Монеты падали на ладонь, ударяясь друг о друга, звеня, разлетались в стороны. Но не долетали до пола, растворяясь в воздухе так же, как и появились.
Сказать, что девушка была удивлена, — значит не сказать ничего; Наташа находилась в шоке. В голове проносились мысли совершенно противоречивые. Думалось, что все это — бред, что она спит, что Виталий показывает фокусы, что это невозможно. Медленно Наташа опустилась на стул возле стола и наблюдала за Серебряковым широко раскрытыми глазами.
А Виталий ко всей картине добавил еще один штрих: рядом с собою он мысленно представил светящееся желтым светом торнадо. И оно впрямь закружилось подле него. Потом «волшебник» взмахом руки подтянул торнадо к себе. И, наконец, золотой вихрь окутал Серебрякова с головы до пят. Все это происходило в тишине, нарушаемой звуками электрических разрядов, исходящих от торнадо. Виталий совсем скрылся за желтыми брызгами. Наташа услышала звенящий звук и увидела пропавшего Серебрякова, вернее, только силуэт тела. Желтый свет, как вода, стекал и струился по телу парня, шипя и искрясь, на пол. Виталий щелкнул пальцами, и всё исчезло. Серебряков стоял, как будто ничего не было.
— Ну как? — улыбаясь спросил Виталий, — теперь ты веришь?
Девушка вряд ли могла сейчас говорить. Она только кивнула, все еще находясь в шоке от увиденного. Виталий подошел к возлюбленной. Он опустился на колени и положил голову на руки Наташи.
— Наташка, я испугал тебя?
— Не совсем. Я… Это были фокусы?
Виталий поднял голову, посмотрел в глаза девушки.
— Нет, не фокусы. Ты всё видела же сама. Разве могут быть такие фокусы? Искры на самом деле существовали, и пожелай я — загорелись бы шторы на окнах, буфет, стулья…
Серебряков поднялся, сел на диван.
— Подобные фокусы мне передали по наследству, — сказал он. — А я — наследник Люцифера, его сын.
Раскрыв от удивления широко глаза, Наташа не нашла, что и сказать. А Виталий продолжал:
— Ты можешь говорить все, что угодно, но скоро сама убедишься, — я говорю правду. Я тебя с ним познакомлю. Он весьма интересен. У него есть трое слуг. Очень забавная компания. Я их знаю меньше недели, а кажется, что несколько лет. Тебе они тоже понравятся.
Девушка, наконец, пришла в себя.
— Извини, — сказал Виталий, — я знал, что это на тебя так подействует. Но ты должна знать правду. Я — сын Сатаны. Теперь ответь мне — ты согласна быть моей девушкой?
Она тихо сказала:
— Я своих слов обратно не беру. Я люблю тебя. Если бы ты был самым отъявленным негодяем, я бы и тогда любила тебя?
Она подошла к Виталию, опустилась рядом с ним на диван, и спросила:
— А кто такой осел?
Виталий понял, о чем она говорит. Теперь пришла очередь удивляться ему. «Она где-то слышала. А, Анька! Вот почему мне утром показалось, что уж очень знакома походка уходящей к метро. Любительница новостей! Как она могла не рассказать такую новость?!»
— Не осел, — ответил он, — а Осиел. Ангел, брат Леонарда. Его вчера отправил на тот свет один сердобольный человек.
— Ангел? — переспросила девушка, — значит и они существуют? Так это правда?
— Не совсем. Осиел, скорее, — земное воплощение Хаоса. Он появился ниоткуда. Леонард, — мой отец, — много тысяч лет назад создал нечто, что может создавать бесчисленное множество объектов, существ, миров и вселенных. Это Хаос. Но он разрушительно действует на уже созданное…
— Подожди, — остановила девушка, — я не понимаю всего. Мне вполне хватило и твоего представления.
Виталий посмотрел с любовью в большие глаза Наташи. Они излучали бесконечную любовь. «О, Небо! — мысленно воскликнул Серебряков, — мне до сих пор не верится, что такая девушка приняла меня». Он положил руку на плечо Наташи. Она обняла Виталия и поцеловала.
— Ты — самый необыкновенный человек из всех, — сказал Виталий секунду спустя. Он смотрел в ее большие серые глаза, и сердце его переполнялось нежностью и любовью.
— А ты, — ответила она, прижимаясь к нему, — самый терпеливый. Я не думала, что парень может столько ждать.
Виталий поцеловал маленькую ладонь любимой.
— Я просто не желал думать ни о ком, кроме тебя. Не знаю, как с ума не сошел, видя, как тебя обнимает другой.
— Знаю, дорогой. Ты очень страдал. Прости меня. — Наташа обвила его шею руками. — И мы с лихвой наверстаем упущенное. Эти слова — из твоего стихотворения!
