- Стрэйкер тебе понравился? - Мэтт внимательно наблюдал за ней.
- Это все относится к делу?
- Может быть, да.
- Хорошо. Вот вам женская точка зрения. И да - и нет. Пожалуй, я к
нему чувствовала легкое сексуальное влечение. Пожилой человек с
очаровательными манерами. О таком сразу скажешь, что он умеет заказывать
французские блюда и знает, к чему подходит какое вино - да не просто,
красное или белое, а какого урожая и какого виноградника. Таких людей тут
не бывало - это уж точно. Но ничего женоподобного в нем нет. Ловкий, как
танцор. И, конечно, есть что-то привлекательное в человеке, который так
откровенно лыс. - Сьюзен немного смущенно засмеялась, задавая себе вопрос,
не наговорила ли она лишнего.
- Это - отчего "да". Теперь - отчего "нет"?
Сьюзен пожала плечами:
- Это труднее. Я думаю... я думаю, что почувствовала в нем какое-то
скрытое презрение. Цинизм. Словно он играл какую-то роль, дурачил нас.
Потом - налет снисходительности. - Она подняла неуверенный взгляд. - И мне
почудилось в нем что-то жестокое. Не знаю, почему.
- Кто-нибудь что-нибудь купил?
- Ничего серьезного, но его это, кажется, не огорчило. Мама купила
югославскую полочку, а миссис Петри - раздвижной столик, но, по-моему, это
и все. Он не расстроился. Все просил рассказать своим друзьям и заходить,
не стесняясь. Этакое старосветское очарование.
- И как, по-твоему, люди были очарованы?
- В основном - да. - Сьюзен мысленно сопоставила энтузиазм своей
матери по поводу Р.Т.Стрэйкера с ее устойчивой нелюбовью к Бену.
- Партнера его ты не видела?
- Мистера Барлоу? Нет, он в Нью-Йорке, что-то покупает.
- В самом деле? - Мэтт спрашивал скорее сам себя, чем Сьюзен. - Этот
ускользающий мистер Барлоу!
- Мистер Берк, может быть, вы лучше объясните мне, что все это
значит?
От тяжело вздохнул:
- Вероятно, я должен попробовать. Все, что ты мне сейчас рассказала,
настораживает. Очень настораживает. Все так хорошо сходится...
- Да что же это, наконец?
- Я должен начать с того, как встретил Майка Райсона у Делла вчера
вечером... мне кажется, что это было сто лет назад.

К тому времени, как он закончил, часы показывали двадцать минут
девятого.
- Кажется, все, - подвел итог Мэтт. - А теперь не притвориться ли мне
Наполеоном? Или рассказать тебе о моих астральных встречах с
Тулуз-Лотреком?
- Не говорите глупостей, - отозвалась Сьюзен. - Что-то происходит,
конечно, но только не то, что вы думаете. Сами знаете.
- Знал до этой ночи.
- Если не кто-то другой, так, может быть, Майк сам это сделал.
Больной, в бреду... - Сюзи сама почувствовала, насколько неубедительно
звучат ее слова, однако не отступала. - А может, вы заснули, и вам все
приснилось.
Он устало пожал плечами:
- Как можно защищать утверждения, которые не может принять всерьез ни
один разумный человек? Я слышал то, что слышал. Я не спал. И вот, что меня
пугает... сильно пугает. Все пишут, что вампир не может просто войти к
человеку в дом и сосать его кровь. Майк Райсон ночью приглашал Дэнни
Глика. И я сам пригласил Майка!
- Мэтт, Бен рассказывал вам о своей новой книге?
Он теребил в руках трубку, но не зажигал ее.
- В общих чертах. Только то, что она связана с Марстен Хаузом.
- Он говорил вам, что пережил в Марстен Хаузе в детстве?
- В Марстен Хаузе, в доме? Нет.
- Это было что-то вроде вступительных клубных испытаний...
- О Боже! - произнес Мэтт, дослушав до конца.
- У Бена... что-то вроде теории о Марстен Хаузе. Насчет Губи
Марстена...
- Его склонность к дьяволопоклонству?
Она вздрогнула:
- Откуда вы знаете?
Он мрачно улыбнулся:
- Не все сплетни в маленьких городках общедоступны. Есть и секретные.
В Салеме Лоте есть такой слух, относящийся к Губи Марстену. В курсе дела
сейчас, наверное, не больше дюжины стариков, среди них Мэйбл Вертс. Это
было давно, Сьюзен. И все же такие вещи не выходят из определенного круга
- даже Мэйбл не скажет кому попало. Об убийстве, конечно, говорят. Но если
вы спросите о тех десяти годах, которые он с женой провел здесь в своем
доме, занимаясь Бог знает чем, - в силу вступает что-то вроде заговора
молчания. Самое близкое к табу явление в западной цивилизации. Удивляюсь,
как вообще Бен сумел столько раскопать. Действительно, был слух, что
Губерт Марстен похищал детей, чтобы принести их в жертву своим адским
богам, но как Бен сумел это выяснить, я не понимаю.
