В бридж играет вполне прилично, хороший характер... Может
быть немного нескладна и лицо вытянуто чуть больше чем надо... Но, зато
приятная улыбка, да и всегда своя голова на плечах. Если бы у Дьюка была
хоть капелька мозгов...
Но у Дьюка ее определенно не было. Фарнхэм поднялся и подошел к жене,
тупо уставившейся в телевизор.
- Грэйс! - позвал он. - Грэйс, дорогая, тебе пора ложиться, - и помог
ей дойти до спальни.
Вернувшись в гостиную, он застал сына сидящим в одиночестве. Сев, он
произнес:
- Дьюк, я хотел извиниться перед тобой за тот разговор во время
обеда.
- Ах, это! Да я уже и думать забыл.
- Я предпочел бы пользоваться твоим уважением, а не снисхождением. Я
знаю, что ты не одобряешь мою "дыру". Но ведь ты никогда и не спрашивал,
зачем я построил ее.
- А что тут спрашивать? Ты считаешь, что Советский Союз собирается
напасть на нас, и надеешься, что укрывшись в земле, спасешься. Обе эти
идеи нездоровы по сути. Болезненны. И более чем вредны для матери. Ты
просто вынуждаешь ее пить. И мне это не нравится. И еще больше мне не
понравилось то, что ты напомнил мне - мне, адвокату! - что я не должен
вмешиваться в отношения между мужем и женой.
Дьюк поднялся и сказал:
- Пожалуй, я пойду.
- Сынок, ну пожалуйста, разве защита не имеет права высказаться?
- Что? Ну ладно, ладно, - Дьюк снова сел.
- Я уважаю твое мнение. Я не разделяю его, но я не одинок. Множество
людей придерживается моей точки зрения. Хотя, впрочем, большинство
американцев и пальцем не пошевелило, чтобы попытаться спастись. Но, как
раз в тех вопросах, которые ты упомянул, ты неправ. Я не считаю, что СССР
нападет на нас - и я сомневаюсь, что наше убежище спасет кого-нибудь в
случае ядерного удара.
- Тогда зачем ты вечно таскаешь в ухе эту штуку, сводя мать с ума?
- Я никогда не попадал в автомобильную катастрофу. Но я застрахован
от нее. И бомбоубежище - это тоже своего рода страховка.
- Но ведь ты сам только что заявил, что убежище никого не спасет!
- Нет, это не совсем так. Оно могло бы спасти наши жизни, если бы мы
жили милях в ста отсюда. Но Маунтен-Спрингс - цель первостепенного
значения... и к тому же, ни один человек не может построить убежище,
которое выдержало бы прямое попадание.
- Тогда о чем же беспокоиться?
- Я уже сказал тебе. Это лучшая страховка, которую я могу себе
позволить. Наше убежище не выдержит прямого попадания. Но если ракета
уйдет немного в сторону, оно выдержит - а ведь русские весьма капризны. Я
просто постарался свести риск к минимуму. Это все, что я могу сделать.
Дьюк колебался.
- Отец, дипломат из меня никудышный...
- Тогда и не старайся быть дипломатом.
- В таком случае, я задам вопрос в лоб: стоит ли сводить мать с ума,
превращать ее в пьяницу только ради того, чтобы продлить свою жизнь на
какие-нибудь несколько лет с помощью этой земляной норы? Да и имеет ли
смысл дальнейшая жизнь после войны - когда страна будет опустошена, а все
твои друзья - мертвы?
- Может и нет.
- Тогда - зачем все это?
- Дьюк, ты пока не женат.
- Это неоспоримо.
- Сынок, я тоже буду откровенен с тобой. Я уже давным-давно перестал
беспокоиться о собственной безопасности. Ты уже взрослый человек и стоишь
на собственных ногах, и твоя сестра, хоть она еще и учится в колледже -
достаточно взрослая женщина. А что касается меня, - он пожал плечами. -
Единственное, что меня еще по-настоящему занимает, так это хорошая партия
в бридж. Как ты, наверное, заметил, мы с твоей матерью практически
перестали понимать друг друга.
