В снайперку – пам, пам, пам! И спокойно сидят дальше. А теперь подумай, что было бы, если бы они сидели возле плато, как ты хочешь, посреди пустыни, где нельзя спрятаться, и их бы самих вдруг завалили? А? Кто бы тебя прикрывал то время, пока они в новых тушках добирались бы к тебе от Гнусмаса? Пушкин?
– Но немцев-то они пропустили!
– Немцев там не было… – пробурчал сатир.
– А как же они к плато вышли?!
– Да случайно, похоже… Наверно, еще в пустыне на твой след наткнулись… Вот прямо по следу сразу к плато и пошли… Ты бы лучше не критиканствовал, а спасибо сказал, что я их заставил свой след заминировать! И незаметно и эффективно. А?
Леха очень медленно втянул воздух, а потом еще медленнее выцедил его сквозь зубы, заставляя себя сдерживаться.
Эффективно! Да нагони немцы на пару дюн раньше…
– Ну все, хватит фыркать и прохлаждаться! Дело стоит. Давай на плато, и поживее! Солнце еще высоко, – сообщил сатир и отключился. Вот ведь сволочь… Но никуда не деться. По крайней мере, пока. Леха щелкнул по браслету, покосился на Изумрудные горы, на три черные точки – особенно на ту, что одиноко засела подальше в горах… Вздохнул и побрел к плато.
Время тянулось медленно и тяжело. Хотелось к Изумрудным горам, к Алисе, а вместо этого змейкой между камнями. Влево, вправо. Влево, вправо. Влево, вправо…
До ряби перед глазами, до тошноты, до отвращения.
Хорошо хоть солнце потихоньку сползало к горизонту. Хотя бы жар спал, и на том спасибо…
– Как успехи? – ожил сатир.
Леха остановился и огляделся. Ничего себе! А ведь уже больше половины плато оглядел. Да что там, половины – уже три четверти, если не больше!
– Эй?
– Процентов семьдесят есть, – сказал Леха.
Только сатир не проникся гордостью за проделанную работу.
– Слушай, рогатенький, ты что такой радостный?… – осведомился он.
Как-то подозрительно нежно… Леха на всякий случай промолчал.
– Ты схрон должен найти, а не плато обыскать! – взорвался сатир. – Понял?! Схрон! О господи, что за народ…
Сколько еще тут поколений должно смениться, чтобы работу стали оценивать не часами, а результатом?…
– Схрона пока нет, – сказал Леха.
– А ты не мог пропустить?
– Нет, – сказал Леха. Оглянулся на южный край, на лабиринт из валунов. Скорее всего, схрон там. – Я же сказал, что, скорее всего, он…
Леха осекся. Нет, вот как раз этого сатиру не говорил. Чертова жара! Совсем мозги плавятся, будто в реале…
– Что?
– Скорее всего, ближе к концу найду, – сказал Леха. – Здесь на южном краю есть несколько приметных мест, но…
– Но?… – напрягся сатир.
– Если искать урывками и не найти сразу, то потом можно и пропустить. Начинаешь путать, где уже смотрел, а где не смотрел…
– Нет, ты лучше давай и дальше змейкой, – сказал сатир. – Методично, по-военному. Молодец, и дальше так держать… Хотя нет. Половину обыскал, говоришь?
– Угу. Даже больше.
– Тогда хватит на сегодня. Не дай бог, в сумерках пропустишь. Давай дуй сюда, а остальное завтра доглядишь, на свежую голову.
– Хорошо. Только…
– Без всяких только! Дуй сюда, и быстрее! Некогда мне с тобой цацкаться, спать охота! И так весь день то на форуме висел, то на карту пялился. Голова уже кругом…
– Только крюк небольшой сделаю, – сказал Леха, разглядывая карту.
– Опять охотничий рог зовет? Да тебе пока не надо, я считал. Ты где-то до завтрашнего утра почти сытый будешь. Тогда и заправишься теплой кровушкой.
– А если утром никого рядом не будет? Нет, лучше сейчас. Как раз двое недалеко.
Сатир тяжело вздохнул, словно его подбивали разгрузить вагон-другой стальных чушек.
– Ладно… Ну где? – пробурчал он и зевнул: – С севера, что ли?
