Осталось только четыре фигуры, — он помолчал. — Игра кончается, Жуга. Вам придется дальше играть без него.
— Размен… — Жуга нахмурил лоб. — Срубили… Но это значит, что перед тем, как воины… Яд и пламя! — он ошарашенно уставился на Золтана. — Линора!
Он шагнул к двери. Хагг заступил ему дорогу.
— Пусти.
— Не ходи туда, — сказал тот, — не надо.
Челюсти травника сжались.
— Уйди с дороги, Золтан! Ты ничего не понимаешь. Я должен быть там.
— Это ты ничего не понимаешь! Ты один раз уже был там. Хочешь еще? Ты ничего не сможешь сделать, ничем не сможешь им помочь. Ты…
Жуга ударил первым. Золтан вскинул руку и отбил. Оба смешались в быстрой схватке, ударились о стену, повалились на пол. Замерли на миг, нелепо вывернув друг другу руки, вырвались и вновь обменялись ударами — молча, коротко, почти неуловимо. Сцепились снова. Двигались они так быстро, что взгляд не поспевал за ними. Золтан увернулся, пропустил удар, а в следующий миг вдруг вскрикнул и с грохотом отлетел в угол. Привстал, держа одной рукой другую, с каким-то удивлением взглянул сначала на нее, потом на травника. Вся схватка не заняла и десяти секунд, Телли и Вильям не успели даже рта раскрыть.
— Дурак, — сказал вдруг кто-то в тишине. Травник обернулся.
В распахнутых дверях корчмы стояла Герта. Помедлила мгновенье, быстрым взглядом обвела корчму и шагнула через порог. Сбросила шаль на плечи.
— Ну, что ж ты встал? — сказала она. — Давай, продолжай в том же духе. Стукни теперь меня, если хочешь… Я так и знала, что случится что-то подобное. Что произошло, Золтан? С чего переполох?
Золтан медленно встал, все еще с недоумением разглядывая свою руку. Покосился на Жугу, который с угрюмым и слегка растерянным видом стоял в стороне, и снова повернулся к Герте.
— Воин вышел из игры, — сказал он коротко, — слетел с доски… — Хагг поморщился и опустился на скамейку. — Черт, Герта, он мне кажется руку сломал.
— Ах вот оно что! — хмыкнула та, переводя взгляд на Жугу. — А ты не придумал ничего, кроме как на друзей бросаться? Опять решил, что можешь все исправить? Ты что же, думаешь, что можно провести всю игру без потерь? Ты тоже хорош, Золтан. Не надо было его останавливать. Пусть бы шел.
В голосе гадалки зазвучали раздражение и злость. Жуга по-прежнему молчал, глядя как Гертруда осматривает и ощупывает руку Золтана. Тот кривился и сосал воздух через стиснутые зубы.
— Мне… казалось, что я должен быть там, — сказал наконец травник. — Даже если Нора и Арнольд… покончили друг с другом.
Последние слова дались ему с трудом, Вильяму показалось, что отчасти это прозвучало как вопрос. Гертруда покачала головой.
— Я ничего о них не знаю, — сухо обронила она. — И ходить на сыроварню не советую, вряд ли они все еще там. Взгляни, — она кивнула на его повязку, — у тебя опять кровь пошла. Ну что мне с вами делать? Вы как дети оба, и ты, и Золтан. Вы договорились насчет корабля?
Золтан кивнул.
— Да. Яльмар согласился плыть.
— Яльмар… — Герта нахмурила брови. — Кто он? Из Исландии?
— Норвежец. У него свой кнорр.
— Что ж, это хорошо. Раз так, то может, и доплывете. Во всяком случае, скоро узнаете, так ли ваш приятель викинг хорош, как вы думаете. Если нет, то пойдете на дно, и тоже очень скоро. Гм! в самом деле, перелом. Причем, в двух местах… Тил, Вильям! Попросите у хозяйки чистых тряпок и какую-нибудь доску поровнее. Кстати говоря, а где ваш дракон?
Все торопливо огляделись. Рика в корчме не было.
— Должно быть, наверху, — предположил Вильям. — Хотя я что-то не видел, чтобы он карабкался по лестнице…
Откуда-то из-за стены донесся гулкий медный звон и грохот бьющейся посуды. Тил охнул, сделал круглые глаза и опрометью бросился на кухню.
