Они не могут не верить тому, что регистрируют их сенсоры. — На лице Истмана появилась кривая усмешка. — Поэтому они не сразу сообразят, что мы снова отправили туда людей находясь в режиме радиомолчания.
— Ты хочешь сказать, что мы готовим им засаду? — спросил Шадболт, вопреки себе захваченный этой блестящей идеей.
— Ну да. Мы совершенно скрытно вернем людей на корму. В полной тайне и под прикрытием голоизображения. Что касается их сканеров, то по их данным мы все по-прежнему сидим за пультами, на боевых постах или в орудийных башнях и готовы отражать их нападение. Корабли Ю Сюйеня подойдут сюда в 2.30 т на нас обрушатся тысячи каньских солдат — гораздо больше, чем сумели бы одолеть наши пушки. Они будут думать, что застали нас врасплох и начнут при помощи резаков пробираться внутрь станции. — Теперь на лице Истмана была уже просто улыбка. — Но поскольку внутри их будут поджидать наши люди, у них просто не останется времени на то, чтобы пробраться далеко и рассеяться. Считай все они уже покойники. Может быть после этого сёгун решит на чьей он стороне.
— Надеюсь ты прав.
— Конечно прав. Сделай одолжение, Боско. — Он вытащил бумажник. Шадболту уже приходилось его видеть : это был старый дипломатический бумажник, предназначенный для хранения приказов. Но вместо приказов внутри оказался аккуратный бумажный конверт. На нем было написано имя Аркали Хавкен.
— Если меня вдруг убьют, а ты останешься жив, будь добр, передай его от моего имени.
Шадболт неохотно взял конверт.
— А с чего ты решил, что ты погибнешь, а я уцелею?
Знакомая полуулыбка Истмана снова мелькнула на его лице.
— Давай просто считать, что теперь судьбе, чтобы помешать мне сказать Аркали что я о ней думаю, придется убить двоих.
Почувствовав в животе опасное шевеление, Шадболт снова вытащил фляжку и отхлебнул. Крепкий напиток заставил его вздрогнуть.
— В чем дело, Боско? Кто-нибудь топчется по твоей могиле?
Шадболт протянул ему фляжку и Истман тоже сделал глоток.
— Ну и фразочки же у тебя, Барб.
Они облокотились на пульт и поговорили еще немного и Шадболт понял, что перспектива боя подняла настроение Истмана больше, чем его самого могло бы приободрить любое количество пятизвездочного. Даже забавно, как люди крепли духом — взять хотя бы тот день, когда он узнал об объявлении войны, когда он впервые узнал о силах противника, когда он получил приказ натягивать скафандр и идти подкарауливать каньцев. У него в эти моменты возникало чувство, что внутренности вот-вот вывалятся через задницу. Но сейчас Истман разительно отличался от всех, с кем ему когда-либо приходилось иметь дело. Похоже сейчас накануне столкновения он и вправду пришел в прекрасное расположение духа и в таком приподнятом настроении стал таким же как и прежде. Он говорил о своих надеждах, как будто они были его намерениями, а о намерениях так, будто они стали свершившимся фактом. И в сознании Истмана, ясная как звездный свет, гнездилась надежда, намерение — уверенность — что сегодня он всем докажет насколько он отважен. И так безудержна будет эта его отвага, так очевидна, что у Аркали Хавкен просто не останется иного выбора как увидеть его в совершенно ином свете.
Вся эта идея обречена на провал, подумал он, когда Истман наконец ушел. Как же мужчина может настолько плохо разбираться в женщинах? Неужели он и впрямь рассчитывает, что она вдруг как по волшебству влюбится в него только потому, что он сумеет убить несколько каньцев голыми руками? Неужели он действительно воображает, что именно она, больше всех прочих женщин ценит мужскую храбрость? Неужели он все еще думает, что она когда-нибудь выбросит из сердца Хайдена Стрейкера? И что он, черт побери, имел в виду, когда упомянул о предстоящем выборе сёгуна?
13
Истман наблюдал за тем как одетые в скафандры люди из взвода Шадболта скрытно пробираются обратно в секции с девятой по четырнадцатую при полном радиомолчании. Его собственное подразделение было занято тем же самым — солдаты в полной темноте пробирались в свои каюты и укромные местечки через паутину узких коридоров и заброшенных помещений верхних уровней кормовой части. Каждый был вооружен хорошим бластером, гранатой и тридцатью энерготрубками. Каждый выбрал себе удобное укрытие неподалеку от переборки компенсатора в лабиринте машин и инспекционных лазов.
