Линоре почему-то подумалось, что щека под бородой, там, где была щетина, будет белая, но когда Жуга закончил бриться, она поняла, что ошиблась — загар на лицо лег задолго до того, как борода успела отрасти.
— Где ты успел так загореть?
Травник ответил не сразу, а когда ответил, голос его звучал уже спокойно и почти безразлично.
— Там, где я был, время текло медленно. Там только солнце, горячий ветер и песок… песок… — он потряс головой. — Целое море песка. Временами мне казалось, будто я попал внутрь огромных песочных часов. Я сходил с ума по ночам в ожидании завтра, а когда оно наступало, становилось еще тяжелее. Но постепенно все ушло.
— Я видел, как пески стирают города и скалы, — продолжал он, — и внутри у меня тоже что-то стиралось. Ты говоришь, что тебе было больно? Мне тоже было больно, но со временем я понял, что есть вещи, поважнее, чем боль. А после и боль тоже стерлась. И не осталось ничего. И вот тогда — как будто спала пелена — я обнаружил, что происходит что-то странное. Это все не случайно, здесь чувствуется чей-то умысел. И сейчас я пытаюсь понять, чей.
— Зачем ты мне все это говоришь?
— Затем, что надо что-то делать, а что — не знаю. Но ничего не делать тоже нельзя. Мы никуда не идем, нас что-то захватило и несет.
— Кого?
— Ну, Телли, Вильяма, меня… Арнольда.
— И меня тоже?
Жуга помедлил.
— Тебя — не знаю. Но за всем этим что-то стоит. Или кто-то. И я не остановлюсь, пока не загляну ему в глаза.
— А я… Может быть, я смогу тебе чем-то помочь?
— Может быть. — Он повернулся к ней. — Расскажи мне о Телли.
— О Телли? — глаза девушки удивленно расширились. — Но я же ничего о нем не знаю! Это мне надо бы спросить у тебя, откуда он и кто…
— Откуда он взялся, — перебил ее Жуга, — он и сам не может вспомнить. Это не то, что мне нужно. Скажи мне, что ты о нем думаешь. Какой он?
— Ну… — Линора наморщила лоб. — Телли, он… он… — она перевела взгляд на травника, запнулась и вдруг совершенно неожиданно закончила: — Веселый.
— Веселый?! — брови травника полезли вверх. — Не сказал бы. Ты уверена?
— Ну, да. Нахальный такой, что ли…
— Проказник?
— Нет, не проказник, — Нора покачала головой. — Он был проказником, пока…
— Пока — что?
— Пока — не забыл.
Оба посмотрели друг на друга и отвели глаза.
— Хм. Значит, веселый… Интересно, — пробормотал Жуга. — Он говорит, что ты хотела учить его бросать дротики. Это правда?
— Он перебил нить у яблока, — Нора нерешительно покусала губу, потом тряхнула головой, прочь прогоняя все свои сомнения, и продолжила: — Я уверена, что это не случайно. Он знал, куда бросает. Это то… то самое. Ну, ты знаешь. Потом так хорошо у него уже не получалось, но тогда… Он словно перенял мое умение. Такому нельзя научиться. Я чувствовала… это. Знаешь, у меня просто сердце замерло.
— Я понял, что ты хотела сказать. Может, ты еще что-нибудь заметила?
— Нет. Пожалуй, нет… Хотя постой. Он двигается как-то странно. Будто вывернутый.
— Чего-чего? — опешил травник. — Это как?
— Ну, вывернутый. Так говорят, если кому-нибудь специально «ставят» ноги-руки, разрабатывают сухожилия, суставы. Ну, там, танцорам, акробатам. У нас один такой работал… с нами… — здесь Линора на мгновенье помрачнела, но затем тряхнула головой и уже спокойно закончила. — Олле звался. Прирожденный был акробат, от бога.
— Занятно, — пробормотал Жуга, почесывая щеку тупой стороной бритвы. — Занятно…
— Я помогла тебе?
— Да. Наверное, помогла. Я как-то и вправду не обращал на это внимания.
— А этот дракон, — Линора наморщила лоб. — Рик…
— Он не Рик, — оборвал ее травник. — Это Телли зовет его — Рик.