Ближе к ночи стало холодать. Золтан растопил камин. От Агаты еле удалось отбиться — дракон так основательно похозяйничал на кухне и в кладовке, что часть припасенных для похода денег пришлось потратить на приобретенье новой утвари и припасов взамен уничтоженных. Вдобавок Рик разворотил плиту, и ужин пришлось готовить на открытом огне. Впрочем, такой опытной хозяйке как Агата, это не особенно помешало — из кухни доносились аппетитные запахи, и даже в зале было слышно, как шкворчит на решетке горячий флеккен. Остро пахло чесноком. Корчма была пуста. В межсезонье, с наступлением холодов посетителей становилось все меньше, и теперь до самой зимы здесь не особенно ждали постояльцев. Жуга сидел в угрюмом одиночестве, грел ноги у камина и потягивал из кружки подогретое вино (винный погреб Рика, к счастью, не заинтересовал). Настроение у него было самое скверное.
Тил снова забрался на крышу. Каждую ночь, если та была ясной, его все сильнее влекло под открытое небо; он ничего с собой не мог поделать, да похоже, и не хотел. Рик отяжелел от внезапной сытости, спать не залег, но тягу к приключениям потерял. Гертруда с Золтаном ушли о чем-то говорить наверх, Агата кашеварила на кухне, и только Вильям словно тень бродил по корчме, скрипел во тьме пером и уныло вздыхал: Яльмара не было, травника бард по-прежнему сторонился, к Тилу подходить стеснялся, а Золтана побаивался. В итоге большинство своих новых опусов он зачитывал Рику, который оказался самым благодарным слушателем. Во всяком случае, он почти никогда не спорил.
— Сидишь?
Гертруда медленно спустилась вниз и подошла к камину. Травник поднял взгляд. Отвел глаза.
— Сижу.
Герта оглянулась, развернула к камину скамейку и села напротив. Сложила руки на коленях.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — помолчав, сказала она. Жуга усмехнулся.
— Что ты можешь знать!
— Напрасно ты так, — мягко сказала та. — В конце концов, нетрудно догадаться. Я знаю, что у тебя было с той девочкой. Мне Золтан говорил. Не стоит корить себя за это, ты сделал все, что было в твоих силах.
— Я убил ее.
— Неправда.
— Да?
— Освобождение не значит — смерть. Ведь кто-то же потом убил Арнольда. А у нее был выбор — быть с тобой, что означало бы остаться прежней, или же уйти.
— Она меня никогда не любила, — глухо бросил тот и отвернулся.
— Есть вещи, поважнее, чем любовь. Я знаю, что ты ненавидишь этот город. Здесь вы были счастливы, и здесь же вы расстались. Тебе, жителю гор, все города представляются скопищем скверны и безумия. И все же ты не прав. Да ты и сам все это понимаешь, иначе бы тебя сюда не тянуло. Чаще всего тебе видна только одна сторона, но есть и другая. Народ живет здесь скученно и тесно, но городские стены защищают от врагов. В каналах грязь и рыбьи потроха, но эта рыба кормит всю округу. Цеха воняют и дымят, сукно замачивают с золой и мочой, но после из него шьют добротную одежду. Моряки грубы и глупы, каждый носит нож за пазухой, зато они видят далекие страны. Породистые суки из высшего света обряжаются в шелка и спорят, у кого из них модней огранка бриллианта на перстне, но у девчонки, что по утрам разносит молоко, в глазах больше света, чем в этих камнях. Пьяные студиозусы калечат друг дружку на дуэлях после kneipe, а пока заживают раны, пишут стихи, которые переживут их на сто лет, а может быть, и больше. Ты видишь Цурбааген грязным и унылым, а на холме недалеко отсюда глухонемой художник рисует на холсте безумно дивный чудный город. И это тоже он.
— Ну и что?
— А то, что каждый человек — это не только то, что ты о нем думаешь.
— Ну и что? — с упрямым вызовом повторил тот.
— Да ничего, — вздохнула Герта. — А я-то надеялась, ты хоть что-то поймешь.