- Да, я вижу это. Но это твоя вина. Это ты ведешь мать к
помешательству.
- Если бы все было так просто. Во-первых... ты еще учился на
адвоката, когда я построил это убежище - как раз во время Берлинского
кризиса. Тогда твоя мать приободрилась и снова стала сама собой. Тогда она
за весь день могла выпить один мартини и ей этого вполне хватало - а не
четыре, как сегодня вечером. Дьюк, Грэйс просто необходимо это убежище!
- Что ж, может быть. Но ты определенно выводишь ее из себя, снуя по
дому с этой затычкой в ухе.
- Вполне возможно. Но у меня нет выбора.
- Что ты имеешь в виду?
- Грэйс - моя жена, сынок. А "любить и заботиться" - включает в себя
и заботу о том, чтобы продлить ей жизнь, насколько это в моих силах. Это
убежище может сохранить ей жизнь. Но только в том случае, если она будет
находиться внутри него. Как по-твоему, за какое время до атаки нас успеют
предупредить? В лучше случае, минут за пятнадцать. А для того, чтобы
укрыть ее в убежище, достаточно будет и трех минут. Но если я не услышу
сигнала тревоги, у нас в распоряжении не окажется и трех минут. Поэтому-то
я и слушаю радио непрерывно. Во время любого кризиса.
- А если сигнал поступит в то время, когда ты спишь?
- Когда обстановка напряжена, я сплю с этой пуговицей в ухе. Когда
она напряжена до предела - как, например, сегодня, мы с Грэйс ночуем в
убежище. Девушкам тоже придется сегодня ночевать там. И ты, если хочешь,
можешь присоединиться к нам.
- Пожалуй, нет.
- Напрасно.
- Отец, даже если предположить, что атака возможна - только
предположить, потому что русские еще не сошли с ума - так зачем же было
строить убежище так близко к стратегической базе? Почему ты не выбрал
место, которое было бы равноудалено от любых возможных целей, и построил
бы убежище там - опять же, только предполагая, что оно ей необходимо для
успокоения нервов, что в принципе возможно - и тем самым избавить мать от
ненужных страданий?
Хьюберт Фарнхэм тяжело вздохнул.
- Сынок, она никогда бы не согласилась уехать отсюда. Ведь здесь ее
дом.
- Так заставь ее!
- Сынок, тебе приходилось когда-нибудь заставлять женщину делать то,
чего она по-настоящему не хочет? Кроме того, дело осложняется еще и ее
склонностью к выпивке - с алкоголиками довольно трудно сладить. А я должен
по возможности стараться ладить с ней, насколько это в моих силах. И...
Дьюк, я уже говорил тебе, что у меня не так-то много причин стараться
остаться в живых. И одна из них вот какая...
- Ну, продолжай же.
- Если эти проклятые, лживые подонки когда-нибудь все-таки сбросят
свои смертоносные бомбы на Соединенные Штаты, то я хотел бы отправиться на
тот свет как подобает настоящему мужчине и гражданину - с восемью мертвыми
врагами, лежащими вокруг меня!
Фарнхэм выпрямился в кресле.
- Я не шучу, Дьюк. Америка - лучшая страна из всех, что люди создали
за свою жизнь, за свою долгую историю, по крайней мере на мой взгляд, и
если эти мерзавцы убьют нашу страну, я тоже хотел бы убить хотя бы
нескольких из них! Человек восемь, не меньше. И я почувствовал большое
облегчение, когда Грэйс наотрез отказалась переезжать.
- Почему?
- Потому что я не хочу быть изгнанным из своего родного дома
каким-нибудь крестьянином со свиным рылом и скотскими манерами. Я
свободный человек. И надеюсь до конца остаться свободным. Я подготовился к
этому, как смог. Но бегство не в моем вкусе. Я... Девочки возвращаются!
Вошла Карен, неся напитки, за ней появилась Барбара.
