Мы заказали суп из
зеленого горошка "Слава Лондона", запеканку с устрицами "Тауэр Бридж" и
пиво "Гиннесс" промочить горло. Уолтер почти десять минут ел молча.
Наконец он отложил ложку и облегченно посмотрел на меня.
- Не могу выразить, как я рад, что ты пришел, - сказал он. -
Собственно, ты спас мне жизнь.
- Между прочим, приехал я как роз по этой причине, - ответил я. - Я
как раз и хотел поговорить с тобой о спасении жизни.
Уолтер отломил кусочек пшеничного хлеба и намазал его маслом.
- Все еще пробуешь собрать деньги на ваше спасательное предприятие?
- Да.
- Не сердись, Джон, но я все обдумал и не вижу возможности вытащить
столько денег у людей, которые доверили мне свои капиталы под твердое
обеспечение. Эти люди не ищут большой прибыли, это осторожные,
подозрительные отцы семейств, вкладывающие деньги в долгосрочные проекты.
- Послушай меня внимательно, Уолтер, - сказал я. - Два дня назад
Джейн снова пришла ко мне ночью. На этот раз она совсем не походила на
призрак. Она была реальна и материальна, совсем как живая. Она сказала,
что сила, заключенная на этом корабле, демон или что-то еще, может
возвращать жизнь людям, которые недавно умерли и все еще блуждают по
Стране Мертвых, как она ее называла. Это наверно что-то вроде чистилища.
- О чем это ты говоришь? - спросил Уолтер.
- Очень просто: этот демон предложил мне три жизни в обмен на свою
свободу. Если я помогу освободить его со дна океана и прослежу, чтобы он
не попал ни в руки мистера Эвелита, ни кого-либо из Музея Пибоди, то я
верну Джейн, нашего сына и Констанс.
- Констанс? Ты серьезно?
- Ты думаешь, я шучу? Успокойся, Уолтер, ты же меня уже знаешь. Этот
демон обещал, что отдаст мне Джейн, нашего ребенка и Констанс, вернет их к
жизни целыми и невредимыми, как будто ничего не случилось.
- Я просто не могу в такое поверить, - заявил Уолтер.
- Во что ты не веришь, ко всем чертям? Ты же видел, как Джейн
кувыркалась в воздухе. Ты же видел, как твоя собственная жена ослепла от
холода в моем саду. Ты же верил мне до этого, когда я рассказал тебе о
Джейн. Почему же ты теперь не можешь мне поверить?
Уолтер отложил кусок хлеба и с несчастной миной пережевывал
откушенный кусок.
- Потому что это слишком красиво, чтобы быть правдой, - признался он.
- Чудес просто не бывает. По крайней мере, мне не следует на это
надеяться.
- Хотя бы подумай, - настаивал я. - Тебе не обязательно сегодня
принимать решения. Освобождение демона может быть довольно рискованным
предприятием, судя по тому, как он вел себя в семнадцатом веке. Но, с
другой стороны, люди сейчас далеко не так суеверны, как раньше, поэтому я
не думаю, что этот демон будет в состоянии влиять на нас так же сильно,
как в 1690 году. Если верить мистеру Эвелиту, демон тогда ухитрился
сделать так, что небо потемнело и на много дней наступила непрерывная
ночь. Я не могу себе представить что-то подобное сейчас.
Уолтер медленно принялся за суп. Потом он сказал:
- Он действительно обещал, что отдаст мне Констанс? Не слепую? Целую
и невредимую?
- Да, - ответил я.
- Если бы я ее вернул... - выдавил он, медленно крутя головой. - То
тогда было бы так, будто этот кошмар вообще не случился.
- Вот именно.
- Но как он это сделает? Каким чудом?
Я пожал плечами.
- Насколько мне известно, Микцанцикатли - верховный владыка мертвых,
по крайней мере, в обеих Америках. На других континентах он появляется,
вероятно, в ином виде.
- Тогда что было с мертвыми все это время, пока он был заключен на
дне моря?
- Откуда же мне знать? Наверно, они сразу отправлялись в
окончательное место предназначения. Им не нужно было опасаться, что
Микцанцикатли использует их, чтобы получить больше крови, больше сердец,
больше проклятых душ. Старый Эвелит твердит, что все другие
сверхъестественные существа, добрые или злые, избегают Микцанцикатли. Он -
абсолютный пария, злобный и испорченный до мозга костей, плюющий на все
законы неба и ада. Но он, однако, оказался не настолько могуществен, чтобы
избежать заточения в медном ящике и утопления в заливе Салем.
