Глава 3
Заклятие не сработало, и Ребекка с огромным облегчением ощутила, как все ее тело расслабляется до бесформенной студенистой массы.
— Ну же! — не унималась только что появившаяся здесь гостья. — Кончай валять дурака! Мне нужна твоя помощь!
«А мне твоя», — подумала Ребекка; голова у нее по-прежнему кружилась. Вслух же она сказала:
— Эмер, я так рада тебя видеть!
Нечто в голосе девушки, должно быть, выдало ее подлинное чувство, потому что подруга и впрямь поспешила к ней на помощь.
— В чем дело, Бекки? С тобой все в порядке?
Голос Эмер прозвучал нежно и взволнованно, она обняла Ребекку за плечи.
— Уведи меня отсюда… от всего этого, — еле-еле пролепетала Ребекка.
С помощью Эмер она кое-как поднялась на ноги, девушки пробрались в дальний угол комнаты и уселись на обломки того, что некогда было кроватью.
— С самого начала, еще когда ты первый раз затащила меня в эту комнату, я поняла, что дело добром не кончится, — посетовала Эмер. — Пыль, тьма — ничего удивительного в том, что тебе что-то померещилось!
Хотя слова ее и звучали осуждающе, голос дышал добротой и любовью.
— Не померещилось, — прошептала Ребекка. — Было на самом деле.
— Ну так расскажи.
Это прозвучало требованием, а никак не просьбой. Ребекка, повернувшись лицом к подруге, посмотрела ей в глаза, потом потупилась и, наконец, отвернулась. На лице у Эмер было ясно написано, что она не намерена терпеть подобные глупости без каких бы то ни было объяснений, и Ребекка по достоинству оценила серьезность ее намерений. С другой стороны, Ребекка понимала, что, услышав ее рассказ, Эмер отреагирует на него либо саркастическим смехом и предельно язвительными замечаниями, либо в свою очередь примется безудержно разглагольствовать о чем-нибудь подобном на полном серьезе, но у дочери барона так или иначе не было другого выбора, кроме как поступить именно так, как от нее требовали.
— Картина опять изменилась, — пояснила она.
— Вот уж никогда бы не подумала!
— Но на этот раз совершенно по-другому, — продолжала Ребекка, собравшись с силами и придав своему голосу тон определенного раздражения.
Эмер улыбнулась:
— И как же именно?
Ребекка с максимально возможной здравостью описала ей перекосившуюся доску и таинственное, явно злобное существо, появившееся вместо монаха. Она говорила об этом с такой верой в собственные слова, что Эмер сразу же посерьезнела. Правда, всей этой серьезности ей ненадолго хватило.
— Господи, Бекки. Нянюшка, должно быть, опять подмешала тебе в молоко какого-нибудь снадобья.
— Ничего подобного, и ты прекрасно знаешь это, — яростно возразила Ребекка, но тоже не смогла сдержать улыбку. В какую бы ситуацию она ни попадала, подруга всегда ухитрялась насмешить ее. Так, деля на двоих радости и горе, они выросли в старинном замке — родном доме обеих девушек.
— Может быть, и так, — задумчиво протянула Эмер. — Больно уж ты добродетельная девица, что бы придумывать такие истории, как бы ни заботилась о тебе нянюшка. Мне стоит, пожалуй, и самой посмотреть на картину.
— Не надо!
Ребекка хотела, было, удержать подругу за руку, но Эмер оказалась для нее чересчур проворной. Ребекка зажмурилась, не желая хотя бы даже мельком увидеть вновь это отвратительное существо, не желая смотреть на картину и из другого конца комнаты.
— А ты знаешь, что на оборотной стороне что-то написано? — пару мгновений спустя, спросила у нее Эмер.
— Нет.
Ребекка открыла глаза. Вопреки всему, открытие, сделанное подругой, заинтересовало ее.
— Почти ничего не видно. И все же… К… А… В… А… Н… Каван. Это имя художника. Интересно, почему он не подписал картину где положено?
— А может быть, это вовсе не имя художника?
Произнеся вопрос, Ребекка тут же снова зажмурилась, потому что Эмер подняла картину с пола и приставила ее к стене.
— По-моему, она ничуть не изменилась. — В голосе у Эмер послышались нотки разочарования. — Подойди — сама увидишь.