Леха поморщился. К северу от плато есть две точки, тут сатир прав. Но…
– Нет, не тех. На востоке, из Олд Волта идут.
– Из Олд Волта, говоришь?… Опять из Олд Волта… – Кажется, сонливости в его голосе стало поменьше. – А помоему, те с севера к тебе ближе, – почти вкрадчиво предложил сатир. – Севернее плато, видишь? И как раз сюда идут, к стене. Прямо по пути будет. Леха сглотнул.
Самое паршивое, что и тут сатир прав. До них ближе. И если начать упираться… Может, на завтра отложить? Но… Три черные точки в Изумрудных горах притягивали взгляд и сердце.
– Думаешь, лучше их? – с сомнением спросил Леха.
– Угу-у, – медленно и значительно протянул сатир. Уже ни капельки сонливости, одно лишь напряженное внимание. К малейшему нюансу того, как именно ему сейчас будут возражать… Черт бы его побрал! Леха старательно зевнул, погромче:
– А-а-а… Да, эти даже ближе, кажется. Но…
– Но? – спросил сатир. Четко и медленно. Уже совершенно не торопясь спать.
– Но… понимаешь, этот Гнусмас… Там…
– Что «там»?
Но Леха не спешил с ответом. Старательно мялся, словно признание в самом деле давалось с трудом.
– Не хочется мне туда, даже близко… Там… Ну, когда тебя сжигают, то потом…
Сатир хрюкнул от смеха и зашелся своим противным хихиканьем:
– Ах, так тебя сожгли? Да, салажка рогатенькая… Это ты умудрился. Долго старался, наверное…
Леха терпеливо ждал, пока сатиру надоест. Уж лучше издевки, чем подозрения.
Потихоньку начал семенить на восток. К тем двоим, что вышли из Олд Волта, – и заодно к Изумрудным горам…
– Ладно, стальное сердце с трясущимся хвостом. Иди к своему Олд Волту…
Сатир зевнул и отключился.
Перед гребнем последней дюны Леха притормозил, прислушиваясь. Как там путешественники?
Темнеет, но еще светло. А здесь кто может идти, посреди пустыни, вдвоем? Охотники какие-нибудь… Неохота пулю словить.
Леха лег на песок и подполз к самому гребню. По ту сторону дюны заливисто смеялись – оба голоса женские. Один прямо как колокольчик. А может быть, это не голос, а лишь звуковая «шкурка», как их сатир называет. Второй голос пониже, но тоже приятный, бархатистый такой.
Поскрипывание.
И еще какой-то звук. Равномерный. Похожий на…
Леха нахмурился, подполз к гребню еще ближе и осторожно выглянул.
Две женщины, обе в бархатных алых плащах. У обеих высокие замысловатые прически, в которых сверкают золото и драгоценные камни – словно кусочки заходящего солнца, только зеленоватые.
А за ними грустно топал не то ослик, не то маленький мул. С ритмичностью метронома переставляя ноги, он тащил повозку. Там ящики, свертки, какие-то брусья… Далеко высунулась вверх длинная доска, с вычурными зелеными буквами: «…as Jewelry».
Длинные уши осла покачивались в такт шагам, почти хлопая его по щекам, но ослик брел и брел за своими хозяйками, ни на что не обращая внимания…
Те тоже еще клуши. Идут не глядя по сторонам, хихикая и о чем-то увлеченно болтая, – но не на русском и даже не на английском. То ли прибалтийки, то ли финки.
У одной за спиной карабин, вторая вообще безоружная…
И вот их – убивать? Леха поморщился. Шевельнулось воспоминание, тяжелое и мерзкое, как вкус нефти, но Леха затолкал его обратно в катакомбы души, прежде чем оно вырвалось из-под контроля.
Хочется не хочется… Надо! Им это всего лишь игра, а вот здесь, в бычьей шкурке бегать… Или в птичьей… Надо.
Потому что ничто не должно вызывать подозрений у сатира. Грустно будет, если в самый последний момент все сорвется из-за такого пустяка. Если сатир сквозь дрему бросит взгляд на карту, а там эта парочка живая и невредимая и топают дальше в пустыню, а бычок, вместо охоты на них, замер в горах…
Леха перемахнул гребень и побежал вниз. Надо просто потерпеть. В последний раз. Ведь это в последний раз, правда?