В этой секции не только не было воздуха, но и вообще были отключены все системы жизнеобеспечения. Когда засверкают фиолетовые вспышки мезонных резаков и станет виден свет звезд, им совершенно ни к чему будут порывы вырывающегося в пространство воздуха, несущего разный мусор.
Пока они ждали, оптимизм Истмана все рос. Он снова начал прикидывать. Внимательно прислушиваясь к тому, что говорил полковник, он узнал довольно много нового для себя и аккуратно приберег полученную информацию в укромном уголке памяти, чтобы как следует обдумать на досуге. Прибытие адмирала Гриффина позволило перебросить подкрепления, но, даже при этом, общее количество защитников Бейкера было не таким уж большим: четыреста семьдесят три десантника, триста семьдесят один боец метракоровской милиции — примерно такое же ненадежное отребье, как и то, что не сумело удержать Каноя-Сити — и тысяча флотских бойцов.
С другой стороны, отбытие Гриффина на Сацуму позволило каньскому адмиралу Хуан Мьеню высадить в Каноя-Сити больше войск и как следует подготовить их. Данные наблюдений свидетельствовали о том, что эти корабли прибыли с Сацумы под командованием некоего У Шеня. Они за пять с половиной дней преодолели десять астрономических единиц внутри системы, двигаясь по траектории, которая по широкой дуге позволила им обойти американский флот, в то время как единственный корабль Ю целый стандартный день несся с ускорением в пять «же», а затем семьдесят два часа тормозил, чтобы лечь на орбиту вокруг Осуми.
Силы равные, подумал он, устраиваясь поудобнее внутри мягко вздыхающего скафандра. Несомненно каньцы предпримут попытку прорваться через наружную обшивку Бейкера и позади больших батарей, где жизненно важные системы станции располагаются ближе всего к обшивке. Лично я именно так бы и сделал и именно поэтому попросил, чтобы моих людей бросили именно на эти позиции, для чего пришлось просить полковника Лоутона поменять нас с Шадболтом местами. Именно здесь должны разгореться самые тяжелые бои. И именно здесь я покрою себя славой — или накроюсь чертовой крышкой гроба. В любом случае, тому аду в котором я нахожусь сейчас, наступит конец. А если я прихвачу с собой еще и несколько китайских сукиных сынов, то тем хуже для них.
Кто-то прошел мимо него — смутный силуэт, серое на сером, даже несмотря на забрало высокого разрешения, но в том как он двигался было что-то смутно знакомое.
Он выбрал канал Шадболта.
— Боско, это ты?
— Я-то я, а вот ты кто?
Фигура казалось обернулась, затем снова исчезла.
— Твои люди на местах?
— Конечно, а где же им еще быть!
— Тогда, думаю, тебе лучше присоединиться к ним.
Колебание.
— Барб, нужно кое-что обсудить. Не по радио.
Они сдвинули шлемы вплотную.
— Что такое?
Поколебавшись немного, Шадболт сказал:
— Барб, а что если у них сингулярные пушки?
Ответом был веселый смех.
— Небось только сейчас подумал об этом, а, Боско? Но дело в том, что их у них нет.
— Откуда ты знаешь?
— Никому не скажешь?
— Ну конечно.
— Мне сказал Эллис Стрейкер.
— Барб…
— Погоди, послушай. Дело в том, что его сводный брат помогал РИСКу разрабатывать сингулярное оружие еще тридцать лет назад. Сейчас он живет на одном из Алеутских Миров со своей женой-ямбо. Как раз туда-то и мотался Стрейкер, когда вырвался отсюда. Он подробно расспросил брата обо всем. И получается, что Всемогущая Дай Ямато вообще никогда не могла производить их. Выходит, Дюваль Стрейкер лично участвовал в производстве всех сингулярных пушек за пределами «Стентон Инкорпорейтед», официальных поставщиков Американского Флота, до полного запрещения этого оружия.
— То есть теория о том, что японский ученый передал Санаду секрет их производства критики вообще не выдерживает?
Истман кивнул.
— Получается так. Они не верят, что кто-нибудь в Секторе способен был создать действующий образец за исключением Ганеша Рамакришны, но никто не знает куда он делся после того как покинул Американо.
— Так откуда же тогда происходят каньские пушки?