— Телли зовет? — переспросила та. — Ты хочешь сказать, что не можешь угадать его имени?
— Разумеется, могу, — с непонятным раздражением ответил тот, — но оно такое, что я забываю начало, прежде чем угадываю до конца! Кстати, — он обернулся к ней, — все хотел спросить, зачем ты поменяла имя? Нора — надо же…
— Так, — пожала плечами та. — Не хотелось вспоминать о прошлом.
— А твой браслет…
— Я продала его. И ожерелье тоже.
— Понятно.
Жуга ополоснул напоследок лицо, встал и спрятал бритву. Подхватил одеяло, завязал мешок. Нахмурился — какая-то мысль вертелась в голове, вызывая чувство чего-то незаконченного, и он, так и не вспомнив, махнул на нее рукой.
— Пошли к костру. Скоро остальные проснутся.
— Жуга…
— Что? — обернулся тот.
— Я хотела сказать… Я не хотела забывать тебя. Просто… просто я не могла иначе.
— Ну что ж… — помедлил он. — Спасибо и на том.
В путь вышли рано. Снег сменился мелким моросящим дождиком, подмерзшая за ночь дорога раскисла в холодную грязь. Шли медленно. Дракончик шастал по кустам, то отставая, то забегая вперед, но на дорогу, как и предсказывал Телли, почти не выходил. Лишь однажды он выскочил и буквально у них на глазах задавил и слопал кролика, вызвав этим у Вильяма приступ тошноты.
Дорога шла вдоль леса узкой серой лентой. От ближних зарослей тянуло сыростью и холодной прелью, изредка попадались кусты ежевики и жимолости с давно опавшими ягодами. На дальних всхолмьях впереди темнели полосы и квадраты сжатых полей, то и дело маячили силуэты ветряных мельниц. Крылья были неподвижны — урожай давно был смолот и уложен в закрома, а мельницы, которые откачивали воду из болотистых низин (таких здесь было большинство), остановились до весны: вода уже замерзла.
— Будь проклята эта слякоть! — пробормотала Нора, с трудом выдергивая увязший в грязи сапог, сердито запахнула поплотнее стеганую куртку и поежилась. — Скорей бы Цурбааген. Полжизни отдала бы за горячую ванну с мылом. Как думаешь, Арни, долго еще?
— Через пару дней придем… если чего не случится, — он с неприязнью покосился на Жугу и сплюнул. — По болотам было бы быстрее.
Травник пропустил его заявление мимо ушей, даже не оглянулся. А вскоре дорога сделала поворот, и разговор прекратился сам собой — у перекрестка, на ветвях раскидистого дерева висели, чуть качаясь, три почерневших и наполовину сгнивших тела, для сохранности обмазанных смолой. Когда путники поравнялись с деревом, одно из тел порывом ветра развернуло к ним, и стали видны расклеванное воронами лицо и выпавший язык. Одной руки у трупа не хватало.
Теперь уже Линоре стало дурно.
Арнольд же, наоборот, заинтересовался и подошел поближе. Под деревом обнаружилась табличка — просмоленная веревочка, на которой она висела, давно оборвалась.
— Эй, Вилли, — позвал Арнольд. — Прочти-ка, что тут накарябано.
Вильям неохотно подошел поближе. Прищурился, разбирая надпись.
— «Ро… Розенкранц, Гильденштерн и Йорик Однорукий. За разбой и воровство.» — прочел он и брезгливо сморщил нос. — Дались тебе эти висельники. Пошли отсюда.
— Хм, надо же, — пробормотал силач, вертя в руках дощечку. — То-то я гляжу, рожа, вроде бы, знакомая. Бедный Йорик… — он повернулся к барду. — Между нами, я знал его, Вильям. Мы вместе стояли на мосту у Шельды, вот там он руку туркам и оставил. Я слышал, что он промышлял где-то в этих краях. Вот ведь как встретиться довелось… Да. Ну ладно. Пошли, в самом деле, пока сами не провоняли.
— Холодно, — поежился Вильям. — Может, устроим привал, погреемся?
— Ну не здесь же…
Всех остальных эта идея тоже как-то не вдохновила, и продрогшая компания в угрюмом молчании двинулась дальше по дороге. Теперь уже никто не пенял травнику на то, что он отсоветовал идти через болото.
