Она даже не допускала мысли, что может разминуться с Серебряковым. Свернув влево, Наташа разминулась со Свинцовым, который подходил к дому по улице Победы, с другой стороны которого шли Козлов с Виконтом.
— Виконт, поезд, я чувствую, идет слишком быстро, — сказал Ипполит, — Виталий приедет рано. Следует его малость задержать.
Виконт остановился и произнес:
— Ты думаешь справиться с Осиелом в одиночку?
— Что-то мне говорит, что сей бой не будет слишком долгим, — отвечал Козлов. — Ступай, ступай, Виконт. Забота о нашем подопечном для нас таперича важнее, нежели Осиел, а уж тем более моя безопасность.
Де ла Вурд растворился в воздухе, раздался тихий хлопок.
* * *
— Осторожно. Двери закрываются, — провозгласил женским голосом динамик в вагоне. — Следующая станция — «Советская».
Воздух в вагоне пришел в движение, поезд тронулся. Виталий осматривался по сторонам. Народу ехало мало, по большей части это были люди средних лет, молодые пары и дети. На скамеечке рядом с Виталием никто не сидел, хотя другие места более или менее были заняты. Серебряков давно уже заметил, что рядом с ним вообще редко кто садился, только, разве что больше мест не было.
«Как будто я прокаженный какой-то». — Такая мысль приходила довольно часто, вот и сейчас Виталий усмехнулся, когда она промелькнула в голове.
Поезд разогнался, усиливающийся стук колес заглушал редкие разговоры пассажиров. От этого они говорили громче.
«Забавно мое состояние подвешенности, — подумал Серебряков. — Что Наташа мне хочет сказать? Чувства мои мне говорят — сегодняшний разговор решит все раз и навсегда. Но никак не могу догадаться, о чем пойдет речь…»
Неожиданно поезд дернулся и стал тормозить. Он остановился посреди туннеля. «Ну вот, — подумал Виталий, — приехали». А в довершение ко всему потух свет, и все вокруг погрузилось в непроницаемый мрак.
— Ой, — испуганно воскликнула какая-то женщина в полной тишине.
После этого, как прорвало — в вагоне заговорили все и сразу.
— М-м да, — сказал рядом с Серебряковым гнусавый голос, который он тотчас же узнал. — Спокойнее, господин Серебряков, спокойнее. Маленькая неисправность. Хе-хе. Сир передавал вам привет.
Виталий узнал голос де ла Вурда и сказал тому:
— Твоя работа, Виконт?
— Ну-у, — протянул тот, — не совсем. Я только помог развиться неисправности, которая рано или поздно всё равно бы привела к такому результату. Вы уж извините. Понимаете, здесь от токосъемника идет один проводок…
— Ладно, извиняю. Видимо, у тебя были на то свои причины. Что, есть новости?
— Есть. И, к сожалению, отнюдь не утешительные. Николай Свинцов, он же — Осиел, опять нас обставил. Он разделался со Сбединским.
— Олег Геннадьевич! — воскликнул Виталий, но никто этого не заметил — все разговаривали довольно громко. Даже не приходилось понижать голос. — Боже ты мой!
— Я попросил бы вас, — испугался Виконт. — Имя отца нашего слишком свято, чтобы его произносить всуе.
— Да, да, — спохватился Виталий, — извини.
Тут зажегся свет.
— Да будет свет! — воскликнул Виконт, обращая всеобщее внимание на свою особу, так как с появлением света водрузилось молчание.
Мужской голос из динамика вежливо сообщил:
— Прошу прощения за временную неисправность.
Поезд тронулся и покатил.
— Временную! Если бы я его еще и на мысль не навел… Что ж, я извиняюсь, — сказал Виконт, — но мне надобно вас оставить. Дела-с. Надеюсь, еще увидимся.
— До свидания, — попрощался Серебряков.
И Виконт, не дожидаясь прихода поезда на станцию, поднялся и прошел сквозь дверь. Это осталось никем незамеченным — на де ла Вурда по его желанию просто не обращали внимание.
Через какое-то время поезд пришел на станцию «Победа».
