Типичная самонадеянность коммивояжера, так это называли в бизнес-школе и предостерегали от подобных вещей.
– Встреча произошла много лет назад и была очень короткой, – продолжал Латранесто. – Я был тем Малышом, который по глупости налетел на веревку машины.
Ах! Вот, значит, в чем дело. Это он, тогда еще совсем юный, врезался в связующий линь «Скайдайвера».
– Понятно, – сказал Рейми.
– Это я был виноват в том, что люди внутри едва не погибли, – снова заговорил Латранесто. – На веревке остались следы моей крови, что и привлекло внимание вууки.
Рейми перевел взгляд на место на теле Латранесто рядом с грудным плавником. Незатянутыми кожей теперь оставались только хвостовые плавники вууки, но и они уже больше не бились.
Латранесто прибавил новый бугор к своей и без того впечатляющей коллекции.
– И он напал на тебя, – сказал Рейми. – Его привлекла твоя кровь.
– И кровь, и движение, – подтвердил Латранесто. – Именно это привлекло вууку и к тебе. Они реагируют на кровь и движение.
Рейми состроил гримасу, вспомнив, как он молотил конечностями, стараясь совладать со своими новыми мышцами.
– Могли бы и предупредить, – обиженно сказал он.
– Не понимаю смысла твоих слов.
– Я имею в виду, вам следовало предостеречь нас, что, как только я появлюсь на свет, тут же объявится хищник, – объяснил Рейми. – И еще вы обещали, что наготове будет Защитник.
Один из поддерживающих широкий живот Латранесто джанска издал звук, подозрительно похожий на «хм».
– Обычно нет необходимости в Защитнике, – пророкотал Латранесто. – Новорожденные джанска очень тихие, спокойные и не привлекают внимания вуука.
– Проклятье! – прозвучал в глубине сознания Рейми голос Фарадея.
Тело Рейми конвульсивно изогнулось. Человеческий голос, внезапно ворвавшийся в рокот разговора на языке джанска, напугал его. Он звучал как-то очень… чужеродно.
– Что? – спросил Рейми.
– Атрофия пуповины, – ответил Фарадей. – Именно благодаря этому младенцы джанска перед самым рождением испытывают некоторый недостаток воздуха и впадают в сонное состояние.
Другой голос, кажется женский, произнес что-то неразборчивое.
– Что она говорит? – спросил Рейми. Послышался щелчок еще одного включенного микрофона.
– Я сказала, что они вылетают из родового канала, как торпеды, – повторил женский голос. Наверно, Макколлам, эксперт по джанска. – Таким образом, они оказываются достаточно далеко от матери, и хищник, привлеченный ее движениями или послеродовым кровотечением, даже не замечает Малыша. Круто!
– Очень приятно, что вам нравится, – проворчал Рейми. – А теперь не можете ли вы все на некоторое время заткнуться? О’кей?
Он с усилием снова перестроился на речь джанска.
– Теперь понятно, – пророкотал он Латранесто. – Сначала я этого не понимал. – Он заколебался на мгновение, но не смог воспротивиться искушению. – Люди понимают джанска хуже, чем им кажется.
– Хорошо, что ты узнаёшь новое, человеческое дитя, – сказал Латранесто. – Ведь ты именно ради этого здесь, не так ли?
Рейми почувствовал, что хмурится, или, точнее говоря, попытался сделать это, как будто у него было человеческое лицо. Но потом счел, что на первых порах такого поверхностного объяснения достаточно.
И тем не менее что-то в последнем замечании задело его. Потенциально оно могло нести в себе прямоту, иронию, снисходительность, удивление или даже оскорбление. Он снова пожалел, что нюансы нового языка пока ускользают от него.
– Я здесь ради того, чтобы между нашими народами установились понимание и согласие, – сымпровизировал он, надеясь, что это достаточно всеохватывающее утверждение.
– Конечно, – ответил Латранесто. – И, по-моему, пора начать двигаться в этом направлении.