А мили через две навстречу им вдруг потянуло дымом, и вскоре взорам путников предстала небольшая круглая поляна с фургоном у обочины дороги. Горел костер, чуть в стороне паслась стреноженная лошадь.
— Вот подходящее местечко, — заметил Вильям. — Жалко, правда, уже занято. Но может, мы не очень их стесним, если устроимся рядом? Спросим?
— Я бы не советовал, — покачал головой Жуга. — Люди здесь и так после войны озлобленные, да еще разбойники эти…
— Предоставьте это мне. — Вильям лихо заломил берет, поправил плащ, подошел и стукнул в борт фургона.
— Эй, люди добрые! У вас тут можно обогреться? — он сунул голову под полог. — Есть кто живой?
Послышался глухой удар и бард мешком осел на землю.
— Я те обогрею, я вот те с'час обогрею! — донеслось оттуда. — Проваливай отседа, пока башку не снесла, висельник поганый!
Из фургона выбралась дородная бабища в драной безрукавке, переступила через лежащего Вильяма и двинулась навстречу остальным, потрясая сломанной оглоблей.
— Ну, кто еще погреться хотит? А?! — гневно подбоченясь, вопросила она, остановилась и уперла оглоблю в землю. — Ишь чего удумали, знаю я вас… А ну, пошли отседова! Пошли, пошли, кому сказала! А то сейчас вот муж придет, он с вами разговоры разговаривать не будет!
— Э! Э!… — Арнольд попятился, с трудом сдерживая смех. — Потише, мамаша, чего ж вы орете-то так? Мы всего-то…
Договорить он не успел — в кустах истошно завопили, и через миг на поляну выскочил тощий грязный мужичонка, весь изодранный от бега через лес, споткнулся, бухнулся на четвереньки и проворно пополз к костру. Все замерли кто где стоял, а еще через мгновенье кусты разлетелись, и на поляну, радостно вертя хвостом, вприпрыжку выломился Рик.
Тетка выронила дубину.
— Господи Исусе…
Крестьянин, сжавшись, спрятал голову в руках и тихо подвывал. Дракон помедлил, затем подошел и игриво подтолкнул его носом.
— Не мучай меня, о чудовище! — запричитал тот, не открывая глаз. — Сгинь, пропади, нечистая сила!
— Сам ты чудовище! — фыркнул Тил. — Рик! А ну иди сюда, безобразник. Иди, кому сказал!
Дракончик потупился и послушно затрусил к фургону.
Толстуха, подобрав юбки, полезла в повозку.
— Эй, уважаемый, — Арнольд потряс лежащего за плечо. — Очнись. Никто тебя мучить не собирается.
— А? Что? — испуганный глаз осторожно выглянул меж сдвинутых ладоней. — Вы кто? — крестьянин сел и огляделся. — Что это было? — перевел взгляд на Арнольда. — Что вам надо?
Жуга и Нора тем временем пытались привести в себя Вильяма. Бард приходить в чувство не желал и лишь мычал что-то неразборчивое. Берет с него свалился в грязь, на лбу набухала здоровенная шишка.
— Боевая тетка! — с уважением признал Жуга. — Это же надо, как приложила… Подай-ка сюда мой мешок, Ли.
— Так значит… — крестьянин медленно переводил взгляд с одного на другого. — Это ваш дракон?
— Наш, наш, — сказал Арнольд. — Почти ручной. Так мы тут посидим у вас?
— А… э…
— Вот и хорошо, — он обернулся. — Нора, эй! Тащите рифмача к костру, пока он там совсем не околел.
Семейство фермера, как выяснилось вскоре, было родом из-под Тилта. Фермера звали Иоганн, жену его — Эрна. Хозяйка, несмотря на грозный вид и внушительные размеры, оказалась женщиной вполне приличной и в глубине души даже доброй и заботливой, хоть и держала мужа своего в ежовых рукавицах. Муж, впрочем, особо и не возражал. Продав осенний урожай, семейство возвращалось с ярмарки и продвигалось в Лисс. Из леса вскоре выбрался их сын — как выяснилось, тоже собиравший хворост, но Рика, по счастью, не встретивший. Мальчишке было лет десять, и удался он явно в мать — был толстый и розовощекий, с голубыми умными глазами, и на отца почти не походил. Сперва он тоже чуть не задал стрекача при виде незнакомцев и дракона, но тут вмешался Телли, и вскоре они уже оба в компании Рика отправились в лес за хворостом. Вернулись они, оживленно болтая, а следом, пятясь, выполз Рик, таща в зубах огромную сухую валежину. Если до этого отец семейства еще глядел на гостей с опаской, то теперь совсем оттаял.