— Похоже, службы безопасности просто не смогли учесть все модели, которые были созданы до запрета. Фарис Кассабиан — ну, помнишь, бывший глава спецслужб — вроде бы пытался разыскать их все до единой, но с полдюжины или около того все-таки исчезли.
— Господи! То есть ты хочешь сказать, что то орудие, которое каньцы использовали в Каноя-Сити, было одним из этих утраченных. Ископаемым времен до запрета?
— Во всяком случае очевидно, что у каньцев пушка не нового типа.
— А как же эффект рассеивания? Такого ведь еще никто никогда не видел.
— Они думают, что это обычная старая пушка, которая от старости просто разрегулировалась. И эффект рассеивания — просто признак нестабильности. Советую молиться пси, чтобы это оказалось правдой.
Он сидел молча в тишине, впитывая ледяную тьму, и время от времени подбадривая шепотом своих людей. Так они и ждали, чувствуя близость друг друга и Истман погрузился в фантазии о том, как он несется по улицам Канои в открытой машине на большой прием, который должен состояться на Плаза и — а что, почему бы и нет? — где ему должно быть присвоено звание капитана метракоровской милиции. А там его обязательно увидит Аркали и извинится перед ним за то, что сразу не поняла, каков он на самом деле.
Разве она может сопротивляться, когда все кругом только и будут говорить что о презренной трусости Хайдена Стрейкера, противопоставляя ее проявленной мной храбрости? Нет, невозможно!
В 2.30 раздался звук начавшейся канонады, затем поступил сигнал о проникающих сквозь поля солдат. Некоторые из них тяжело врезались в Бейкер, очевидно мгновенно замерзая в разгерметизировавшихся скафандрах. Те, кому повезло больше, чем товарищам, ухитрялись попасть на обшивку. Истман слышал как они пробираются по стабилизатору. Похоже, у них с собой было какое-то тяжелое оборудование и роботы с резаками, но оставалось молиться, чтобы они не прорвались через щиты с сингулярной пушкой.
Потом послышался звук двигателей, могущий свидетельствовать о том, что к форту удалось причалить и небольшому шаттлу. По другую сторону обшивки Бейкера всего в нескольких дюймах от них уже шла напряженная работа — передовая группа, выводящая из строя приспособления для поражения живой силы противника, которыми был буквально усеян корпус снаружи. Сильные взрывы отбросили первую волну атакующих, но, поскольку в безвоздушном пространстве не могло быть ударных волн, а скафандры из плекса были практически неуязвимы, взрывчатые вещества оказались малоэффективными. Иногда стакан со шрапнелью поражал жизненно важный узел скафандра с достаточной инерцией, чтобы пробить его, но даже и шрапнель вряд ли могла преодолеть тормозящий тензор силовых полей. В вакууме раскаленный луч был единственным незаменимым оружием, но и в этом случае никакая система больших орудий не могла отразить массированную атаку тысяч людей, чьи личные поля делали их в космосе скользкими как лягушачья икра и точно прицелиться в которых можно было лишь тогда, когда они оказывались чересчур близко, чтобы по ним стрелять.
Каньцы наступали широким фронтом и почти двадцать процентов атакующих прорвались к форту. Они расползлись по корпусу и начали готовить резаки.
Истман пригнул голову, решив, что и его подчиненные сделали то же самое. Он слышал как стучат подошвы каньцев по замерзшему на теневой стороне плексу. Когда команда людей с резаками включила горелки в сотне затемненных забрал шлемов мгновенно отразился ярчайший лиловый свет. Посыпались фонтаны искр и в оранжевых сполохах повсюду заплясали буйные тени. Вырезанные пластины обшивки начали проваливаться внутрь. Затем на открытых частотах послышались звуки дыхания и переговоры каньцев. Какой-то сержант в мертвой тишине громко пересчитывал своих людей.
Люди в непривычных скафандрах были врагами. Оказавшись внутри станции, они прошли немного вперед по коридору, стараясь отыскать путь ведущий вниз — к энергоблокам. Каньцы считали, что захватывают совершенно пустующий сектор.
Истман услышал усиленное радио дыхание своих людей и ему очень захотелось заговорить с ними, вселить в них уверенность в победе, объяснить, чтобы они вели себя как можно тише и спокойнее в эти последние критические моменты.
