Хотя я видела, что безумно ему нравлюсь.
— Зовут-то его как? — спросила Наташа.
— Костей, — ответила Аня. — Когда я его поцеловала, он опустился на колено, поцеловал мне руку и признался, что умрет, если еще раз со мною не встретится. Представляешь?
— Я смотрю, ты в него втрескалась по уши.
* * *
В полдень у больницы имени Семашко из автобуса номер тридцать высадился маленький гражданин с вилкообразным шрамом на правой щеке. Он быстрым шагом миновал проезжую часть, направляясь к больнице. Целью его было травматологическое отделение. Найдя безошибочно это здание (больница размещалась в нескольких корпусах), гражданин вошел и был тут же остановлен вахтершей, подозрительно посмотревшей на его щеку. Не потрудившись объяснить и даже не раскрывая рта, господин со шрамом быстрым движением дотронулся правой рукою до лба женщины, и та ушла неизвестное куда, глядя перед собой невидящими глазами. Свинцов (а это, как вы уже догадались, был именно он) поднялся на второй этаж. На ходу плохонькое пальто исчезло с плеч, а на его месте появился халат, отвратительного вида шапку заменил белый докторский колпак. Проходя мимо поста медсестры, «доктор» легонько коснулся сидящей. Та молча снялась с места и скрылась в ординаторской. Тогда Свинцов распахнул дверь в двести девятую палату. Кроме Шипова в палате никого не было.
— Здравствуй, тезка, — произнес Свинцов.
Шипов узнал его и быстро вскочил с кровати. Но Осиел не предпринимал никаких действий против него.
— Ты что вскочил? Лежал бы. Вон, какие шрамы заработал.
— Ты кто? — резонно спросил Коля.
— Мог бы говорить мне вы. Как-никак я на несколько миллионов лет тебя старше, — отвечал Осиел.
Естественно — Шипов тут же усомнился в рассудке Свинцова. А тот ко всему прочему еще и добавил:
— Я — архангел Осиел, а вот твой друг связался с самим Сатаной.
Согласитесь — каковым бы тоном вам не сказали подобное, в это никак нельзя поверить. И Шипов в ответ только сел, решив, что каким-то образом среди персонала больницы затерялся сумасшедший. Николай сказал, немного усмехнувшись:
— Вам бы прекрасно подошла рубашка с очень длинными рукавами.
«Гость» ничуть не обиделся, а ответил:
— Многие тоже так считали. А я до недавних пор был таким дураком, что верил им. — Потом вдруг улыбка с его лица испарилась, и Свинцов спросил: — Где проживает Серебряков?
Коля оторопел от неожиданности. И тут началось такое, что даже ему и представить-то было трудно, не то, что видеть наяву. Прямо перед Свинцовым, как чертик из коробки, вырос гражданин с усами и с бородкой. И гражданин этот, ни слова не говоря, ткнул «доктора» в живот ножом. Глаза у человека со шрамом сверкнули красным огнем, засаленные занавески на окнах вспыхнули, лампочку под потолком разорвало вдребезги. Руки «доктора» сомкнулись на шее Козлова. Ипполит Ипатьевич захрипел. Тогда в палату, толкнув Осиела, влетел Серебряков.
— Виталий… — начал было ошалевший Шипов, но Серебряков схватил его за руку и буквально выволок из палаты. Он потащил Николая по коридору к лестнице. По пути они чуть ли не сшибли ничего перед собою невидящую медсестру. Та никак на них не отреагировала и продолжала измерять шагами лестничную площадку.
У входа в здание стоял сорок первый «Москвич» белого цвета, за рулем которого сидела бледная девица с голубыми глазами. Виталий также молча толкнул Николая на заднее сидение машины, сам же сел рядом с девушкой.
— Вельда, поехали, — только сказал Виталий. Машина дернулась и выкатила за ворота.
— Я всё же хочу знать... — только и успел произнести Коля, как машина резко затормозила, и его бросило вперед. Лобовое стекло разбилось, — это в него попал окровавленный круглый предмет. То была отрезанная голова Ипполита Ипатьевича Козлова.