– Я готов, – сказал Рейми, в глубине души жалея, что в школе уделял мало внимания курсу методологии коммивояжера. Там учили умению разбираться в людях, что сейчас было для него гораздо важнее бесчисленных лабораторных по анализу фондовой биржи, над которым он корпел ночами. – И каков первый шаг?
– Прежде всего тебе нужно научиться выживать, – ответил Латранесто. – Преследуя эту цель, Советники, Лидеры и Мудрые подобрали для тебя товарища. – Он издал звук, похожий на сирену, подающую судам сигналы во время тумана, и откуда-то из-за него показался взрослый джанска, но гораздо меньших размеров. – Это Тигралло, Защитник, – представил его Латранесто. – Он и твоя мать, Миразни, будут приглядывать за тобой, пока ты не научишься всему, без чего невозможно стать настоящим джанска.
– Спасибо, – сказал Рейми смущенно.
Что ни говори, он совершенно взрослый, двадцатитрехлетний человек, а они приставляют к нему даже не одну, а двух «нянек».
Он перевел взгляд на свежий бугор на боку Латранесто – бугор, совсем недавно бывший вуука. Испытывать некоторое смущение – это ерунда по сравнению с тем, с чем можно столкнуться на Юпитере.
– Спасибо, – повторил он, на этот раз от всей души. – Уверен, их помощь окажется для меня очень ценной.
– Для того чтобы стать настоящим джанска, нужно также стать джанска по имени.
– Прошу прощения? – удивился Рейми.
– Не понимаю, почему ты извиняешься, когда речь идет об имени.
– Нет, я не то имел в виду. Я хотел сказать…
– Рейми, – пробормотал Фарадей ему в ухо.
– Что такое? – Рейми был отнюдь не доволен тем, что их разговор снова прервали.
И опять переключиться на английский показалось ему странно трудно, даже издавать требуемые для этого звуки было тяжело.
– Я имею в виду ваше имя: Рейми, – сказал Фарадей. – У джанска это женское имя. С окончанием на «и». Мужские имена оканчиваются на «о».
– Рад слышать, – проворчал Рейми. – Могли бы рассказать мне об этом и заранее.
– Прошу прощения, – сказал Фарадей. – Я был уверен, что команда подготовки сообщила вам об этом.
– А она не сообщила. – Рейми охватило отвращение по отношению ко всем ним. – О чем еще мне не рассказали?
– Я ведь уже извинился. – Чувствовалось, что Фарадей с трудом сдерживается. – Чего еще вы от меня хотите?
Рейми презрительно фыркнул. Но, по правде говоря, чего еще можно ожидать от огромной, устоявшейся, привыкшей к удобствам и спокойной жизни организации наподобие «Скай-Лайт»? В прослушанных им курсах корпоративной истории снова и снова приводились примеры того, как высокие доходы и ощущение вседозволенности прямиком ведут к небрежности и лени.
Плюс еще раздираемый противоречиями Совет Пятисот; неплохая получается смесь. По идее, следовало радоваться, что его вообще высадили на той планете, где задумывалось.
– Ты разговариваешь с людьми, а не с Советником? – спросил Тигралло, описывая вокруг Рейми круги.
Голос у него был не такой звучный, как у Латранесто, но так же богат обертонами.
И если Тигралло проявлял нетерпение, то Латранесто, скорее всего, тоже.
– Прошу прощения. – Рейми снова перешел на язык джанска, лихорадочно стараясь решить проблему с именем.
Это должно быть что-то содержательное, но в то же время легко запоминающееся, в отличие от остальных джанска; у них, похоже, что ни имя, то язык сломаешь.
Тигралло перевернулся на спину и начал описывать круги в обратном направлении. Сейчас он больше всего напоминал фантазию какого-нибудь безумного импрессиониста – нечто среднее между дельфином и мантой…
Почему бы и нет?
– Я выбрал себе имя, Советник, – сказал Рейми. – Хочу, чтобы меня называли Мантой.