Вниз под дюну, заходя на женщин чуть сзади, как торпеда на танкер, но особенно не скрываясь, даже не пытаясь бежать бесшумно.
Одна, с голосом как колокольчик, обернулась – и ее улыбка вылиняла. Она что-то крикнула, ее подружка дернулась за карабином… и первой получила рогом в живот. Вторая торговка драгоценностями задержалась в игре немногим дольше.
Потом, морщась от солоноватого вкуса крови, бьющей в морду, Леха с остервенением мотал головой, сбрасывая ее с рога, – маленькое и хрупкое тельце никак не желало слезать. Возил тело по песку, цепляя его ногой, – и там трещали кости, там что-то рвалось и ломалось, но никак не желало сдираться с рога…
Наконец женщина упала на песок, изломанная и залитая кровью. Похожая на…
Леха закрыл глаза и закусил губу, отгоняя воспоминания. А когда открыл – наткнулся на грустный взгляд ослика. Печальный и укоряющий.
Ослик поглядел на убитых хозяек, на пустыню… Еще раз поднял глаза на Леху. Презрительно фыркнул и развернулся к повозке – к сумке, притороченной на передней стенке. Сунул туда морду и зачавкал, больше не обращая ни на что внимания.
Лишь равномерное чавканье, да длинные уши меланхолично покачивались с каждым движением челюсти… Леха вздохнул, нагнулся к трупам и стал сосать кровь.
Сначала одно тело, потом другое. Слушая свое хлюпанье – и чавканье ослика над ухом. Рядом с этим простеньким игровым ботом и сам – как заводной бычок. С элементарными реакциями: догнать, убить, высосать кровь. А больше ничего нет и не было. Никогда. Все остальное – лишь кажется. Всего лишь шутка программера, присобачившего заводному бычку парочку страшных воспоминаний… А на самом деле – лишь догнать, убить, высосать кровь. Изо дня день, из года в год, отныне и во веки веков… Леха взревел и метнулся прочь. Прочь от трупов и от этого осла! К черту это все! К дьяволу!!! Быстрее к Алисе. Теперь можно – так быстрее же к ней! Уже вечер, и она давно связалась со своими друзьями. Что они смогут сделать? И – главное! – когда?… Темнота обогнала. До скальной стены еще дюны две, а уже выступили звезды. Впрочем… Леха ухмыльнулся. Наверно, улыбка получилась довольная и до ужаса глупая – но ничего не мог с собой поделать. Перед дюнами, перед черным небом с блестками звезд – мягко светящаяся зеленым полупрозрачная карта, а на ней… Три черных точки в Изумрудных горах уже не вместе. Одна быстро скользит сюда… Это значит, что у нее все получилось. Вышла в сеть. И, кажется, – тьфу-тьфу-тьфу! – есть чем порадовать. То-то так сюда несется. Уже должно быть видно, наверно.
Леха щелкнул по браслету, гася карту. Вот только дурацкую улыбку, раздиравшую морду от уха до уха, так легко не погасишь. А впрочем, теперь можно. Задрал морду в небо. Ну где ты, Алиска? Мигнула одна звезда, другая. Потом сразу несколько звезд пропали – и на темном небе стал различим птичий силуэт, еще темнее, чем небо.
Пошел вниз, плюхнулся на песок, пробежал, гася скорость. Прилетела, красавица! Леха двинулся навстречу… И встал.
Движения у тени – резкие, угловатые. Совсем не те, что у Лиски. Улыбка погасла сама собой.
– А, это ты… – раздался из темноты хрипловатый голос. Леха невольно попятился. Черт бы ее побрал, эту черную гарпию. В тот раз Алиса вовремя появилась, а вот теперь… – Опять ты… – сказала гарпия, приближаясь, и тяжело вздохнула.
Ох, все же придется отведать, как это – бритвенными концами крыльев по роже.
Леха чуть отставил ногу в сторону, оставляя корпус неподвижным. Зачин финта. Ну давай, только замахнись крылышком, стерва черная…
Но гарпия остановилась. Быстро глянула назад, словно боялась, что за ними подглядывают. Снова посмотрела на Леху.