Последнее, что увидел Шипов, перед тем, как потерять сознание, — это маленького человека в белом перемазанном кровью халате со шрамом на правой щеке. Колени Свинцова упирались в бампер «Москвича», а в горле торчал окровавленный длинный нож, который до этого успел побывать у него в животе. Сидевшая за рулем девушка отреагировала для особы женского пола весьма быстро; она вытащила откуда-то револьвер и выпустила все шесть пуль в голову Свинцова. Кровавое месиво, оставшееся вместо головы, открыло разорванный рот и крикнуло, разбрызгивая кровь по сторонам:
— Мы еще свидимся.
Человек лицом упал на капот, разбрызгивая кровь и мозги во все стороны. Нож, всё еще торчавший из горла, с треском вошел по самую рукоять, разорвав артерию. Кровь брызнула фонтаном и залила изрешеченное пулями лобовое стекло.
Потом заорала вся улица, а Шипов отключился.
Глава XXIV
БЕСПОКОЙНАЯ НОЧЬ
Это просто невозможно;
Мир безумен? Так и есть!
Как, скажи мне, это можно
Не свихнувшись перенесть?
В шесть часов вечера в палату номер триста тринадцать больницы, что на Ново-Вокзальной улице, вошел человек лет этак сорока. В четырехместной палате было вполне уютно, если не считать решеток на окнах. Две кровати у двери оказались не заняты. На той, что находилась справа, спал маленький старичок, а на той, что — слева, лежал с открытыми глазами обросший щетиной сорокалетний мужчина. Он посмотрел на вошедшего равнодушным взглядом.
— Вы — Николай Андреевич Семечкин? — задал свой первый вопрос вошедший.
Взгляд Семечкина (а это был именно он) оживился, но не на много.
— Я, — несколько равнодушно отвечал он.
Незнакомец взял табурет, стоявший у стены, и поставив его поближе к Николаю, сел. Потом он порылся во внутреннем кармане собственной куртки и достал сложенный вчетверо лист бумаги. Развернув его, показал Семечкину со словами:
— Ваше?
Семечкин приподнялся и сел на кровати, оперевшись спиной о подушку и вытянув ноги.
— Мое, — так же равнодушно сказал он, даже не смотря на листок.
Незнакомец спрятал лист обратно и вновь спросил:
— Всё это правда?
— Зачем вы пришли? — вместо ответа сказал Семечкин.
— Разобраться, — был ответ. Незнакомец решил представиться. Он вынул документ и раскрыл перед Николаем Андреевичем.
— Майор Сидоренко, — сказал Николай. — Вы были у меня на квартире?
— Да, были, но ничего не нашли. Пыльно и пусто. Всё на месте. — Ответил майор Сидоренко. — А где ваша жена?
— Не знаю. Меня отсюда не выпускают. Считают сумасшедшим. Почему вы вообще здесь?
Сидоренко ответил:
— Не только вы написали заявление, но еще и Прасковья Федоровна Шмакова. Ваши заявления очень похожи. И еще скажу вам одно: недавно убили бородатого, Козлова. Отсекли ему голову. Вот это-то нас и заинтересовало.
Взгляд Семечкина немного просветлел. Он потер руки и произнес язвительно:
— Зашевелилась наша самарская милиция, когда главного негодяя убили.
— Я не из Самары, — сказал следователь, — из Москвы. И вы нам нужны для дачи показаний. Мы обещаем, что вы скоро отправитесь домой, но прежде побеседуете с нами в отделении.
Семечкин усмехнулся:
— Как же я отправлюсь домой, когда они меня не пускают?
— Вас сегодня выписывают.
— Тогда везите меня отсюда. — Семечкин поднялся. — Я вам дам любые показания, только увезите меня из этого дурдома.
Через пятнадцать минут машина милиции с Николаем Андреевичем Семечкиным остановилась у крыльца управления.