- Ему пришли в голову такие мысли не в Лоте.
- Да, вероятно, причина в этом. По-моему, у него теория, что Марстен
Хауз - что-то вроде хранилища зла, которое люди производят беспрерывно,
как сопли или экскременты.
- Да, он говорил мне то же самое, - она смотрела на Мэтта с
удивлением.
Тот издал сухой смешок:
- Мы читали одни и те же книги. А как насчет тебя, Сьюзен? Есть в
твоей философии что-нибудь, кроме земли и неба?
- Нет, - сказала она спокойно и твердо. - Дом - это дом. Зло умирает
с окончанием злого дела.
- И ты думаешь, что мы с Беном на пути к безумию?
- О, нет, конечно, мистер Берк. Но вы должны понимать...
- Спокойно.
Он сделал резкое движение вперед, словно прислушиваясь. Она замолчала
и прислушалась тоже. Ничего... разве что скрипнула половица. Она взглянула
на него вопросительно, и он покачал головой:
- Ты говорила?..
- Только то, что несчастливое совпадение помешало Бену изгнать
демонов своей юности. Давно известно, что обряд изгнания бесов может
обращаться против изгоняющего. В этом городе слишком много темных слухов.
По-моему, Бену нужно отсюда уехать. А может, и вы бы устроили себе
небольшие каникулы, мистер Берк?
Изгнание бесов заставило ее вспомнить, как Бен просил сказать Мэтту о
католическом священнике. Подчиняясь импульсу, она решила этого не делать.
Сказать - значило бы подлить масла в огонь, и так уже, по ее мнению,
угрожающе сильный. Если Бен спросит - она скажет, что забыла.
- Я понимаю, как безумно все звучит, - ответил Мэтт. - Но, чтобы тебя
успокоить, я скажу, что Бен отнесся к делу вполне разумно. Он рассматривал
наши предположения как теорию, которую нужно либо подтвердить, либо
опровергнуть, а для этого... - он снова замер, прислушиваясь.
А когда заговорил снова, спокойная уверенность его голоса испугала
Сьюзен.
- Наверху кто-то есть, - сказал он.
Она прислушалась. Ничего.
- Вам кажется.
- Я знаю свой дом, - мягко проговорил он. - Кто-то есть в гостевой
комнате... теперь слышишь?
И на этот раз она услышала. Отчетливый скрип половицы - как они
иногда скрипят в старых домах без всякой видимой причины. Но Сьюзен
почудилось в этом звуке что-то большее - что-то невообразимо обманчивое,
лицемерное.
- Я поднимусь, - сказал Мэтт.
- Нет!
Слово выскочило без мысли. Она тут же беззвучно сделала себе выговор:
ну и кто же сейчас верит в баньши под кроватью?
- Ночью я испугался - и человек умер. Теперь я иду наверх.
- Мистер Берк...
Она они перешли на полушепот. Может быть, наверху все же кто-то есть?
Грабитель?
- Говори, - попросил Мэтт. - Когда я пойду - продолжай разговаривать.
О чем хочешь.
И не дав ей времени спорить, он встал и вышел.
Быстрая смена событий вызвала у Сьюзен чувство нереальности. Только
что они спокойно обсуждали все дело. А сейчас она испугалась. Вопрос: если
посадить психиатра в одну комнату с человеком, который воображает себя
Наполеоном, и не выпускать несколько лет, кто в конце концов окажется в
комнате - два психиатра или двое в смирительных рубашках? Ответ:
недостаточно данных.
Она спохватилась и начала: "Мы с Беном собирались в воскресенье в
кино в Камдене - знаете, городок, где снимали "Пэйтона", но теперь, боюсь,
придется подождать. Там такая замечательная церквушка..."
Оказалось, она может говорить так без конца, причем вполне разумно.
Голова ее не затуманилась от разговоров о вампирах - это спинной мозг,
гораздо более древняя сеть нервных узлов, посылал волнами темный ужас.

Этот подъем по лестнице оказался самой трудной вещью, которую
пришлось делать в жизни Мэтту Берку. До сегодняшнего вечера он не знал,
что все детские страхи - те страхи, которые охватывали его, восьмилетнего,
когда он проходил один вечером мимо руин методистской церкви, воображая
внутри змееглазых чудовищ; те страхи, которые превращали скомканное одеяло
на кроватке трехлетнего мальчика в темный призрак, - все они не умерли, а
только отложены до случая.