Арнольд засучил рукава и занялся дровами, и вскоре костер запылал вовсю. Эрна, призвав на помощь Нору, взялась напечь на всех лепешек; фермер поглядел на жену, поскреб в затылке и полез в мешки. К общему столу добавились копченые свиные ребрышки и слегка надрезанный внушительный круг сыра. Напоследок Иоганн выкатил бочонок, в котором еще что-то плескалось.
— О, знатная штука! — Арнольд подбросил на ладони сырный круг и отломил себе кусочек. Понюхал с видом знатока, положил на язык и расплылся в блаженной улыбке. — Почем брал?
— Вообще-то, ни почем, — зарделся тот. — У меня сыроварня, я сам им торгую. Так, правда, по малости. Больше для души.
Арнольд поперхнулся.
— Да ты в своем уме? Это ж золотое дно!
— Думаешь?
— Конечно!
И оба с ходу углубились в тонкости сырных дел и откупорили бочонок. Как выяснилось вскоре, оба оказались великими знатоками и любителями сыров, и Телли забеспокоился: Арнольд был парень будь здоров, но этот тощий оказался тоже не дурак пожрать. Под разговор и пиво сыр исчезал с пугающей скоростью. Тил поспешил утащить и себе кусочек, пока эти двое не съели все, и с ним расположился у костра.
— Тьфу, окаянный, опять за свое! — с досадой вымолвила Эрна. — Весь дом своим сыром провонял.
— А что, вы сыр не любите? — спросил Вильям.
— Да надоел уже. Добро бы — покупать по малости, но у себя варить… И дочка, вон, от этой сырности все время кашляет.
Вильям угрюмо сидел у костра и кивал, прижимая ко лбу медную кастрюлю, любезно одолженную Эрной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
— Где ты успел так загореть?
Травник ответил не сразу, а когда ответил, голос его звучал уже спокойно и почти безразлично.
— Там, где я был, время текло медленно. Там только солнце, горячий ветер и песок… песок… — он потряс головой. — Целое море песка. Временами мне казалось, будто я попал внутрь огромных песочных часов. Я сходил с ума по ночам в ожидании завтра, а когда оно наступало, становилось еще тяжелее. Но постепенно все ушло.
— Я видел, как пески стирают города и скалы, — продолжал он, — и внутри у меня тоже что-то стиралось. Ты говоришь, что тебе было больно? Мне тоже было больно, но со временем я понял, что есть вещи, поважнее, чем боль. А после и боль тоже стерлась. И не осталось ничего. И вот тогда — как будто спала пелена — я обнаружил, что происходит что-то странное. Это все не случайно, здесь чувствуется чей-то умысел. И сейчас я пытаюсь понять, чей.
— Зачем ты мне все это говоришь?
— Затем, что надо что-то делать, а что — не знаю. Но ничего не делать тоже нельзя. Мы никуда не идем, нас что-то захватило и несет.
— Кого?
— Ну, Телли, Вильяма, меня… Арнольда.
— И меня тоже?
Жуга помедлил.
— Тебя — не знаю. Но за всем этим что-то стоит. Или кто-то. И я не остановлюсь, пока не загляну ему в глаза.
— А я… Может быть, я смогу тебе чем-то помочь?
— Может быть. — Он повернулся к ней. — Расскажи мне о Телли.
— О Телли? — глаза девушки удивленно расширились. — Но я же ничего о нем не знаю! Это мне надо бы спросить у тебя, откуда он и кто…
— Откуда он взялся, — перебил ее Жуга, — он и сам не может вспомнить. Это не то, что мне нужно. Скажи мне, что ты о нем думаешь. Какой он?
— Ну… — Линора наморщила лоб. — Телли, он… он… — она перевела взгляд на травника, запнулась и вдруг совершенно неожиданно закончила: — Веселый.
