— Очень темно, я почти ничего не вижу, когда пишу.
Теперь среди бесконечных стволов раздавалось лишь строенное учащенное дыхание.
— Фонарик, — сказал Вадковский, облизнул пересохшие губы.
Трайнис молчал. Роман смутно видел, как он наклонил голову и сказал негромко, едва слышно на таком расстоянии:
— Наверное, сложно будет идти — свет ослепит.
— Что? — не понял Вадковский. Фонарик для того и создан, чтобы светить.
Он был рад неожиданной остановке. Можно перевести дух. Руки ныли, особенно правая. В горле пересохло. Перед походом все согласились тратить запасы только в крайнем случае и не поодиночке.
— Посветить бы, — повторил Вадковский. Привалился к жесткой коре, глотнул пересохшим ртом. В горле сразу нестерпимо зачесалось и Вадковский закашлялся.
— Лядов сделал точную копию вещей, — донесся негромкий голос Трайниса. — Все по-честному. Батареек хватит на три часа.
Тесак в руках потяжелел. Вадковский рукавом вытер потный лоб. Вот так. Пусть все будет как в XX веке, как в жизни. Роман почувствовал, что шутить не получается даже про себя. Он удивился этому.
Одна смутная вертикальная полоска шевельнулась и стала приближаться под аккомпанемент усталых шагов.
— Давай я буду зарубки делать. — сказал Лядов. Дышал он тяжело и поверхностно полуоткрытым ртом.
— Не сейчас. Я приноровился. — Вадковский тяжело оттолкнулся от ствола — трудно было прерывать краткий отдых.
— Хорошо. Я тебя подменяю первым, — сказал Лядов. Ссутулясь, он закинул сумку за спину и направился к Трайнису.
— Идемте, — сказал Гинтас. — Пока еще хоть что-то видно. Рома, я буду выбирать деревья пореже.
Они поспешно двинулись дальше.
Трайнис сразу взял максимальный темп. Вадковский заметил, что теперь даже Лядов не поспевал за ним — споткнулся пару раз. Или действительно уже слишком темно? Как Гинтас умудряется ориентироваться? Вадковский сообразил, что сам он качество зарубок давно проверяет на ощупь, а пишет вообще наугад. Трудно будет по вихляющимся меткам с неясными царапинами повторить маршрут в обратную сторону.
Он остановился и с беспокойством оглянулся. И почти ничего не разглядел позади. Глазам уже не хватало света, чтобы разобрать цвета. Пройденный путь представал смутно угадываемыми бесплотными вертикальными формами, висящими в темном воздухе.
Тропы за ними в траве никакой не осталось. Вечному молчаливому и чужому лесу было все равно, идут по нему люди или нет. У леса, наверное, есть более важные, сугубо лесные заботы. «Вечернего тумана нет», — вдруг пришло в голову Роману.
Он повернулся лицом к движению — и у него ушло в пятки сердце. На тропинке впереди никого не было.
Вадковский ринулся вперед — откуда силы взялись — держа тесак на отлете, чтобы не напороться, чего доброго, споткнувшись. Земля упруго поддавала в пятки. Два силуэта через несколько секунд вновь показались на фоне четко видимых стволов. Отлегло от сердца. Постой-ка, там светлее? Что там?
— Гинтас! — крикнул Вадковский. — Там что-то впереди.
— Молодец, — отозвался Трайнис и, не оборачиваясь, хлопнул ладонью по стволу. Дерево не прозвучало, как будто он приложился к камню.
Вадковский подскочил к обозначенному дереву. Кажется, эта зарубка получилась хуже всех. Работая, Роман вертел головой назад и вперед, сравнивая. Ну точно, впереди светлее. Молодец Гинтас, он будто знал, и поэтому спешил до темноты. Вадковский ощутил прилив сил, нацарапал «129», торопливо нарисовал стрелку вправо и помчался догонять уходящих. Догнал быстро. А может быть, просто все легче и легче становилось бежать под уклон.
Силуэт Трайниса вдалеке похлопал по громадному, в пять обхватов, покосившемуся Пизанской башней дереву.
Вадковский сделал еще одну зарубку. Эту зарубку делать было удобно — дерево словно специально наклонилось к нему.
Теперь можно было не сомневаться, что впереди в чаще что-то есть. На бегу Вадковский попытался засвистеть, но лишь зашипел, и почувствовал, как треснула губа.
Крутой безлесистый спуск, почти обрыв, открылся сразу. И гаснущий закат за обрывом. На стоящих у самого края стволах лежал тающий красноватый свет.
Только что перед тобой была бесконечная колоннада гигантских деревьев, как вдруг за очередным стволом словно глухая стена упала наружу, показалось, ветерок коснулся разгоряченной щеки, не сразу затормозили ноги, упорно и тупо бежавшие последние два часа...