– Это не годится, – ответил Латранесто. – Ты мужчина и должен избрать для себя мужское имя.
– Но я не просто джанска, – возразил Рейми, – я еще и человек. По-моему, это логично, чтобы мое имя было уникальным среди всех имен джанска.
Латранесто пророкотал что-то, и кто-то из группы поддерживающих его джанска ему ответил. Разгорелась дискуссия. Рейми попытался следить за ней, но очень быстро почувствовал, что не понимает ничего. Разговор, казалось, состоял только из нюансов, ни одного известного ему тонального слова. Либо это был совсем другой диалект, либо, общаясь с ним, они сознательно произносили слова очень отчетливо и медленно.
Обсуждению, казалось, не будет конца, и все же настал момент, когда рокот стих.
– Хорошо, – снова вполне понятно для Рейми заявил Латранесто. – Начиная с этого дня и до тех пор, когда Глубина поглотит тебя, ты будешь называться Мантой.
Пока Глубина поглотит тебя. Звучит зловеще. Что это, вариант джанска «пока смерть не разлучит нас»?
– Теперь мне пора уходить, – продолжал Латранесто. – Еще раз от имени Советников, Лидеров и Мудрых приветствую тебя в нашем доме. Используй свое время и способности с мужеством, силой и мудростью.
– Постараюсь, – ответил Рейми. – Надеюсь, мы еще встретимся.
– Возможно, – сказал Латранесто. – А до тех пор желаю тебе плавать в мире и благополучии.
Советник сделал волнообразное движение грудными плавниками, что послужило долгожданным сигналом поддерживающим его джанска. Они дружно вынырнули из-под него и поплыли кто куда. Латранесто упал вниз точно камень и быстро исчез из вида, утонув в бурлящей атмосфере.
– Пошли.
Голос исходил откуда-то из-за спины. Рейми с усилием развернулся и увидел Тигралло, ритмично взбивающего воздух сильными, но плавными движениями грудных плавников.
– Твоя первая задача – научиться находить еду, – сказал Защитник. – Ты ведь хочешь есть, надо полагать?
Внезапно Рейми осознал, что желудок его нового тела совершенно пуст.
– Еще бы! – ответил он. – Идем.
Фарадей отключил микрофон и подвигал затекшими пальцами. Вроде бы все под контролем, по крайней мере на данный момент.
– Ну? – сказал он, обращаясь ко всем присутствующим. – Ваши оценки?
– Если так осуществляются все проекты, запросто можно схлопотать сердечный приступ, – проворчал Гессе.
– Позвольте напомнить, что это была ваша идея – увеличить подачу кислорода, – заметил Миллиган с оттенком презрения в голосе. – Если бы мы не сделали этого, он бы не привлек к себе внимание вууки.
– Прошу прошения, мистер Миллиган, но я всего лишь хотел, чтобы он не задохнулся, едва появившись на свет, – покраснев, огрызнулся Гессе. – И уж поскольку мы заговорили о всяких «если», – он перевел взгляд на Макколлам, – то если бы наш хваленый ксенобиолог объяснил мне, что атрофия пуповины – нормальное…
– Не пытайтесь переложить вину на меня, – перебила его Макколлам. – Нам пришлось двадцать лет тянуть джанска за язык, чтобы узнать хоть что-то об их физиологии. Они никогда ни словом не упоминали об этом.
– Все, все, хватит, – прервал эту перепалку Фарадей, придав голосу некоторую толику властности «живой легенды». – Это относится ко всем. Я знаю – это были напряженные дни, и все мы устали. Но давайте останемся профессионалами. Предоставим бюрократам искать виноватых. – Макколлам состроила гримасу, но возражать не стала. Гессе тоже не сказал ничего. Фарадей обвел всех взглядом. – Итак, ваши оценки?
– Он хорошо осваивается в новой для него обстановке, – заметил Спренкл. – Я бы сказал, даже слишком хорошо.
