Полы пальто развивались, холод не сдавался в упрямых попытках остудить разгоряченное тело. Я осознавала, но не чувствовала его прикосновений. Лишь изо рта вырывались белые облачка дыхания.
-Стойте, - крикнула я возчику, проезжавшего мимо дилижанса.
- Эй, ты шалый!!! Жить надоело?
- Мне нужно в восточное предместье.
- Ага. Сейчас. Поищи-ка ты кого-нибудь другого, пацан: моё время вышло. Я домой поворачиваю.
Скользнув на козлы, я пристально заглянула ему в глаза:
- Ты, не медля, отвезешь меня, - произнесла я, четко проговаривая каждое слово.
Глаза у мужчины остекленели, зрачки сузились.
- Отвезу, куда прикажешь, - заученно повторил он.
Город спал. Настороженно и тревожно. Марево пожара отражалось багряным ядовитым пятном на тьме небес.
Поежившись, я плотнее запахнула пальто.
Дилижанс несся, поскрипывая на поворотах. Зачарованный возчик уверенной рукой правил лошадьми. Дома, площади, лавки, деревья, мостки, чуть припорошенные тонким слоем грязного снега, летели, как страницы, листаемые невидимой рукой.
За перелеском возвышался он, - отец ночных кошмаров: пансион.
- Дальше - я сама. Ты свободен. - Скупо уронили губы, разрывая магическую принужденную договоренность.
Дом ощерился чернотой окон. Казалось, свет светил утопает во зле, осадившем здание. Обуглившийся столб посреди двора все ещё какой-то ворожбой держался, хотя и грозил каждую секунду рухнуть.
Пройдя через двор, я ступила в ледяное пространство дома. Зал, лишившись толпы бандитов, дешевых девок и третьесортной выпивки, алчно наблюдал за вторжением глазами-бутылками, тускло блестевшими с запылившихся полок.
Миновав лестницу, узкий коридор второго этажа, сундук, на котором провела печальное детство, я остановилась на пороге в комнату мамы. Тело убитого мужчины продолжало разлагаться на постели, превратившись в бесформенную, влажно-липкую груду. Несмотря на мороз, в воздухе держался сладковатый смрад.
Привычные вещи лежали на местах, но они оказались отравленными. Я зря пришла - прощаться не с чем. Прошлое, серое, тусклое, грязное - умерло. Оно значило не больше истлевающего трупа. Но воспоминания, горьким осадком продолжали подниматься со дна души.
***
Мы все являемся продолжением чьей-то истории. Счастлив тот, у кого предыстория светла. Мне, увы, так не посчастливилось.
Ана*э йро, дочь кузнеца Ри*во, приехала в Бэртон-Рив из захолустной деревушки с юга Эдонии, из Белых Рос. Самая красивая, самая строптивая, самая сладкоголосая девчонка деревни - её песня оборвалась встречей со смазливым рыжим магом.
«Чаровиков» ненавидели все, от мала до велика. Дед, отказавшись благословить любимую дочь, не присутствовал на свадебной церемонии. Мне сдается, умным он был человеком, этот неизвестный мне дед.
Мать-то воображала, что попадет в сказку, рыцарь сделает из неё фею и будет ей чудо-швабра и три короба счастья в придачу. Только сказка, как полагается, свадьбой и закончилась. Жилье у молодых не заладилось. Авантюристу-магу быстро приелась оседлая жизнь. Прискучило простодушное, горячее обожание жены. Докучала непреходящая нужда.
Как только мать забеременела, папаша исчез. Как в Бездну канул.
Осталась красавица-девица, дочь деревенского кузнеца одна-одинешенька, беременная, в чужом незнакомом городе. Как-то мигом забылось, что приходился ей маг законным супругом, ко мне намертво приклеилось клеймо незаконнорожденной, а мать величали не иначе, как маговской подстилкой. Справедливости ради стоит заметить, что высотой нравов и щепетильной разборчивостью в отношениях с противоположным полом родительница не страдала.
Так и жили мы в кварталах, населенных сбродом: криминальными группировками, бандами, торговцами дурманами, проститутками, сутенерами.