Они стояли над утонувшей далеко внизу в слоистом тумане чащей, убегающей к горизонту. Низины терялись в чернильной мгле, холмы седыми макушками возвышались над морем мрака. Запад был чуть бледнее остального неба. Местное солнце погасло у них на глазах. Вдалеке, на горизонте, угадывались неясные нагромождения — то ли скалы, то ли застыли на ночь низкие облака. Звезды над головой дрожали привычно и колко, только созвездия были незнакомые. Если вообще были кем-то когда-то названы.
— Успели, — сказал Вадковский и с усилием разжал ладонь. Скрюченные на рукоятке тесака пальцы свело. Ладонь сильно саднило, но он не посмотрел, что там с кожей.
Трайнис и Лядов побросали поклажу, подошли к краю.
Они молча смотрели на медленно тающую в ночи Камею — планету, запрещенную для праздных посещений, но почему-то не охраняемую. На сколько хватало глаз с такой высоты — на поверхности планеты под ними до самого горизонта не было ни одного огонька.

* * *
Бивуак, как выразился Лядов, разбили не у самого края, а отойдя на пару стволов вглубь леса, за скальным уступочком, похожим на врытый по самое дно рояль, уютно замаскированный плотным зеленым мхом.
После недолгой дискуссии было решено развести костер. Фонарик следовало экономить. Да и животные, как известно, бояться огня. Инопланетные — наверняка тоже.
Заготовили побольше дров, ночь могла оказаться холодной. Далеко идти не пришлось. Трайнис держал фонарик, а Лядов под руководством Вадковского снимал кору с ближайшего дерева. Надрубал, хватался двумя руками и повисал.
Вадковский со знанием дела подсказывал, как заносить руку, как поворачивать локоть.
— Специалист по средневековью, — ворчал Лядов, занося и поворачивая.
Нарубили целую охапку. Даже хватило, чтобы соорудить что-то вроде подстилок.
Огонь решено было развести под скальным уступом со стороны леса, чтобы не раздуло случайным ветром.
— И вообще, — сказал Трайнис, — открытый огонь на вершине горы... — он не закончил.
Лядов серьезно кивнул.
Попадав на охапки коры, они некоторое время лежали, не в силах шевельнуться, разбросав неподъемные, свинцовые руки и ноги.
Запад погас совсем. Тьма затопила все вокруг и поднялась к звездам. Только вырисовывались на фоне звезд черные стволы и угол скального выступа с поставленными сверху сумкой и контейнером. Друг друга они не видели. В двух шагах от края темно было, хоть глаз выколи.
Завозился, охая и кряхтя, Лядов — занялся костром. На ощупь сложил из кусочков коры шалашик, чиркнул чем-то — затрепетал желтый язычок огня, над ним появилось сосредоточенное блестящее лицо, в шалашике вспыхнул веселый дрожащий свет, на траву упали лучики, взвился и поплыл над головами легкий дым. Кора не быстро, но уверенно занялась.
Больше всего Лядов опасался присутствия легкогорючих эфирных масел в местной флоре. Но выхода не было, и они рискнули. И все обошлось.
На лица, траву и близкие стволы легли трепетные оранжевые блики. Комбинезоны из матово-серых сделались апельсиновыми. Отключенная мимикрия пассивно и грубо подстраивалась под сильный источник света.
Лядов, щурясь, ловким привычным жестом подбрасывал в огонь кору, отрывая от огромного куска.
Вадковский подтянулся на локтях, привалился спиной к замшелому камню. Было хорошо. Тело гудело, наслаждаясь самим покоем. Ничего не хотелось, даже голод отступил. Неважно было, лежишь ты дома на чистых простынях, или валяешься неизвестно где в неисправном комбинезоне на голой земле. Впрочем, даже в неактивированном состоянии комбинезон сохранял тепло. А вот руки и лицо уже ловили ночную свежесть. Почувствовав, что боку стало горячо, Вадковский через силу повернулся к разгорающемуся костру. Непривычное дрожащее, живое тепло сильно и ласково прижалось к лицу. Вадковский закрыл глаза и протянул огню ладони. Правую неожиданно обожгло. Вадковский поморщился.
Лениво привстал с земли Трайнис, устроившийся у подножия дерева между выступающими загривками мощных корней, за ремень потащил к себе контейнер.
Все трое двигались медленно, словно собирались этой ночью залечь в спячку.
Костер разгорался. Искры, танцуя, стремительно уносились вверх. Лядов, улыбаясь, глядел в огонь. Он соорудил лежанку посреди травы, поближе к огню. В его глазах неподдельное счастье плясало двумя маленькими кострами. Давно он не был таким умиротворенным, а может быть, даже счастливым.