— Веселый?! — брови травника полезли вверх. — Не сказал бы. Ты уверена?
— Ну, да. Нахальный такой, что ли…
— Проказник?
— Нет, не проказник, — Нора покачала головой. — Он был проказником, пока…
— Пока — что?
— Пока — не забыл.
Оба посмотрели друг на друга и отвели глаза.
— Хм. Значит, веселый… Интересно, — пробормотал Жуга. — Он говорит, что ты хотела учить его бросать дротики. Это правда?
— Он перебил нить у яблока, — Нора нерешительно покусала губу, потом тряхнула головой, прочь прогоняя все свои сомнения, и продолжила: — Я уверена, что это не случайно. Он знал, куда бросает. Это то… то самое. Ну, ты знаешь. Потом так хорошо у него уже не получалось, но тогда… Он словно перенял мое умение. Такому нельзя научиться. Я чувствовала… это. Знаешь, у меня просто сердце замерло.
— Я понял, что ты хотела сказать. Может, ты еще что-нибудь заметила?
— Нет. Пожалуй, нет… Хотя постой. Он двигается как-то странно. Будто вывернутый.
— Чего-чего? — опешил травник. — Это как?
— Ну, вывернутый. Так говорят, если кому-нибудь специально «ставят» ноги-руки, разрабатывают сухожилия, суставы. Ну, там, танцорам, акробатам. У нас один такой работал… с нами… — здесь Линора на мгновенье помрачнела, но затем тряхнула головой и уже спокойно закончила. — Олле звался. Прирожденный был акробат, от бога.
— Занятно, — пробормотал Жуга, почесывая щеку тупой стороной бритвы. — Занятно…
— Я помогла тебе?
— Да. Наверное, помогла. Я как-то и вправду не обращал на это внимания.
— А этот дракон, — Линора наморщила лоб. — Рик…
— Он не Рик, — оборвал ее травник. — Это Телли зовет его — Рик.
— Телли зовет? — переспросила та. — Ты хочешь сказать, что не можешь угадать его имени?
— Разумеется, могу, — с непонятным раздражением ответил тот, — но оно такое, что я забываю начало, прежде чем угадываю до конца! Кстати, — он обернулся к ней, — все хотел спросить, зачем ты поменяла имя? Нора — надо же…
— Так, — пожала плечами та. — Не хотелось вспоминать о прошлом.
— А твой браслет…
— Я продала его. И ожерелье тоже.
— Понятно.
Жуга ополоснул напоследок лицо, встал и спрятал бритву. Подхватил одеяло, завязал мешок. Нахмурился — какая-то мысль вертелась в голове, вызывая чувство чего-то незаконченного, и он, так и не вспомнив, махнул на нее рукой.
— Пошли к костру. Скоро остальные проснутся.
— Жуга…
— Что? — обернулся тот.
— Я хотела сказать… Я не хотела забывать тебя. Просто… просто я не могла иначе.
— Ну что ж… — помедлил он. — Спасибо и на том.
В путь вышли рано. Снег сменился мелким моросящим дождиком, подмерзшая за ночь дорога раскисла в холодную грязь. Шли медленно. Дракончик шастал по кустам, то отставая, то забегая вперед, но на дорогу, как и предсказывал Телли, почти не выходил. Лишь однажды он выскочил и буквально у них на глазах задавил и слопал кролика, вызвав этим у Вильяма приступ тошноты.
Дорога шла вдоль леса узкой серой лентой. От ближних зарослей тянуло сыростью и холодной прелью, изредка попадались кусты ежевики и жимолости с давно опавшими ягодами. На дальних всхолмьях впереди темнели полосы и квадраты сжатых полей, то и дело маячили силуэты ветряных мельниц. Крылья были неподвижны — урожай давно был смолот и уложен в закрома, а мельницы, которые откачивали воду из болотистых низин (таких здесь было большинство), остановились до весны: вода уже замерзла.
— Будь проклята эта слякоть! — пробормотала Нора, с трудом выдергивая увязший в грязи сапог, сердито запахнула поплотнее стеганую куртку и поежилась. — Скорей бы Цурбааген. Полжизни отдала бы за горячую ванну с мылом. Как думаешь, Арни, долго еще?