В кабинете, где должна была состояться дача показаний, Семечкин увидел Шмакову, Просвиркина, а еще несколько незнакомых лиц в погонах и без. Руководил всем майор Сидоренко. На самом деле, как оказалось, дачи показаний, как таковой, не состоялось, а требовалось составить портреты подозреваемых. Тут же находился художник, который и принялся на листах, висевших на стене, рисовать портрет за портретом со слов свидетелей.
К десяти часам вечера всё закончилось, Сидоренко сложил все листы, поблагодарил всех присутствующих за содействие и в заключении добавил:
— Мы еще не раз увидимся, чтобы уточнить некоторые детали, а сейчас вас всех развезут по домам.
Когда Сидоренко, Просвиркин и еще несколько следователей, участвовавших в расследовании этого запутанного дела, остались одни в кабинете, майор сказал:
— И что вы на это скажете?
— Я немало удивлен, — сказал один из следователей, молодой лейтенант, — всё это смахивает на какую-то дьявольщину.
— Сатанисты, — произнес Просвиркин, — или, как еще их там называют. Все газеты просто пестрят заголовками. Приписывают всё новые пакости этой легендарной шайке. Правды там и на грош не наскребешь, а вранья — можно черпать половником.
— Самое удивительное из всего, — сказал Сидоренко, — то, что никого из них живым еще не нашли. А один умудрялся воскресать. Как это он проделал, даже эксперты не знают. И, хотя мы живем в современном обществе, это как-то не вяжется с нашими атеистическими взглядами.
В кабинет вошел молодой сержант и доложил:
— Найдена гражданка Семечкина, — он посмотрел на телефонограмму и продолжил, — Клавдия Ильинична. Она находится в селе Малая Малышевка у своей матери в доме.
— Ну и?.. — спросил, ожидая продолжения Сидоренко.
— Ее допросили, и через несколько минут придет факсом протокол. — Завершил сержант.
— Как придет, — произнес майор, — мне тут же.
— Да, — сказал сержант и вышел.
— И еще одна пропажа нашлась. — Сидоренко поднялся со своего места во главе длинного стола. — На сегодня это всё. До завтра.
Все стали расходиться. А майор задержал на минуту Просвиркина и спросил:
— Вы поставили охрану возле тела этого маленького человека?
— Да. Двое дежурят в морге, — отвечал капитан.
— Надеюсь — они не заснут.
— Нет.
— Добро. Ну, — майор протянул ладонь Просвиркину, — до завтра.
Просвиркин пожал руку и вышел вон из кабинета, решив направиться в морг.
«Надо же, — думал он за рулем, — сгорела наша анатомическая лаборатория. И это случилось за неделю до всей чертовщины. А ведь виновника пожара до сих пор не нашли. Несчастный случай». До «Семашко» доехал на удивление быстро; на всех светофорах горел зеленый свет, когда он проезжал их.
Два сержанта сидели в морге на стульях и играли в карты. Когда Просвиркин вошел, они, соскочив, вытянулись по стойке «смирно».
— Сидите, — сказал Иннокентий Алексеевич, — где труп?
— В холодильнике, — ответил длинный, почти двухметрового роста, в отутюженной форме сержант, тасовавший колоду. Второй усмехнулся:
— Вы всерьез думаете, что он встанет?
Он был небольшого роста. Дешевая сигарета уже потухла и висела, прилипшая к нижней губе. Лицо было сплошь все покрыто прыщами, а волос на голове почти не было.
— Я ничего не думаю, — произнес Просвиркин, — во что играем?
— В «чирик», — ответил длинный.
— Раздавай на меня. — Просвиркин взял стул и сел. После снял трубку с телефона, набрал свой домашний номер. Прозвучало восемь длинных гудков прежде, чем на том конце сквозь какой-то шум послышался женский недовольный голос:
— Слушаю…
— Ир, я задержусь на работе. Меня не жди. Вернусь утром, — сказал Просвиркин.
— Спасибо, — язвительно проворчала Ирина Александровна, — что за весь день один раз соизволил позвонить.