Ребекка приоткрыла глаза и бросила быстрый взгляд на картину. Солнечные лучи по-прежнему падали на полотно, и даже через всю просторную комнату сразу же стало понятно, что монах вернулся на картину и вид у него был столь же задумчивый, как и обычно. Да и доска приобрела прежние очертания, превратившись в правильный черно-белый квадрат, а фигуры оказались расставлены в исходное положение как бы для новой партии.
«Но что это за партия, — сокрушенно подумала Ребекка. — И что это за игра? И играю ли я в нее или всего лишь являюсь одной из расставленных на доске фигур?» Задрожав всем телом, она отвела взгляд от картины.
Эмер была единственной, с кем Ребекка поделилась своей тайной, но это не произвело на подругу особенного впечатления, более того, Эмер отнеслась к волшебным свойствам картины весьма скептически. Она пристально всматривалась в полотно, когда на нее находило соответствующее настроение, и хотя, по ее собственным словам, время от времени и улавливала на холсте какие-то перемены, волнение, испытываемое в связи с этим Ребеккой, ее ничуть не охватывало. Эмер излагала свою точку зрения примерно такими словами: «Ну, хорошо, картина меняется, ну и что с того? Все равно она как была, так и остается только картиной. Она ничего не может сделать, она ничего не в силах изменить в реальном мире. Так чего ради ломать голову? Жизнь постоянно предлагает человеку вызовы куда более насущные и интересные».
— Так с тобой все в порядке, Бекки? — спросила она и сейчас, вернувшись на разломанную кровать к подруге.
— Она опять изменилась, — слабым голосом повторила та.
— Вот и прекрасно, — отметила Эмер. — Этот новенький, судя по твоему описанию, не больно-то мне понравился бы.
— Ты мне не веришь, правда?
В больших глазах Ребекки заблестели слезы.
— Разумеется, я тебе верю, — спокойно возразила Эмер. — Но сейчас это существо исчезло. Так что забудь о нем. — Она сделала паузу. — Да и вообще это место не для тебя. Погляди только по сторонам — сколько здесь всякой никому не нужной рухляди! Ничего удивительного, что тебе…
— Но оно полно воспоминания, надежд… мечтаний и сновидений, — кротко пояснила Ребекка. — Иногда я это просто чувствую.
Эмер сделала круглые глаза.
— Вот об этом-то я тебе и твержу! Мечтания, сновидения и кошмары! Прошу тебя, Бекки, не ходи сюда больше одна. Клянусь, что не будь меня, а ведь я стою обеими ногами на земле, ты бы уже давным-давно воспарила на небеса.
— Подобно ангелу, — уточнила Ребекка с самым невинным видом, улыбаясь образам, вызванным у нее в душе словами подруги.
— Тоже мне ангел! Белокурый цыпленок — вот ты кто, — осадила ее Эмер. — И мозги у тебя, можно считать, почти что куриные. — Она обрадовалась, что к Ребекке возвращается всегдашнее хорошее настроение, и, уже не таясь, ухмыльнулась во весь рот. — Кроме того, — продолжила она, — у меня тут возникли кое-какие проблемы и мне может понадобиться твоя помощь.
— Только не это! Что ты опять натворила?
— Только не надо разговаривать со мной тоном великомученицы, — фыркнула Эмер. — И тебе прекрасно известно, что я занимаюсь всем этим только для того, чтобы внести хоть немного разнообразия в твою унылую несчастную жизнь.
Подружка изо всех сил старалась говорить не хуже оскорбленной праведницы, но легкая дрожь зеленых глаз выдавала ее с головой.
— Ладно, давай выкладывай, — смирилась со своей участью Ребекка.
Эмер приходилась дочерью Рэдду и была его единственным ребенком. Она была всего на месяц моложе Ребекки и заменяла ей сестру, которой у той никогда не было. Две девочки, а потом девушки росли вместе в уединенной обители замка Крайнего Поля, деля друг с дружкой радости и печали. Кое в чем они походили друг на друга, но различий было куда больше.
Обе носили волосы до плеч или чуть длиннее, но белокурые, с золотистым отливом волосы Ребекки ниспадали естественной благородной волной, тогда как волосы Эмер были скорее белесыми и ничуть не волнистыми. Обе они были стройными девушками среднего роста, но фигура Эмер отличалась несколько большей округлостью или, вернее, округлостями, что она, в зависимости от настроения, считала то благословением, то проклятием. Природа наградила их обоих чистой, матовой кожей, благородная белизна которой в случае Ребекки весьма выигрышно контрастировала с огромными васильково-синими глазами на изящном, в форме сердечка, лице. А глубоко посаженные изумрудно-зеленые глаза Эмер вечно сверкали насмешливыми искорками, как будто она в любое мгновение была готова расхохотаться. Короче говоря, Ребекка отличалась ошеломляющей, почти невероятной красотой, тогда как Эмер, согласно ее собственным словам, была куда заурядней, хотя, на свой лад, тоже очень и очень привлекательной. И именно она, а вовсе не Ребекка, имела право хвастаться победами на любовном поприще.
