- Гэндальф Серый выступил вместе с
товариществом, но не перешел границ нашей земли. Скажите нам, где он: я
очень хочу снова поговорить с ним. Но я не могу видеть его вдали, пока он
не в пределах Лотлориен: серый туман сомкнулся вокруг него и пути его и
мысли скрыты от меня.
- Увы! - сказал Арагорн. - Гэндальф Серый пал в тень. Он остался в
Мории и не сумел спастись.
При этих словах все эльфы в комнате громко воскликнули в печали и
изумлении.
- Плохая новость, - сказал Келеборн, - и самая плохая за все годы
сгущающегося мрака. - Он повернулся к Халдиру. - Почему мне об этом ничего
не сказали? - спросил он на эльфийском языке.
- Мы не говорили с Халдиром о наших делах и целях, - сказал Леголас.
- Вначале мы слишком устали, а опасность была рядом; а потом мы на
некоторое время просто забыли о своем горе, идя по ровным дорогам
прекрасного Лориена.
- Но горе наше велико, и утрату восполнить невозможно, - сказал
Фродо. - Гэндальф был нашим предводителем, он провел нас и через Морию; и
когда на спасение уже не было надежды, он _с_п_а_с_ нас, но сам пал.
- Расскажите нам подробно! - сказал Келеборн.
Тогда Арагорн перечислил все, что произошло при попытке перейти через
Карадрас и в последние дни; он говорил о Балине и его книге, о сражении в
комнате Мазарбул, об огне и узком мостике и о наступлении ужаса.
- Это было зло древнего мира, я такого еще не видел, - сказал
Арагорн. - Оно было одновременно тенью и пламенем, сильным и ужасным.
- Это был балрог из Моргота, - сказал Леголас, - самое страшное из
проклятий, за исключение одного, наложенного на Башню Тьмы.
- Да, я видел на мосту то, что превосходит самые страшные из
проклятий, я видел проклятие Дьюрина, - тихо сказал Гимли, и в глазах его
был ужас.
- Увы! - сказал Келеборн. - Мы давно опасались того, что под
Карадрасом спит ужас. И если бы я знал, что гномы снова разбудили это зло
в Мории, я запретил бы вам пересекать нашу северную границу, вам и всем,
кто идет с вами. И если только это возможно, я бы мог подумать, что
Гэндальф из своей мудрости впал в безумие, если он без необходимости
отправился в тьму Мории.
- Тот впадает в безумие, кто говорит подобные вещи, - серьезно
сказала Галадриэль. - Ни одно из деяний Гэндальфа при жизни не было
бесцельным. Те, кто шел за ним, не знают всех его замыслов и не могут
рассказать о них. Но что бы ни случилось с проводником, следовавшие за ним
неповинны. Не сожалей о том, что приветствовал гнома. Если бы наш народ
был изгнан давным-давно из Лотлориена, кто из Галадрима, даже сам Келеборн
мудрый, проходя мимо, не пожелал бы взглянуть на свое древнее отечество,
даже если бы оно стало жилищем драконов?
Темна вода в Келед-Зарам и холодны истоки Кибал-Нале, прекрасны были
многоколонные залы Казад-Дума в древние дни, до падения великих королей. -
Она взглянула на Гимли, сидевшего понуро и печально, и улыбнулась. И гном,
слыша названия, произнесенные на его древнем языке, поднял голову и
встретился с ее взглядом, ему показалось, что он заглянул в самое сердце
врага и увидел там любовь и сострадание. На лице его появилось удивленное
выражение, потом он улыбнулся в ответ.
Он неуклюже встал и поклонился по манере гномов, сказав:
- Но еще прекраснее живая земля Лориен, а госпожа Галадриэль
прекраснее всех драгоценностей в недрах земли.
Наступила тишина. Наконец вновь заговорил Келеборн.
- Я не знал, что ваш путь был так труден, - сказал он. - Пусть Гимли
забудет мои резкие слова: я говорил от беспокойного сердца. Я помогу вам,
чем только смогу, каждому в соответствии с его желанием и нуждами, но
особенно тому из маленького народа, кто несет ношу.
- Ваша цель известна нам, - сказала Галадриэль, глядя на Фродо. - Но
мы не будем открыто говорить о ней. Но, может быть, не напрасно пришли вы
в эту землю в поисках помощи, как и предполагал Гэндальф. Ибо господин
Галадрима считается мудрейшим из эльфов Средиземья, и подарки его богаче,
чем у могущественнейших королей. На рассвете дней он жил на западе, и я с
ним жила неисчислимые годы, еще до падения Нарготронда и Гондолина я
перешла горы и мы вместе долгие века боролись, постепенно уступая.