Виталий миновал стеклянные двери, и ему тут же вручила прелестного вида девица белый листочек, на котором было написано: «Хотите заработать? Звоните...» Далее следовал номер телефона. Серебряков машинально сунул листочек в карман и уже ступил на первую ступеньку лестницы, ведшей наверх, как его схватили за руку.
— Показывай, что за записку получил. — Услышал Виталий рядом голос Наташи и повернулся.
— Привет, Наташка!
— Удивлен? — Глаза девушки смеялись, от чего Виталий сильно растерялся.
— Возможно, — сказал Серебряков. Он вынул правую руку из кармана и показал листок подруге. — Бери, может пригодиться.
— Нет, — приняв бумажку, ответила Наташа и выбросила ее в ближайшую урну. Потом сказала: — Пойдем ко мне.
Они уже были наверху. Девушка взяла Серебрякова под руку, оттого разум парня малость замутился. «Интересный экземпляр, — подумал Виталий, — как бы узнать, что она задумала?»
— Так какой будет modus agendi? — спросил Серебряков.
— Чего? — Наташа остановилась, потом произнесла: — Потрудись говорить по-русски.
— В чем состоит моя задача?
— Узнаешь.
— Ну, пошли.
И они направились в общежитие.
* * *
Как-то сильно начало темнеть. На город наползала огромная низкая свинцово-черная туча. Козлов остановился во дворе жилого дома и сел на одну из друг против друга стоявших лавочек. Посмотрел вверх, на тучу, вслух произнес:
— Ну, стало быть, началось. А как еще жить-то хочется.
— И не говори. — Услышал Ипполит голос перед собой. На противоположной скамейке материализовался маленький человек с вилкообразным шрамом на правой щеке, с маленьким чемоданчиком в одной руке и тростью — в другой.
Ипполит вздрогнул.
— Господин Свинцов, ежели не ошибаюсь?
— Да нет, не ошибаешься. Ты вообще-то редко ошибаешься, — надо отдать тебе должное. Однако спешу сообщить, — тебе больше не придется трудиться над точным исполнением указаний моего сумасшедшего братца.
Ипполит вместо ответа мгновенно выхватил из кармана горсть какого-то белого порошка и, широко размахнувшись, кинул в Свинцова. То ли порошок обладал некими сверхненормальными способностями, то ли еще от чего-то в небе полыхнуло так, что на мгновение некоторым жителям Самары показалось, что пришел конец света. Почти в ту же секунду оглушительные раскаты грома потрясли город. На маленького человека это не произвело должного впечатления, только он закашлял.
— Вот дьявольщина? — выругался Ипполит, — никогда не знаешь, как поступать с тобой. Ты прямо, как девица.
— Чертово отродье! — воскликнул теревший глаза Николай Иванович. — Где вы прячете этого недоноска?
— Да что ты? — Козлов даже привзвизгнул. — Освальд недоноском не был, а ведь и он — Избранный. — Потом посмотрел на небо и добавил задумчиво: — М-м да, гроза зимой — не к добру… Кстати, почему ты решил, что мы кого-то прячем? Сам понимаешь, что эти смертные мало что могут, то да сё… Они же мелкие насекомые, малоспособные на что-либо возвышенное, за металл готовы глотки друг другу перегрызть — дикари, — одним словом!
— От тебя ли я слышу это, Ипполит? Или ты считаешь меня безумным? Вы напустили такого тумана на этот город, что я до сих пор удивляюсь, как мне удается перемещаться по улицам! Вы так его защищаете, как не защищали Освальда! — произнес Свинцов и, зачерпнув горсть снега, стал протирать им глаза. — На кой черт вам эти смертные, коли они ничего не понимают, кроме удовлетворения своих собственный потребностей? Они своим маленький умишком даже понять-то не в состоянии истинную цель бытия.
Козлов криво усмехнулся и ответил на это:
— Ага, а ты понял? Что-то не чувствуется.