– Ты это… – сказала она. – В тот раз… Ну, неправа я была. Мир?
Леха нахмурился.
Это что? Зубы заговаривает?
– Кто же знал, что ты ее так успокоишь хорошо.
– Успокоишь?… – переспросил Леха.
– Ну да. Сидит целый день в позе лотоса, и только кончики крылышек чуть шевелятся. И лицо – как гипсовая маска. Будто ее тут вообще нет… – Гарпия вздохнула: – Мне бы так…
Ч-черт…
Сердце сделало два быстрых удара – и словно провалилось куда-то.
– Целый день? – переспросил Леха.
– Ну да… – сказала гарпия и тоже нахмурилась: – Что-то не так?
Доброжелательность была нечастым гостем в ее тоне. Мигом улетучилась.
– Я пойду к ней, – сказал Леха.
– Ну пойдем покажу, где она.
– Да я са…
Леха прикусил язык. Опустил переднюю ногу, потянувшуюся щелкнуть по браслету.
Черт его знает, кто на кого здесь батрачит и у кого в голове какие тараканы. Не нужно про карту говорить. Даже намекать и просто давать повод догадаться – не нужно. Меньше знаешь, крепче спишь.
Тень шевельнулась, в лицо ударил воздух, и гарпия взмыла вверх и ушла влево. Заложила разворот над Лехой и понеслась обратно к стене.
Леха засеменил за ней.
Сердце билось резко и неровно. Алиска, Алиска… Через час, значит? Иначе – согласна жевать коврик из-под мышки, которая была у дедушки?… Эх, Лиска, Лиска…
Из-за гребня дюны показалась скальная стена, и черная гарпия опять плюхнулась на землю. Махнула крылом:
– Вон там. Ну, иди… Не буду вам мешать…
Алиса и правда замерла, как статуэтка Будды в каком-нибудь тибетском храме.
Вот только лицо… Вовсе не гипсовая маска. Надо быть толстокожим, как слон, чтобы не заметить, что это не безразличие, а едва скрываемое отчаяние!
Леха невольно сбавил шаг, пошел медленно и бесшумно.
Наконец-то решился:
– Лис… Она вздрогнула и чуть не свалилась с валуна, на котором сидела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
– Но немцев-то они пропустили!
– Немцев там не было… – пробурчал сатир.
– А как же они к плато вышли?!
– Да случайно, похоже… Наверно, еще в пустыне на твой след наткнулись… Вот прямо по следу сразу к плато и пошли… Ты бы лучше не критиканствовал, а спасибо сказал, что я их заставил свой след заминировать! И незаметно и эффективно. А?
Леха очень медленно втянул воздух, а потом еще медленнее выцедил его сквозь зубы, заставляя себя сдерживаться.
Эффективно! Да нагони немцы на пару дюн раньше…
– Ну все, хватит фыркать и прохлаждаться! Дело стоит. Давай на плато, и поживее! Солнце еще высоко, – сообщил сатир и отключился. Вот ведь сволочь… Но никуда не деться. По крайней мере, пока. Леха щелкнул по браслету, покосился на Изумрудные горы, на три черные точки – особенно на ту, что одиноко засела подальше в горах… Вздохнул и побрел к плато.
Время тянулось медленно и тяжело. Хотелось к Изумрудным горам, к Алисе, а вместо этого змейкой между камнями. Влево, вправо. Влево, вправо. Влево, вправо…
До ряби перед глазами, до тошноты, до отвращения.
Хорошо хоть солнце потихоньку сползало к горизонту. Хотя бы жар спал, и на том спасибо…
– Как успехи? – ожил сатир.
Леха остановился и огляделся. Ничего себе! А ведь уже больше половины плато оглядел. Да что там, половины – уже три четверти, если не больше!
– Эй?
– Процентов семьдесят есть, – сказал Леха.
Только сатир не проникся гордостью за проделанную работу.
– Слушай, рогатенький, ты что такой радостный?… – осведомился он.
Как-то подозрительно нежно… Леха на всякий случай промолчал.