Травник помолчал. Провел ладонью по лицу.
— Послушай, Герта, — сказал он, глядя в сторону, — я знаю, что у тебя была нелегкая судьба, но это еще не значит, что тебе можно меня поучать. Я тоже пережил немало. Твоей сумасшедшей ведьме такого и не снилось, что я пережил.
— Может, и не снилось. Это не мешало ей проделывать такое… — Герта содрогнулась и умолкла. Потом продолжила. — Однажды, например, я пробыла в подвале несколько недель, одна, в темноте и тишине. Я перевспоминал всю жизнь, разучился говорить, и даже имя свое забыла… и когда вышел, это был… была уже не я. Чистая поверхность. Tabula Rasa. Это было как будто второе рождение. А после она взялась за меня всерьез. Она учила меня двигаться и говорить, дала мне имя, научила, как вести себя. Я делала всю работу по дому, и если что-то было не так, она била меня нещадно. А если ты живешь, как женщина, то рано или поздно в душе ею становишься. Все это происходит медленно и незаметно. Мне же не с чем было сравнивать. Я видела, что отличаюсь от нее, но ничего не помнила из прежней… прежнего себя.
Жуга нахмурился.
— Но я не понимаю… То есть, я хочу сказать, что ты же, все-таки, не женщина. Ох, извини. Знаешь, Герта, я до сих пор не знаю, как к тебе относиться… Зачем она все это делала?
— Ее влекла природа магии. Сам мир ее уже не интересовал… да и люди тоже. Что ей было до какого-то мальчишки! Думаю, тебе не нужно объяснять, что магические способности мужчин и женщин различаются, хотя бы в силу их природы. Мужчинам больше удается магия творения, а женщинам — преображения. Удел мужчины — начало, женщины — развитие. Хедвигу эта ограниченность бесила. Она хотела вывести универсального мага, как выводят редкие цветы, но слишком поздно поняла, что для этого необходимо стереть границу между обеими половинами. Ей самой было уже поздно меняться, и тогда она нашла меня. Точней сказать — украла.
— Разве нельзя было сбежать?
— Мальчишка постепенно изменялся. Дети завистливы, жадны и трусоваты. У ведьмы было много хитростей, чтобы его привлечь, — Гертруда усмехнулась. — Знаешь, что она мне посулила, если я буду хорошей? Весь мир и новые коньки. Ни больше и ни меньше.
— Ну и как?
— Оказалось, что нельзя иметь все сразу. Я не знала, как и ты, что мир такой большой. Мальчишки уже нет, а девчонка уже выросла. Коньки ей стали не нужны. А мир оказался слишком велик и опасен, чтобы можно было владеть им безнаказанно. Когда ты овладеешь миром, мир начинает владеть тобой.
— А иначе нельзя?
— Нельзя.
— А я?
— Ты все еще не хочешь выбирать, — она помедлила, — а придется.
Зал погрузился в тишину. Поленья в очаге осели, бросив блики на двоих людей, сидящих у камина, искры бросились в трубу. Снаружи подморозило. Жуге на миг подумалось, как это Тил выдерживает этот холод, и не пора бы затащить его обратно, и вообще, простужаются ли эльфы или нет, и в этот миг в дверь вдруг постучали.
Жуга и Герта переглянулись.
— Что за черт? — пробормотал негромко травник, — открыто же… Эй, кто там? — крикнул он. — Не заперто, входите!
Стук повторился. Травник встал и подошел к двери. Из щели потянуло холодом, в камине загудело. Жуга, ошеломленный, отступил назад.
— Ты? — выдохнул он.
Нора слабо улыбнулась.
— Мы не хотели заходить, — сказала она. Смуглое лицо ее казалось в лунном свете необычно бледным. — Но и уйти вот так…
— Мы? — не понимая, переспросил Жуга. Радость от того, что девушка жива, сменилась ощущением тревоги. Что-то здесь было не так. — Что значит, «мы»? — он выглянул наружу. — Кто здесь?
— Я.
Арнольд шагнул из темноты и замер на пороге. Вся его растерянность и злость ушла, силач был неподвижен и спокоен.
— Так вы живы! — выдохнул травник. — Значит, ты все-таки передумал. Что же мы стоим, — засуетился он, — идем скорей к огню!