- И он на самом деле может воскресить Джейн и Констанс?
- Так он говорит. А по тому, что он уже сделал, у меня нет никаких
оснований в этом сомневаться. Ты представляешь себе, сколько психической
энергии требует одно только перенесение изображения Констанс в твой дом?
Никто на свете не сможет сделать такое, вернее, ни один человек.
Уолтер надолго задумался. Потом, наконец, он спросил:
- А что об этом говорят твои дружки из Музея Пибоди? Наверняка они не
в большом восторге.
- Они об этом ничегошеньки не знают. Я ничего им не сказал.
- Считаешь, это разумно?
- Не очень. Но речь идет не о здравомыслии, Уолтер. Дело в том, что
мы с тобой оба желаем вернуть наших умерших жен. Не задаром, конечно же. И
не исключено, что мы подвергнем других людей опасности, хотя я сомневаюсь,
уменьшит ли ее то, что вместо освобождения демона мы оставим его взаперти.
Мы оба должны посмотреть правде в глаза: мы имеем дело с древней и
непонятной мощью, которая руководит самим процессом смерти. Владыка Страны
Мертвых, как его называют. Он и так собирается вновь принять правление,
хотим мы этого или нет. Если мы оставим его на дне, то медный ящик в конце
концов разъестся морской водой до такой степени, что демон сможет
освободиться без чьей бы то ни было помощи. Если же мы вытащим его и
оставим в музее или отошлем старому Эвелиту, то кто знает, как долго те
будут в состоянии удерживать его. Даже Дэвид Дарк не смог этого сделать, а
ведь именно он ввез демона в Салем. Так вот, с любой точки зрения
положение безвыходное... Поэтому я и считаю, что мы оба должны хотя бы
попытаться вернуть себе Джейн и Констанс.
Я был весьма доволен тем, что никто иной, кроме Уолтера, не слышал
этой подленькой аргументации. В ней не хватало логики, в ней не хватало
фактов, а прежде всего не хватало нравственности. Я не имел понятия,
сможет ли справиться с демоном старый Эвелит. По словам Энн, он уже
разработал какой-то план, в осуществлении которого должны были участвовать
Квамус, Энид и другие ведьмы Салема. Я не знал также, действительно ли
подвергся коррозии медный ящик. И, что самое худшее, я не знал, какое
ужасное влияние может оказать Микцанцикатли на живых и мертвых, когда мы с
Уолтером выпустим его на свободу.
Я подумал о самом Дэвиде Дарке, который буквально взорвался в своем
доме. Я подумал о Чарли Манци, раздавленном скрежещущими надгробиями. Я
подумал о помощи. Я подумал о миссис Саймонс, напрасно взывающей о помощи.
Я подумал и о Джейн, улыбающейся, пышнобедрой и дьявольски сексапильной, о
своей такой реальной, и все же нереальной покойной жене, которая восстала
из гроба. Все эти видения перепутались в моей голове, вызывая страх,
недоверие, угнетенность, апатию и ужас. Но у меня оставалась единственная
надежда, за которую я с безрассудным упорством уцепился изо всех сил.
Единственная надежда, благодаря которой я мог победить в себе голый страх
перед трупами, оживленными Микцанцикатли, детьми проклятого демона, и
ужасной опасностью, которая нависнет над нашим миром, когда древнее зло
будет освобождено. Это была надежда на то, что я снова увижу Джейн, что,
наперекор судьбе, наперекор всякой логике, снова буду держать в объятиях
ее роскошное тело. Это была надежда, от которой я ни при каких условиях не
мог отказаться, невзирая ни на какие последствия. И Микцанцикатли хорошо
знал это, поскольку был демоном.
- Я все еще не представляю, как из этого сделать пакет акций, -
внезапно заговорил Уолтер.
- Это будет не так уж и трудно, - утешил я его. - Покажи своим
клиентам фотоснимки "Вазы" и "Мэри Роуз". Скажи им, что это чертовски
престижное предприятие. А потом еще объясни, что спасенный корабль будет
выставлен на публичное обозрение, вероятнее всего, как главная
достопримечательность в специально спроектированном парке отдыха. Не
преувеличивай, Уолтер, пять или шесть миллионов - это не такая уж и
большая сумма.
- Как раз столько стоит дерьмовенький фильм, - с достоинством буркнул
Уолтер.
- Послушай, - сказал я серьезно. - Ты хочешь вернуть себе Констанс
или нет?