Потом Ипполит запустил за пазуху руку и вынул блеснувший в свете умирающего дня клинок. Николай Иванович в свою очередь тоже вынул из правого кармана нож. Но он был тускловат. Козлов взглянул на лезвие Свинцова, брезгливо поморщился. Произнес:
— Что ж, поиграем в разбойников.
Но Свинцов ничего не ответил, а вместо этого метнулся к Ипполиту. Тот ловко увернулся, и, прыгнув за спину Николая Ивановича, всадил в его левый бок лезвие клинка по самую рукоять. Тело Свинцова дернулось, он стал оседать на снег возле скамейки. Небо вновь осветилось молнией, грянул гром. Вслед за сим повалил хлопьями густой снег.
— А-а-а, — захрипел Свинцов. — Ты... Как ты мог?..
— А черт знает. Сам себе удивляюсь. — Козлов вынул лезвие из тела Николая Ивановича, обтер о его пальто. — Видимо, силы на моей стороне. Одумайся, Осиел; вы — часть одного целого. Так стоит ли вам враждовать? Он — твой старший брат.
— Ч… черт! — проорал Свинцов, зажимая рану на боку, — убирайся! Оставь меня! Дай умереть спокойно.
Козлов поднял Николая Ивановича и положил на почти засыпанную снегом скамейку. Нож Свинцова валялся в снегу. Козлов поднял его, расстегнул пальто раненого, поставил острие точно над сердцем. Прицелившись таким образом, занес руку над окровавленным телом…
— Иисусе! — услышал вдруг Ипполит рядом истеричный женский крик. То была бабка с кошелкой, выскочившая на свою беду из подъезда. Старуха, видно, была не робкого десятка; она прямо кинулась на Козлова, крича:
— Ты что ж это, гад, делаешь!
Потом, видя, что крик ее приносит удовлетворительный результат (убийца прекратил попытки зарезать лежавшего на скамейке), заорала истошным голосом резаного поросенка:
— Караул! Убивают! — и с этими словами стала колотить по голове ошалевшего от неожиданности Ипполита кошелкой.
Козлов не нашел ничего лучше, как раствориться в воздухе. Только его не стало, как бабка тут же перекрестилась.
На вой старухи прибежали двое женщин. С одной при виде крови сразу сделалось худо; она ринулась обратно в подъезд, зажав рот рукою. Вторая — следом за ней, но она побежала звонить в «Скорую». А бабка, засыпаемая снегом, осталась. Она стала стряхивать снег с умирающего, говоря:
— Потерпи, потерпи, миленький. Не умирай.
А «миленький» открыл маленькие глаза и произнес полным жизни голосом:
— Пошла вон.
Старуха остолбенела.
— Бредит, — заявила она и продолжала работу.
А умирающий отнял правую руку, зажимавшую порез, и схватил бабку за запястье.
— Ай! — крикнула та. — Что ты, бог с тобой, миленький!?
— Катись, мокрица, — повторил человек. Пенящаяся кровь со словами вытекала изо рта.
Та, наверное сильно отличавшаяся тупостью, не прекращала своей работы. Тогда раненый поднялся. Обеими руками схвативши бабку за шею, стал душить. На его лице сияла мрачная улыбка. Бабка захрипела и упала на колени. Глаза ее закатились, язык вывалился. Она с несвойственной ее возрасту силой вырывалась, но тщетно — маленький человек был куда сильнее ее. Наконец судорожные движения прекратились; старуха безжизненно замерла. Руки расцепились, мертвое тело пало в снег. А сделавший свое дело убийца, услыхав истеричные завывания машины «Скорой помощи», закатил глаза и упал, разметав руки.
На крыльцо выскочили жильцы подъезда.
— Петровна! — прокричала какая-то женщина.
Машина, озаряя окрестности светом мигалки, остановилась. На снег ступили двое пар сапог. Доктора подбежали к лежавшим. Один из них — к бабке, другой — к телу маленького человека.
— Мертва, — казала первый.
— Мертв, — заключил второй.
Оба трупа так и остались лежать на снегу; до разрешения милиции их трогать не следовало. Тут же подъехала машина милиции. Из нее вышло двое. Один из них окинул взглядом живописную картину и свистнув сказал:
— Ни хрена себе!