Это я впервые созвала Белый Совет. И если мои желания не остались
неосуществленными, то лишь благодаря Гэндальфу Серому. Без него, наверное,
все пошло бы по-другому. Но даже сейчас остается надежда. Я не буду давать
вам совета, говоря, делайте то или делайте это. Не в деянии, не в
сопротивлении, не в выборе того или иного пути могу я вам быть полезна, но
лишь в знании того, что будет. Но я говорю вам: ваш поиск проходит по
лезвию ножа - оступитесь хоть немного, и вы погибли, а вместе с вами
погибло все. Но пока все товарищество едино, еще остается надежда.
Тут она обвела их глазами, по очереди пытливо вглядываясь в каждого.
Никто, кроме Леголаса и Арагорна не смог долго выдержать ее взгляд. Сэм
быстро покраснел и повесил голову.
Наконец госпожа Галадриэль освободила их от своего взгляда и
улыбнулась.
- Пусть не тревожатся ваши сердца, - заметила она. - Сегодня ночью вы
будете отдыхать в мире.
Они вздохнули и почувствовали неожиданную усталость, как те, кого
долго и упорно допрашивали, хотя ни одного слова не было сказано открыто.
- Теперь идите! - сказал Келеборн. - Вы отягощены печалью и трудом.
Даже если бы ваш поиск не касался нас так тесно, вы бы смогли отдохнуть в
этом городе, пока не восстановите силы и не излечитесь. Теперь вы будете
отдыхать, и мы пока не станем говорить о вашем дальнейшем пути.
В эту ночь товарищество спало на земле, к большому удовлетворению
хоббитов. Эльфы воздвигли для них павильон среди деревьев у фонтана и
поставили в нем мягкие диваны. Затем, проговорив своими прекрасными
эльфийскими голосами пожелания мира, покинули путников. Путешественники
еще некоторое время говорили о своей предыдущей ночи, и о дневном пути, и
о господине и о госпоже, но у них не хватало решимости заглядывать дальше.
- Почему ты покраснел, Сэм? - спросил Пиппин. - Можно было подумать,
что у тебя нечиста совесть. Надеюсь, ничего хуже замысла стащить у меня
одеяла не было в твоем мозгу?
- Я никогда не думаю о таких вещах, - ответил Сэм, не настроенный
шутить. - Если хотите знать, я почувствовал, что на мне ничего нет, и мне
это не понравилось. Она глядела внутрь меня и спрашивала, что я буду
делать, если она даст мне возможность вернуться домой, в Удел, в
хорошенькую нору с... с собственным небольшим садом.
- Интересно, - сказал Мерри. - Я чувствовал почти то же самое,
только... только... Больше я не буду говорить, - скованно добавил он.
Все, казалось, испытали одно и то же: каждый чувствовал, что ему
предлагают выбор между лежащей впереди тьмой, полной опасностей, и тем,
что он страстно желает - это желание было совсем рядом, и чтобы получить
его, нужно было только свернуть с дороги и предоставить поиск и войну с
Сауроном остальным.
- Мне кажется также, - сказал Гимли, - что мой выбор сохранится в
тайне и будет известен только мне.
- Мне это кажется чрезвычайно странным, - заметил Боромир. - Может,
это было только испытание, и она хотела прочесть наши мысли с добрым
намерением, но я вынужден также сказать, что она искушала нас и предлагала
то, что в ее власти дать. Нет необходимости говорить, что я отказался
слушать. Люди Минас Тирита верны своему слову...
Но что предлагала ему госпожа, Боромир так и не сказал.
Что же касается Фродо, то он не говорил ничего, хотя Боромир засыпал
его вопросами.
- Она дольше всего смотрела на вас, хранитель Кольца, - сказал он.
- Да, - ответил Фродо, - но что бы ни пришло мне в голову, путь там и
останется.
- Но поберегись! - сказал Боромир. - Я не очень верю этой эльфийской
госпоже и ее шуткам.
- Не говорите злого слова о госпоже Галадриэль, - строго сказал
Арагорн. - Вы не знаете, о чем говорите. Ни в ней, ни в этой земле нет
зла, если только человек не приносит его с собой. Но пусть он тогда
побережется! И только сегодня ночью впервые с Раздола я буду спать без
страха. Я хочу крепко уснуть и хоть на время забыть свое горе. Сердце мое
и руки устали.