– Ты схрон должен найти, а не плато обыскать! – взорвался сатир. – Понял?! Схрон! О господи, что за народ…
Сколько еще тут поколений должно смениться, чтобы работу стали оценивать не часами, а результатом?…
– Схрона пока нет, – сказал Леха.
– А ты не мог пропустить?
– Нет, – сказал Леха. Оглянулся на южный край, на лабиринт из валунов. Скорее всего, схрон там. – Я же сказал, что, скорее всего, он…
Леха осекся. Нет, вот как раз этого сатиру не говорил. Чертова жара! Совсем мозги плавятся, будто в реале…
– Что?
– Скорее всего, ближе к концу найду, – сказал Леха. – Здесь на южном краю есть несколько приметных мест, но…
– Но?… – напрягся сатир.
– Если искать урывками и не найти сразу, то потом можно и пропустить. Начинаешь путать, где уже смотрел, а где не смотрел…
– Нет, ты лучше давай и дальше змейкой, – сказал сатир. – Методично, по-военному. Молодец, и дальше так держать… Хотя нет. Половину обыскал, говоришь?
– Угу. Даже больше.
– Тогда хватит на сегодня. Не дай бог, в сумерках пропустишь. Давай дуй сюда, а остальное завтра доглядишь, на свежую голову.
– Хорошо. Только…
– Без всяких только! Дуй сюда, и быстрее! Некогда мне с тобой цацкаться, спать охота! И так весь день то на форуме висел, то на карту пялился. Голова уже кругом…
– Только крюк небольшой сделаю, – сказал Леха, разглядывая карту.
– Опять охотничий рог зовет? Да тебе пока не надо, я считал. Ты где-то до завтрашнего утра почти сытый будешь. Тогда и заправишься теплой кровушкой.
– А если утром никого рядом не будет? Нет, лучше сейчас. Как раз двое недалеко.
Сатир тяжело вздохнул, словно его подбивали разгрузить вагон-другой стальных чушек.
– Ладно… Ну где? – пробурчал он и зевнул: – С севера, что ли?
Леха поморщился. К северу от плато есть две точки, тут сатир прав. Но…
– Нет, не тех. На востоке, из Олд Волта идут.
– Из Олд Волта, говоришь?… Опять из Олд Волта… – Кажется, сонливости в его голосе стало поменьше. – А помоему, те с севера к тебе ближе, – почти вкрадчиво предложил сатир. – Севернее плато, видишь? И как раз сюда идут, к стене. Прямо по пути будет. Леха сглотнул.
Самое паршивое, что и тут сатир прав. До них ближе. И если начать упираться… Может, на завтра отложить? Но… Три черные точки в Изумрудных горах притягивали взгляд и сердце.
– Думаешь, лучше их? – с сомнением спросил Леха.
– Угу-у, – медленно и значительно протянул сатир. Уже ни капельки сонливости, одно лишь напряженное внимание. К малейшему нюансу того, как именно ему сейчас будут возражать… Черт бы его побрал! Леха старательно зевнул, погромче:
– А-а-а… Да, эти даже ближе, кажется. Но…
– Но? – спросил сатир. Четко и медленно. Уже совершенно не торопясь спать.
– Но… понимаешь, этот Гнусмас… Там…
– Что «там»?
Но Леха не спешил с ответом. Старательно мялся, словно признание в самом деле давалось с трудом.
– Не хочется мне туда, даже близко… Там… Ну, когда тебя сжигают, то потом…
Сатир хрюкнул от смеха и зашелся своим противным хихиканьем:
– Ах, так тебя сожгли? Да, салажка рогатенькая… Это ты умудрился. Долго старался, наверное…
Леха терпеливо ждал, пока сатиру надоест. Уж лучше издевки, чем подозрения.
Потихоньку начал семенить на восток. К тем двоим, что вышли из Олд Волта, – и заодно к Изумрудным горам…
– Ладно, стальное сердце с трясущимся хвостом. Иди к своему Олд Волту…
Сатир зевнул и отключился.
Перед гребнем последней дюны Леха притормозил, прислушиваясь. Как там путешественники?
Темнеет, но еще светло. А здесь кто может идти, посреди пустыни, вдвоем? Охотники какие-нибудь… Неохота пулю словить.