Это был капитан милиции Иннокентий Алексеевич Просвиркин.
— Ну вот, — произнес второй, — Лексеич, еще одно дело.
Просвиркин, подойдя к трупам, нагнулся, чтобы поближе рассмотреть.
Снег прекратился, чему обрадовались все. Подъехала еще одна машина. Из нее выбрался фотограф.
— Лесков, — крикнул водителю второй машины Просвиркин, — поищи Гребенцова. Его случай.
Фотограф отогнал собравшихся зрителей и защелкал фотоаппаратом. Замигала вспышка.
— Я закончил, — через некоторое время сообщил фотограф.
— Можете убирать, — сказал врачам Просвиркин. — В Семашко?
— Да, — ответил один из врачей.
— Иннокентий Алексеевич, — позвали из машины Просвиркина. Он подошел.
— Судмедэксперта куда посылать? — спросил водитель.
— В Семашко. Гребенцова нашел?
— Он — дома. Дозвонились. Сейчас будет.
— Хорошо, — ответил Просвиркин и закурил.
Глава XVI
РАЗ И НАВСЕГДА
Дыханье жарких слов — от пламени любви,
Мерцанье всех миров — от знамени любви;
Пусть плачет сердце и в глазах роса,
Но зов любви услышат небеса!
Джами
Они вошли в комнату.
— Привет! — воскликнула удивленная Аня, которая не догадывалась о решительных действиях своей подруги.
Виталий сконфузился. «Вот, черт! — подумал он, — надо же было придти, когда она здесь. Хорошенькое дельце». А вслух произнес:
— Здравствуй.
И остался стоять на пороге, не решаясь войти.
— Ну? — спросила Наташа.
Она с уже сняла пальто, но Виталий всё стоял со странным видом, переводя свой взор с одной девушки на другую. Будет справедливым заметить, что они обе были достойны большого внимания. Если Наташу отличали огромные серые глаза, небольшой рост, то Аня выделялась среди прочих, если можно так выразиться, французскими губами. Кроме всего прочего Аня напоминала одну очень известную певицу Франции (прическа этому сопутствовала в большей степени).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
— Виконт, поезд, я чувствую, идет слишком быстро, — сказал Ипполит, — Виталий приедет рано. Следует его малость задержать.
Виконт остановился и произнес:
— Ты думаешь справиться с Осиелом в одиночку?
— Что-то мне говорит, что сей бой не будет слишком долгим, — отвечал Козлов. — Ступай, ступай, Виконт. Забота о нашем подопечном для нас таперича важнее, нежели Осиел, а уж тем более моя безопасность.
Де ла Вурд растворился в воздухе, раздался тихий хлопок.
* * *
— Осторожно. Двери закрываются, — провозгласил женским голосом динамик в вагоне. — Следующая станция — «Советская».
Воздух в вагоне пришел в движение, поезд тронулся. Виталий осматривался по сторонам. Народу ехало мало, по большей части это были люди средних лет, молодые пары и дети. На скамеечке рядом с Виталием никто не сидел, хотя другие места более или менее были заняты. Серебряков давно уже заметил, что рядом с ним вообще редко кто садился, только, разве что больше мест не было.
«Как будто я прокаженный какой-то». — Такая мысль приходила довольно часто, вот и сейчас Виталий усмехнулся, когда она промелькнула в голове.
Поезд разогнался, усиливающийся стук колес заглушал редкие разговоры пассажиров. От этого они говорили громче.
«Забавно мое состояние подвешенности, — подумал Серебряков. — Что Наташа мне хочет сказать? Чувства мои мне говорят — сегодняшний разговор решит все раз и навсегда. Но никак не могу догадаться, о чем пойдет речь…»
Неожиданно поезд дернулся и стал тормозить. Он остановился посреди туннеля. «Ну вот, — подумал Виталий, — приехали». А в довершение ко всему потух свет, и все вокруг погрузилось в непроницаемый мрак.
— Ой, — испуганно воскликнула какая-то женщина в полной тишине.
После этого, как прорвало — в вагоне заговорили все и сразу.
