— Название помнишь?
— Забыл. Дома найду, обязательно дам почитать.
— Но раз сегодня нет такого жанра, как фантастика, может быть, мы достигли оптимального устройства социума?
— А может быть, мы устали надеяться?
— Тогда у нас был бы развит жанр так называемой антиутопии, — назидательно сказал Лядов. — Но его тоже нет.
— Верно, — кивнул Вадковский. — Странная ситуация, кстати.
— Вы уверены, что у нас Еленский остался бы таким же? — спросил Трайнис.
— Трудный вопрос, — ответил Лядов. — Поэтом он был по призванию, но времена не выбирают. У себя он был несчастен, иначе таких стихов-дневников не пишут. Что бы с ним стало у нас? Не знаю. Сейчас много есть видов искусства, не доступных в его эпоху. Думаю, у нас бы он нашел себя.
— У нас бы он стал таким же, как мы, — сказал Вад-ковский.
— Это хорошо или плохо? — честно не понял Трайнис.
Лядов озадаченно посмотрел на них.
Вадковский скрестил руки на груди и привалился задом к синтезатору.
— Вот видишь. Стал бы Еленский поэтом у нас? Если да — о чем бы писал? И у нас бы хотел убежать к воде под звездами?
Лядов опустил глаза и тихо сказал:
— Поэт нигде не может быть счастлив.
Вадковский, как виртуозный лектор, оглядел слушателей и пальцем нарисовал в воздухе подкову.
— Я меняюсь с Еленским эпохами. Перенесем поэта к нам. Что будет? Согласись, есть вероятность того, что он исчезает из энциклопедий как поэт, зато гармонизируется как личность. Ему не придется драться и бежать. Драться за свой мир с помощью рифмы и бежать к ночной воде от скуки реальной действительности. Хорошо, не драться — называй как хочешь. Отличаться. У нас он может быть самим собой — просто жить. Согласен, перспектива спорная. Мне не известны взгляды Еленского на социальную гармонию, так же не ясна истинная причина его творчества. Давайте посмотрим совсем с другой стороны — откуда мы знаем, кем станет любой из нас, попади он в глубокое прошлое? Совсем не обязательно поэтом или бойцом. Кто-нибудь обязательно сломается. И вот это действительно страшно. Я в этом убедился, Слава, читая некоторые твои раритеты и инкунабулы. Честно скажу, на свой счет я глубоко задумался. А вот Еленский не сломался, устоял, ведь он... Пардон! — закричал Вадковский. — Забыл!
Он откинул крышку синтезатора и вырвал из приемной камеры новенькую тетрадку в сверкающей черной обложке с белоснежным срезом страниц. С изумлением перелистал. Страницы были чисты как снег.
— Восстановил, — резюмировал потрясенный Трайнис. — Реконструировал. Ты что сделал, несчастный?
Вадковский опасливо протянул Лядову тетрадь.
— Не вели казнить! — воскликнул Роман, падая на колени и склоняя буйну голову.
Лядов посмотрел на него, посмотрел на тетрадь.
— И здесь техника проклятая, — с неловкостью взглянул снизу Вадковский. — Я же говорил: кибер — идиот.
Лядов вдруг начал тереть ладонью лоб, отвернулся.
— Эй, Слава, ты чего? — Вадковский поднялся, обнял его за плечи, заглядывая в лицо.
Лядов кивнул, прокашлялся:
— Все нормально. Все одно к одному, действительно. Видимо, так проявляется мудрость истории. Нет, правда. Да я наизусть ее знаю — двадцать раз перечитал. Лучше скажи, что там по курсу? В одном уверен — Еленский был бы мало опечален утерей дневника. Он ценил только внутреннюю свободу и зов мечты.
— Наш человек, — твердо заявил Вадковский. Поднял глаза на экран и воскликнул: — Ребята, смотрите!
Глава 3. Камея
Планета целиком заняла экран. Поворачивалась, как новогодняя игрушка, блестя пятнами синего лака, шероховатыми зелеными материками и сизо-белой ватой облаков.
— Этап номер пять — какие будут приказания, капитан? — Вадковский вскочил и вытянулся по-уставному.
— Пошли в рубку, — буднично сказал Трайнис.
— Действительно, — сказал Роман, — пошло управлять посадкой на неизвестную планету из столовой, попутно хлебая борщ и жуя, шницель.
— А стажеру Вадковскому необходимо пройти курс пользования синтезатором, — сказал Трайнис. — А то, боюсь, свалится он как-нибудь в приемную камеру и восстановится до грудного возраста. Вот нам будет проблем с пеленками.
— Дети, сущие дети, — вздохнул Вадковский.
Они поднялись в рубку.
— Если позволите, — ни к кому не обращаясь сказал Трайнис и взял быка за рога.