- Ха! Барб осмотрела наши запасы и решила испечь креп-сюзе. Почему вы
оба такие мрачные? Какие-нибудь плохие новости?
- Нет, но если ты включишь телевизор, то мы еще успеем посмотреть
конец десятичасовых новостей. Барбара, какой замечательный запах!
Предлагаю вам место повара.
- А как же Джозеф?
- Джозефа мы оставим мажордомом.
- Тогда я согласна.
- Хей! - сказал Дьюк. - Как же это получается? Вы отвергаете мое
предложение сочетаться законным браком и принимаете предложение моего
старика жить с ним во грехе!
- Я что-то не заметила слова "грех".
- Как! Разве вы не знаете? Барбара... Наш отец - известный
сексуальный маньяк.
- Это правда, мистер Фарнхэм?
- Ну...
- Именно поэтому я и стал юристом, Барбара. Мы не в силах были тащить
сюда Джарри Гизлера аж из самого Лос-Анжелеса всякий раз, когда папочка
попадал в переплет.
- Да, славные были денечки! - согласился его отец. - Но, Барбара, к
сожалению, это было много лет назад. Теперь моей любовью стал
бридж-контракт.
- Раз вы так опасны, я считаю себя вправе рассчитывать на более
высокий оклад...
- Тише, дети!!! - прикрикнула Карен и сделала телевизор погромче:
- ...в основном пришли к соглашению по трем из четырех предложенных
Президентом основных вопросов и договорились собраться еще раз, чтобы
обсудить четвертый вопрос - о присутствии их атомных подводных лодок в
наших территориальных водах. Теперь можно с большой долей уверенности
сказать, что кризис, самый острый из всех, случившихся в период после
Второй Мировой войны, кажется идет на убыль в результате достижения
договоренности, удовлетворяющей обе стороны. А теперь позвольте
познакомить вас с потрясающими новостями, касающимися компании Дженерал
Моторс, сопровождающимися всесторонним их анализом, который по своей
глубине...
Карен выключила телевизор. Дьюк заметил:
- Все именно так, как я и предполагал, отец. Можешь вынуть из уха
свою затычку.
- Потом. Я занят креп-сюзе. Барбара, надеюсь, что вы будете готовить
их на завтрак каждое утро.
- Отец, перестань соблазнять ее и сдавай карты. Я хочу отыграться.
- У нас впереди еще целая ночь. - Мистер Фарнхэм кончил есть и
поднялся, чтобы убрать тарелку. В этот момент прозвенел звонок у входной
двери.
- Я открою.
Он отправился в прихожую, но скоро вернулся. Карен спросила:
- Кто там, папа? Я сдала за тебя. На сей раз мы с тобой партнеры. Ну,
вырази же свою радость по этому поводу.
- Я просто восхищен. Только помни, что игру с объявления одиннадцати
взяток не начинают. По-моему, этот человек просто заблудился. А может, он
не в свое м уме.
- Должно быть, это был один из моих поклонников. Пришел на свидание,
а ты его прогнал.
- Вполне возможно. Какой-то старый лысый болван, насквозь мокрый и
оборванный.
- Да, это ко мне, - подтвердила Карен. - Президент Десеса. Пойди,
догони его, отец.
- Слишком поздно. Он только взглянул на меня и смылся. Кто объявляет
масть?
Барбара продолжала играть на сей раз совершенно машинально. Но ей все
время казалось, что Дьюк объявляет слишком много взяток; тогда она поймала
себя на том, что недообъявляет взятки и попыталась бороться с собой. Они
завязли в длинном, мрачном роббере, который в конце-концов "выиграли",
хотя и проиграли по очкам.
Проиграть следующий роббер с Карен в качестве партнера было сущим
удовольствием. Они поменялись местами и Барбара вновь оказалась партнершей
мистера Фарнхэма. Он улыбнулся ей.
- Ну что, покажем им, как надо играть?
- Я постараюсь.
- Просто играйте как всегда. По книге. Все ошибки предоставьте делать
Дьюку.