Пока все не закончилось ещё хуже, чем начиналось.
***
Звук шагов заставил поднять голову. В дверном проеме темнела фигура.
- Какая жалкая картина, - брезгливо фыркнул Миа*рон.
С неторопливой ленцой подойдя ко мне, он опустился на колено. Пальцы больно потянули, ухватив за рыжую густую копну, запрокинув голову. Улыбка, растянувшая губы, перешла в оскал.
Я ждала удара. Но чудовище не торопилось.
- Ты мне расскажешь, - вкрадчиво и интимно зашептал он, - кто приказал тебе устраивать спектакль? Я не припомню, когда разрешал сжигать Веселый Дом.
Я лежала в его руках, уверенных, твердых, сильных. Чувствовать тепло озябшему телу было приятно.
- Ты понимаешь, что натворила?
Я кивнула.
- Зачем ты это сделала?
- Хочу тебя уничтожить.
- Почему? – Черные дуги бровей вопросительно изогнулись.
- Потому что ненавижу.
Белые тонкие пальцы, ослабив хватку, словно в задумчивости, перебирали рыжие локоны, прядь за прядью.
- Ненавидишь? - Промурлыкал кот, пристально глядя в лицо. – А мне кажется, ты меня любишь.
Здесь он ошибался, - я его не любила. Но отрицать, что какая-то часть меня тянулась к его силе, неустрашимости, власти, к его огню, - значило бы лгать.
- А ещё мне казалось, что тебе уже пора выучить простое правило: делать можно только то, что я скажу. Только то, что я скажу, Красный Цветок. Ни меньше. Ни больше.
Интересно, когда я стану упрямиться, он меня убьет?
- Будь ты проклят, Миа*рон, - Слабо трепыхнулась я в попытке освободиться, не особенно рассчитывая на успех.
- Тот, кто сказал, что девочки покорнее мальчиков, – укоризненно покачал головой нелюдь, - просто не был знаком с тобой, рыжая кукла.
-Но я – не мальчик и…
- Я как-нибудь смирюсь с этим.
Меня наградили поцелуем, сносить который оказалось сложнее побоев.
- Миа*рон, не надо! – Сорвалось с губ. – Пожалуйста!
- Умоляй! Мне так нравится видеть тебя напуганной, смятенной, покорной! Особенно после того, что ты натворила. Какая глупость, воображать, будто сможешь мне противостоять? Тебе нужно понять простую истину, Красный Цветок: абсурдно конфликтовать с тем, у кого поводок, завязанный на твоей шее. Даже если ты ведьма, и очень сильная, - это непростительная глупость. С кем ты решила играть, дурёха? Кстати, сколько тебе лет?
- Четырнадцать.
- А мне - триста пятьдесят четыре. Это в двадцать пять с половиной раз больше. Тебе столько и не прожить, девочка. Ох, люди, люди! Глупы, примитивны и предсказуемыми. Страсть – тоже оружие. Ещё один урок, моя нерадивая ученица.
- Пусти меня!
Объятия были насилием – показательно- унизительным. Если бы на мне были перья, их, наверное, даже не помяло бы. Миа*рон не портит своих игрушек, пока не придет фантазия разломать их к Слепому Ткачу!
- Ты не хочешь меня? – С издевкой спросил он.
- Не больше, чем ты - меня!
- Когда ты только поумнеешь, пусть хоть немного, мой безумный аленький цветочек? - Укоризненно покачал головой Миа*рон, - Было бы разумно хотя бы раз притвориться покорной, и не лезть на рожон.
- Да не хочу я лгать! Я устала от тебя, слышишь?! Ты, как полянка- обманка на болоте. Мерещится – наступишь: твердо и сухо. А на деле - трескучая пустота.
Миа*рон выдержал насмешливую, настораживающую, полную невысказанной угрозы паузу.
- Пустота, говоришь? - Наконец переспросил он скучающим тоном. - Трескучая? Вообще для тебя, моя огненная прелесть, связная речь числом более трех предложений, - рекордное достижение. А уж эмоционально окрашенная речь…впечатляет.