Он двинулся вперед, схватил Линору за руку и вдруг отпрянул, ощутив под тонкой тканью ее рубашки леденящий холод.
— Прости, — сказала она, поправляя рукав. Потупилась. — Я не могла по-другому. Так… Так было нужно. Мы пришли попрощаться.
Жуга перевел взгляд на Арнольда.
— А ты…
— И я, — тот коротко кивнул и вдруг улыбнулся. — Так будет лучше, Лис. Поверь.
— Вы с ума сошли, — выдохнул Жуга. Бессильно прислонился к косяку, зачем-то покосился на свое запястье, перевязанное тряпкой. — Да вас же убьют!
— Об этом поздно говорить, — тихо и внезапно сказала Герта из-за его спины. Травник вздрогнул. — Их уже убили. Так ведь, девочка?
Линора кивнула. Арнольд неторопливо оглянулся, положил ей руку на плечо.
— Пора, — сказал он. — Нам нельзя здесь больше оставаться. Этот чеснок…
— Погоди, — она стряхнула его руку. Посмотрела травнику в глаза. — Жуга, ты… Я хотела сказать… Прости меня, если можешь.
Она коротко коснулась пальцами его щеки, потом вдруг быстро повернулась и шагнула в темноту. Жуга рванулся было за ней, но рука Гертруды легла ему на плечо и задержала на пороге:
— Постой…
— Отцепись!
Он вырвался и выскочил наружу. Остановился, изумленно озираясь: улица была пуста, лишь мостовая серебрилась инеем.
— Аннабель! — крикнул он. Эхо заметалось меж домами. Он закружился, бросился вперед, потом назад. Остановился.
— Аннабель!!!
— Не надо, — Герта вышла на крыльцо. — Не зови. Они уже не люди.
Травник не ответил. Гадалка помедлила.
— Так ты идешь, или нет?
Жуга запрокинул голову и долго так стоял, уставившись на выщербленный диск луны, пока не зарябило в глазах. Перевел взгляд на Герту, все еще стоящую в дверях, на Золтана, на Телли и Вильяма, с беспокойством выглядывающих из-за ее спины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
— Размен… — Жуга нахмурил лоб. — Срубили… Но это значит, что перед тем, как воины… Яд и пламя! — он ошарашенно уставился на Золтана. — Линора!
Он шагнул к двери. Хагг заступил ему дорогу.
— Пусти.
— Не ходи туда, — сказал тот, — не надо.
Челюсти травника сжались.
— Уйди с дороги, Золтан! Ты ничего не понимаешь. Я должен быть там.
— Это ты ничего не понимаешь! Ты один раз уже был там. Хочешь еще? Ты ничего не сможешь сделать, ничем не сможешь им помочь. Ты…
Жуга ударил первым. Золтан вскинул руку и отбил. Оба смешались в быстрой схватке, ударились о стену, повалились на пол. Замерли на миг, нелепо вывернув друг другу руки, вырвались и вновь обменялись ударами — молча, коротко, почти неуловимо. Сцепились снова. Двигались они так быстро, что взгляд не поспевал за ними. Золтан увернулся, пропустил удар, а в следующий миг вдруг вскрикнул и с грохотом отлетел в угол. Привстал, держа одной рукой другую, с каким-то удивлением взглянул сначала на нее, потом на травника. Вся схватка не заняла и десяти секунд, Телли и Вильям не успели даже рта раскрыть.
— Дурак, — сказал вдруг кто-то в тишине. Травник обернулся.
В распахнутых дверях корчмы стояла Герта. Помедлила мгновенье, быстрым взглядом обвела корчму и шагнула через порог. Сбросила шаль на плечи.
— Ну, что ж ты встал? — сказала она. — Давай, продолжай в том же духе. Стукни теперь меня, если хочешь… Я так и знала, что случится что-то подобное. Что произошло, Золтан? С чего переполох?
Золтан медленно встал, все еще с недоумением разглядывая свою руку. Покосился на Жугу, который с угрюмым и слегка растерянным видом стоял в стороне, и снова повернулся к Герте.
— Воин вышел из игры, — сказал он коротко, — слетел с доски… — Хагг поморщился и опустился на скамейку. — Черт, Герта, он мне кажется руку сломал.