Он лег на диван и немедленно уснул.
Остальные вскоре последовали его примеру, и ничто не тревожило их
сон. Проснувшись, они увидели, что лужайка перед павильоном освещена ярким
светом дня и фонтан сверкает на солнце.
Несколько дней они провели в Лотлориене. Все это время ярко светило
солнце, только изредка выпадал мягкий теплый дождь и, проходя, оставлял
все живое свежим и чистым. Воздух был прохладен и мягок, как ранней
весной, однако путники чувствовали, что вокруг усиливается зима. Им
казалось, что они ничего не делают, только едят, пьют, отдыхают и
прогуливаются меж деревьями, и этого было довольно.
Они не видели больше господина и госпожу и мало разговаривали с
эльфами: мало кто из лесного народа знал язык вестрон. Халдир распрощался
с ними у шел обратно к северным границам, где были установлены сильные
посты после тех новостей о Мории, что принесли путники. Леголас почти все
время проводил с Галадримом и после первой ночи не спал с товарищами, хотя
возвращался, чтобы поесть и поговорить с ними. Уходя, он часто брал с
собой Гимли, и остальные удивлялись этой перемене.
Путешественники часто говорили о Гэндальфе, и то, что каждый знал о
нем, ярко вставало перед их глазами. Когда прошли усталость и боль, горе
от потери стало осознаваться острее. Они часто слышали поблизости голоса
эльфов и знали, что те слагают плачи о гибели Гэндальфа: они часто слышали
это имя среди мягких звучных слов, которых не могли понять.
Митрандир, Митрандир, - пели эльфы, - о Серый Пилигрим! - Так они
любили называть его. Но когда Леголас был с товариществом, он не переводил
им песни, сказав, что не обладает нужным искусством и что горе его так
велико, что вызывает слезы, а не песню.
Фродо был первым, кто попытался излить свое горе в запоминающихся
словах. Ему редко хотелось сочинить песню или стихотворение, даже в
Раздоле он слушал, но сам не пел, хотя в памяти его хранилось множество
стихотворных строк. Но сейчас, когда он сидел у фонтана в Лориене и слышал
вокруг голоса эльфов, его мысли приняли форму песни, и песня эта
показалась ему красивой. Но когда он попытался повторить ее Сэму, то смог
вспомнить лишь часть.
Когда сгущался в Уделе вечер,
Серой тенью ушел он вдаль,
Провожал его только ветер,
В песне ветра была печаль.
Долги были его дороги,
Реки помнят о нем и леса,
Помнят южных холмов отроги,
И камней говорят голоса.
Он не знал преград в Средиземье,
Проходил он сквозь двери острогов,
Сквозь болота и сквозь метели,
И сквозь ужас драконьих логов.
Все народы от лун до харада
Знал, как братьев своих и сестер.
Говорил он со зверем лохматым
И с поющим на ветке дроздом.
Среди магов был величайший,
Страшен в гневе и весел с друзьями
Странник Серый в одежде рваной,
Проходящий между холмами.
Победил он и тень, и пламя.
Он один стоял на мосту...
Его посох разбился о камни,
Канул гений его в темноту.
- Вы скоро превзойдете мастера Бильбо, - заметил Сэм.
- Боюсь, что нет, - ответил Фродо. - Но это лучшее, что я могу
сочинить.
- Ну, мастер Фродо, если вы еще раз попробуете, вставьте, пожалуйста
словечко о его фейерверках, - сказал Сэм. - Что-нибудь вроде этого:
Был он волшебником света,
Фейерверки делал из звезд,
Делал лучшие в мире ракеты,
Что горели, как огненный дождь.
- Нет, это я оставлю тебе, Сэм. Или, может, Бильбо. Но - хватит, я не
могу больше говорить об этом. Не могу представить, как сообщу ему эту
новость.
Однажды вечером Фродо и Сэм прогуливались в прохладных сумерках. Оба
вновь почувствовали беспокойство. На Фродо внезапно пала тень предстоящего
расставания: он каким-то образом знал, что близко время, когда он должен
будет покинуть Лотлориен.
- Что ты думаешь теперь об эльфах, Сэм? - спросил он. - Я задаю тебе
тот же вопрос, что и раньше - кажется, это было много веков назад, но с
тех пор ты многое повидал.
- Да уж! - согласился Сэм. - И я считаю, что есть эльфы и... Эльфы.