Наконец тяжелые крышки, которые вели к энергоблокам были сняты, двери открыты и закреплены в нишах. Снаружи поступили приказы и каньцы, повинуясь им, начали потоками вливаться внутрь станции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
— Ты хочешь сказать, что мы готовим им засаду? — спросил Шадболт, вопреки себе захваченный этой блестящей идеей.
— Ну да. Мы совершенно скрытно вернем людей на корму. В полной тайне и под прикрытием голоизображения. Что касается их сканеров, то по их данным мы все по-прежнему сидим за пультами, на боевых постах или в орудийных башнях и готовы отражать их нападение. Корабли Ю Сюйеня подойдут сюда в 2.30 т на нас обрушатся тысячи каньских солдат — гораздо больше, чем сумели бы одолеть наши пушки. Они будут думать, что застали нас врасплох и начнут при помощи резаков пробираться внутрь станции. — Теперь на лице Истмана была уже просто улыбка. — Но поскольку внутри их будут поджидать наши люди, у них просто не останется времени на то, чтобы пробраться далеко и рассеяться. Считай все они уже покойники. Может быть после этого сёгун решит на чьей он стороне.
— Надеюсь ты прав.
— Конечно прав. Сделай одолжение, Боско. — Он вытащил бумажник. Шадболту уже приходилось его видеть : это был старый дипломатический бумажник, предназначенный для хранения приказов. Но вместо приказов внутри оказался аккуратный бумажный конверт. На нем было написано имя Аркали Хавкен.
— Если меня вдруг убьют, а ты останешься жив, будь добр, передай его от моего имени.
Шадболт неохотно взял конверт.
— А с чего ты решил, что ты погибнешь, а я уцелею?
Знакомая полуулыбка Истмана снова мелькнула на его лице.
— Давай просто считать, что теперь судьбе, чтобы помешать мне сказать Аркали что я о ней думаю, придется убить двоих.
Почувствовав в животе опасное шевеление, Шадболт снова вытащил фляжку и отхлебнул. Крепкий напиток заставил его вздрогнуть.
— В чем дело, Боско? Кто-нибудь топчется по твоей могиле?
Шадболт протянул ему фляжку и Истман тоже сделал глоток.
— Ну и фразочки же у тебя, Барб.
Они облокотились на пульт и поговорили еще немного и Шадболт понял, что перспектива боя подняла настроение Истмана больше, чем его самого могло бы приободрить любое количество пятизвездочного. Даже забавно, как люди крепли духом — взять хотя бы тот день, когда он узнал об объявлении войны, когда он впервые узнал о силах противника, когда он получил приказ натягивать скафандр и идти подкарауливать каньцев. У него в эти моменты возникало чувство, что внутренности вот-вот вывалятся через задницу. Но сейчас Истман разительно отличался от всех, с кем ему когда-либо приходилось иметь дело. Похоже сейчас накануне столкновения он и вправду пришел в прекрасное расположение духа и в таком приподнятом настроении стал таким же как и прежде. Он говорил о своих надеждах, как будто они были его намерениями, а о намерениях так, будто они стали свершившимся фактом. И в сознании Истмана, ясная как звездный свет, гнездилась надежда, намерение — уверенность — что сегодня он всем докажет насколько он отважен. И так безудержна будет эта его отвага, так очевидна, что у Аркали Хавкен просто не останется иного выбора как увидеть его в совершенно ином свете.
Вся эта идея обречена на провал, подумал он, когда Истман наконец ушел. Как же мужчина может настолько плохо разбираться в женщинах? Неужели он и впрямь рассчитывает, что она вдруг как по волшебству влюбится в него только потому, что он сумеет убить несколько каньцев голыми руками? Неужели он действительно воображает, что именно она, больше всех прочих женщин ценит мужскую храбрость? Неужели он все еще думает, что она когда-нибудь выбросит из сердца Хайдена Стрейкера? И что он, черт побери, имел в виду, когда упомянул о предстоящем выборе сёгуна?
13
Истман наблюдал за тем как одетые в скафандры люди из взвода Шадболта скрытно пробираются обратно в секции с девятой по четырнадцатую при полном радиомолчании. Его собственное подразделение было занято тем же самым — солдаты в полной темноте пробирались в свои каюты и укромные местечки через паутину узких коридоров и заброшенных помещений верхних уровней кормовой части. Каждый был вооружен хорошим бластером, гранатой и тридцатью энерготрубками. Каждый выбрал себе удобное укрытие неподалеку от переборки компенсатора в лабиринте машин и инспекционных лазов.