— Ах вот оно что! — хмыкнула та, переводя взгляд на Жугу. — А ты не придумал ничего, кроме как на друзей бросаться? Опять решил, что можешь все исправить? Ты что же, думаешь, что можно провести всю игру без потерь? Ты тоже хорош, Золтан. Не надо было его останавливать. Пусть бы шел.
В голосе гадалки зазвучали раздражение и злость. Жуга по-прежнему молчал, глядя как Гертруда осматривает и ощупывает руку Золтана. Тот кривился и сосал воздух через стиснутые зубы.
— Мне… казалось, что я должен быть там, — сказал наконец травник. — Даже если Нора и Арнольд… покончили друг с другом.
Последние слова дались ему с трудом, Вильяму показалось, что отчасти это прозвучало как вопрос. Гертруда покачала головой.
— Я ничего о них не знаю, — сухо обронила она. — И ходить на сыроварню не советую, вряд ли они все еще там. Взгляни, — она кивнула на его повязку, — у тебя опять кровь пошла. Ну что мне с вами делать? Вы как дети оба, и ты, и Золтан. Вы договорились насчет корабля?
Золтан кивнул.
— Да. Яльмар согласился плыть.
— Яльмар… — Герта нахмурила брови. — Кто он? Из Исландии?
— Норвежец. У него свой кнорр.
— Что ж, это хорошо. Раз так, то может, и доплывете. Во всяком случае, скоро узнаете, так ли ваш приятель викинг хорош, как вы думаете. Если нет, то пойдете на дно, и тоже очень скоро. Гм! в самом деле, перелом. Причем, в двух местах… Тил, Вильям! Попросите у хозяйки чистых тряпок и какую-нибудь доску поровнее. Кстати говоря, а где ваш дракон?
Все торопливо огляделись. Рика в корчме не было.
— Должно быть, наверху, — предположил Вильям. — Хотя я что-то не видел, чтобы он карабкался по лестнице…
Откуда-то из-за стены донесся гулкий медный звон и грохот бьющейся посуды. Тил охнул, сделал круглые глаза и опрометью бросился на кухню.
Ближе к ночи стало холодать. Золтан растопил камин. От Агаты еле удалось отбиться — дракон так основательно похозяйничал на кухне и в кладовке, что часть припасенных для похода денег пришлось потратить на приобретенье новой утвари и припасов взамен уничтоженных. Вдобавок Рик разворотил плиту, и ужин пришлось готовить на открытом огне. Впрочем, такой опытной хозяйке как Агата, это не особенно помешало — из кухни доносились аппетитные запахи, и даже в зале было слышно, как шкворчит на решетке горячий флеккен. Остро пахло чесноком. Корчма была пуста. В межсезонье, с наступлением холодов посетителей становилось все меньше, и теперь до самой зимы здесь не особенно ждали постояльцев. Жуга сидел в угрюмом одиночестве, грел ноги у камина и потягивал из кружки подогретое вино (винный погреб Рика, к счастью, не заинтересовал). Настроение у него было самое скверное.
Тил снова забрался на крышу. Каждую ночь, если та была ясной, его все сильнее влекло под открытое небо; он ничего с собой не мог поделать, да похоже, и не хотел. Рик отяжелел от внезапной сытости, спать не залег, но тягу к приключениям потерял. Гертруда с Золтаном ушли о чем-то говорить наверх, Агата кашеварила на кухне, и только Вильям словно тень бродил по корчме, скрипел во тьме пером и уныло вздыхал: Яльмара не было, травника бард по-прежнему сторонился, к Тилу подходить стеснялся, а Золтана побаивался. В итоге большинство своих новых опусов он зачитывал Рику, который оказался самым благодарным слушателем. Во всяком случае, он почти никогда не спорил.
— Сидишь?
Гертруда медленно спустилась вниз и подошла к камину. Травник поднял взгляд. Отвел глаза.
— Сижу.
Герта оглянулась, развернула к камину скамейку и села напротив. Сложила руки на коленях.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — помолчав, сказала она. Жуга усмехнулся.
— Что ты можешь знать!