Планета на экране прыгнула вверх, корабль стал проваливаться в узкую черную щель космоса между нижним краем планеты и рамкой экрана. Планета катилась над ними как шар-каток, пока совершался информационный облет.
Они облетели Камею за сорок минут. Анализатор не обнаружил на поверхности ничего выдающегося.
— Зеленая планетка, — с видом знатока сказал Трайнис.
— Садимся? — нетерпеливо спросил Вадковский.
Лядов смотрел на Камею и кусал губы.
Трайнис сделал паузу.
— Тебе куда, Слава?
— Все равно, — Лядов ткнул пальцем в самый центр огромного зеленого материка. — Можно сюда.
— Сюда так сюда.
Корабль начал опускаться.
— Посадка типа лифт, — вздохнул Вадковский. — Романтики столько же, сколько и в лифте. Гинтас, ты мог бы сесть в стиле высшего пилотажа — пикирующая «бочка» с «горкой», а в самом конце сделать сальто? Причем все это без зануления перегрузок.
— Хватит с нас, — отрезал Трайнис. — Пилотаж — это просто тренировка. Если тебе нужны острые ощущения — пойди попрыгай в кают-компании со стола.
Вадковский насупился:
— Ты, Гинтас, бескрылый и бесчувственный птеродактиль. Даже тридцать три оборота тебя не оправдывают.
— Перехватывай управление! — заорал Трайнис, глазами отшатнувшись от пульта.
Лядов вздрогнул.
Вадковский подпрыгнул, руки его заметались над пультом:
— Что? Что делать? Где?!
Он перевел бегающий взгляд на Трайниса. Тот с наслаждением беззвучно хохотал.
— Ага! Ха-ха!
— Иди ты к черту, Гинтас, — сказал Вадковский, с улыбкой расслабляясь.
Трайнис дьявольским глазом покосился на него, принимая управление:
— Прогрессор Вадковский, три балла вам, с минусом. Трояк!
— Осторожно, планета, — спокойно сказал Вадковский, покачиваясь в кресле. — Не промахнись.
Трайнис резко замедлил спуск и стал всматриваться.
— И вы тоже смотрите, — сказал он.
Лядов и Вадковский принялись смотреть.
— Ну? — спросил Роман, посмотрев с минуту в панорамный экран.
— Ноогенный феномен, — объяснил Трайнис.
Вадковский отмахнулся:
— Пусть анализатор смотрит, он глазастый.
— Во-первых, — сказал Трайнис, — никто не знает, что это такое. Во-вторых, шесть лишних глаз не помешают.
— В-третьих, — продолжил Вадковский, — он же псевдоноогенный. Нет тут никого.
Оттолкнувшись ногой, закрутился в кресле.
— СКАДа точно нет, — сказал Трайнис с недоумением. Кивнул на черный квадрат со схемой орбиты: — Следящих спутников я не вижу.
Корабль со скоростью ленивой кобылы опускался в центр желтой поляны в полукольце низких мшисто-зеленых гор. Показалось, корабль садится в море спелой ржи. Участок для посадки скорректировал анализатор. Здесь был надежный скальный выход с тонким слоем почвы. Желтыми оказались цветы, блестящими лепестками напоминавшие гигантские лютики, правда со странной осевой симметрией лепестков.
— Вообще-то все в норме, — сказал Лядов.
— Вроде бы так, — согласился Вадковский. — Красиво.
Трайнис молчал. Густота разлившегося внизу моря «лютиков» была невероятной. Росли они так плотно, что стеблей и листьев видно не было. Сплошь желтые волны.
— Мы не слышали, чтобы какая-нибудь экспедиция пострадала на Камее. Правда, Слава? — сказал Вадковский.
Лядов кивнул.
— Мы вообще никогда не слышали о Камее, — возразил Трайнис.
— Тем более, — сказал Вадковский. — Значит, ничего особенного здесь не случалось.
— Не случалось, но начало вдруг случаться 29 лет назад, если верить каталогу.
Опоры корабля вжали в скалу плотную желтую массу.
Лядову показалось, что он слышит неприятный влажный скрип спрессованных лепестков. Он зажмурился. Но внешний звук был отключен. Показалось.
— Приехали, — сказал Трайнис.
— С приездом, — поздравил Вадковский. — Капитан, прошу выдать мне бревно и коловорот.
— Зачем это?
— Буду столбить планету.
— Боевая — готовность час, — сказал Трайнис. — Чуть что — взлетаем.
— Ну зачем час? — заныл Вадковский. — Ты посмотри какая тишь. Давай полчаса. Чуть что — остаемся.
— Полчаса, — подумав, согласился Трайнис. — И не спорь.
— Вот и хорошо, — улыбнулся Роман и занялся круговым обзором. — Давайте пустим зонд.
— Никаких зондов, — строго сказал Трайнис.