— Всего хорошего, — сказал торопливо Иннокентий и нажал на рычаг.
* * *
Виталий перевернулся на правый бок. Сон не шел. Мысли, как песок в буре, проносились со сверхсветовой скоростью. Серебряков не мог спать. Он наконец-то осознал, что с ним происходит. Он наконец-то понял, кем он стал, и что стало с его судьбой неделю назад, в четверг, шестого февраля. «Мне двадцать один год, — думал он, — и мне очень трудно, несмотря на все мое здравомыслие, принять невозможность обыкновенного существования. Было бы лет на десять меньше, я бы не удивился, встретив Сатану. А теперь… А что, собственно, теперь? Я — наследник одного из самых могущественных существ на Земле. В моих руках власть и, в общем-то, неограниченные возможности».
— Власть, — произнес он вслух, как бы пробуя слово на вкус, как бы пытаясь ощутить нечто сверхъестественное на кончике языка. Но ничего из ряда вон выходящего он не ощутил и поднялся с дивана. «Только вместе с властью тебе, дорогой мой, — пронеслось у него в голове, — досталась отнюдь не превосходная репутация… Да, что точно, то точно».
Тут затрещал телефон в прихожей.
* * *
— Что ж, дражайший Николай Андреевич, я думаю, что вы не излечились, — говорила мерзкая рыжая личность, сидевшая напротив Семечкина за столом, — первое, что вы сделали, как только попали в квартиру, это кинулись к кошельку, а затем побежали в ларек за водкой. Дорогой мой, это уже ни в какие ворота не лезет. Я подозреваю, что у вас патологическая зависимость от алкоголя.
— Что и говорить, — заявил попугай, бегавший по столу и уничтожавший остатки шоколада, — пропащий вы человек, Семечкин.
Николай Андреевич не знал, как себя вести, но он был почти уверен, что на сей раз так просто они не отстанут.
Объяснимся: Николай Андреевич, как известно, был доставлен вечером из управления домой, а, попавши о квартиру и не обнаружив там никого, решил оторваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
— Зовут-то его как? — спросила Наташа.
— Костей, — ответила Аня. — Когда я его поцеловала, он опустился на колено, поцеловал мне руку и признался, что умрет, если еще раз со мною не встретится. Представляешь?
— Я смотрю, ты в него втрескалась по уши.
* * *
В полдень у больницы имени Семашко из автобуса номер тридцать высадился маленький гражданин с вилкообразным шрамом на правой щеке. Он быстрым шагом миновал проезжую часть, направляясь к больнице. Целью его было травматологическое отделение. Найдя безошибочно это здание (больница размещалась в нескольких корпусах), гражданин вошел и был тут же остановлен вахтершей, подозрительно посмотревшей на его щеку. Не потрудившись объяснить и даже не раскрывая рта, господин со шрамом быстрым движением дотронулся правой рукою до лба женщины, и та ушла неизвестное куда, глядя перед собой невидящими глазами. Свинцов (а это, как вы уже догадались, был именно он) поднялся на второй этаж. На ходу плохонькое пальто исчезло с плеч, а на его месте появился халат, отвратительного вида шапку заменил белый докторский колпак. Проходя мимо поста медсестры, «доктор» легонько коснулся сидящей. Та молча снялась с места и скрылась в ординаторской. Тогда Свинцов распахнул дверь в двести девятую палату. Кроме Шипова в палате никого не было.
— Здравствуй, тезка, — произнес Свинцов.
Шипов узнал его и быстро вскочил с кровати. Но Осиел не предпринимал никаких действий против него.
— Ты что вскочил? Лежал бы. Вон, какие шрамы заработал.
— Ты кто? — резонно спросил Коля.
— Мог бы говорить мне вы. Как-никак я на несколько миллионов лет тебя старше, — отвечал Осиел.
Естественно — Шипов тут же усомнился в рассудке Свинцова. А тот ко всему прочему еще и добавил:
— Я — архангел Осиел, а вот твой друг связался с самим Сатаной.