Он не включил свет. Он медленно шагал со ступеньки на ступеньку,
пропустив шестую, скрипящую. Он держался за распятие, и пальцы его так
вспотели, что оно выскальзывало.
Неслышно ступая, он прошел через холл. Дверь гостевой комнаты была
приотворена. Он оставлял ее закрытой. Снизу неразборчивым бормотанием
доносился голос Сьюзен.
Он встал перед дверью. "Вот она - основа всех человеческих страхов, -
подумал он. - Закрытая дверь, которая открывается сама".
Он двинулся вперед и толчком распахнул ее.
Майк Райсон лежал на кровати.
Лунный свет лился в окно, превращая комнату в лагуну снов. Мэтт
затряс головой. Ему показалось, что он вернулся назад во времени и нужно
пойти вниз позвать Бена, потому что Бен еще не в больнице...
Майк открыл глаза.
На секунду они сверкнули в лунном свете - серебро, обрамленное
красным. Они были пусты, как вымытая доска. В них не светилось ни мысли,
ни чувства. Водсворт сказал: "Глаза - окна души". Эти окна открывались в
пустую комнату.
Майк сел, простыня свалилась с его груди, и Мэтт увидел крупные
неровные швы - там, где медицинский эксперт или патолог маскировали
результаты вскрытия, возможно, насвистывая за работой. Майк улыбнулся,
показав белые острые клыки. Улыбка была только сокращением мускулов рта -
она не коснулась глаз. В них оставалась та же мертвая тьма.
Очень отчетливо Майк произнес:
- Посмотри на меня.
Мэтт посмотрел. Да, глаза оставались непроницаемо черными. Но очень
глубокими. В них легко было разглядеть свое отражение: маленькое,
серебристое, медленно тонущее - и больше не имел значения весь мир, не
имел значения страх...
Берк отступил назад и крикнул:
- Нет! Нет!
И выставил вперед распятие.
Чем бы ни был Майк Райсон, он зашипел, словно его облили горячей
водой. Руки взметнулись, как будто защищаясь от ударов. Мэтт шагнул в
комнату - Майк шагнул назад.
- Уходи, - гаркнул Мэтт. - Я беру назад свое приглашение!
Райсон издал высокий дрожащий вопль, полный ненависти и боли.
Шатаясь, он сделал четыре шага назад, наткнулся на подоконник и потерял
равновесие.
- Я позабочусь, чтобы ты уснул как мертвый, учитель.
Это упало в ночь спиной вперед, вскинув над головой руки, как
ныряльщик, прыгающий с трамплина. Бледное тело блеснуло, как мрамор, жутко
контрастируя с черными швами на животе.
Мэтт издал безумный стон и выглянул в окно. Там ничего не было, кроме
посеребренной лунным светом ночи и танцующего в воздухе под окном облака
пылинок. Они собрались, мерцая, в отвратительную человеческую форму, а
потом рассеялись в пространстве.
Мэтт повернулся бежать - и вот тут-то его согнула боль, заполнившая
грудь. Казалось, она поднималась по руке правильными пульсирующими
волнами. Распятие закачалось перед глазами.
Он шагнул в холл, обхватив руками груди, прижимая правой цепочку
распятия. Образ Майка Райсона, ныряющего в темный воздух, стоял перед его
глазами.
- Мистер Берк!
- Мой доктор - Джеймс Коди, - проговорил он, не разжимая холодных,
как снег, губ. - Телефон в книжке. У меня, кажется, сердечный приступ.
И упал лицом вниз.

- Говорит доктор Коди.
- Это Сьюзен Нортон. Я в доме мистера Берка. У него сердечный
приступ.
- У кого? У Мэтта Берка?
- Да. Он без сознания. Что мне...
- Вызовите "скорую". Номер в Кэмберлнленде 841-4000. Оставайтесь с
ним. Укройте одеялом, но не двигайте с места. Вы поняли?
- Да.
- Я буду через двадцать минут.
- Можно...
Но телефон ответил короткими гудками.
Она вызвала "скорую", и снова осталась одна перед необходимостью
подняться к нему.

Она смотрела на темную лестницу и сама удивлялась своей дрожи. Ей
хотелось, чтобы ничего этого не произошло - не ради того, чтобы остался
здоров ее старый учитель, а только чтобы не чувствовать тошнотворного
ужаса. Ее неверие было полным - теперь она лишилась этой опоры и падала.
Она слышала голос Мэтта, слышала и жуткое, лишенное выражения: "Я
позабочусь, чтобы ты уснул как мертвый, учитель". В голосе, произнесшем
это, было не больше человеческого, чем в собачьем лае.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47