Оборотень ухмыльнулся. Одним уголком губ. И отодвинулся.
- Зачем ты пришла сюда?
Я демонстративно хранила молчание.
- Я спросил, - зачем ты пришла сюда, Красный цветок?
Не повышая голоса, мне давали понять, что продолжать молчать - рискованное предприятие.
- Не твое дело, - показалось вполне подходящей к случаю репликой.
Белые пальцы сжались в попытке скрыть выдвигающиеся когти:
- Ты понимаешь, что играешь со смертью, кукла?
- Не я играю с ней, маэстро, она – со мной. К тому - же нельзя все время сыпать угрозами, забывая их выполнять. Подобным образом любую драму можно превратить в фарс.
Зрачки вытянулись, черты лица заострились. Оборотень медленно склонился надо мной.
Судорожно втянув воздух, я собрала всю отпущенную природой волю, дабы не шевелиться, не отпрянуть. Только с сердцем ничего не удавалось поделать. Оно трепыхалось, горячо и неистово.
Подняв руку, Миа*рон коротко шлепнул меня по щеке:
- Дура, - коротко сказал он.
Когда меня снова поцеловали, губы его оказались сухими, горячими и требовательными.
Нет, это мне только мерещилось, ведь такого не могло случиться - Людоеды и мужеложцы не бывают нежными.
- Не заставляй меня убивать тебя, девочка, - прошептал кот, отстраняясь.
***
Раз явившись, призрак Гиэн*сэтэ притащил за собой злобных духов из прошлого, самым надоедливым и докучливым из которых стало одиночество. Просыпаться утром для того, чтобы тренировать тело в боевых упражнениях, а душу в искусстве подчинения тем, у кого в руке палка, я начала потихоньку привыкать. Задаваться вопросом – а зачем? - оказалось непривычным. Зачем мне, Одиф*фэ Сирэн*но, убивать незнакомых людей, не вызывающих ни антипатии, ни симпатии, ни зависти, ни вражды?
Стать совершенным оружием – желание, отнюдь не мне принадлежащее.
Я презирала Миа*рона за жестокость, Дей*река - за покорность. Себя ненавидела и за первое, и за второе.
Единственным утешением, отдушиной, другом во враждебном мире стали книги. Научившись читать, я дышала и двигалась ради минут, когда, оставшись одна, могла припасть к ценному источнику и пить, пить, пить. Жадно глотать все подряд: трактаты по мироустройству, магические трактаты, жизнеописания древних завоевателей и современных властителей, поэзию, любовную муть, приключенческую чепуху, рецепты зелий и древние книги с изображением таинственных пентаграмм.
Миа*рона новое увлечение поначалу забавляло:
- Читай, рыжая кукла! Только я ни как не могу уразуметь, к чему это корове вдруг понадобилось седло? Женщины не способны получать высшие знания, - насмехался он. – Не так у вас мозги устроены.
Вскоре его настроения резко изменилось. В злобном раздражении оборотень рычал, поддевая очередной книжный том пинком:
- Что ты пытаешься найти в этой груде пыли, человеческий детёныш?!
- Знания.
-Знания? Ты считаешь, учителя, которых я нанял, дают тебе не достаточно знаний?
- Учителя слишком заняты развитием и усовершенствованием «огненного дара», который, по вашему общему разумению, мне предстоит совершенствовать днем и ночью, наяву и даже, желательно, во сне.
- Было бы неплохо.
- Я подчиняюсь тебе полностью и беспрекословно. Уделяю должное внимание боевым искусствам и боевой магии. Я осваиваю один новый боевой прием за другим, оттачивая его до совершенства. Дай же несколько часов перед сном провести по-своему! Без тебя. Оставь меня в покое!
- Такая Сила дана такой жалкой твари! Знания! – Он театрально вскинул руки вверх, будто призывая небеса в свидетели. - К чему тебе знания, если ты можешь повелевать самой грозной из стихий?
- Не одна же я удостоилась чести «повелевать». Есть и другие. В поединке выиграет тот, кто знает больше. Разве не так?