Согласитесь — каковым бы тоном вам не сказали подобное, в это никак нельзя поверить. И Шипов в ответ только сел, решив, что каким-то образом среди персонала больницы затерялся сумасшедший. Николай сказал, немного усмехнувшись:
— Вам бы прекрасно подошла рубашка с очень длинными рукавами.
«Гость» ничуть не обиделся, а ответил:
— Многие тоже так считали. А я до недавних пор был таким дураком, что верил им. — Потом вдруг улыбка с его лица испарилась, и Свинцов спросил: — Где проживает Серебряков?
Коля оторопел от неожиданности. И тут началось такое, что даже ему и представить-то было трудно, не то, что видеть наяву. Прямо перед Свинцовым, как чертик из коробки, вырос гражданин с усами и с бородкой. И гражданин этот, ни слова не говоря, ткнул «доктора» в живот ножом. Глаза у человека со шрамом сверкнули красным огнем, засаленные занавески на окнах вспыхнули, лампочку под потолком разорвало вдребезги. Руки «доктора» сомкнулись на шее Козлова. Ипполит Ипатьевич захрипел. Тогда в палату, толкнув Осиела, влетел Серебряков.
— Виталий… — начал было ошалевший Шипов, но Серебряков схватил его за руку и буквально выволок из палаты. Он потащил Николая по коридору к лестнице. По пути они чуть ли не сшибли ничего перед собою невидящую медсестру. Та никак на них не отреагировала и продолжала измерять шагами лестничную площадку.
У входа в здание стоял сорок первый «Москвич» белого цвета, за рулем которого сидела бледная девица с голубыми глазами. Виталий также молча толкнул Николая на заднее сидение машины, сам же сел рядом с девушкой.
— Вельда, поехали, — только сказал Виталий. Машина дернулась и выкатила за ворота.
— Я всё же хочу знать... — только и успел произнести Коля, как машина резко затормозила, и его бросило вперед. Лобовое стекло разбилось, — это в него попал окровавленный круглый предмет. То была отрезанная голова Ипполита Ипатьевича Козлова.
Последнее, что увидел Шипов, перед тем, как потерять сознание, — это маленького человека в белом перемазанном кровью халате со шрамом на правой щеке. Колени Свинцова упирались в бампер «Москвича», а в горле торчал окровавленный длинный нож, который до этого успел побывать у него в животе. Сидевшая за рулем девушка отреагировала для особы женского пола весьма быстро; она вытащила откуда-то револьвер и выпустила все шесть пуль в голову Свинцова. Кровавое месиво, оставшееся вместо головы, открыло разорванный рот и крикнуло, разбрызгивая кровь по сторонам:
— Мы еще свидимся.
Человек лицом упал на капот, разбрызгивая кровь и мозги во все стороны. Нож, всё еще торчавший из горла, с треском вошел по самую рукоять, разорвав артерию. Кровь брызнула фонтаном и залила изрешеченное пулями лобовое стекло.
Потом заорала вся улица, а Шипов отключился.
Глава XXIV
БЕСПОКОЙНАЯ НОЧЬ
Это просто невозможно;
Мир безумен? Так и есть!
Как, скажи мне, это можно
Не свихнувшись перенесть?
В шесть часов вечера в палату номер триста тринадцать больницы, что на Ново-Вокзальной улице, вошел человек лет этак сорока. В четырехместной палате было вполне уютно, если не считать решеток на окнах. Две кровати у двери оказались не заняты. На той, что находилась справа, спал маленький старичок, а на той, что — слева, лежал с открытыми глазами обросший щетиной сорокалетний мужчина. Он посмотрел на вошедшего равнодушным взглядом.
— Вы — Николай Андреевич Семечкин? — задал свой первый вопрос вошедший.
Взгляд Семечкина (а это был именно он) оживился, но не на много.
— Я, — несколько равнодушно отвечал он.
Незнакомец взял табурет, стоявший у стены, и поставив его поближе к Николаю, сел. Потом он порылся во внутреннем кармане собственной куртки и достал сложенный вчетверо лист бумаги. Развернув его, показал Семечкину со словами:
— Ваше?