В этой секции не только не было воздуха, но и вообще были отключены все системы жизнеобеспечения. Когда засверкают фиолетовые вспышки мезонных резаков и станет виден свет звезд, им совершенно ни к чему будут порывы вырывающегося в пространство воздуха, несущего разный мусор.
Пока они ждали, оптимизм Истмана все рос. Он снова начал прикидывать. Внимательно прислушиваясь к тому, что говорил полковник, он узнал довольно много нового для себя и аккуратно приберег полученную информацию в укромном уголке памяти, чтобы как следует обдумать на досуге. Прибытие адмирала Гриффина позволило перебросить подкрепления, но, даже при этом, общее количество защитников Бейкера было не таким уж большим: четыреста семьдесят три десантника, триста семьдесят один боец метракоровской милиции — примерно такое же ненадежное отребье, как и то, что не сумело удержать Каноя-Сити — и тысяча флотских бойцов.
С другой стороны, отбытие Гриффина на Сацуму позволило каньскому адмиралу Хуан Мьеню высадить в Каноя-Сити больше войск и как следует подготовить их. Данные наблюдений свидетельствовали о том, что эти корабли прибыли с Сацумы под командованием некоего У Шеня. Они за пять с половиной дней преодолели десять астрономических единиц внутри системы, двигаясь по траектории, которая по широкой дуге позволила им обойти американский флот, в то время как единственный корабль Ю целый стандартный день несся с ускорением в пять «же», а затем семьдесят два часа тормозил, чтобы лечь на орбиту вокруг Осуми.
Силы равные, подумал он, устраиваясь поудобнее внутри мягко вздыхающего скафандра. Несомненно каньцы предпримут попытку прорваться через наружную обшивку Бейкера и позади больших батарей, где жизненно важные системы станции располагаются ближе всего к обшивке. Лично я именно так бы и сделал и именно поэтому попросил, чтобы моих людей бросили именно на эти позиции, для чего пришлось просить полковника Лоутона поменять нас с Шадболтом местами. Именно здесь должны разгореться самые тяжелые бои. И именно здесь я покрою себя славой — или накроюсь чертовой крышкой гроба. В любом случае, тому аду в котором я нахожусь сейчас, наступит конец. А если я прихвачу с собой еще и несколько китайских сукиных сынов, то тем хуже для них.
Кто-то прошел мимо него — смутный силуэт, серое на сером, даже несмотря на забрало высокого разрешения, но в том как он двигался было что-то смутно знакомое.
Он выбрал канал Шадболта.
— Боско, это ты?
— Я-то я, а вот ты кто?
Фигура казалось обернулась, затем снова исчезла.
— Твои люди на местах?
— Конечно, а где же им еще быть!
— Тогда, думаю, тебе лучше присоединиться к ним.
Колебание.
— Барб, нужно кое-что обсудить. Не по радио.
Они сдвинули шлемы вплотную.
— Что такое?
Поколебавшись немного, Шадболт сказал:
— Барб, а что если у них сингулярные пушки?
Ответом был веселый смех.
— Небось только сейчас подумал об этом, а, Боско? Но дело в том, что их у них нет.
— Откуда ты знаешь?
— Никому не скажешь?
— Ну конечно.
— Мне сказал Эллис Стрейкер.
— Барб…
— Погоди, послушай. Дело в том, что его сводный брат помогал РИСКу разрабатывать сингулярное оружие еще тридцать лет назад. Сейчас он живет на одном из Алеутских Миров со своей женой-ямбо. Как раз туда-то и мотался Стрейкер, когда вырвался отсюда. Он подробно расспросил брата обо всем. И получается, что Всемогущая Дай Ямато вообще никогда не могла производить их. Выходит, Дюваль Стрейкер лично участвовал в производстве всех сингулярных пушек за пределами «Стентон Инкорпорейтед», официальных поставщиков Американского Флота, до полного запрещения этого оружия.
— То есть теория о том, что японский ученый передал Санаду секрет их производства критики вообще не выдерживает?
Истман кивнул.
— Получается так. Они не верят, что кто-нибудь в Секторе способен был создать действующий образец за исключением Ганеша Рамакришны, но никто не знает куда он делся после того как покинул Американо.
— Так откуда же тогда происходят каньские пушки?