Большой мир исчез за пределами круга трепетного света. Темная чаща невозмутимых деревьев-великанов пропала. Остался маленький мирок, как раз для трех человек и одного костра. В маленький мир бочком вступили несколько ближайших деревьев-великанов и склонили над людьми на огромной высоте свои головы-кроны.
Пропало чужое небо с неназванными созвездиями. Пропало прошлое — их прошлое, спокойная жизнь на планете Земля. Они вдруг оказались у этого костра — не было к живому огню долгого пути. Костер был всегда. И всегда, во все эпохи люди неподвижно смотрели на танец огненных языков, лижущих недосягаемую холодную бездну над их головами.
— Эй, прогрессор, держи. — Трайнис бросил Вадковскому пару брикетов, маленький цилиндр и прозрачную сверкающую флягу. — Постой-ка... Что это у тебя?
— Где? — сонно спросил Роман. Его развезло от тепла. Он даже не заметил, куда упали упаковки с пищей.
— Ладонь покажи. — Трайнис вскочил на корточки, схватил Вадковского за руку, повернул огню. Кожа была содрана в кровь. Вокруг раны чернела грязь, вперемешку с засохшими бурыми натеками. Гинтас торопливо полез в оттопыренный карман своего комбинезона. — Как дети, честное слово. Слава, покорми, пожалуйста, этого естествоиспытателя.
Лядов вскрыл упаковки с концентратами, откупорил и вдавил в дерн флягу, чтобы не опрокинулась:
— Ты сегодня хорошо потрудился. Угощайся, Рома.
— Угу, и в награду получает пищу из рук. — Трайнис поливал из бело-синего флакончика жесткую ладонь Вадковского — пальцы того так и норовили скрючиться вокруг выскользнувшей рукоятки. — Думать надо всегда. Это единственное, чем надо заниматься. А если бы ты себе руку пропорол? У нас тут нет кибер-хирурга.
— Да ладно тебе. Все пройдет. Ай!.. И потом, здесь нет не только кибер-хирурга, но и вредных микроорганизмов.
— Это еще не известно. Не дергайся. Разведи пальцы! Ты левой свободно владеешь?
— А меня Слава обещал сменить. — Вадковский подмигнул Лядову над костром. — Нормально владею.
— Береги руку, Рома, — подозрительно ласково сказал Трайнис и сердито оттолкнул кисть Вадковского. — Все. Полчаса не шевели. Приятного аппетита.
Лядов недоверчиво покосился на Трайниса, но ничего не сказал.
Гинтас зубами содрал упаковку — сенсор вскрытия не работал — и впился в концентрат.
— Шашлычок бы сделать, — сказал Лядов, неторопливо жуя. Видно было, что не замечает он вкуса сублимированной пищи, продолжая пребывать в умиротворенно-счастливом состояний. — Вино есть. Но в нашей ситуации вино тоже стало НЗ.
— Слава, если честно — доволен? — спросил Вадковский, принимаясь за цилиндрик с чем-то фруктово-витаминным. Мясной и овощной концентраты были непривычны на вкус, но опустошенный желудок, приняв первые кусочки, вдруг очнулся и стал просить еще и еще этих жестких, терпких кусочков, в которые так приятно впиваться и перемалывать зубами, чей ускользающий вкус хочется ощущать вновь и вновь. Впрочем, насыщение было очень быстрым. Роман уронил руку с наполовину опустошенными «фруктами». — Уф... Слава, ты чего-нибудь такого и ждал? Костер, еда грязными руками, ночевка на земле.
Лядов с застывшей смутной улыбкой не мигая глядел в огонь. На щеке след от золы, в спутанной упавшей на лоб челке что-то первобытно-пиратское.
— Не знаю. Не пойму. Это очень здорово, что мы сейчас здесь, возле этого огня. — Он поднял мечтательный взгляд к кронам. — Но я и не подозревал, что так случится. Если бы знал — на Земле перед вылетом заказал бы компас.
— О! — сквозь жевание воскликнул Трайнис и энергично закивал.
— А может быть, в голове еще не уложилось. Мы оказались в этом странном месте так быстро, что мозг до сих пор глядит на окружающее с удивлением. Хотя это не сон, не бред. Вон и порезаться можно. Самая что ни на есть реальность. Не пойму. Ушли мы с Земли очень хорошо, согласитесь. Грамотно. Вот и костер — здорово. Зарубки и бег по ночному лесу — гениально. Все-таки получилось.
Лядов вдруг нахмурился и опустил голову.
— Да уж. — Вадковский пошевелил пальцами, стянутыми затвердевшим и потемневшим биопластом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52