Семечкин приподнялся и сел на кровати, оперевшись спиной о подушку и вытянув ноги.
— Мое, — так же равнодушно сказал он, даже не смотря на листок.
Незнакомец спрятал лист обратно и вновь спросил:
— Всё это правда?
— Зачем вы пришли? — вместо ответа сказал Семечкин.
— Разобраться, — был ответ. Незнакомец решил представиться. Он вынул документ и раскрыл перед Николаем Андреевичем.
— Майор Сидоренко, — сказал Николай. — Вы были у меня на квартире?
— Да, были, но ничего не нашли. Пыльно и пусто. Всё на месте. — Ответил майор Сидоренко. — А где ваша жена?
— Не знаю. Меня отсюда не выпускают. Считают сумасшедшим. Почему вы вообще здесь?
Сидоренко ответил:
— Не только вы написали заявление, но еще и Прасковья Федоровна Шмакова. Ваши заявления очень похожи. И еще скажу вам одно: недавно убили бородатого, Козлова. Отсекли ему голову. Вот это-то нас и заинтересовало.
Взгляд Семечкина немного просветлел. Он потер руки и произнес язвительно:
— Зашевелилась наша самарская милиция, когда главного негодяя убили.
— Я не из Самары, — сказал следователь, — из Москвы. И вы нам нужны для дачи показаний. Мы обещаем, что вы скоро отправитесь домой, но прежде побеседуете с нами в отделении.
Семечкин усмехнулся:
— Как же я отправлюсь домой, когда они меня не пускают?
— Вас сегодня выписывают.
— Тогда везите меня отсюда. — Семечкин поднялся. — Я вам дам любые показания, только увезите меня из этого дурдома.
Через пятнадцать минут машина милиции с Николаем Андреевичем Семечкиным остановилась у крыльца управления.
В кабинете, где должна была состояться дача показаний, Семечкин увидел Шмакову, Просвиркина, а еще несколько незнакомых лиц в погонах и без. Руководил всем майор Сидоренко. На самом деле, как оказалось, дачи показаний, как таковой, не состоялось, а требовалось составить портреты подозреваемых. Тут же находился художник, который и принялся на листах, висевших на стене, рисовать портрет за портретом со слов свидетелей.
К десяти часам вечера всё закончилось, Сидоренко сложил все листы, поблагодарил всех присутствующих за содействие и в заключении добавил:
— Мы еще не раз увидимся, чтобы уточнить некоторые детали, а сейчас вас всех развезут по домам.
Когда Сидоренко, Просвиркин и еще несколько следователей, участвовавших в расследовании этого запутанного дела, остались одни в кабинете, майор сказал:
— И что вы на это скажете?
— Я немало удивлен, — сказал один из следователей, молодой лейтенант, — всё это смахивает на какую-то дьявольщину.
— Сатанисты, — произнес Просвиркин, — или, как еще их там называют. Все газеты просто пестрят заголовками. Приписывают всё новые пакости этой легендарной шайке. Правды там и на грош не наскребешь, а вранья — можно черпать половником.
— Самое удивительное из всего, — сказал Сидоренко, — то, что никого из них живым еще не нашли. А один умудрялся воскресать. Как это он проделал, даже эксперты не знают. И, хотя мы живем в современном обществе, это как-то не вяжется с нашими атеистическими взглядами.
В кабинет вошел молодой сержант и доложил:
— Найдена гражданка Семечкина, — он посмотрел на телефонограмму и продолжил, — Клавдия Ильинична. Она находится в селе Малая Малышевка у своей матери в доме.
— Ну и?.. — спросил, ожидая продолжения Сидоренко.
— Ее допросили, и через несколько минут придет факсом протокол. — Завершил сержант.
— Как придет, — произнес майор, — мне тут же.
— Да, — сказал сержант и вышел.
— И еще одна пропажа нашлась. — Сидоренко поднялся со своего места во главе длинного стола. — На сегодня это всё. До завтра.