— М-м да, — сказал рядом с Серебряковым гнусавый голос, который он тотчас же узнал. — Спокойнее, господин Серебряков, спокойнее. Маленькая неисправность. Хе-хе. Сир передавал вам привет.
Виталий узнал голос де ла Вурда и сказал тому:
— Твоя работа, Виконт?
— Ну-у, — протянул тот, — не совсем. Я только помог развиться неисправности, которая рано или поздно всё равно бы привела к такому результату. Вы уж извините. Понимаете, здесь от токосъемника идет один проводок…
— Ладно, извиняю. Видимо, у тебя были на то свои причины. Что, есть новости?
— Есть. И, к сожалению, отнюдь не утешительные. Николай Свинцов, он же — Осиел, опять нас обставил. Он разделался со Сбединским.
— Олег Геннадьевич! — воскликнул Виталий, но никто этого не заметил — все разговаривали довольно громко. Даже не приходилось понижать голос. — Боже ты мой!
— Я попросил бы вас, — испугался Виконт. — Имя отца нашего слишком свято, чтобы его произносить всуе.
— Да, да, — спохватился Виталий, — извини.
Тут зажегся свет.
— Да будет свет! — воскликнул Виконт, обращая всеобщее внимание на свою особу, так как с появлением света водрузилось молчание.
Мужской голос из динамика вежливо сообщил:
— Прошу прощения за временную неисправность.
Поезд тронулся и покатил.
— Временную! Если бы я его еще и на мысль не навел… Что ж, я извиняюсь, — сказал Виконт, — но мне надобно вас оставить. Дела-с. Надеюсь, еще увидимся.
— До свидания, — попрощался Серебряков.
И Виконт, не дожидаясь прихода поезда на станцию, поднялся и прошел сквозь дверь. Это осталось никем незамеченным — на де ла Вурда по его желанию просто не обращали внимание.
Через какое-то время поезд пришел на станцию «Победа».
Виталий миновал стеклянные двери, и ему тут же вручила прелестного вида девица белый листочек, на котором было написано: «Хотите заработать? Звоните...» Далее следовал номер телефона. Серебряков машинально сунул листочек в карман и уже ступил на первую ступеньку лестницы, ведшей наверх, как его схватили за руку.
— Показывай, что за записку получил. — Услышал Виталий рядом голос Наташи и повернулся.
— Привет, Наташка!
— Удивлен? — Глаза девушки смеялись, от чего Виталий сильно растерялся.
— Возможно, — сказал Серебряков. Он вынул правую руку из кармана и показал листок подруге. — Бери, может пригодиться.
— Нет, — приняв бумажку, ответила Наташа и выбросила ее в ближайшую урну. Потом сказала: — Пойдем ко мне.
Они уже были наверху. Девушка взяла Серебрякова под руку, оттого разум парня малость замутился. «Интересный экземпляр, — подумал Виталий, — как бы узнать, что она задумала?»
— Так какой будет modus agendi? — спросил Серебряков.
— Чего? — Наташа остановилась, потом произнесла: — Потрудись говорить по-русски.
— В чем состоит моя задача?
— Узнаешь.
— Ну, пошли.
И они направились в общежитие.
* * *
Как-то сильно начало темнеть. На город наползала огромная низкая свинцово-черная туча. Козлов остановился во дворе жилого дома и сел на одну из друг против друга стоявших лавочек. Посмотрел вверх, на тучу, вслух произнес:
— Ну, стало быть, началось. А как еще жить-то хочется.
— И не говори. — Услышал Ипполит голос перед собой. На противоположной скамейке материализовался маленький человек с вилкообразным шрамом на правой щеке, с маленьким чемоданчиком в одной руке и тростью — в другой.
Ипполит вздрогнул.
— Господин Свинцов, ежели не ошибаюсь?
— Да нет, не ошибаешься. Ты вообще-то редко ошибаешься, — надо отдать тебе должное. Однако спешу сообщить, — тебе больше не придется трудиться над точным исполнением указаний моего сумасшедшего братца.