Все они достаточно эльфы, но по-разному. Этот народ в Лориене, больше не
путешествует бездомно и больше похож на нас:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
товариществом, но не перешел границ нашей земли. Скажите нам, где он: я
очень хочу снова поговорить с ним. Но я не могу видеть его вдали, пока он
не в пределах Лотлориен: серый туман сомкнулся вокруг него и пути его и
мысли скрыты от меня.
- Увы! - сказал Арагорн. - Гэндальф Серый пал в тень. Он остался в
Мории и не сумел спастись.
При этих словах все эльфы в комнате громко воскликнули в печали и
изумлении.
- Плохая новость, - сказал Келеборн, - и самая плохая за все годы
сгущающегося мрака. - Он повернулся к Халдиру. - Почему мне об этом ничего
не сказали? - спросил он на эльфийском языке.
- Мы не говорили с Халдиром о наших делах и целях, - сказал Леголас.
- Вначале мы слишком устали, а опасность была рядом; а потом мы на
некоторое время просто забыли о своем горе, идя по ровным дорогам
прекрасного Лориена.
- Но горе наше велико, и утрату восполнить невозможно, - сказал
Фродо. - Гэндальф был нашим предводителем, он провел нас и через Морию; и
когда на спасение уже не было надежды, он _с_п_а_с_ нас, но сам пал.
- Расскажите нам подробно! - сказал Келеборн.
Тогда Арагорн перечислил все, что произошло при попытке перейти через
Карадрас и в последние дни; он говорил о Балине и его книге, о сражении в
комнате Мазарбул, об огне и узком мостике и о наступлении ужаса.
- Это было зло древнего мира, я такого еще не видел, - сказал
Арагорн. - Оно было одновременно тенью и пламенем, сильным и ужасным.
- Это был балрог из Моргота, - сказал Леголас, - самое страшное из
проклятий, за исключение одного, наложенного на Башню Тьмы.
- Да, я видел на мосту то, что превосходит самые страшные из
проклятий, я видел проклятие Дьюрина, - тихо сказал Гимли, и в глазах его
был ужас.
- Увы! - сказал Келеборн. - Мы давно опасались того, что под
Карадрасом спит ужас. И если бы я знал, что гномы снова разбудили это зло
в Мории, я запретил бы вам пересекать нашу северную границу, вам и всем,
кто идет с вами. И если только это возможно, я бы мог подумать, что
Гэндальф из своей мудрости впал в безумие, если он без необходимости
отправился в тьму Мории.
- Тот впадает в безумие, кто говорит подобные вещи, - серьезно
сказала Галадриэль. - Ни одно из деяний Гэндальфа при жизни не было
бесцельным. Те, кто шел за ним, не знают всех его замыслов и не могут
рассказать о них. Но что бы ни случилось с проводником, следовавшие за ним
неповинны. Не сожалей о том, что приветствовал гнома. Если бы наш народ
был изгнан давным-давно из Лотлориена, кто из Галадрима, даже сам Келеборн
мудрый, проходя мимо, не пожелал бы взглянуть на свое древнее отечество,
даже если бы оно стало жилищем драконов?
Темна вода в Келед-Зарам и холодны истоки Кибал-Нале, прекрасны были
многоколонные залы Казад-Дума в древние дни, до падения великих королей. -
Она взглянула на Гимли, сидевшего понуро и печально, и улыбнулась. И гном,
слыша названия, произнесенные на его древнем языке, поднял голову и
встретился с ее взглядом, ему показалось, что он заглянул в самое сердце
врага и увидел там любовь и сострадание. На лице его появилось удивленное
выражение, потом он улыбнулся в ответ.
Он неуклюже встал и поклонился по манере гномов, сказав:
- Но еще прекраснее живая земля Лориен, а госпожа Галадриэль
прекраснее всех драгоценностей в недрах земли.
Наступила тишина. Наконец вновь заговорил Келеборн.
- Я не знал, что ваш путь был так труден, - сказал он. - Пусть Гимли
забудет мои резкие слова: я говорил от беспокойного сердца. Я помогу вам,
чем только смогу, каждому в соответствии с его желанием и нуждами, но
особенно тому из маленького народа, кто несет ношу.
- Ваша цель известна нам, - сказала Галадриэль, глядя на Фродо. - Но
мы не будем открыто говорить о ней. Но, может быть, не напрасно пришли вы
в эту землю в поисках помощи, как и предполагал Гэндальф. Ибо господин
Галадрима считается мудрейшим из эльфов Средиземья, и подарки его богаче,
чем у могущественнейших королей. На рассвете дней он жил на западе, и я с
ним жила неисчислимые годы, еще до падения Нарготронда и Гондолина я
перешла горы и мы вместе долгие века боролись, постепенно уступая.