– В каком смысле?
– Это трудно точно выразить словами, – ответил Спренкл, задумчиво поглаживая усы. – Вы заметили, что каждый раз, переключаясь на английский, он как будто запинался?
– Это происходит с большинством людей, когда они переходят с одного языка на другой, – заметил Бич.
– Верно, – согласился Спренкл. – Но он к тому же явно был недоволен, когда мы прерывали его разговор. Иногда фактически на грани враждебности.
– Может, потому, что мы едва не убили его, – пробормотал Миллиган. Гессе сердито посмотрел на него. – Нет, я ничего такого на самом деле не думаю… Помните это замечание насчет того, что мы только воображаем, будто много знаем о физиологии джанска?
– Не смешно, – пробормотала Макколлам.
– Суть в том, что он уже, похоже, перестраивает способ мышления с нашего на их, – продолжал Спренкл. – Идентифицирует себя с новым телом и новым окружением.
– Но разве не этого мы и хотели? – спросил Фарадей.
– Конечно. По крайней мере, до некоторой степени, – ответил Спренкл. – Если он не сумеет стать органичной частью общества джанска, его ожидает жалкая жизнь. Моя мысль сводится к тому, что мы никак не ожидали, что это произойдет так скоро.
– Может, тут замешано что-то еще, – сказал Гессе. – Я просмотрел файл Рейми. Этого человека все еще гложут негодование и злость из-за несчастного случая, который с ним произошел. Может, его теперешнее поведение все еще несет в себе следы этой злости.
– На кого конкретно он злится? – спросил Бич.
– На вселенную в целом, – ответил Спренкл, – и на человечество в частности. Рейми относится к тому типу людей, которые всячески холят и лелеют свои обиды.
– Значит, он лелеет свою обиду на вселенную, – нахмурился Бич. – Но при чем тут человечество? Никто специально не сажал на трассе дерево с той целью, чтобы он на него наткнулся.
– Нет, но ему хотелось порисоваться перед своей подружкой, – сказал Спренкл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
– Встреча произошла много лет назад и была очень короткой, – продолжал Латранесто. – Я был тем Малышом, который по глупости налетел на веревку машины.
Ах! Вот, значит, в чем дело. Это он, тогда еще совсем юный, врезался в связующий линь «Скайдайвера».
– Понятно, – сказал Рейми.
– Это я был виноват в том, что люди внутри едва не погибли, – снова заговорил Латранесто. – На веревке остались следы моей крови, что и привлекло внимание вууки.
Рейми перевел взгляд на место на теле Латранесто рядом с грудным плавником. Незатянутыми кожей теперь оставались только хвостовые плавники вууки, но и они уже больше не бились.
Латранесто прибавил новый бугор к своей и без того впечатляющей коллекции.
– И он напал на тебя, – сказал Рейми. – Его привлекла твоя кровь.
– И кровь, и движение, – подтвердил Латранесто. – Именно это привлекло вууку и к тебе. Они реагируют на кровь и движение.
Рейми состроил гримасу, вспомнив, как он молотил конечностями, стараясь совладать со своими новыми мышцами.
– Могли бы и предупредить, – обиженно сказал он.
– Не понимаю смысла твоих слов.
– Я имею в виду, вам следовало предостеречь нас, что, как только я появлюсь на свет, тут же объявится хищник, – объяснил Рейми. – И еще вы обещали, что наготове будет Защитник.
Один из поддерживающих широкий живот Латранесто джанска издал звук, подозрительно похожий на «хм».
– Обычно нет необходимости в Защитнике, – пророкотал Латранесто. – Новорожденные джанска очень тихие, спокойные и не привлекают внимания вуука.
– Проклятье! – прозвучал в глубине сознания Рейми голос Фарадея.
Тело Рейми конвульсивно изогнулось. Человеческий голос, внезапно ворвавшийся в рокот разговора на языке джанска, напугал его. Он звучал как-то очень… чужеродно.