Миа*рон исподлобья поглядел на меня. И по-человечески улыбнулся. Почти по человечески, если не считать острых клыков, мелькнувших между губами.
- Выигрывает – а значит и побеждает, не тот, кто больше знает. – Вкрадчиво прошелестел он. – А тот, в ком больше ярости и силы. Важны инстинкты, помноженные на навыки, умения и скорость. Лишнее в критической ситуации мешает, заставляет сомневаться. А сомнения – путь к поражению. Поверь мне.
- Верить - тебе? Да ни один из нас в этом не нуждается, – ухмыльнулась я. – Идите, хозяин, идите. Ваши мальчики вас заждались.
Миа*рон выскользнул в ночь легкими, не слышными человеческому уху, шагами.
***
Бодрящий морозец веселил. Мостовая ложилась под ноги, вызывая острое желание бежать, стуча каблучками. Но, выйдя на очередное убийство, мы не торопились.
Нам «приказали» изображать парочку подростков, брата и сестру, возвращающихся домой после учебы.
Хотела бы я посмотреть на глупца, которому Дэй*рэк покажется моим братом? Мы похожи, как ястреб с гусем.
Общаться не было необходимости, - план продуман до мелочей и ещё дома выверен несколько раз.
Легко, без каких-либо неприятных накладок, мы проникли в дом. Магические светильники озаряли коридор неуютным голубым светом. Прямо с порога обоняние дразнил аппетитный аромат сдобы (при моей любви к булочкам я когда-нибудь в будущем непременно стану толстой и красивой).
Мы крались по направлению к западному крылу, пока не оказались на вершине лестницы, оттуда комната с мраморным круглым бассейном просматривалась, как на ладони.
Мужчина, на вид лет шестидесяти, возлежал в пене, удерживая в пальцах хрупкую ножку бокала.
Устремив взгляд в сине-зелёную воду, я приказала ей нагреваться. Сиреневый пар быстро густел. Рука жертвы скользнула с края ванной. Хрусталь, жалобно застонал, разбившись - сердце мужчины остановилось прежде, чем в кипятке сварилось тело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
-Стойте, - крикнула я возчику, проезжавшего мимо дилижанса.
- Эй, ты шалый!!! Жить надоело?
- Мне нужно в восточное предместье.
- Ага. Сейчас. Поищи-ка ты кого-нибудь другого, пацан: моё время вышло. Я домой поворачиваю.
Скользнув на козлы, я пристально заглянула ему в глаза:
- Ты, не медля, отвезешь меня, - произнесла я, четко проговаривая каждое слово.
Глаза у мужчины остекленели, зрачки сузились.
- Отвезу, куда прикажешь, - заученно повторил он.
Город спал. Настороженно и тревожно. Марево пожара отражалось багряным ядовитым пятном на тьме небес.
Поежившись, я плотнее запахнула пальто.
Дилижанс несся, поскрипывая на поворотах. Зачарованный возчик уверенной рукой правил лошадьми. Дома, площади, лавки, деревья, мостки, чуть припорошенные тонким слоем грязного снега, летели, как страницы, листаемые невидимой рукой.
За перелеском возвышался он, - отец ночных кошмаров: пансион.
- Дальше - я сама. Ты свободен. - Скупо уронили губы, разрывая магическую принужденную договоренность.
Дом ощерился чернотой окон. Казалось, свет светил утопает во зле, осадившем здание. Обуглившийся столб посреди двора все ещё какой-то ворожбой держался, хотя и грозил каждую секунду рухнуть.
Пройдя через двор, я ступила в ледяное пространство дома. Зал, лишившись толпы бандитов, дешевых девок и третьесортной выпивки, алчно наблюдал за вторжением глазами-бутылками, тускло блестевшими с запылившихся полок.
Миновав лестницу, узкий коридор второго этажа, сундук, на котором провела печальное детство, я остановилась на пороге в комнату мамы. Тело убитого мужчины продолжало разлагаться на постели, превратившись в бесформенную, влажно-липкую груду. Несмотря на мороз, в воздухе держался сладковатый смрад.