Ипполит вместо ответа мгновенно выхватил из кармана горсть какого-то белого порошка и, широко размахнувшись, кинул в Свинцова. То ли порошок обладал некими сверхненормальными способностями, то ли еще от чего-то в небе полыхнуло так, что на мгновение некоторым жителям Самары показалось, что пришел конец света. Почти в ту же секунду оглушительные раскаты грома потрясли город. На маленького человека это не произвело должного впечатления, только он закашлял.
— Вот дьявольщина? — выругался Ипполит, — никогда не знаешь, как поступать с тобой. Ты прямо, как девица.
— Чертово отродье! — воскликнул теревший глаза Николай Иванович. — Где вы прячете этого недоноска?
— Да что ты? — Козлов даже привзвизгнул. — Освальд недоноском не был, а ведь и он — Избранный. — Потом посмотрел на небо и добавил задумчиво: — М-м да, гроза зимой — не к добру… Кстати, почему ты решил, что мы кого-то прячем? Сам понимаешь, что эти смертные мало что могут, то да сё… Они же мелкие насекомые, малоспособные на что-либо возвышенное, за металл готовы глотки друг другу перегрызть — дикари, — одним словом!
— От тебя ли я слышу это, Ипполит? Или ты считаешь меня безумным? Вы напустили такого тумана на этот город, что я до сих пор удивляюсь, как мне удается перемещаться по улицам! Вы так его защищаете, как не защищали Освальда! — произнес Свинцов и, зачерпнув горсть снега, стал протирать им глаза. — На кой черт вам эти смертные, коли они ничего не понимают, кроме удовлетворения своих собственный потребностей? Они своим маленький умишком даже понять-то не в состоянии истинную цель бытия.
Козлов криво усмехнулся и ответил на это:
— Ага, а ты понял? Что-то не чувствуется.
Потом Ипполит запустил за пазуху руку и вынул блеснувший в свете умирающего дня клинок. Николай Иванович в свою очередь тоже вынул из правого кармана нож. Но он был тускловат. Козлов взглянул на лезвие Свинцова, брезгливо поморщился. Произнес:
— Что ж, поиграем в разбойников.
Но Свинцов ничего не ответил, а вместо этого метнулся к Ипполиту. Тот ловко увернулся, и, прыгнув за спину Николая Ивановича, всадил в его левый бок лезвие клинка по самую рукоять. Тело Свинцова дернулось, он стал оседать на снег возле скамейки. Небо вновь осветилось молнией, грянул гром. Вслед за сим повалил хлопьями густой снег.
— А-а-а, — захрипел Свинцов. — Ты... Как ты мог?..
— А черт знает. Сам себе удивляюсь. — Козлов вынул лезвие из тела Николая Ивановича, обтер о его пальто. — Видимо, силы на моей стороне. Одумайся, Осиел; вы — часть одного целого. Так стоит ли вам враждовать? Он — твой старший брат.
— Ч… черт! — проорал Свинцов, зажимая рану на боку, — убирайся! Оставь меня! Дай умереть спокойно.
Козлов поднял Николая Ивановича и положил на почти засыпанную снегом скамейку. Нож Свинцова валялся в снегу. Козлов поднял его, расстегнул пальто раненого, поставил острие точно над сердцем. Прицелившись таким образом, занес руку над окровавленным телом…
— Иисусе! — услышал вдруг Ипполит рядом истеричный женский крик. То была бабка с кошелкой, выскочившая на свою беду из подъезда. Старуха, видно, была не робкого десятка; она прямо кинулась на Козлова, крича:
— Ты что ж это, гад, делаешь!
Потом, видя, что крик ее приносит удовлетворительный результат (убийца прекратил попытки зарезать лежавшего на скамейке), заорала истошным голосом резаного поросенка:
— Караул! Убивают! — и с этими словами стала колотить по голове ошалевшего от неожиданности Ипполита кошелкой.
Козлов не нашел ничего лучше, как раствориться в воздухе. Только его не стало, как бабка тут же перекрестилась.