Это я впервые созвала Белый Совет. И если мои желания не остались
неосуществленными, то лишь благодаря Гэндальфу Серому. Без него, наверное,
все пошло бы по-другому. Но даже сейчас остается надежда. Я не буду давать
вам совета, говоря, делайте то или делайте это. Не в деянии, не в
сопротивлении, не в выборе того или иного пути могу я вам быть полезна, но
лишь в знании того, что будет. Но я говорю вам: ваш поиск проходит по
лезвию ножа - оступитесь хоть немного, и вы погибли, а вместе с вами
погибло все. Но пока все товарищество едино, еще остается надежда.
Тут она обвела их глазами, по очереди пытливо вглядываясь в каждого.
Никто, кроме Леголаса и Арагорна не смог долго выдержать ее взгляд. Сэм
быстро покраснел и повесил голову.
Наконец госпожа Галадриэль освободила их от своего взгляда и
улыбнулась.
- Пусть не тревожатся ваши сердца, - заметила она. - Сегодня ночью вы
будете отдыхать в мире.
Они вздохнули и почувствовали неожиданную усталость, как те, кого
долго и упорно допрашивали, хотя ни одного слова не было сказано открыто.
- Теперь идите! - сказал Келеборн. - Вы отягощены печалью и трудом.
Даже если бы ваш поиск не касался нас так тесно, вы бы смогли отдохнуть в
этом городе, пока не восстановите силы и не излечитесь. Теперь вы будете
отдыхать, и мы пока не станем говорить о вашем дальнейшем пути.
В эту ночь товарищество спало на земле, к большому удовлетворению
хоббитов. Эльфы воздвигли для них павильон среди деревьев у фонтана и
поставили в нем мягкие диваны. Затем, проговорив своими прекрасными
эльфийскими голосами пожелания мира, покинули путников. Путешественники
еще некоторое время говорили о своей предыдущей ночи, и о дневном пути, и
о господине и о госпоже, но у них не хватало решимости заглядывать дальше.
- Почему ты покраснел, Сэм? - спросил Пиппин. - Можно было подумать,
что у тебя нечиста совесть. Надеюсь, ничего хуже замысла стащить у меня
одеяла не было в твоем мозгу?
- Я никогда не думаю о таких вещах, - ответил Сэм, не настроенный
шутить. - Если хотите знать, я почувствовал, что на мне ничего нет, и мне
это не понравилось. Она глядела внутрь меня и спрашивала, что я буду
делать, если она даст мне возможность вернуться домой, в Удел, в
хорошенькую нору с... с собственным небольшим садом.
- Интересно, - сказал Мерри. - Я чувствовал почти то же самое,
только... только... Больше я не буду говорить, - скованно добавил он.
Все, казалось, испытали одно и то же: каждый чувствовал, что ему
предлагают выбор между лежащей впереди тьмой, полной опасностей, и тем,
что он страстно желает - это желание было совсем рядом, и чтобы получить
его, нужно было только свернуть с дороги и предоставить поиск и войну с
Сауроном остальным.
- Мне кажется также, - сказал Гимли, - что мой выбор сохранится в
тайне и будет известен только мне.
- Мне это кажется чрезвычайно странным, - заметил Боромир. - Может,
это было только испытание, и она хотела прочесть наши мысли с добрым
намерением, но я вынужден также сказать, что она искушала нас и предлагала
то, что в ее власти дать. Нет необходимости говорить, что я отказался
слушать. Люди Минас Тирита верны своему слову...
Но что предлагала ему госпожа, Боромир так и не сказал.
Что же касается Фродо, то он не говорил ничего, хотя Боромир засыпал
его вопросами.
- Она дольше всего смотрела на вас, хранитель Кольца, - сказал он.
- Да, - ответил Фродо, - но что бы ни пришло мне в голову, путь там и
останется.
- Но поберегись! - сказал Боромир. - Я не очень верю этой эльфийской
госпоже и ее шуткам.
- Не говорите злого слова о госпоже Галадриэль, - строго сказал
Арагорн. - Вы не знаете, о чем говорите. Ни в ней, ни в этой земле нет
зла, если только человек не приносит его с собой. Но пусть он тогда
побережется! И только сегодня ночью впервые с Раздола я буду спать без
страха. Я хочу крепко уснуть и хоть на время забыть свое горе. Сердце мое
и руки устали.