Все стали расходиться. А майор задержал на минуту Просвиркина и спросил:
— Вы поставили охрану возле тела этого маленького человека?
— Да. Двое дежурят в морге, — отвечал капитан.
— Надеюсь — они не заснут.
— Нет.
— Добро. Ну, — майор протянул ладонь Просвиркину, — до завтра.
Просвиркин пожал руку и вышел вон из кабинета, решив направиться в морг.
«Надо же, — думал он за рулем, — сгорела наша анатомическая лаборатория. И это случилось за неделю до всей чертовщины. А ведь виновника пожара до сих пор не нашли. Несчастный случай». До «Семашко» доехал на удивление быстро; на всех светофорах горел зеленый свет, когда он проезжал их.
Два сержанта сидели в морге на стульях и играли в карты. Когда Просвиркин вошел, они, соскочив, вытянулись по стойке «смирно».
— Сидите, — сказал Иннокентий Алексеевич, — где труп?
— В холодильнике, — ответил длинный, почти двухметрового роста, в отутюженной форме сержант, тасовавший колоду. Второй усмехнулся:
— Вы всерьез думаете, что он встанет?
Он был небольшого роста. Дешевая сигарета уже потухла и висела, прилипшая к нижней губе. Лицо было сплошь все покрыто прыщами, а волос на голове почти не было.
— Я ничего не думаю, — произнес Просвиркин, — во что играем?
— В «чирик», — ответил длинный.
— Раздавай на меня. — Просвиркин взял стул и сел. После снял трубку с телефона, набрал свой домашний номер. Прозвучало восемь длинных гудков прежде, чем на том конце сквозь какой-то шум послышался женский недовольный голос:
— Слушаю…
— Ир, я задержусь на работе. Меня не жди. Вернусь утром, — сказал Просвиркин.
— Спасибо, — язвительно проворчала Ирина Александровна, — что за весь день один раз соизволил позвонить.
— Всего хорошего, — сказал торопливо Иннокентий и нажал на рычаг.
* * *
Виталий перевернулся на правый бок. Сон не шел. Мысли, как песок в буре, проносились со сверхсветовой скоростью. Серебряков не мог спать. Он наконец-то осознал, что с ним происходит. Он наконец-то понял, кем он стал, и что стало с его судьбой неделю назад, в четверг, шестого февраля. «Мне двадцать один год, — думал он, — и мне очень трудно, несмотря на все мое здравомыслие, принять невозможность обыкновенного существования. Было бы лет на десять меньше, я бы не удивился, встретив Сатану. А теперь… А что, собственно, теперь? Я — наследник одного из самых могущественных существ на Земле. В моих руках власть и, в общем-то, неограниченные возможности».
— Власть, — произнес он вслух, как бы пробуя слово на вкус, как бы пытаясь ощутить нечто сверхъестественное на кончике языка. Но ничего из ряда вон выходящего он не ощутил и поднялся с дивана. «Только вместе с властью тебе, дорогой мой, — пронеслось у него в голове, — досталась отнюдь не превосходная репутация… Да, что точно, то точно».
Тут затрещал телефон в прихожей.
* * *
— Что ж, дражайший Николай Андреевич, я думаю, что вы не излечились, — говорила мерзкая рыжая личность, сидевшая напротив Семечкина за столом, — первое, что вы сделали, как только попали в квартиру, это кинулись к кошельку, а затем побежали в ларек за водкой. Дорогой мой, это уже ни в какие ворота не лезет. Я подозреваю, что у вас патологическая зависимость от алкоголя.
— Что и говорить, — заявил попугай, бегавший по столу и уничтожавший остатки шоколада, — пропащий вы человек, Семечкин.
Николай Андреевич не знал, как себя вести, но он был почти уверен, что на сей раз так просто они не отстанут.
Объяснимся: Николай Андреевич, как известно, был доставлен вечером из управления домой, а, попавши о квартиру и не обнаружив там никого, решил оторваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46