— Напрасно ты так, — мягко сказала та. — В конце концов, нетрудно догадаться. Я знаю, что у тебя было с той девочкой. Мне Золтан говорил. Не стоит корить себя за это, ты сделал все, что было в твоих силах.
— Я убил ее.
— Неправда.
— Да?
— Освобождение не значит — смерть. Ведь кто-то же потом убил Арнольда. А у нее был выбор — быть с тобой, что означало бы остаться прежней, или же уйти.
— Она меня никогда не любила, — глухо бросил тот и отвернулся.
— Есть вещи, поважнее, чем любовь. Я знаю, что ты ненавидишь этот город. Здесь вы были счастливы, и здесь же вы расстались. Тебе, жителю гор, все города представляются скопищем скверны и безумия. И все же ты не прав. Да ты и сам все это понимаешь, иначе бы тебя сюда не тянуло. Чаще всего тебе видна только одна сторона, но есть и другая. Народ живет здесь скученно и тесно, но городские стены защищают от врагов. В каналах грязь и рыбьи потроха, но эта рыба кормит всю округу. Цеха воняют и дымят, сукно замачивают с золой и мочой, но после из него шьют добротную одежду. Моряки грубы и глупы, каждый носит нож за пазухой, зато они видят далекие страны. Породистые суки из высшего света обряжаются в шелка и спорят, у кого из них модней огранка бриллианта на перстне, но у девчонки, что по утрам разносит молоко, в глазах больше света, чем в этих камнях. Пьяные студиозусы калечат друг дружку на дуэлях после kneipe, а пока заживают раны, пишут стихи, которые переживут их на сто лет, а может быть, и больше. Ты видишь Цурбааген грязным и унылым, а на холме недалеко отсюда глухонемой художник рисует на холсте безумно дивный чудный город. И это тоже он.
— Ну и что?
— А то, что каждый человек — это не только то, что ты о нем думаешь.
— Ну и что? — с упрямым вызовом повторил тот.
— Да ничего, — вздохнула Герта. — А я-то надеялась, ты хоть что-то поймешь.
Травник помолчал. Провел ладонью по лицу.
— Послушай, Герта, — сказал он, глядя в сторону, — я знаю, что у тебя была нелегкая судьба, но это еще не значит, что тебе можно меня поучать. Я тоже пережил немало. Твоей сумасшедшей ведьме такого и не снилось, что я пережил.
— Может, и не снилось. Это не мешало ей проделывать такое… — Герта содрогнулась и умолкла. Потом продолжила. — Однажды, например, я пробыла в подвале несколько недель, одна, в темноте и тишине. Я перевспоминал всю жизнь, разучился говорить, и даже имя свое забыла… и когда вышел, это был… была уже не я. Чистая поверхность. Tabula Rasa. Это было как будто второе рождение. А после она взялась за меня всерьез. Она учила меня двигаться и говорить, дала мне имя, научила, как вести себя. Я делала всю работу по дому, и если что-то было не так, она била меня нещадно. А если ты живешь, как женщина, то рано или поздно в душе ею становишься. Все это происходит медленно и незаметно. Мне же не с чем было сравнивать. Я видела, что отличаюсь от нее, но ничего не помнила из прежней… прежнего себя.
Жуга нахмурился.
— Но я не понимаю… То есть, я хочу сказать, что ты же, все-таки, не женщина. Ох, извини. Знаешь, Герта, я до сих пор не знаю, как к тебе относиться… Зачем она все это делала?
— Ее влекла природа магии. Сам мир ее уже не интересовал… да и люди тоже. Что ей было до какого-то мальчишки! Думаю, тебе не нужно объяснять, что магические способности мужчин и женщин различаются, хотя бы в силу их природы. Мужчинам больше удается магия творения, а женщинам — преображения. Удел мужчины — начало, женщины — развитие. Хедвигу эта ограниченность бесила. Она хотела вывести универсального мага, как выводят редкие цветы, но слишком поздно поняла, что для этого необходимо стереть границу между обеими половинами. Ей самой было уже поздно меняться, и тогда она нашла меня. Точней сказать — украла.
— Разве нельзя было сбежать?