Он лег на диван и немедленно уснул.
Остальные вскоре последовали его примеру, и ничто не тревожило их
сон. Проснувшись, они увидели, что лужайка перед павильоном освещена ярким
светом дня и фонтан сверкает на солнце.
Несколько дней они провели в Лотлориене. Все это время ярко светило
солнце, только изредка выпадал мягкий теплый дождь и, проходя, оставлял
все живое свежим и чистым. Воздух был прохладен и мягок, как ранней
весной, однако путники чувствовали, что вокруг усиливается зима. Им
казалось, что они ничего не делают, только едят, пьют, отдыхают и
прогуливаются меж деревьями, и этого было довольно.
Они не видели больше господина и госпожу и мало разговаривали с
эльфами: мало кто из лесного народа знал язык вестрон. Халдир распрощался
с ними у шел обратно к северным границам, где были установлены сильные
посты после тех новостей о Мории, что принесли путники. Леголас почти все
время проводил с Галадримом и после первой ночи не спал с товарищами, хотя
возвращался, чтобы поесть и поговорить с ними. Уходя, он часто брал с
собой Гимли, и остальные удивлялись этой перемене.
Путешественники часто говорили о Гэндальфе, и то, что каждый знал о
нем, ярко вставало перед их глазами. Когда прошли усталость и боль, горе
от потери стало осознаваться острее. Они часто слышали поблизости голоса
эльфов и знали, что те слагают плачи о гибели Гэндальфа: они часто слышали
это имя среди мягких звучных слов, которых не могли понять.
Митрандир, Митрандир, - пели эльфы, - о Серый Пилигрим! - Так они
любили называть его. Но когда Леголас был с товариществом, он не переводил
им песни, сказав, что не обладает нужным искусством и что горе его так
велико, что вызывает слезы, а не песню.
Фродо был первым, кто попытался излить свое горе в запоминающихся
словах. Ему редко хотелось сочинить песню или стихотворение, даже в
Раздоле он слушал, но сам не пел, хотя в памяти его хранилось множество
стихотворных строк. Но сейчас, когда он сидел у фонтана в Лориене и слышал
вокруг голоса эльфов, его мысли приняли форму песни, и песня эта
показалась ему красивой. Но когда он попытался повторить ее Сэму, то смог
вспомнить лишь часть.
Когда сгущался в Уделе вечер,
Серой тенью ушел он вдаль,
Провожал его только ветер,
В песне ветра была печаль.
Долги были его дороги,
Реки помнят о нем и леса,
Помнят южных холмов отроги,
И камней говорят голоса.
Он не знал преград в Средиземье,
Проходил он сквозь двери острогов,
Сквозь болота и сквозь метели,
И сквозь ужас драконьих логов.
Все народы от лун до харада
Знал, как братьев своих и сестер.
Говорил он со зверем лохматым
И с поющим на ветке дроздом.
Среди магов был величайший,
Страшен в гневе и весел с друзьями
Странник Серый в одежде рваной,
Проходящий между холмами.
Победил он и тень, и пламя.
Он один стоял на мосту...
Его посох разбился о камни,
Канул гений его в темноту.
- Вы скоро превзойдете мастера Бильбо, - заметил Сэм.
- Боюсь, что нет, - ответил Фродо. - Но это лучшее, что я могу
сочинить.
- Ну, мастер Фродо, если вы еще раз попробуете, вставьте, пожалуйста
словечко о его фейерверках, - сказал Сэм. - Что-нибудь вроде этого:
Был он волшебником света,
Фейерверки делал из звезд,
Делал лучшие в мире ракеты,
Что горели, как огненный дождь.
- Нет, это я оставлю тебе, Сэм. Или, может, Бильбо. Но - хватит, я не
могу больше говорить об этом. Не могу представить, как сообщу ему эту
новость.
Однажды вечером Фродо и Сэм прогуливались в прохладных сумерках. Оба
вновь почувствовали беспокойство. На Фродо внезапно пала тень предстоящего
расставания: он каким-то образом знал, что близко время, когда он должен
будет покинуть Лотлориен.
- Что ты думаешь теперь об эльфах, Сэм? - спросил он. - Я задаю тебе
тот же вопрос, что и раньше - кажется, это было много веков назад, но с
тех пор ты многое повидал.
- Да уж! - согласился Сэм. - И я считаю, что есть эльфы и... Эльфы.
Все они достаточно эльфы, но по-разному. Этот народ в Лориене, больше не
путешествует бездомно и больше похож на нас:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74