— Через пару дней придем… если чего не случится, — он с неприязнью покосился на Жугу и сплюнул. — По болотам было бы быстрее.
Травник пропустил его заявление мимо ушей, даже не оглянулся. А вскоре дорога сделала поворот, и разговор прекратился сам собой — у перекрестка, на ветвях раскидистого дерева висели, чуть качаясь, три почерневших и наполовину сгнивших тела, для сохранности обмазанных смолой. Когда путники поравнялись с деревом, одно из тел порывом ветра развернуло к ним, и стали видны расклеванное воронами лицо и выпавший язык. Одной руки у трупа не хватало.
Теперь уже Линоре стало дурно.
Арнольд же, наоборот, заинтересовался и подошел поближе. Под деревом обнаружилась табличка — просмоленная веревочка, на которой она висела, давно оборвалась.
— Эй, Вилли, — позвал Арнольд. — Прочти-ка, что тут накарябано.
Вильям неохотно подошел поближе. Прищурился, разбирая надпись.
— «Ро… Розенкранц, Гильденштерн и Йорик Однорукий. За разбой и воровство.» — прочел он и брезгливо сморщил нос. — Дались тебе эти висельники. Пошли отсюда.
— Хм, надо же, — пробормотал силач, вертя в руках дощечку. — То-то я гляжу, рожа, вроде бы, знакомая. Бедный Йорик… — он повернулся к барду. — Между нами, я знал его, Вильям. Мы вместе стояли на мосту у Шельды, вот там он руку туркам и оставил. Я слышал, что он промышлял где-то в этих краях. Вот ведь как встретиться довелось… Да. Ну ладно. Пошли, в самом деле, пока сами не провоняли.
— Холодно, — поежился Вильям. — Может, устроим привал, погреемся?
— Ну не здесь же…
Всех остальных эта идея тоже как-то не вдохновила, и продрогшая компания в угрюмом молчании двинулась дальше по дороге. Теперь уже никто не пенял травнику на то, что он отсоветовал идти через болото.
А мили через две навстречу им вдруг потянуло дымом, и вскоре взорам путников предстала небольшая круглая поляна с фургоном у обочины дороги. Горел костер, чуть в стороне паслась стреноженная лошадь.
— Вот подходящее местечко, — заметил Вильям. — Жалко, правда, уже занято. Но может, мы не очень их стесним, если устроимся рядом? Спросим?
— Я бы не советовал, — покачал головой Жуга. — Люди здесь и так после войны озлобленные, да еще разбойники эти…
— Предоставьте это мне. — Вильям лихо заломил берет, поправил плащ, подошел и стукнул в борт фургона.
— Эй, люди добрые! У вас тут можно обогреться? — он сунул голову под полог. — Есть кто живой?
Послышался глухой удар и бард мешком осел на землю.
— Я те обогрею, я вот те с'час обогрею! — донеслось оттуда. — Проваливай отседа, пока башку не снесла, висельник поганый!
Из фургона выбралась дородная бабища в драной безрукавке, переступила через лежащего Вильяма и двинулась навстречу остальным, потрясая сломанной оглоблей.
— Ну, кто еще погреться хотит? А?! — гневно подбоченясь, вопросила она, остановилась и уперла оглоблю в землю. — Ишь чего удумали, знаю я вас… А ну, пошли отседова! Пошли, пошли, кому сказала! А то сейчас вот муж придет, он с вами разговоры разговаривать не будет!
— Э! Э!… — Арнольд попятился, с трудом сдерживая смех. — Потише, мамаша, чего ж вы орете-то так? Мы всего-то…
Договорить он не успел — в кустах истошно завопили, и через миг на поляну выскочил тощий грязный мужичонка, весь изодранный от бега через лес, споткнулся, бухнулся на четвереньки и проворно пополз к костру. Все замерли кто где стоял, а еще через мгновенье кусты разлетелись, и на поляну, радостно вертя хвостом, вприпрыжку выломился Рик.
Тетка выронила дубину.
— Господи Исусе…
Крестьянин, сжавшись, спрятал голову в руках и тихо подвывал. Дракон помедлил, затем подошел и игриво подтолкнул его носом.
