воображении ее мамы.
«Есть один человек, которого я ненавижу всей душой, – думала Ники, враждебно глядя в телевизор. – Это абстрактная хорошая девочка, у которой все так, как надо. Я понимаю, что на самом деле ее нет. И не будет. Потому что если я ее когда-нибудь встречу, то убью».
Но Ники понимала, что эту девчонку она никогда не встретит. И не потому, что ее нет. А просто потому, что никогда не попадет на МТБ. Никто не будет раскручивать ее и делать из нее звезду. Толик надул ее. Эрлин отказался ей помогать. Все кончено.
«Зачем вообще Толик таскал меня целую неделю в эту гнусную контору? – растравляла раны Ники. – Зачем я там часами сидела под дверью? Чтобы со мной поговорили тридцать секунд и послали подальше? Ноги моей там больше не будет! А Эрлин никакой и не продюсер…»
В памяти Ники услужливо всплыли неприятная сцена с покойным Гавриловым и ее тогдашние подозрения. Чем на самом деле занимается эта контора? Контора, где охранник – маньяк, убивающий свои жертвы магическим оружием? Кто такой Эрлин? И, кстати, кто такой Толик?
«Да и отец ли он мне, вообще?» – подумала Ники.
В этой мысли не было ничего нового. С самого начала Ники подозревала, что Толик, по непонятным причинам называющий себя ее отцом, на самом деле таковым не является. Откуда явились эти сомнения? Ники не знала. Но в глубине души у нее сидела убежденность – у нее есть отец. И это не Толик.
«Я вела себя как дура, – подумала Ники. – Приходит посторонний мужик, говорит, что он мой папа, и начинает заваливать меня подарками. А я, вместо того чтобы потребовать у него паспорт, радуюсь и выклянчиваю все новое барахло. Кстати, о паспорте…»
Ники выключила телик, вскочила с дивана и направилась к старомодному секретеру, бабкиному наследству. Вскоре она выудила оттуда распухшую коробку из-под каких-то праздничных конфет. Ники знала, что в этой коробке мама хранит всякие семейные документы.
Ники вывалила содержимое коробки на диван. В ворохе старых квитанций, открыток, повесток и разного мелкого мусора ей первым делом попался мамин паспорт. Ники пролистнула его без особого интереса. Паспорт был нового образца, получен около года назад, и никаких отметок о семейном положении в нем, разумеется, не было. Только запись о рождении дочери. «Хоть мать у меня настоящая», – иронически подумала Ники и отложила паспорт – она искала не его, а свое свидетельство о рождении. Вскоре нашлось и оно – в пластиковой обложке, с алюминиевой медалькой «Рожденному в Санкт-Петербурге». В графе «отец» Ники обнаружила прочерк.
Итак, никаких доказательств отцовства Толика не нашлось. Ники несколько минут разглядывала старые фотки. Их было очень мало. На всех – только мама и Ники. Даже с бабушкой ни одной фотографии в семейном альбоме не было.
«Почему так? – впервые задумалась Ники. – Неужели у нас, кроме бабушки, нет никаких родственников? Вот мама говорит, что я необщительная, а ведь у нее тоже нет подруг. Ну почему мне так не повезло с семьей? У других есть нормальные папы, бабушки и дедушки, которые балуют, а не проедают плешь, друзья и родственники, к которым можно ездить в гости… А мы с мамой ни разу никуда не ездили, разве что летом – погулять в Павловск или Петергоф…»
Ники погладила выпавший из коробки старый желудь, который когда-то привезла из Павловска. «Вот это – реальное свидетельство, – подумала она. – А Толик – как призрак. Вроде есть, а по документам – нет». Подозрительно все это… А тут еще эта «элитная гимназия». Теперь, после облома с карьерой рок-звезды, Ники с удовольствием отменила бы переход в новую школу. Не очень-то ей туда и хотелось. Но было уже поздно. Документы переданы, все оформлено, и в ближайший понедельник ее там с нетерпением ждут.
«Отец ли мне Толик? Зачем ему переводить меня в новую школу? Зачем он врал мне насчет Эрлина? Что ему вообще от меня надо? Как узнать правду?»
Ответа не было.
Ники сгребла бумажки в коробку, убрала ее в секретер и пошла в прихожую одеваться. Ей еще предстояло ехать на Леннаучфильм, «порадовать» друзей-музыкантов.
Глава 25
Родственник демона
В субботу после целой недели холодов внезапно наступила первая декабрьская оттепель. Всю ночь за окном капало, хлюпало и булькало – оттаял выпавший накануне снег. А утром снова ударил мороз, и мир стал стеклянным. Деревья покрылись ледяной пленкой, дороги сверкали на солнце так, что болели глаза Машины крались со скоростью пешехода, и все равно на каждом углу мигали желтые лампочки аварийных сигнализаций. Зато небо в то утро было величественное, таинственное и потусторонее, как на полотнах Эль Греко.
Ранним воскресным утром Виктор и Лешка поднимались на вершину сосновой горы, разделяющей Верхнее и Нижнее Суздальские озера. Солнце заливало светом Озерки. На севере и востоке простирался белоснежный лес, над которым поднимались дымки – в Шувалово топили печи. На юге розовели новостройки. С высоты озёра казались покрытыми черными точками – это продравший глаза народ шел кататься с гор.
Сянь беспечно шагал по тропинке, подставляя лицо холодному декабрьскому солнцу. Лешка, цепляясь за торчащие из снега корни сосны, мысленно измерял высоту горы и скорость, с которой он покатится вниз, если поскользнется на обледенелом насте.
– Ты меня спрашивал, как укрыться от холодного демона, – сказал сянь, продолжая разговор, который тянулся уже второй день. – Способов немало. Вот, например, погляди туда.
Он показал на дальний берег озера, где над деревьями, сверкая крестами, высился голубой купол Шуваловской церкви.
– Белый город и его посады. Владения Доброго Бога – защита от любых злых сил. Он не приемлет зло во всех его проявлениях и борется с ним при всяком удобном и неудобном случае. Без колебаний. Не боясь жертвовать собой…
– Как ты?
Сянь ответил только тяжелым вздохом.
– В отличие от меня, он не сомневается потом в правильности своих действий. Так я к чему? Если ты попросишь в Белом городе убежища, ты его легко получишь. На всякий случай запомни.
– Ты там скрываешься? – спросил Лешка, остановившись, чтобы перевести дыхание. От солнечного света не было никакого спасения. Лешка щурился как мог, но все равно отраженное сияние снега просачивалось сквозь ресницы, обжигая глаза.
– Нет.
– А почему нет? Если Добрый Бог такой сильный…
– Да, очень сильный.
– Почему нам не заручиться его поддержкой?
Сянь вздрогнул.
– Нет, – быстро ответил он. – У меня есть свои покровители. Не такие страшные.
– Добрый Бог – страшный? – удивился Лешка. – Как же так?
Виктор помедлил с ответом. «Опять темнит», – подумал Лешка, глядя сверху на сяня, который уже спускался по тропинке, ведущей к дальнему озеру. Но он ошибся. Сянь просто подбирал нужные слова.
– Добрый Бог, – заговорил Виктор минуты через две, когда Лешка уже забыл о заданном вопросе, – самый сильный покровитель. Если ты ему служишь, то становишься абсолютно неуязвимым для злых сил… если только не пригласишь их в свою душу сам. Но в обмен Добрый Бог тоже требует человеческих жертв.
– Как это? – обалдел Лешка.
– Вернее, одну жертву, – уточнил сянь. – Человек, идущий под руку Доброго Бога, должен принести в жертву самого себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54