- Слова - не деньги, папа. Давай побьемся об заклад, что вам не
выиграть этого роббера. Ставлю сто долларов.
- Хорошо, пусть будет сто.
Барбара стала нервничать, вспомнив о жалких семнадцати долларах,
которые лежали в ее сумочке. Она стала волноваться еще сильнее, когда
первый круг закончился при пяти трефах, объявленных и побитых - Дьюком - и
тогда она поняла, что он переборщил и остался бы без одной, если бы она
покрыла его прорез.
- Ну что, губернатор, удваиваем пари? - предложил Дьюк.
- О'кей. По рукам.
Второй круг был для нее намного удачнее: ее контракт при четырех
пиках. К тому же она смогла сходить со всех своих козырей до того, как они
переменились. Улыбка ее напарника была вполне достаточным вознаграждением.
Но у нее почему-то дрожали руки.
- Обе команды получают по очку, - сказал Дьюк, - счет сравнивается.
Как твое давление, папочка. Может, еще раз удвоим пари?
- Что, собираешься уволить свою секретаршу?
- Не надо лишних слов!
- Идет. Четыре сотни. Можешь продать свою машину.
Мистер Фарнхэм сдал карты. Барбара взяла свои и нахмурилась. В
принципе, не так уж плохо - две дамы, пара валетов, туз, король - но не
было длинной масти, да и король ничем не прикрыт. В общем, комбинация была
из тех, которые она привыкла называть "ни то, ни с е". Оставалось только
надеяться, что это будет один из кругов, в которых не бывает ни особенных
проигрышей, ни выигрышей.
Ее партнер взглянул на свои карты и объявил:
- Три, без козырей.
Барбара с трудом сдержалась, чтобы не вскрикнуть, а Карен
воскликнула:
- Папочка, да у тебя жар!
- Принимаю.
- Твой ход.
Боже, о Боже, что мне делать, - взмолилась про себя Барбара.
Объявление ее партнера сулило двадцать пять очков - и шлем. У нее на
руках было тринадцать очков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
быть немного нескладна и лицо вытянуто чуть больше чем надо... Но, зато
приятная улыбка, да и всегда своя голова на плечах. Если бы у Дьюка была
хоть капелька мозгов...
Но у Дьюка ее определенно не было. Фарнхэм поднялся и подошел к жене,
тупо уставившейся в телевизор.
- Грэйс! - позвал он. - Грэйс, дорогая, тебе пора ложиться, - и помог
ей дойти до спальни.
Вернувшись в гостиную, он застал сына сидящим в одиночестве. Сев, он
произнес:
- Дьюк, я хотел извиниться перед тобой за тот разговор во время
обеда.
- Ах, это! Да я уже и думать забыл.
- Я предпочел бы пользоваться твоим уважением, а не снисхождением. Я
знаю, что ты не одобряешь мою "дыру". Но ведь ты никогда и не спрашивал,
зачем я построил ее.
- А что тут спрашивать? Ты считаешь, что Советский Союз собирается
напасть на нас, и надеешься, что укрывшись в земле, спасешься. Обе эти
идеи нездоровы по сути. Болезненны. И более чем вредны для матери. Ты
просто вынуждаешь ее пить. И мне это не нравится. И еще больше мне не
понравилось то, что ты напомнил мне - мне, адвокату! - что я не должен
вмешиваться в отношения между мужем и женой.
Дьюк поднялся и сказал:
- Пожалуй, я пойду.
- Сынок, ну пожалуйста, разве защита не имеет права высказаться?
- Что? Ну ладно, ладно, - Дьюк снова сел.
- Я уважаю твое мнение. Я не разделяю его, но я не одинок. Множество
людей придерживается моей точки зрения. Хотя, впрочем, большинство
американцев и пальцем не пошевелило, чтобы попытаться спастись. Но, как
раз в тех вопросах, которые ты упомянул, ты неправ. Я не считаю, что СССР
нападет на нас - и я сомневаюсь, что наше убежище спасет кого-нибудь в
случае ядерного удара.