Кельнерша поставила перед Уолтером запеканку с устрицами. Уолтер
начал производить в тарелке раскопки вилкой так, будто внезапно потерял
всякий аппетит.
- Можете взять еще салат, если хотите, - сказала кельнерша. -
Дополнительно платить не нужно.
- Спасибо, - буркнул Уолтер. Он устало, страдальчески посмотрел на
меня через стол.
- А если из этого ничего не выйдет? - спросил он. - Если это только
сон, иллюзии? Я поставлю крест на своей карьере и не верну Констанс.
- А если ты ничего не сделаешь, - ответил я, - то остаток жизни ты
будешь говорить себе: "Я мог вернуть Констанс, но я очень боялся
рискнуть".
Уолтер прорезал корочку запеканки, и изнутри вырвался пар. Он ел
молча, явно не обращал внимания на вкус, и был так голоден, что съел все.
Он допил вино и громко забарабанил пальцами по столу.
- Пять или шесть миллионов, так?
- Примерно.
- Можешь мне дать точную смету расходов?
- Конечно.
Он вытер губы салфеткой.
- Сам не знаю, куда я лезу, - заявил он. - Но я могу, по крайней
мере, пойти на дно с честью.
- Помни о Констанс, - напомнил я ему.
- Помню, - ответил он. - Именно это меня и беспокоит.

28
Доктор Розен поставил свой "мерседес" у клиники Дерби, когда я
остановился рядом на своем "торнадо" и помахал рукой, приветствуя его. Он
остановился на тротуаре: худощавый, безукоризненно одетый мужчина с козьей
бородкой, в огромных очках в калифорнийском стиле - в нижнем углу левой
линзы были вырезаны инициалы хозяина. Я часто думал, что доктор Розен
намного лучше смотрелся бы в Голливуде, чем в Салеме. По натуре он был
эксгибиционистом и обожал общаться на медицинском жаргоне, изобилующем
определениями типа "тск-аналог" или "акцептационный невроз".
Однако он был великолепный специалист - образованный, честный,
беспокоящийся о пациентах в лучших традициях деревенских врачей Новой
Англии, а его склонность к фанфаронству была всего лишь невинной
слабостью.
- Добрый день, Джон, - весело сказал он. - Идем, выпьем кофе.
- Я пришел только навестить Энн, - объяснил я. Мы пошли вместе по
испещренной пятнами солнечного света тропинке к застекленным дверям
клиники. В приемном покое, где работал кондиционер, было прохладно и
спокойно, звучала тихая музыка, вокруг стояли уникальные комнатные
растения. Небольшой водопад, тихо позванивая, падал в бассейн неправильной
формы, заселенный золотыми рыбками. На другом конце помещения сидела за
столом красивая золотоволосая санитарка в белом халате, белой шапочке и
безукоризненно белых больничных туфлях. Она явно не отличила бы кисту от
куста, но это совершенно не имело значения. Она просто была необходимым
элементом "мягкой атмосферы", создаваемой доктором Розеном.
- Кто-нибудь звонил, Марго? - спросил доктор Розен, проходя мимо
стола.
- Только мистер Уиллис, - ответила Марго и затрепетала черными как
смоль ресницами. - Ох, и еще доктор Кауфман из Западного Израиля.
- Соедини меня с доктором Кауфманом через десять минут, хорошо? -
поручил доктор Розен. - Уиллис пусть останется на более позднее время.
Пока он сам не позвонит. Речь шла о его фиброзе?
- Наверно, да.
- Идем, Джон, - пригласил он меня жестом. - Спасибо, Марго.
- Пожалуйста, - мурлыкнула Марго.
- Новенькая, да? - заметил я, входя за Розеном в его просторный
кремовый кабинет. Я огляделся. На стене висела все та же большая картина
маслом работы Эндрю Стевовича - женщина с лунными глазами и двое лунных
мужчин. Я знал каждую подробность, каждый оттенок и цвет этой картины,
поскольку долгие часы просиживал напротив нее, рассказывая доктору Розену
о своей депрессии и одиночестве.
Доктор Розен сел за широкий тисовый стол и мельком просмотрел почту.
Не считая утренней корреспонденции, угол стола был пуст, там стояла лишь
небольшая абстрактная статуэтка, напоминающая свернутый треугольник.
Доктор Розен сказал мне когда-то, что эта статуэтка символизирует сущность
силы врачевания в каждом человеческом организме. У меня это скорее
связывалось с тяжелым случаем несварения, но я оставил это мнение при
себе.
- Энн, - отозвался доктор Розен, словно продолжая уже начатый
разговор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56