Привычные вещи лежали на местах, но они оказались отравленными. Я зря пришла - прощаться не с чем. Прошлое, серое, тусклое, грязное - умерло. Оно значило не больше истлевающего трупа. Но воспоминания, горьким осадком продолжали подниматься со дна души.
***
Мы все являемся продолжением чьей-то истории. Счастлив тот, у кого предыстория светла. Мне, увы, так не посчастливилось.
Ана*э йро, дочь кузнеца Ри*во, приехала в Бэртон-Рив из захолустной деревушки с юга Эдонии, из Белых Рос. Самая красивая, самая строптивая, самая сладкоголосая девчонка деревни - её песня оборвалась встречей со смазливым рыжим магом.
«Чаровиков» ненавидели все, от мала до велика. Дед, отказавшись благословить любимую дочь, не присутствовал на свадебной церемонии. Мне сдается, умным он был человеком, этот неизвестный мне дед.
Мать-то воображала, что попадет в сказку, рыцарь сделает из неё фею и будет ей чудо-швабра и три короба счастья в придачу. Только сказка, как полагается, свадьбой и закончилась. Жилье у молодых не заладилось. Авантюристу-магу быстро приелась оседлая жизнь. Прискучило простодушное, горячее обожание жены. Докучала непреходящая нужда.
Как только мать забеременела, папаша исчез. Как в Бездну канул.
Осталась красавица-девица, дочь деревенского кузнеца одна-одинешенька, беременная, в чужом незнакомом городе. Как-то мигом забылось, что приходился ей маг законным супругом, ко мне намертво приклеилось клеймо незаконнорожденной, а мать величали не иначе, как маговской подстилкой. Справедливости ради стоит заметить, что высотой нравов и щепетильной разборчивостью в отношениях с противоположным полом родительница не страдала.
Так и жили мы в кварталах, населенных сбродом: криминальными группировками, бандами, торговцами дурманами, проститутками, сутенерами.
Пока все не закончилось ещё хуже, чем начиналось.
***
Звук шагов заставил поднять голову. В дверном проеме темнела фигура.
- Какая жалкая картина, - брезгливо фыркнул Миа*рон.
С неторопливой ленцой подойдя ко мне, он опустился на колено. Пальцы больно потянули, ухватив за рыжую густую копну, запрокинув голову. Улыбка, растянувшая губы, перешла в оскал.
Я ждала удара. Но чудовище не торопилось.
- Ты мне расскажешь, - вкрадчиво и интимно зашептал он, - кто приказал тебе устраивать спектакль? Я не припомню, когда разрешал сжигать Веселый Дом.
Я лежала в его руках, уверенных, твердых, сильных. Чувствовать тепло озябшему телу было приятно.
- Ты понимаешь, что натворила?
Я кивнула.
- Зачем ты это сделала?
- Хочу тебя уничтожить.
- Почему? – Черные дуги бровей вопросительно изогнулись.
- Потому что ненавижу.
Белые тонкие пальцы, ослабив хватку, словно в задумчивости, перебирали рыжие локоны, прядь за прядью.
- Ненавидишь? - Промурлыкал кот, пристально глядя в лицо. – А мне кажется, ты меня любишь.
Здесь он ошибался, - я его не любила. Но отрицать, что какая-то часть меня тянулась к его силе, неустрашимости, власти, к его огню, - значило бы лгать.
- А ещё мне казалось, что тебе уже пора выучить простое правило: делать можно только то, что я скажу. Только то, что я скажу, Красный Цветок. Ни меньше. Ни больше.
Интересно, когда я стану упрямиться, он меня убьет?
- Будь ты проклят, Миа*рон, - Слабо трепыхнулась я в попытке освободиться, не особенно рассчитывая на успех.
- Тот, кто сказал, что девочки покорнее мальчиков, – укоризненно покачал головой нелюдь, - просто не был знаком с тобой, рыжая кукла.
-Но я – не мальчик и…
- Я как-нибудь смирюсь с этим.
Меня наградили поцелуем, сносить который оказалось сложнее побоев.