- Тогда зачем ты вечно таскаешь в ухе эту штуку, сводя мать с ума?
- Я никогда не попадал в автомобильную катастрофу. Но я застрахован
от нее. И бомбоубежище - это тоже своего рода страховка.
- Но ведь ты сам только что заявил, что убежище никого не спасет!
- Нет, это не совсем так. Оно могло бы спасти наши жизни, если бы мы
жили милях в ста отсюда. Но Маунтен-Спрингс - цель первостепенного
значения... и к тому же, ни один человек не может построить убежище,
которое выдержало бы прямое попадание.
- Тогда о чем же беспокоиться?
- Я уже сказал тебе. Это лучшая страховка, которую я могу себе
позволить. Наше убежище не выдержит прямого попадания. Но если ракета
уйдет немного в сторону, оно выдержит - а ведь русские весьма капризны. Я
просто постарался свести риск к минимуму. Это все, что я могу сделать.
Дьюк колебался.
- Отец, дипломат из меня никудышный...
- Тогда и не старайся быть дипломатом.
- В таком случае, я задам вопрос в лоб: стоит ли сводить мать с ума,
превращать ее в пьяницу только ради того, чтобы продлить свою жизнь на
какие-нибудь несколько лет с помощью этой земляной норы? Да и имеет ли
смысл дальнейшая жизнь после войны - когда страна будет опустошена, а все
твои друзья - мертвы?
- Может и нет.
- Тогда - зачем все это?
- Дьюк, ты пока не женат.
- Это неоспоримо.
- Сынок, я тоже буду откровенен с тобой. Я уже давным-давно перестал
беспокоиться о собственной безопасности. Ты уже взрослый человек и стоишь
на собственных ногах, и твоя сестра, хоть она еще и учится в колледже -
достаточно взрослая женщина. А что касается меня, - он пожал плечами. -
Единственное, что меня еще по-настоящему занимает, так это хорошая партия
в бридж. Как ты, наверное, заметил, мы с твоей матерью практически
перестали понимать друг друга.
- Да, я вижу это. Но это твоя вина. Это ты ведешь мать к
помешательству.
- Если бы все было так просто. Во-первых... ты еще учился на
адвоката, когда я построил это убежище - как раз во время Берлинского
кризиса. Тогда твоя мать приободрилась и снова стала сама собой. Тогда она
за весь день могла выпить один мартини и ей этого вполне хватало - а не
четыре, как сегодня вечером. Дьюк, Грэйс просто необходимо это убежище!
- Что ж, может быть. Но ты определенно выводишь ее из себя, снуя по
дому с этой затычкой в ухе.
- Вполне возможно. Но у меня нет выбора.
- Что ты имеешь в виду?
- Грэйс - моя жена, сынок. А "любить и заботиться" - включает в себя
и заботу о том, чтобы продлить ей жизнь, насколько это в моих силах. Это
убежище может сохранить ей жизнь. Но только в том случае, если она будет
находиться внутри него. Как по-твоему, за какое время до атаки нас успеют
предупредить? В лучше случае, минут за пятнадцать. А для того, чтобы
укрыть ее в убежище, достаточно будет и трех минут. Но если я не услышу
сигнала тревоги, у нас в распоряжении не окажется и трех минут. Поэтому-то
я и слушаю радио непрерывно. Во время любого кризиса.
- А если сигнал поступит в то время, когда ты спишь?
- Когда обстановка напряжена, я сплю с этой пуговицей в ухе. Когда
она напряжена до предела - как, например, сегодня, мы с Грэйс ночуем в
убежище. Девушкам тоже придется сегодня ночевать там. И ты, если хочешь,
можешь присоединиться к нам.
- Пожалуй, нет.
- Напрасно.
- Отец, даже если предположить, что атака возможна - только
предположить, потому что русские еще не сошли с ума - так зачем же было
строить убежище так близко к стратегической базе? Почему ты не выбрал
место, которое было бы равноудалено от любых возможных целей, и построил
бы убежище там - опять же, только предполагая, что оно ей необходимо для
успокоения нервов, что в принципе возможно - и тем самым избавить мать от
ненужных страданий?