Леха лег на песок и подполз к самому гребню. По ту сторону дюны заливисто смеялись – оба голоса женские. Один прямо как колокольчик. А может быть, это не голос, а лишь звуковая «шкурка», как их сатир называет. Второй голос пониже, но тоже приятный, бархатистый такой.
Поскрипывание.
И еще какой-то звук. Равномерный. Похожий на…
Леха нахмурился, подполз к гребню еще ближе и осторожно выглянул.
Две женщины, обе в бархатных алых плащах. У обеих высокие замысловатые прически, в которых сверкают золото и драгоценные камни – словно кусочки заходящего солнца, только зеленоватые.
А за ними грустно топал не то ослик, не то маленький мул. С ритмичностью метронома переставляя ноги, он тащил повозку. Там ящики, свертки, какие-то брусья… Далеко высунулась вверх длинная доска, с вычурными зелеными буквами: «…as Jewelry».
Длинные уши осла покачивались в такт шагам, почти хлопая его по щекам, но ослик брел и брел за своими хозяйками, ни на что не обращая внимания…
Те тоже еще клуши. Идут не глядя по сторонам, хихикая и о чем-то увлеченно болтая, – но не на русском и даже не на английском. То ли прибалтийки, то ли финки.
У одной за спиной карабин, вторая вообще безоружная…
И вот их – убивать? Леха поморщился. Шевельнулось воспоминание, тяжелое и мерзкое, как вкус нефти, но Леха затолкал его обратно в катакомбы души, прежде чем оно вырвалось из-под контроля.
Хочется не хочется… Надо! Им это всего лишь игра, а вот здесь, в бычьей шкурке бегать… Или в птичьей… Надо.
Потому что ничто не должно вызывать подозрений у сатира. Грустно будет, если в самый последний момент все сорвется из-за такого пустяка. Если сатир сквозь дрему бросит взгляд на карту, а там эта парочка живая и невредимая и топают дальше в пустыню, а бычок, вместо охоты на них, замер в горах…
Леха перемахнул гребень и побежал вниз. Надо просто потерпеть. В последний раз. Ведь это в последний раз, правда?
Вниз под дюну, заходя на женщин чуть сзади, как торпеда на танкер, но особенно не скрываясь, даже не пытаясь бежать бесшумно.
Одна, с голосом как колокольчик, обернулась – и ее улыбка вылиняла. Она что-то крикнула, ее подружка дернулась за карабином… и первой получила рогом в живот. Вторая торговка драгоценностями задержалась в игре немногим дольше.
Потом, морщась от солоноватого вкуса крови, бьющей в морду, Леха с остервенением мотал головой, сбрасывая ее с рога, – маленькое и хрупкое тельце никак не желало слезать. Возил тело по песку, цепляя его ногой, – и там трещали кости, там что-то рвалось и ломалось, но никак не желало сдираться с рога…
Наконец женщина упала на песок, изломанная и залитая кровью. Похожая на…
Леха закрыл глаза и закусил губу, отгоняя воспоминания. А когда открыл – наткнулся на грустный взгляд ослика. Печальный и укоряющий.
Ослик поглядел на убитых хозяек, на пустыню… Еще раз поднял глаза на Леху. Презрительно фыркнул и развернулся к повозке – к сумке, притороченной на передней стенке. Сунул туда морду и зачавкал, больше не обращая ни на что внимания.
Лишь равномерное чавканье, да длинные уши меланхолично покачивались с каждым движением челюсти… Леха вздохнул, нагнулся к трупам и стал сосать кровь.
Сначала одно тело, потом другое. Слушая свое хлюпанье – и чавканье ослика над ухом. Рядом с этим простеньким игровым ботом и сам – как заводной бычок. С элементарными реакциями: догнать, убить, высосать кровь. А больше ничего нет и не было. Никогда. Все остальное – лишь кажется. Всего лишь шутка программера, присобачившего заводному бычку парочку страшных воспоминаний… А на самом деле – лишь догнать, убить, высосать кровь. Изо дня день, из года в год, отныне и во веки веков… Леха взревел и метнулся прочь. Прочь от трупов и от этого осла! К черту это все! К дьяволу!!! Быстрее к Алисе. Теперь можно – так быстрее же к ней! Уже вечер, и она давно связалась со своими друзьями. Что они смогут сделать? И – главное! – когда?… Темнота обогнала. До скальной стены еще дюны две, а уже выступили звезды. Впрочем… Леха ухмыльнулся. Наверно, улыбка получилась довольная и до ужаса глупая – но ничего не мог с собой поделать. Перед дюнами, перед черным небом с блестками звезд – мягко светящаяся зеленым полупрозрачная карта, а на ней… Три черных точки в Изумрудных горах уже не вместе. Одна быстро скользит сюда… Это значит, что у нее все получилось. Вышла в сеть. И, кажется, – тьфу-тьфу-тьфу! – есть чем порадовать. То-то так сюда несется. Уже должно быть видно, наверно.