- Миа*рон, не надо! – Сорвалось с губ. – Пожалуйста!
- Умоляй! Мне так нравится видеть тебя напуганной, смятенной, покорной! Особенно после того, что ты натворила. Какая глупость, воображать, будто сможешь мне противостоять? Тебе нужно понять простую истину, Красный Цветок: абсурдно конфликтовать с тем, у кого поводок, завязанный на твоей шее. Даже если ты ведьма, и очень сильная, - это непростительная глупость. С кем ты решила играть, дурёха? Кстати, сколько тебе лет?
- Четырнадцать.
- А мне - триста пятьдесят четыре. Это в двадцать пять с половиной раз больше. Тебе столько и не прожить, девочка. Ох, люди, люди! Глупы, примитивны и предсказуемыми. Страсть – тоже оружие. Ещё один урок, моя нерадивая ученица.
- Пусти меня!
Объятия были насилием – показательно- унизительным. Если бы на мне были перья, их, наверное, даже не помяло бы. Миа*рон не портит своих игрушек, пока не придет фантазия разломать их к Слепому Ткачу!
- Ты не хочешь меня? – С издевкой спросил он.
- Не больше, чем ты - меня!
- Когда ты только поумнеешь, пусть хоть немного, мой безумный аленький цветочек? - Укоризненно покачал головой Миа*рон, - Было бы разумно хотя бы раз притвориться покорной, и не лезть на рожон.
- Да не хочу я лгать! Я устала от тебя, слышишь?! Ты, как полянка- обманка на болоте. Мерещится – наступишь: твердо и сухо. А на деле - трескучая пустота.
Миа*рон выдержал насмешливую, настораживающую, полную невысказанной угрозы паузу.
- Пустота, говоришь? - Наконец переспросил он скучающим тоном. - Трескучая? Вообще для тебя, моя огненная прелесть, связная речь числом более трех предложений, - рекордное достижение. А уж эмоционально окрашенная речь…впечатляет.
Оборотень ухмыльнулся. Одним уголком губ. И отодвинулся.
- Зачем ты пришла сюда?
Я демонстративно хранила молчание.
- Я спросил, - зачем ты пришла сюда, Красный цветок?
Не повышая голоса, мне давали понять, что продолжать молчать - рискованное предприятие.
- Не твое дело, - показалось вполне подходящей к случаю репликой.
Белые пальцы сжались в попытке скрыть выдвигающиеся когти:
- Ты понимаешь, что играешь со смертью, кукла?
- Не я играю с ней, маэстро, она – со мной. К тому - же нельзя все время сыпать угрозами, забывая их выполнять. Подобным образом любую драму можно превратить в фарс.
Зрачки вытянулись, черты лица заострились. Оборотень медленно склонился надо мной.
Судорожно втянув воздух, я собрала всю отпущенную природой волю, дабы не шевелиться, не отпрянуть. Только с сердцем ничего не удавалось поделать. Оно трепыхалось, горячо и неистово.
Подняв руку, Миа*рон коротко шлепнул меня по щеке:
- Дура, - коротко сказал он.
Когда меня снова поцеловали, губы его оказались сухими, горячими и требовательными.
Нет, это мне только мерещилось, ведь такого не могло случиться - Людоеды и мужеложцы не бывают нежными.
- Не заставляй меня убивать тебя, девочка, - прошептал кот, отстраняясь.
***
Раз явившись, призрак Гиэн*сэтэ притащил за собой злобных духов из прошлого, самым надоедливым и докучливым из которых стало одиночество. Просыпаться утром для того, чтобы тренировать тело в боевых упражнениях, а душу в искусстве подчинения тем, у кого в руке палка, я начала потихоньку привыкать. Задаваться вопросом – а зачем? - оказалось непривычным. Зачем мне, Одиф*фэ Сирэн*но, убивать незнакомых людей, не вызывающих ни антипатии, ни симпатии, ни зависти, ни вражды?
Стать совершенным оружием – желание, отнюдь не мне принадлежащее.