Хьюберт Фарнхэм тяжело вздохнул.
- Сынок, она никогда бы не согласилась уехать отсюда. Ведь здесь ее
дом.
- Так заставь ее!
- Сынок, тебе приходилось когда-нибудь заставлять женщину делать то,
чего она по-настоящему не хочет? Кроме того, дело осложняется еще и ее
склонностью к выпивке - с алкоголиками довольно трудно сладить. А я должен
по возможности стараться ладить с ней, насколько это в моих силах. И...
Дьюк, я уже говорил тебе, что у меня не так-то много причин стараться
остаться в живых. И одна из них вот какая...
- Ну, продолжай же.
- Если эти проклятые, лживые подонки когда-нибудь все-таки сбросят
свои смертоносные бомбы на Соединенные Штаты, то я хотел бы отправиться на
тот свет как подобает настоящему мужчине и гражданину - с восемью мертвыми
врагами, лежащими вокруг меня!
Фарнхэм выпрямился в кресле.
- Я не шучу, Дьюк. Америка - лучшая страна из всех, что люди создали
за свою жизнь, за свою долгую историю, по крайней мере на мой взгляд, и
если эти мерзавцы убьют нашу страну, я тоже хотел бы убить хотя бы
нескольких из них! Человек восемь, не меньше. И я почувствовал большое
облегчение, когда Грэйс наотрез отказалась переезжать.
- Почему?
- Потому что я не хочу быть изгнанным из своего родного дома
каким-нибудь крестьянином со свиным рылом и скотскими манерами. Я
свободный человек. И надеюсь до конца остаться свободным. Я подготовился к
этому, как смог. Но бегство не в моем вкусе. Я... Девочки возвращаются!
Вошла Карен, неся напитки, за ней появилась Барбара.
- Ха! Барб осмотрела наши запасы и решила испечь креп-сюзе. Почему вы
оба такие мрачные? Какие-нибудь плохие новости?
- Нет, но если ты включишь телевизор, то мы еще успеем посмотреть
конец десятичасовых новостей. Барбара, какой замечательный запах!
Предлагаю вам место повара.
- А как же Джозеф?
- Джозефа мы оставим мажордомом.
- Тогда я согласна.
- Хей! - сказал Дьюк. - Как же это получается? Вы отвергаете мое
предложение сочетаться законным браком и принимаете предложение моего
старика жить с ним во грехе!
- Я что-то не заметила слова "грех".
- Как! Разве вы не знаете? Барбара... Наш отец - известный
сексуальный маньяк.
- Это правда, мистер Фарнхэм?
- Ну...
- Именно поэтому я и стал юристом, Барбара. Мы не в силах были тащить
сюда Джарри Гизлера аж из самого Лос-Анжелеса всякий раз, когда папочка
попадал в переплет.
- Да, славные были денечки! - согласился его отец. - Но, Барбара, к
сожалению, это было много лет назад. Теперь моей любовью стал
бридж-контракт.
- Раз вы так опасны, я считаю себя вправе рассчитывать на более
высокий оклад...
- Тише, дети!!! - прикрикнула Карен и сделала телевизор погромче:
- ...в основном пришли к соглашению по трем из четырех предложенных
Президентом основных вопросов и договорились собраться еще раз, чтобы
обсудить четвертый вопрос - о присутствии их атомных подводных лодок в
наших территориальных водах. Теперь можно с большой долей уверенности
сказать, что кризис, самый острый из всех, случившихся в период после
Второй Мировой войны, кажется идет на убыль в результате достижения
договоренности, удовлетворяющей обе стороны. А теперь позвольте
познакомить вас с потрясающими новостями, касающимися компании Дженерал
Моторс, сопровождающимися всесторонним их анализом, который по своей
глубине...