— Похоже, службы безопасности просто не смогли учесть все модели, которые были созданы до запрета. Фарис Кассабиан — ну, помнишь, бывший глава спецслужб — вроде бы пытался разыскать их все до единой, но с полдюжины или около того все-таки исчезли.
— Господи! То есть ты хочешь сказать, что то орудие, которое каньцы использовали в Каноя-Сити, было одним из этих утраченных. Ископаемым времен до запрета?
— Во всяком случае очевидно, что у каньцев пушка не нового типа.
— А как же эффект рассеивания? Такого ведь еще никто никогда не видел.
— Они думают, что это обычная старая пушка, которая от старости просто разрегулировалась. И эффект рассеивания — просто признак нестабильности. Советую молиться пси, чтобы это оказалось правдой.
Он сидел молча в тишине, впитывая ледяную тьму, и время от времени подбадривая шепотом своих людей. Так они и ждали, чувствуя близость друг друга и Истман погрузился в фантазии о том, как он несется по улицам Канои в открытой машине на большой прием, который должен состояться на Плаза и — а что, почему бы и нет? — где ему должно быть присвоено звание капитана метракоровской милиции. А там его обязательно увидит Аркали и извинится перед ним за то, что сразу не поняла, каков он на самом деле.
Разве она может сопротивляться, когда все кругом только и будут говорить что о презренной трусости Хайдена Стрейкера, противопоставляя ее проявленной мной храбрости? Нет, невозможно!
В 2.30 раздался звук начавшейся канонады, затем поступил сигнал о проникающих сквозь поля солдат. Некоторые из них тяжело врезались в Бейкер, очевидно мгновенно замерзая в разгерметизировавшихся скафандрах. Те, кому повезло больше, чем товарищам, ухитрялись попасть на обшивку. Истман слышал как они пробираются по стабилизатору. Похоже, у них с собой было какое-то тяжелое оборудование и роботы с резаками, но оставалось молиться, чтобы они не прорвались через щиты с сингулярной пушкой.
Потом послышался звук двигателей, могущий свидетельствовать о том, что к форту удалось причалить и небольшому шаттлу. По другую сторону обшивки Бейкера всего в нескольких дюймах от них уже шла напряженная работа — передовая группа, выводящая из строя приспособления для поражения живой силы противника, которыми был буквально усеян корпус снаружи. Сильные взрывы отбросили первую волну атакующих, но, поскольку в безвоздушном пространстве не могло быть ударных волн, а скафандры из плекса были практически неуязвимы, взрывчатые вещества оказались малоэффективными. Иногда стакан со шрапнелью поражал жизненно важный узел скафандра с достаточной инерцией, чтобы пробить его, но даже и шрапнель вряд ли могла преодолеть тормозящий тензор силовых полей. В вакууме раскаленный луч был единственным незаменимым оружием, но и в этом случае никакая система больших орудий не могла отразить массированную атаку тысяч людей, чьи личные поля делали их в космосе скользкими как лягушачья икра и точно прицелиться в которых можно было лишь тогда, когда они оказывались чересчур близко, чтобы по ним стрелять.
Каньцы наступали широким фронтом и почти двадцать процентов атакующих прорвались к форту. Они расползлись по корпусу и начали готовить резаки.
Истман пригнул голову, решив, что и его подчиненные сделали то же самое. Он слышал как стучат подошвы каньцев по замерзшему на теневой стороне плексу. Когда команда людей с резаками включила горелки в сотне затемненных забрал шлемов мгновенно отразился ярчайший лиловый свет. Посыпались фонтаны искр и в оранжевых сполохах повсюду заплясали буйные тени. Вырезанные пластины обшивки начали проваливаться внутрь. Затем на открытых частотах послышались звуки дыхания и переговоры каньцев. Какой-то сержант в мертвой тишине громко пересчитывал своих людей.
Люди в непривычных скафандрах были врагами. Оказавшись внутри станции, они прошли немного вперед по коридору, стараясь отыскать путь ведущий вниз — к энергоблокам. Каньцы считали, что захватывают совершенно пустующий сектор.
Истман услышал усиленное радио дыхание своих людей и ему очень захотелось заговорить с ними, вселить в них уверенность в победе, объяснить, чтобы они вели себя как можно тише и спокойнее в эти последние критические моменты.
Наконец тяжелые крышки, которые вели к энергоблокам были сняты, двери открыты и закреплены в нишах. Снаружи поступили приказы и каньцы, повинуясь им, начали потоками вливаться внутрь станции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95