Я презирала Миа*рона за жестокость, Дей*река - за покорность. Себя ненавидела и за первое, и за второе.
Единственным утешением, отдушиной, другом во враждебном мире стали книги. Научившись читать, я дышала и двигалась ради минут, когда, оставшись одна, могла припасть к ценному источнику и пить, пить, пить. Жадно глотать все подряд: трактаты по мироустройству, магические трактаты, жизнеописания древних завоевателей и современных властителей, поэзию, любовную муть, приключенческую чепуху, рецепты зелий и древние книги с изображением таинственных пентаграмм.
Миа*рона новое увлечение поначалу забавляло:
- Читай, рыжая кукла! Только я ни как не могу уразуметь, к чему это корове вдруг понадобилось седло? Женщины не способны получать высшие знания, - насмехался он. – Не так у вас мозги устроены.
Вскоре его настроения резко изменилось. В злобном раздражении оборотень рычал, поддевая очередной книжный том пинком:
- Что ты пытаешься найти в этой груде пыли, человеческий детёныш?!
- Знания.
-Знания? Ты считаешь, учителя, которых я нанял, дают тебе не достаточно знаний?
- Учителя слишком заняты развитием и усовершенствованием «огненного дара», который, по вашему общему разумению, мне предстоит совершенствовать днем и ночью, наяву и даже, желательно, во сне.
- Было бы неплохо.
- Я подчиняюсь тебе полностью и беспрекословно. Уделяю должное внимание боевым искусствам и боевой магии. Я осваиваю один новый боевой прием за другим, оттачивая его до совершенства. Дай же несколько часов перед сном провести по-своему! Без тебя. Оставь меня в покое!
- Такая Сила дана такой жалкой твари! Знания! – Он театрально вскинул руки вверх, будто призывая небеса в свидетели. - К чему тебе знания, если ты можешь повелевать самой грозной из стихий?
- Не одна же я удостоилась чести «повелевать». Есть и другие. В поединке выиграет тот, кто знает больше. Разве не так?
Миа*рон исподлобья поглядел на меня. И по-человечески улыбнулся. Почти по человечески, если не считать острых клыков, мелькнувших между губами.
- Выигрывает – а значит и побеждает, не тот, кто больше знает. – Вкрадчиво прошелестел он. – А тот, в ком больше ярости и силы. Важны инстинкты, помноженные на навыки, умения и скорость. Лишнее в критической ситуации мешает, заставляет сомневаться. А сомнения – путь к поражению. Поверь мне.
- Верить - тебе? Да ни один из нас в этом не нуждается, – ухмыльнулась я. – Идите, хозяин, идите. Ваши мальчики вас заждались.
Миа*рон выскользнул в ночь легкими, не слышными человеческому уху, шагами.
***
Бодрящий морозец веселил. Мостовая ложилась под ноги, вызывая острое желание бежать, стуча каблучками. Но, выйдя на очередное убийство, мы не торопились.
Нам «приказали» изображать парочку подростков, брата и сестру, возвращающихся домой после учебы.
Хотела бы я посмотреть на глупца, которому Дэй*рэк покажется моим братом? Мы похожи, как ястреб с гусем.
Общаться не было необходимости, - план продуман до мелочей и ещё дома выверен несколько раз.
Легко, без каких-либо неприятных накладок, мы проникли в дом. Магические светильники озаряли коридор неуютным голубым светом. Прямо с порога обоняние дразнил аппетитный аромат сдобы (при моей любви к булочкам я когда-нибудь в будущем непременно стану толстой и красивой).
Мы крались по направлению к западному крылу, пока не оказались на вершине лестницы, оттуда комната с мраморным круглым бассейном просматривалась, как на ладони.
Мужчина, на вид лет шестидесяти, возлежал в пене, удерживая в пальцах хрупкую ножку бокала.
Устремив взгляд в сине-зелёную воду, я приказала ей нагреваться. Сиреневый пар быстро густел. Рука жертвы скользнула с края ванной. Хрусталь, жалобно застонал, разбившись - сердце мужчины остановилось прежде, чем в кипятке сварилось тело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46