– Что? – спросил Рейми.
– Атрофия пуповины, – ответил Фарадей. – Именно благодаря этому младенцы джанска перед самым рождением испытывают некоторый недостаток воздуха и впадают в сонное состояние.
Другой голос, кажется женский, произнес что-то неразборчивое.
– Что она говорит? – спросил Рейми. Послышался щелчок еще одного включенного микрофона.
– Я сказала, что они вылетают из родового канала, как торпеды, – повторил женский голос. Наверно, Макколлам, эксперт по джанска. – Таким образом, они оказываются достаточно далеко от матери, и хищник, привлеченный ее движениями или послеродовым кровотечением, даже не замечает Малыша. Круто!
– Очень приятно, что вам нравится, – проворчал Рейми. – А теперь не можете ли вы все на некоторое время заткнуться? О’кей?
Он с усилием снова перестроился на речь джанска.
– Теперь понятно, – пророкотал он Латранесто. – Сначала я этого не понимал. – Он заколебался на мгновение, но не смог воспротивиться искушению. – Люди понимают джанска хуже, чем им кажется.
– Хорошо, что ты узнаёшь новое, человеческое дитя, – сказал Латранесто. – Ведь ты именно ради этого здесь, не так ли?
Рейми почувствовал, что хмурится, или, точнее говоря, попытался сделать это, как будто у него было человеческое лицо. Но потом счел, что на первых порах такого поверхностного объяснения достаточно.
И тем не менее что-то в последнем замечании задело его. Потенциально оно могло нести в себе прямоту, иронию, снисходительность, удивление или даже оскорбление. Он снова пожалел, что нюансы нового языка пока ускользают от него.
– Я здесь ради того, чтобы между нашими народами установились понимание и согласие, – сымпровизировал он, надеясь, что это достаточно всеохватывающее утверждение.
– Конечно, – ответил Латранесто. – И, по-моему, пора начать двигаться в этом направлении.
– Я готов, – сказал Рейми, в глубине души жалея, что в школе уделял мало внимания курсу методологии коммивояжера. Там учили умению разбираться в людях, что сейчас было для него гораздо важнее бесчисленных лабораторных по анализу фондовой биржи, над которым он корпел ночами. – И каков первый шаг?
– Прежде всего тебе нужно научиться выживать, – ответил Латранесто. – Преследуя эту цель, Советники, Лидеры и Мудрые подобрали для тебя товарища. – Он издал звук, похожий на сирену, подающую судам сигналы во время тумана, и откуда-то из-за него показался взрослый джанска, но гораздо меньших размеров. – Это Тигралло, Защитник, – представил его Латранесто. – Он и твоя мать, Миразни, будут приглядывать за тобой, пока ты не научишься всему, без чего невозможно стать настоящим джанска.
– Спасибо, – сказал Рейми смущенно.
Что ни говори, он совершенно взрослый, двадцатитрехлетний человек, а они приставляют к нему даже не одну, а двух «нянек».
Он перевел взгляд на свежий бугор на боку Латранесто – бугор, совсем недавно бывший вуука. Испытывать некоторое смущение – это ерунда по сравнению с тем, с чем можно столкнуться на Юпитере.
– Спасибо, – повторил он, на этот раз от всей души. – Уверен, их помощь окажется для меня очень ценной.
– Для того чтобы стать настоящим джанска, нужно также стать джанска по имени.
– Прошу прощения? – удивился Рейми.
– Не понимаю, почему ты извиняешься, когда речь идет об имени.
– Нет, я не то имел в виду. Я хотел сказать…
– Рейми, – пробормотал Фарадей ему в ухо.
– Что такое? – Рейми был отнюдь не доволен тем, что их разговор снова прервали.
И опять переключиться на английский показалось ему странно трудно, даже издавать требуемые для этого звуки было тяжело.
– Я имею в виду ваше имя: Рейми, – сказал Фарадей. – У джанска это женское имя. С окончанием на «и». Мужские имена оканчиваются на «о».