Он сидел с каменной спиной, держа руки на сенсорах управления, и не сводил глаз с картинки, где была вся поляна и корабль сверху, развернутая лента круговой панорамы, некоторые увеличенные ее участки.
Лядов сидел, поставив локти на пульт, упершись подбородком в сплетенные пальцы. Смотрел он на цветы, низкие скалы, стену леса за скалами, но видел, кажется, что-то свое — слишком неподвижным был взгляд. С отцом он посещал миры куда более экзотические, и, похоже, не удивить его было мирным пейзажем землеподобной, хотя и неизвестной, планеты.
Вадковский своей камерой шарил во всевозможных направлениях, давал максимальное увеличение по горизонту. Потом стал разглядывать небо.
— Пусто.
Длинная лента панорамного экрана абстрактно голубела, когда Трайнис сказал:
— Полчаса прошло. Выходим.
Вадковский подскочил и оказался в дверях рубки первым, нетерпеливо оглядываясь. Лядов и Трайнис развернулись к нему в креслах.
— Секундочку, — сказал Гинтас. — Хотя снаружи все в порядке — выходим через тамбур.
Вадковскому пришлось возвращаться через всю рубку и замыкать шествие к красно-желтой двери «боевого» выхода.
— Давай без амуниции, — попросил Лядов. — Здесь почти Земля.
— Ладно, — смягчился Трайнис. Нацепил на руку дистанционный командирский пульт, еще раз глянул на экраны и вышел первым.
Трехстворчатый тамбур, применявшийся для выходов на небезопасные планеты, выпустил их на площадку с поручнями, нависшую над поляной. Завертели головами по сторонам. Осторожно принюхались — неистребимый рефлекс первооткрывателей. Воздух был чистый, узнаваемо ничем не пах, но витало вокруг что-то неуловимо чужое. Это казалось естественным. Вадковский тут же перегнулся через поручень. Трайнис схватил его за пояс и молча потянул назад.
— Не будем терять времени. — Трайнис рывком поднес к носу пульт на запястье и пробормотал несколько слов. Все трое, щурясь, посмотрели вверх. Вершина корабля раскрыла черный зев, и оплывше-зализанная туша глайдера опустилась перед ними. Блистер, втягиваясь в себя, съеживаясь, отъехал к корме, открывая внутренности кабины.
— Кто поведет? — с надеждой спросил Вадковский.
— Я, — сказал Трайнис, перешагивая низкий бортик и опускаясь в кресло.
Они отлетели метров на пятьсот, когда Вадковский попросил остановиться. Машина замерла высоко над кронами деревьев. Зеленый сплошной ковер с темными низинами, лысоватыми холмами и редкими прорвавшимися скалами убегал к горизонту.
— Ну, что? — Трайнис не отрывался от экрана локатора. Потом посмотрел на Вадковского. Тот стоял, упершись лбом в колпак кабины и смотрел назад. Трайнис оглянулся. Корабль был отсюда еле виден. Он напоминал сложно ограненную пирамидку из оникса на дне желтого с серо-зеленой каймой кратера.
— Давайте пустим зонд, — предложил Вадковский. — Смотри какой абсурд: огромному вездеходу с экипажем можно, а маленькому зонду — нет.
— Зонд эту планету за два часа облетит, — сказал Трайнис.
— Вот и хорошо.
— На фоне тихоходного вездехода зонд вызывает пугающие ассоциации.
— У кого? Где ты видишь местный разум? Верь приборам, Гинтас. Если бы не эта фраза в отчете... И потом — вообще-то тебе это должно быть более известно, чем мне — если на планете обнаружены признаки разумной жизни, то на орбите немедленно появляются охранные спутники СКАД. Можно даже сказать, что спутники СКАД на орбите — признак наличия разума на планете. Нам просто не дали бы высадиться. А феномен — он и есть феномен: раз в сто лет случился — сто следующих опять тихо. Отсутствие следящих спутников объясняется тем, что раз феномены эти «псевдо», они, выходит, абсолютно бессмысленные, всех уже достали и ни кому не нужны.
— Ну хорошо, — сказал Трайнис. — Во всяком случае, это действительно интересно.
— Все время тебя приходиться уламывать! — возмутился Вадковский.
— Не меня, — возразил Трайнис спокойно. — Без меня знаете где бы мы все уже были?
Вадковский включил задний обзор и дал увеличение на корабль.
— Ну? — Он взглянул на Трайниса. — Впрочем, давай я сам. Глайдер, связь с кораблем. На корабле! Приготовиться к запуску зонда. Высота двести метров, по меридиану — пошел!
Удлиненный черный трехметровый кристалл выплыл из вершины корабля, всплыл в воздухе на несколько метров, прицеливаясь, и вдруг исчез. Лишь через секунду Вадковский осознал, что заметил рванувшееся по восходящей темное тело. Он посмотрел сквозь колпак кабины — небо было чистым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52