— Не мучай меня, о чудовище! — запричитал тот, не открывая глаз. — Сгинь, пропади, нечистая сила!
— Сам ты чудовище! — фыркнул Тил. — Рик! А ну иди сюда, безобразник. Иди, кому сказал!
Дракончик потупился и послушно затрусил к фургону.
Толстуха, подобрав юбки, полезла в повозку.
— Эй, уважаемый, — Арнольд потряс лежащего за плечо. — Очнись. Никто тебя мучить не собирается.
— А? Что? — испуганный глаз осторожно выглянул меж сдвинутых ладоней. — Вы кто? — крестьянин сел и огляделся. — Что это было? — перевел взгляд на Арнольда. — Что вам надо?
Жуга и Нора тем временем пытались привести в себя Вильяма. Бард приходить в чувство не желал и лишь мычал что-то неразборчивое. Берет с него свалился в грязь, на лбу набухала здоровенная шишка.
— Боевая тетка! — с уважением признал Жуга. — Это же надо, как приложила… Подай-ка сюда мой мешок, Ли.
— Так значит… — крестьянин медленно переводил взгляд с одного на другого. — Это ваш дракон?
— Наш, наш, — сказал Арнольд. — Почти ручной. Так мы тут посидим у вас?
— А… э…
— Вот и хорошо, — он обернулся. — Нора, эй! Тащите рифмача к костру, пока он там совсем не околел.
Семейство фермера, как выяснилось вскоре, было родом из-под Тилта. Фермера звали Иоганн, жену его — Эрна. Хозяйка, несмотря на грозный вид и внушительные размеры, оказалась женщиной вполне приличной и в глубине души даже доброй и заботливой, хоть и держала мужа своего в ежовых рукавицах. Муж, впрочем, особо и не возражал. Продав осенний урожай, семейство возвращалось с ярмарки и продвигалось в Лисс. Из леса вскоре выбрался их сын — как выяснилось, тоже собиравший хворост, но Рика, по счастью, не встретивший. Мальчишке было лет десять, и удался он явно в мать — был толстый и розовощекий, с голубыми умными глазами, и на отца почти не походил. Сперва он тоже чуть не задал стрекача при виде незнакомцев и дракона, но тут вмешался Телли, и вскоре они уже оба в компании Рика отправились в лес за хворостом. Вернулись они, оживленно болтая, а следом, пятясь, выполз Рик, таща в зубах огромную сухую валежину. Если до этого отец семейства еще глядел на гостей с опаской, то теперь совсем оттаял.
Арнольд засучил рукава и занялся дровами, и вскоре костер запылал вовсю. Эрна, призвав на помощь Нору, взялась напечь на всех лепешек; фермер поглядел на жену, поскреб в затылке и полез в мешки. К общему столу добавились копченые свиные ребрышки и слегка надрезанный внушительный круг сыра. Напоследок Иоганн выкатил бочонок, в котором еще что-то плескалось.
— О, знатная штука! — Арнольд подбросил на ладони сырный круг и отломил себе кусочек. Понюхал с видом знатока, положил на язык и расплылся в блаженной улыбке. — Почем брал?
— Вообще-то, ни почем, — зарделся тот. — У меня сыроварня, я сам им торгую. Так, правда, по малости. Больше для души.
Арнольд поперхнулся.
— Да ты в своем уме? Это ж золотое дно!
— Думаешь?
— Конечно!
И оба с ходу углубились в тонкости сырных дел и откупорили бочонок. Как выяснилось вскоре, оба оказались великими знатоками и любителями сыров, и Телли забеспокоился: Арнольд был парень будь здоров, но этот тощий оказался тоже не дурак пожрать. Под разговор и пиво сыр исчезал с пугающей скоростью. Тил поспешил утащить и себе кусочек, пока эти двое не съели все, и с ним расположился у костра.
— Тьфу, окаянный, опять за свое! — с досадой вымолвила Эрна. — Весь дом своим сыром провонял.
— А что, вы сыр не любите? — спросил Вильям.
— Да надоел уже. Добро бы — покупать по малости, но у себя варить… И дочка, вон, от этой сырности все время кашляет.
Вильям угрюмо сидел у костра и кивал, прижимая ко лбу медную кастрюлю, любезно одолженную Эрной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90