– Рад слышать, – проворчал Рейми. – Могли бы рассказать мне об этом и заранее.
– Прошу прощения, – сказал Фарадей. – Я был уверен, что команда подготовки сообщила вам об этом.
– А она не сообщила. – Рейми охватило отвращение по отношению ко всем ним. – О чем еще мне не рассказали?
– Я ведь уже извинился. – Чувствовалось, что Фарадей с трудом сдерживается. – Чего еще вы от меня хотите?
Рейми презрительно фыркнул. Но, по правде говоря, чего еще можно ожидать от огромной, устоявшейся, привыкшей к удобствам и спокойной жизни организации наподобие «Скай-Лайт»? В прослушанных им курсах корпоративной истории снова и снова приводились примеры того, как высокие доходы и ощущение вседозволенности прямиком ведут к небрежности и лени.
Плюс еще раздираемый противоречиями Совет Пятисот; неплохая получается смесь. По идее, следовало радоваться, что его вообще высадили на той планете, где задумывалось.
– Ты разговариваешь с людьми, а не с Советником? – спросил Тигралло, описывая вокруг Рейми круги.
Голос у него был не такой звучный, как у Латранесто, но так же богат обертонами.
И если Тигралло проявлял нетерпение, то Латранесто, скорее всего, тоже.
– Прошу прощения. – Рейми снова перешел на язык джанска, лихорадочно стараясь решить проблему с именем.
Это должно быть что-то содержательное, но в то же время легко запоминающееся, в отличие от остальных джанска; у них, похоже, что ни имя, то язык сломаешь.
Тигралло перевернулся на спину и начал описывать круги в обратном направлении. Сейчас он больше всего напоминал фантазию какого-нибудь безумного импрессиониста – нечто среднее между дельфином и мантой…
Почему бы и нет?
– Я выбрал себе имя, Советник, – сказал Рейми. – Хочу, чтобы меня называли Мантой.
– Это не годится, – ответил Латранесто. – Ты мужчина и должен избрать для себя мужское имя.
– Но я не просто джанска, – возразил Рейми, – я еще и человек. По-моему, это логично, чтобы мое имя было уникальным среди всех имен джанска.
Латранесто пророкотал что-то, и кто-то из группы поддерживающих его джанска ему ответил. Разгорелась дискуссия. Рейми попытался следить за ней, но очень быстро почувствовал, что не понимает ничего. Разговор, казалось, состоял только из нюансов, ни одного известного ему тонального слова. Либо это был совсем другой диалект, либо, общаясь с ним, они сознательно произносили слова очень отчетливо и медленно.
Обсуждению, казалось, не будет конца, и все же настал момент, когда рокот стих.
– Хорошо, – снова вполне понятно для Рейми заявил Латранесто. – Начиная с этого дня и до тех пор, когда Глубина поглотит тебя, ты будешь называться Мантой.
Пока Глубина поглотит тебя. Звучит зловеще. Что это, вариант джанска «пока смерть не разлучит нас»?
– Теперь мне пора уходить, – продолжал Латранесто. – Еще раз от имени Советников, Лидеров и Мудрых приветствую тебя в нашем доме. Используй свое время и способности с мужеством, силой и мудростью.
– Постараюсь, – ответил Рейми. – Надеюсь, мы еще встретимся.
– Возможно, – сказал Латранесто. – А до тех пор желаю тебе плавать в мире и благополучии.
Советник сделал волнообразное движение грудными плавниками, что послужило долгожданным сигналом поддерживающим его джанска. Они дружно вынырнули из-под него и поплыли кто куда. Латранесто упал вниз точно камень и быстро исчез из вида, утонув в бурлящей атмосфере.
– Пошли.
Голос исходил откуда-то из-за спины. Рейми с усилием развернулся и увидел Тигралло, ритмично взбивающего воздух сильными, но плавными движениями грудных плавников.