Леха щелкнул по браслету, гася карту. Вот только дурацкую улыбку, раздиравшую морду от уха до уха, так легко не погасишь. А впрочем, теперь можно. Задрал морду в небо. Ну где ты, Алиска? Мигнула одна звезда, другая. Потом сразу несколько звезд пропали – и на темном небе стал различим птичий силуэт, еще темнее, чем небо.
Пошел вниз, плюхнулся на песок, пробежал, гася скорость. Прилетела, красавица! Леха двинулся навстречу… И встал.
Движения у тени – резкие, угловатые. Совсем не те, что у Лиски. Улыбка погасла сама собой.
– А, это ты… – раздался из темноты хрипловатый голос. Леха невольно попятился. Черт бы ее побрал, эту черную гарпию. В тот раз Алиса вовремя появилась, а вот теперь… – Опять ты… – сказала гарпия, приближаясь, и тяжело вздохнула.
Ох, все же придется отведать, как это – бритвенными концами крыльев по роже.
Леха чуть отставил ногу в сторону, оставляя корпус неподвижным. Зачин финта. Ну давай, только замахнись крылышком, стерва черная…
Но гарпия остановилась. Быстро глянула назад, словно боялась, что за ними подглядывают. Снова посмотрела на Леху.
– Ты это… – сказала она. – В тот раз… Ну, неправа я была. Мир?
Леха нахмурился.
Это что? Зубы заговаривает?
– Кто же знал, что ты ее так успокоишь хорошо.
– Успокоишь?… – переспросил Леха.
– Ну да. Сидит целый день в позе лотоса, и только кончики крылышек чуть шевелятся. И лицо – как гипсовая маска. Будто ее тут вообще нет… – Гарпия вздохнула: – Мне бы так…
Ч-черт…
Сердце сделало два быстрых удара – и словно провалилось куда-то.
– Целый день? – переспросил Леха.
– Ну да… – сказала гарпия и тоже нахмурилась: – Что-то не так?
Доброжелательность была нечастым гостем в ее тоне. Мигом улетучилась.
– Я пойду к ней, – сказал Леха.
– Ну пойдем покажу, где она.
– Да я са…
Леха прикусил язык. Опустил переднюю ногу, потянувшуюся щелкнуть по браслету.
Черт его знает, кто на кого здесь батрачит и у кого в голове какие тараканы. Не нужно про карту говорить. Даже намекать и просто давать повод догадаться – не нужно. Меньше знаешь, крепче спишь.
Тень шевельнулась, в лицо ударил воздух, и гарпия взмыла вверх и ушла влево. Заложила разворот над Лехой и понеслась обратно к стене.
Леха засеменил за ней.
Сердце билось резко и неровно. Алиска, Алиска… Через час, значит? Иначе – согласна жевать коврик из-под мышки, которая была у дедушки?… Эх, Лиска, Лиска…
Из-за гребня дюны показалась скальная стена, и черная гарпия опять плюхнулась на землю. Махнула крылом:
– Вон там. Ну, иди… Не буду вам мешать…
Алиса и правда замерла, как статуэтка Будды в каком-нибудь тибетском храме.
Вот только лицо… Вовсе не гипсовая маска. Надо быть толстокожим, как слон, чтобы не заметить, что это не безразличие, а едва скрываемое отчаяние!
Леха невольно сбавил шаг, пошел медленно и бесшумно.
Наконец-то решился:
– Лис… Она вздрогнула и чуть не свалилась с валуна, на котором сидела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65