К тому же девушки различались не только внешне. Строго говоря, их характеры следовало бы назвать прямо противоположными. Даже совсем еще крошечными девчушками они своим поведением заслужили у челяди замка прозвища «милашки» и «разбойницы». И когда они стали взрослыми девушками, прежние различия полностью сохранились. Ребекка — по меньшей мере, на сторонний взгляд — была тихой осторожной, благовоспитанной и ко всему на свете старалась относиться с предельной серьезностью. Само собой, смеялась она ничуть не менее звонко, чем кто бы то ни было другой, и над абсурдными шутками, которые порой выкидывает жизнь, и над грубоватыми остротами подруги, но сама девушка редко рассказывала что-нибудь смешное, да и вообще не любила что-нибудь рассказывать. Ее стройное тело часто сотрясали сильные чувства, но внешне она всегда оставалась абсолютно невозмутимой. Эмер, напротив, совсем не умела скрытничать. Своевольная и безоглядная, она была преисполнена решимости извлечь из каждого мгновения жизни максимум возможных удовольствий и умела увидеть смешную сторону буквально во всем — даже когда объектом насмешек доводилось становиться ей самой.
Девушки сызмала тянулись друг к другу при всех своих различиях. Обусловленных, в частности, как разницей в общественном положении между наследницей барона и всех его владений и дочерью преданного слуги, так и степенями свободы, которую каждой из них предоставляли отцы. Часто они спорили, ссорились, разругивались, чуть ли не навсегда, но узы дружбы, связующие их, перевешивали любые слова, которые были произнесены или могли быть произнесены, и каждая из них с радостью пожертвовала бы всем на свете ради счастья подруги.
Крепость их дружбы объяснялась, возможно, двумя причинами. Во-первых, обе были на редкость умны и начитанны — что рассматривалось большинством женщин Эрении, особенно из знати, как никому не нужная роскошь, — и каждая из них, остынув от очередного спора, умела взглянуть на ту или иную проблему глазами подруги. И то, что они пользовались собственным умом и знаниями для достижения совершенно противоположных целей, ничуть не мешало девушкам ценить друг в друге эти замечательные качества.
Второй — и еще более важной — причиной их дружбы и близости послужило то обстоятельство, что обе подруги потеряли матерей в весьма раннем возрасте и выросли под опекой отцов, которые — пусть и каждый по-своему — абсолютно не понимали собственных дочерей. На огне этого недопонимания и была выкована и закалена дружба, превратившаяся в итоге в нерасторжимые узы.
Именно эти узы и позволяли девушкам разговаривать друг с другом о таких вещах, о каких они не осмелились бы заговорить ни с кем другим.
— Рассказывай, — потребовала Ребекка.
Заранее улыбаясь тому, что ей предстояло услышать, она почувствовала, как уходят только что пережитые шок и испуг. Общение с Эмер превращало мир в нечто более осязаемое и непосредственное, сводя все проблемы к уровню, на котором с чем угодно можно легко управиться, и, как правило, заставляя Ребекку позабыть все заботы, причем улыбка, казалось, поднималась из самых глубин души.
— Ну, так что ты на этот раз натворила?
— Ничего! Клянусь, ничего, — запротестовала Эмер. — Ничего такого, чего мне следовало бы стыдиться, — чуть более спокойным голосом добавила она после некоторого размышления.
— Но?..
— Но, возможно, не все поняли бы меня правильно.
— Например, твой отец?
— Ты, как всегда, улавливаешь самую суть.
Эмер отвесила подруге насмешливо-почтительный поклон.
— Ну, так что же ты натворила?
Ребекке уже хотелось смеяться и в то же время не терпелось выслушать очередную историю.
— Прошлым вечером я отправилась с Галеном в «Соляной погребок», — не без гордости сообщила Эмер.
«Соляной погребок» был самым лучшим — или самым грязным, смотря как посмотреть, — кабаком во всем городе, примыкающем к замку Крайнего Поля.
— Только и всего… — разочарованно протянула Ребекка. Судя по повадкам своей приятельницы, она ждала от нее куда более драматических откровений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48