— Мальчишка постепенно изменялся. Дети завистливы, жадны и трусоваты. У ведьмы было много хитростей, чтобы его привлечь, — Гертруда усмехнулась. — Знаешь, что она мне посулила, если я буду хорошей? Весь мир и новые коньки. Ни больше и ни меньше.
— Ну и как?
— Оказалось, что нельзя иметь все сразу. Я не знала, как и ты, что мир такой большой. Мальчишки уже нет, а девчонка уже выросла. Коньки ей стали не нужны. А мир оказался слишком велик и опасен, чтобы можно было владеть им безнаказанно. Когда ты овладеешь миром, мир начинает владеть тобой.
— А иначе нельзя?
— Нельзя.
— А я?
— Ты все еще не хочешь выбирать, — она помедлила, — а придется.
Зал погрузился в тишину. Поленья в очаге осели, бросив блики на двоих людей, сидящих у камина, искры бросились в трубу. Снаружи подморозило. Жуге на миг подумалось, как это Тил выдерживает этот холод, и не пора бы затащить его обратно, и вообще, простужаются ли эльфы или нет, и в этот миг в дверь вдруг постучали.
Жуга и Герта переглянулись.
— Что за черт? — пробормотал негромко травник, — открыто же… Эй, кто там? — крикнул он. — Не заперто, входите!
Стук повторился. Травник встал и подошел к двери. Из щели потянуло холодом, в камине загудело. Жуга, ошеломленный, отступил назад.
— Ты? — выдохнул он.
Нора слабо улыбнулась.
— Мы не хотели заходить, — сказала она. Смуглое лицо ее казалось в лунном свете необычно бледным. — Но и уйти вот так…
— Мы? — не понимая, переспросил Жуга. Радость от того, что девушка жива, сменилась ощущением тревоги. Что-то здесь было не так. — Что значит, «мы»? — он выглянул наружу. — Кто здесь?
— Я.
Арнольд шагнул из темноты и замер на пороге. Вся его растерянность и злость ушла, силач был неподвижен и спокоен.
— Так вы живы! — выдохнул травник. — Значит, ты все-таки передумал. Что же мы стоим, — засуетился он, — идем скорей к огню!
Он двинулся вперед, схватил Линору за руку и вдруг отпрянул, ощутив под тонкой тканью ее рубашки леденящий холод.
— Прости, — сказала она, поправляя рукав. Потупилась. — Я не могла по-другому. Так… Так было нужно. Мы пришли попрощаться.
Жуга перевел взгляд на Арнольда.
— А ты…
— И я, — тот коротко кивнул и вдруг улыбнулся. — Так будет лучше, Лис. Поверь.
— Вы с ума сошли, — выдохнул Жуга. Бессильно прислонился к косяку, зачем-то покосился на свое запястье, перевязанное тряпкой. — Да вас же убьют!
— Об этом поздно говорить, — тихо и внезапно сказала Герта из-за его спины. Травник вздрогнул. — Их уже убили. Так ведь, девочка?
Линора кивнула. Арнольд неторопливо оглянулся, положил ей руку на плечо.
— Пора, — сказал он. — Нам нельзя здесь больше оставаться. Этот чеснок…
— Погоди, — она стряхнула его руку. Посмотрела травнику в глаза. — Жуга, ты… Я хотела сказать… Прости меня, если можешь.
Она коротко коснулась пальцами его щеки, потом вдруг быстро повернулась и шагнула в темноту. Жуга рванулся было за ней, но рука Гертруды легла ему на плечо и задержала на пороге:
— Постой…
— Отцепись!
Он вырвался и выскочил наружу. Остановился, изумленно озираясь: улица была пуста, лишь мостовая серебрилась инеем.
— Аннабель! — крикнул он. Эхо заметалось меж домами. Он закружился, бросился вперед, потом назад. Остановился.
— Аннабель!!!
— Не надо, — Герта вышла на крыльцо. — Не зови. Они уже не люди.
Травник не ответил. Гадалка помедлила.
— Так ты идешь, или нет?
Жуга запрокинул голову и долго так стоял, уставившись на выщербленный диск луны, пока не зарябило в глазах. Перевел взгляд на Герту, все еще стоящую в дверях, на Золтана, на Телли и Вильяма, с беспокойством выглядывающих из-за ее спины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90