Карен выключила телевизор. Дьюк заметил:
- Все именно так, как я и предполагал, отец. Можешь вынуть из уха
свою затычку.
- Потом. Я занят креп-сюзе. Барбара, надеюсь, что вы будете готовить
их на завтрак каждое утро.
- Отец, перестань соблазнять ее и сдавай карты. Я хочу отыграться.
- У нас впереди еще целая ночь. - Мистер Фарнхэм кончил есть и
поднялся, чтобы убрать тарелку. В этот момент прозвенел звонок у входной
двери.
- Я открою.
Он отправился в прихожую, но скоро вернулся. Карен спросила:
- Кто там, папа? Я сдала за тебя. На сей раз мы с тобой партнеры. Ну,
вырази же свою радость по этому поводу.
- Я просто восхищен. Только помни, что игру с объявления одиннадцати
взяток не начинают. По-моему, этот человек просто заблудился. А может, он
не в свое м уме.
- Должно быть, это был один из моих поклонников. Пришел на свидание,
а ты его прогнал.
- Вполне возможно. Какой-то старый лысый болван, насквозь мокрый и
оборванный.
- Да, это ко мне, - подтвердила Карен. - Президент Десеса. Пойди,
догони его, отец.
- Слишком поздно. Он только взглянул на меня и смылся. Кто объявляет
масть?
Барбара продолжала играть на сей раз совершенно машинально. Но ей все
время казалось, что Дьюк объявляет слишком много взяток; тогда она поймала
себя на том, что недообъявляет взятки и попыталась бороться с собой. Они
завязли в длинном, мрачном роббере, который в конце-концов "выиграли",
хотя и проиграли по очкам.
Проиграть следующий роббер с Карен в качестве партнера было сущим
удовольствием. Они поменялись местами и Барбара вновь оказалась партнершей
мистера Фарнхэма. Он улыбнулся ей.
- Ну что, покажем им, как надо играть?
- Я постараюсь.
- Просто играйте как всегда. По книге. Все ошибки предоставьте делать
Дьюку.
- Слова - не деньги, папа. Давай побьемся об заклад, что вам не
выиграть этого роббера. Ставлю сто долларов.
- Хорошо, пусть будет сто.
Барбара стала нервничать, вспомнив о жалких семнадцати долларах,
которые лежали в ее сумочке. Она стала волноваться еще сильнее, когда
первый круг закончился при пяти трефах, объявленных и побитых - Дьюком - и
тогда она поняла, что он переборщил и остался бы без одной, если бы она
покрыла его прорез.
- Ну что, губернатор, удваиваем пари? - предложил Дьюк.
- О'кей. По рукам.
Второй круг был для нее намного удачнее: ее контракт при четырех
пиках. К тому же она смогла сходить со всех своих козырей до того, как они
переменились. Улыбка ее напарника была вполне достаточным вознаграждением.
Но у нее почему-то дрожали руки.
- Обе команды получают по очку, - сказал Дьюк, - счет сравнивается.
Как твое давление, папочка. Может, еще раз удвоим пари?
- Что, собираешься уволить свою секретаршу?
- Не надо лишних слов!
- Идет. Четыре сотни. Можешь продать свою машину.
Мистер Фарнхэм сдал карты. Барбара взяла свои и нахмурилась. В
принципе, не так уж плохо - две дамы, пара валетов, туз, король - но не
было длинной масти, да и король ничем не прикрыт. В общем, комбинация была
из тех, которые она привыкла называть "ни то, ни с е". Оставалось только
надеяться, что это будет один из кругов, в которых не бывает ни особенных
проигрышей, ни выигрышей.
Ее партнер взглянул на свои карты и объявил:
- Три, без козырей.
Барбара с трудом сдержалась, чтобы не вскрикнуть, а Карен
воскликнула:
- Папочка, да у тебя жар!
- Принимаю.
- Твой ход.
Боже, о Боже, что мне делать, - взмолилась про себя Барбара.
Объявление ее партнера сулило двадцать пять очков - и шлем. У нее на
руках было тринадцать очков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53