— Если б ты знала, как я тебя люблю! Все мои чувства вряд ли поддадутся описанию словами. Словами нельзя передать всю ту любовь, что я питаю к тебе.
Виталий говорил, всё чувствуя некоторое напряжение. Он будто бы ждал чего-то, не зная сам, чего.
— Тогда молчи, любовь моя, — сказала девушка. Она сжала своими руками затылок парня и прильнула к его устам. Поцелуй был долгим и жарким. Они едва не задохнулись. И, когда остановились перевести дух, Наташа произнесла, тяжело дыша:
— Расслабься, не думай ни о чем. Я не укушу… Разве, что самую малость.
Она снова поцеловала его губы. Страсть захлестнула их с новой силой. Виталий ничего не мог с собой поделать; он находился во власти своих чувств, и каждый новый поцелуй любимой разгонял сердце, заставляя отбивать барабанную дробь. Кровь прилила к голове. Виталий тяжело дышал. Девушка повалила его на диван. Она жадно целовала парня. Он почти что задыхался. Глаза Наташи возбужденно блестели. В голове промелькнула сумасшедшая, по ее мнению, мысль. Щеки запылали. Виталий заметил это и в миг всё понял. «Она с ума сошла! — воскликнул он мысленно. — Этого не может быть!»
— Я люблю тебя, — с жаром прошептала она. — Ты мой, только мой…
Он не дал ей договорить, накрыв ее губы своими. «Она не скажет этого», — успокаивал себя Виталий. Да, девушка ничего больше не говорила. Она вцепилась в воротник его рубашки, собираясь расстегнуть. Виталий этого не заметил. Наташа сама мало понимала, что делает. Не смогла расстегнуть ворот, и пуговица отлетела. Виталию показалось, что в голове его разорвалась бомба. «Что она делает?» — Он едва мог думать. Наташа принялась за следующую пуговицу. Наконец, Серебряков, еле найдя в себе силы на сколько-нибудь разумное действие, усадил любимую на диван, расцепил ее руки и произнес:
— Успокойся, тебя занесло.
— Я люблю тебя! — упрямо запротестовала Наташа.
— Я верю, не надо мне лишний раз доказывать. Но мы не должны сейчас этого делать, — произнес Виталий, ища глазами пропавшую пуговицу.
Удивление отразилось в глазах девушки.
— Да, — сказал он, — я вряд ли могу сейчас здраво мыслить. Но ради тебя я не имею права поддаваться страсти.
«Вот уж странный тип, — подумала девушка. — Я предлагаю ему себя, а он отказывается».
Виталию казалось — он понимает, о чем она думает.
— Наташа, ты же здравомыслящий человек. Мне самому тяжело себя удержать.
«А! Будь, что будет!» — решила она и заявила:
— Даже не думай сопротивляться! Я хочу тебя!
Виталий откинулся на спинку дивана, закрыв глаза. «И попробуй откажи», — подумал он. Тяжело вздохнул и произнес:
— Я — тоже.
Она уселась на его колени, прижалась к его груди. Обвила руками его шею, с жаром стала покрывать поцелуями щеки и губы. Виталий задрожал от желания. Он нежно гладил ее плечи, целовал их, будучи не в силах сопротивляться. Наташа начала расстегивать пуговицы его рубашки одну за другой, жадно покрывая поцелуями его грудь, содрогавшуюся при каждом касании ее губ. Страсть и желание завладели их телами и не желали отпускать ни на минуту. Их щеки горели, кровь кипела, стучала в висках. Безумие любви захлестнуло эти две полыхавшие страстью души.
— Ты безумна, — шептал он, — ты знаешь это?
— Да, — соглашалась она, целуя его, — я обезумела от любви.
Она, наконец, справилась с его рубашкой и бросила ее в кресло рядом с пиджаком. Потом медленно стянула с себя свитер, задыхаясь от чувств. Под свитером оказалась легкая шелковая сорочка, которая спустя мгновение распахнулась, обнажая шелковистую кожу тела и юную грудь, едва прикрытую кружевом.
— О, господи! — прошептал Виталий, наклоняясь к ее груди.
Глава XIX
БЕЗМЯТEЖНОСТЬ
Мне чудится, что любишь ты меня,
Я слышу затаённые признанья…
Перси Биши Шелли «К…»
Виконт развалился в кресле и лениво поглощал виноград. Рядом, на ветви канделябра, на телевизоре, сидел попугай. Он, по-видимому, спал. Где были остальные, неизвестно. Виконт мрачно смотрел на свет пяти свечей, думая о чем-то своем. Глаза его были полуоткрыты, челюсти не переставая работали. Де ла Вурд машинально запускал руку в хрустальную вазу, обдирая виноградную кисть. Легкий звук заставил его вздрогнуть. Звук исходил от зеркала. Немного погодя, оттуда появился Гебриел, неся в руке револьвер. Он с тихим звоном миновал стеклянную перегородку.