На вой старухи прибежали двое женщин. С одной при виде крови сразу сделалось худо; она ринулась обратно в подъезд, зажав рот рукою. Вторая — следом за ней, но она побежала звонить в «Скорую». А бабка, засыпаемая снегом, осталась. Она стала стряхивать снег с умирающего, говоря:
— Потерпи, потерпи, миленький. Не умирай.
А «миленький» открыл маленькие глаза и произнес полным жизни голосом:
— Пошла вон.
Старуха остолбенела.
— Бредит, — заявила она и продолжала работу.
А умирающий отнял правую руку, зажимавшую порез, и схватил бабку за запястье.
— Ай! — крикнула та. — Что ты, бог с тобой, миленький!?
— Катись, мокрица, — повторил человек. Пенящаяся кровь со словами вытекала изо рта.
Та, наверное сильно отличавшаяся тупостью, не прекращала своей работы. Тогда раненый поднялся. Обеими руками схвативши бабку за шею, стал душить. На его лице сияла мрачная улыбка. Бабка захрипела и упала на колени. Глаза ее закатились, язык вывалился. Она с несвойственной ее возрасту силой вырывалась, но тщетно — маленький человек был куда сильнее ее. Наконец судорожные движения прекратились; старуха безжизненно замерла. Руки расцепились, мертвое тело пало в снег. А сделавший свое дело убийца, услыхав истеричные завывания машины «Скорой помощи», закатил глаза и упал, разметав руки.
На крыльцо выскочили жильцы подъезда.
— Петровна! — прокричала какая-то женщина.
Машина, озаряя окрестности светом мигалки, остановилась. На снег ступили двое пар сапог. Доктора подбежали к лежавшим. Один из них — к бабке, другой — к телу маленького человека.
— Мертва, — казала первый.
— Мертв, — заключил второй.
Оба трупа так и остались лежать на снегу; до разрешения милиции их трогать не следовало. Тут же подъехала машина милиции. Из нее вышло двое. Один из них окинул взглядом живописную картину и свистнув сказал:
— Ни хрена себе!
Это был капитан милиции Иннокентий Алексеевич Просвиркин.
— Ну вот, — произнес второй, — Лексеич, еще одно дело.
Просвиркин, подойдя к трупам, нагнулся, чтобы поближе рассмотреть.
Снег прекратился, чему обрадовались все. Подъехала еще одна машина. Из нее выбрался фотограф.
— Лесков, — крикнул водителю второй машины Просвиркин, — поищи Гребенцова. Его случай.
Фотограф отогнал собравшихся зрителей и защелкал фотоаппаратом. Замигала вспышка.
— Я закончил, — через некоторое время сообщил фотограф.
— Можете убирать, — сказал врачам Просвиркин. — В Семашко?
— Да, — ответил один из врачей.
— Иннокентий Алексеевич, — позвали из машины Просвиркина. Он подошел.
— Судмедэксперта куда посылать? — спросил водитель.
— В Семашко. Гребенцова нашел?
— Он — дома. Дозвонились. Сейчас будет.
— Хорошо, — ответил Просвиркин и закурил.
Глава XVI
РАЗ И НАВСЕГДА
Дыханье жарких слов — от пламени любви,
Мерцанье всех миров — от знамени любви;
Пусть плачет сердце и в глазах роса,
Но зов любви услышат небеса!
Джами
Они вошли в комнату.
— Привет! — воскликнула удивленная Аня, которая не догадывалась о решительных действиях своей подруги.
Виталий сконфузился. «Вот, черт! — подумал он, — надо же было придти, когда она здесь. Хорошенькое дельце». А вслух произнес:
— Здравствуй.
И остался стоять на пороге, не решаясь войти.
— Ну? — спросила Наташа.
Она с уже сняла пальто, но Виталий всё стоял со странным видом, переводя свой взор с одной девушки на другую. Будет справедливым заметить, что они обе были достойны большого внимания. Если Наташу отличали огромные серые глаза, небольшой рост, то Аня выделялась среди прочих, если можно так выразиться, французскими губами. Кроме всего прочего Аня напоминала одну очень известную певицу Франции (прическа этому сопутствовала в большей степени).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46