– Твоя первая задача – научиться находить еду, – сказал Защитник. – Ты ведь хочешь есть, надо полагать?
Внезапно Рейми осознал, что желудок его нового тела совершенно пуст.
– Еще бы! – ответил он. – Идем.
Фарадей отключил микрофон и подвигал затекшими пальцами. Вроде бы все под контролем, по крайней мере на данный момент.
– Ну? – сказал он, обращаясь ко всем присутствующим. – Ваши оценки?
– Если так осуществляются все проекты, запросто можно схлопотать сердечный приступ, – проворчал Гессе.
– Позвольте напомнить, что это была ваша идея – увеличить подачу кислорода, – заметил Миллиган с оттенком презрения в голосе. – Если бы мы не сделали этого, он бы не привлек к себе внимание вууки.
– Прошу прошения, мистер Миллиган, но я всего лишь хотел, чтобы он не задохнулся, едва появившись на свет, – покраснев, огрызнулся Гессе. – И уж поскольку мы заговорили о всяких «если», – он перевел взгляд на Макколлам, – то если бы наш хваленый ксенобиолог объяснил мне, что атрофия пуповины – нормальное…
– Не пытайтесь переложить вину на меня, – перебила его Макколлам. – Нам пришлось двадцать лет тянуть джанска за язык, чтобы узнать хоть что-то об их физиологии. Они никогда ни словом не упоминали об этом.
– Все, все, хватит, – прервал эту перепалку Фарадей, придав голосу некоторую толику властности «живой легенды». – Это относится ко всем. Я знаю – это были напряженные дни, и все мы устали. Но давайте останемся профессионалами. Предоставим бюрократам искать виноватых. – Макколлам состроила гримасу, но возражать не стала. Гессе тоже не сказал ничего. Фарадей обвел всех взглядом. – Итак, ваши оценки?
– Он хорошо осваивается в новой для него обстановке, – заметил Спренкл. – Я бы сказал, даже слишком хорошо.
– В каком смысле?
– Это трудно точно выразить словами, – ответил Спренкл, задумчиво поглаживая усы. – Вы заметили, что каждый раз, переключаясь на английский, он как будто запинался?
– Это происходит с большинством людей, когда они переходят с одного языка на другой, – заметил Бич.
– Верно, – согласился Спренкл. – Но он к тому же явно был недоволен, когда мы прерывали его разговор. Иногда фактически на грани враждебности.
– Может, потому, что мы едва не убили его, – пробормотал Миллиган. Гессе сердито посмотрел на него. – Нет, я ничего такого на самом деле не думаю… Помните это замечание насчет того, что мы только воображаем, будто много знаем о физиологии джанска?
– Не смешно, – пробормотала Макколлам.
– Суть в том, что он уже, похоже, перестраивает способ мышления с нашего на их, – продолжал Спренкл. – Идентифицирует себя с новым телом и новым окружением.
– Но разве не этого мы и хотели? – спросил Фарадей.
– Конечно. По крайней мере, до некоторой степени, – ответил Спренкл. – Если он не сумеет стать органичной частью общества джанска, его ожидает жалкая жизнь. Моя мысль сводится к тому, что мы никак не ожидали, что это произойдет так скоро.
– Может, тут замешано что-то еще, – сказал Гессе. – Я просмотрел файл Рейми. Этого человека все еще гложут негодование и злость из-за несчастного случая, который с ним произошел. Может, его теперешнее поведение все еще несет в себе следы этой злости.
– На кого конкретно он злится? – спросил Бич.
– На вселенную в целом, – ответил Спренкл, – и на человечество в частности. Рейми относится к тому типу людей, которые всячески холят и лелеют свои обиды.
– Значит, он лелеет свою обиду на вселенную, – нахмурился Бич. – Но при чем тут человечество? Никто специально не сажал на трассе дерево с той целью, чтобы он на него наткнулся.
– Нет, но ему хотелось порисоваться перед своей подружкой, – сказал Спренкл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54