Первым заговорил де ла Вурд, выйдя из забытья:
— Вижу, что происходящее здесь вас очень угнетает.
Гебриел уселся за стол, опустошил налитый ему Виконтом бокал вина и произнес голосом человека, который не знает, что ему предпринять в данной ситуации:
— Сие лишь слова, Виконт. Меня не только угнетает происходящее здесь, я просто напуган.
— Понимаю, господин барон. Всё выходит из-под контроля.
— Намного хуже. Я не знаю даже, что случится в последние несколько дней, хотя до сих пор мне было известны события на несколько сотен лет вперед. Вот что удивительно.
Воздух рядом со столом заискрился, появился голубой, дышащий холодом столб света. Когда он пропал, на этом месте оказался Леонард, Он был в шубе. Голову его и без того седую покрывал снег.
— Это-то, как раз, не удивительно, Гебриел, — сказал граф. Он вышел в прихожую и через минуту вернулся в черном костюме. Усаживаясь в свое кресло во главе стола, произнес:
— Я давно опасался, что это может случиться. Хаос прогрессирует. Им руководит Осиел.
— Сир, — заговорил Виконт, — можно ли Хаосом руководить?
— Можно, если способствовать ему в развитии. Осиел переступил уже ту черту, которая отделяет нормальное любопытство от нездорового интереса.
— Но, — продолжал Виконт, — как же он мог подняться до такой вершины, если в последний раз его заточили?
— В этом, — отвечал Леонард, — только моя вина. Это — мое детище. А мои слуги — народ весьма способный. Жажда мести завела меня в черноту, откуда я еще не скоро отыщу дорогу.
Из кухни донеслось позвякивание посуды.
— Вельда вернулась, — сказал Гебриел.
— А Козлов еще задерживается. — Виконт отпил из своего бокала вина.
Но тут же заголосил дверной звонок. Зашлепали тапочки Вельды, — она пошла открывать.
В зал вошел Ипполит. В одной руке его находилась пачка газет, в другой — довольно большая сумка.
— Вот, — произнес он, бросая на стол газеты, — город встал на дыбы. Знаете, как назвали мои деяния? Спонтанным возгоранием. Но то лишь всякие болтуны и репортеры. Мусора пока что разводят руками и втирают всякими баснями очки начальству. Должен сказать — наделали мы тут шуму.
Виконт как-то мрачно усмехнулся:
— Не загибай, Ипполит. Город из-за газет на дыбы не встанет. А еще ты что принес? — Он кивнул на сумку.
— Ох, — встрепенулся Козлов, — он задохнулся, наверное. Через весь город ехал.
Тогда он раскрыл сумку и вынул из нее кота. Спавший попугай (вернее, притворявшийся спящим) раскрыл глаза так широко, как только мог. Его взгляд был прикован к пушистой твари. Цезарь раскрыл клюв и тут же его захлопнул, издав звук, напоминавший клацанье волчьих зубов.
— Вот-с, — произнес Ипполит, — познакомьтесь с новым нашим знакомым. Этого красавца зовут Маркиз. Его хозяином был не так давно убитый Олег Геннадьевич.
Из кухни прибежала Вельда. При виде черного с белою грудкой и белыми лапками зверя она радостно пискнула и попыталась погладить кота. Тот не только не стал сопротивляться, а сам прыгнул ей на руки.
— Я рад, Ипполит, — сказал де ла Вурд, — что в тебе хоть что-то человеческое осталось.
— И что теперь? — затрещал Цезарь гневно, — теперь мы будем привечать бомжей?
Ипполит схватил лежавший рядом с правой рукой Гебриела пистолет и прицелился в попугая, сказав:
— Заткнись.
— Всё, всё, молчу, — испугался Цезарь.
Ипполит положил пистолет на место. А Гебриел потянулся к Маркизу. Он почесал коту шею. Маркиз заурчал, задрав мордочку.
— Какое милое создание! — воскликнула восхищенная Вельда.
— Монсеньор, — обратился Ипполит к Леонарду, — вы не будете против, если он останется?
— Ты шутишь? — спросил граф, — как я могу быть против? Вон, даже такого похабника, — он кивнул на Цезаря, — оставил. Маркиз красив и умен.
— Я пойду накормлю его, — сказал с энтузиазмом Вельда. — Он изголодался, бедненький. Идем, моя кисонька, — прошептала она коту.
Как бы в подтверждение к ее словам кот мяукнул, даже не мяукнул, а как бы что-то произнес. Его голосок был так жалобен, что Вельда прижала его к себе. Маркиз в ответ на это уткнулся мордочкой в ее шею, продолжая мурлыкать. И даже из кухни был слышен его голосок.
Козлов вышел в прихожую и отпер дверь.
— Ты куда направился? — спросил его де ла Вурд.
— За молоком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46