— Надеюсь он вам не нужен был живым?
Привязанное к седлу тело стало черным от полчищ мух. На глазах у всех одноглазый хатамото вытащил небольшой нож и перерезал ремни, притягивающие труп к седлу. Тело безжизненно рухнуло в пыль; Хайго Годзаэмон носком сапога перевернул его на спину. Затем опустился на колени возле тела и принялся отрезать трупу голову. Закончив эту страшную процедуру, он поднял ее за длинные волосы и полюбовался ею. Но с неровно перерезанной шеи капала кровь, и он небрежно отшвырнул голову в сторону.
Синго мимоходом поразмыслил, зачем Хайго Годзаэмону понадобилось забивать крестьянина до смерти. Несомненно, для того, чтобы поддержать репутацию безжалостного человека среди своих подчиненных, возможно, ради удовольствия тоже, но главным образом наверняка для того, чтобы сохранить всю эту историю в тайне. Синго подумал об амигдале, и его охватила гнетущая неуверенность. Ведь кристалл — это ключ к камню, что вставлен в священный дайто сёгуна, подумал он. И власти в нем сосредоточено больше, чем обычный воин может рассчитывать получить за сотню жизней.
— Да, господин, я скакал без остановки. Ни сон, ни привалы не задерживали меня в дороге, поскольку я знал, что должен найти вас. И вот я нашел.
— Ты очень быстро добрался сюда, но я еще раз спрашиваю, где мы?
— В Харусада!
Спешился еще один всадник, вытащил из седельной сумки свиток. Несмотря на японские обозначения, карта явно была составлена на основании данных американского спутника и выглядела на редкость подробной. На ней были указаны основные дороги и селения к югу от Канои до Нинокаты и к западу до побережья, но деревни в том месте, куда тыкал пальцем самурай, не оказалось.
— Отсюда до Мияконодзё никак не более двухсот пятидесяти ри, Ваше Высочество.
Хидеки Синго быстро прикинул: в одной американской миле две и семьдесят восемь ри. Значит, они находятся приблизительно в ста милях от Каноя-Сити.
— Ты привез с собой кого-нибудь, кто знает хоген?
— Конечно, мой господин. Переводчик!
Вперед выступил еще один воин.
Синго сказал:
— Прикажи крестьянам напоить лошадей и задать им корм. Мои люди должны быть готовы двинуться в обратный путь через час. — Он подозрительно взглянул на американца и отвел Годзаэмона в сторонку: — А ведь из Мияконодзё я вызывал не тебя. Отец, что ли, так распорядился?
— Нет, господин. Это была моя и только моя идея. Понимаете, у моих людей есть приказ в моменты политической нестабильности находиться в состоянии повышенной готовности. И кусок дерьма, которого вы послали гонцом, был перехвачен задолго до того, как достиг ворот Мияконодзё.
У Синго упало сердце.
— То есть, тебя следует понимать так, что ни мой отец, ни старший брат не в курсе того, куда и зачем вы отправились?
— Само собой.
— И никто не поинтересовался, почему отряд из пятидесяти человек без всяких объяснений вдруг покидает столицу?
— О, господин, наверное, со временем кто-то и заинтересовался, но мы умчались из Мияконодзё так быстро, что никто не успел и рта раскрыть.
Хатамото обнажил в улыбке ровные зубы, и сердце Хидеки Синго будто пронзило ледяное острие. Он сразу понял, что означает эта улыбка. Свобода, которой пользовались эти люди, была исключительно велика. Назначались они самим сёгуном и преподносились им в качестве «подарка» тем даймё, которым он не слишком доверял. Кое-кто из них был обыкновенным шпионом, другие выступали в роли песчинок, брошенных в политические раковины — для того, чтобы вокруг них начинали образовываться жемчужины для сёгуна. Иные были распутниками и любителями веселой жизни, а то и людьми с неуемным аппетитом, способным разорить любого гостеприимного хозяина. Как воины и интриганы наемники-хатамоти не знали себе равных. В армиях даймё многие из них дослуживались до ключевых постов. Они были форменными оппортунистами, причем, совершенно безжалостными.
— Конечно же, в принципе, наш отъезд готовился заранее, — продолжал хатамото. — Мы уже неделю ждем вашего прибытия, чтобы в качестве церемониального эскорта сопровождать вас на пути из Канои в столицу. Так что, вообще-то, мы были готовы.
— Понятно.
— Всем было известно, что нас отправят встречать вас, как только вы ступите на землю Осуми — ведь сыну повелителя квадранта Кюсю и свита полагается соответствующая, не так ли? Особенно, когда он везет с собой эту удивительную амигдалу.
При последних словах внимательно наблюдающего за ним огромного воина у Синго кровь застыла в жилах. Да защитят меня боги, подумал он. Воистину, я оказался в пасти тигра. Хайго Годзаэмон — невероятно опасный человек, заводится с пол-оборота. Много ли ему известно? Подкупил ли его Садамаса? Я и не могу ничего сказать ему об амигдале… и в то же время не могу прямо заявить, что ничего не знаю о ней. Как же быть?
— Ведь амигдала у вас, мой господин, не так ли?
Ледяной ужас заполнил низ живота Хидеки Синго, но усилием воли самурай заставил себя оставаться бесстрастным. Он заметил, что американец с возмущением смотрит на лежащее в двадцати шагах от них безголовое, сплошь покрытое мухами тело. Да, вот почему был забит до смерти гонец, понял Синго. Чтобы вытянуть из него правду о том, что на самом деле случилось с амигдалой. Значит, Хайго Годзаэмон знает. О, клянусь огненными вихрями Дзигоку, он все знает!
— Что ты сказал?
— Господин, я говорю, амигдала вероятно все еще у вас.
— К сожалению, мы попали в араси. И араси, скорее всего, породил тайфун. Когда мы попытались приземлиться, ветер перевернул нас, разбил шаттл и мы чуть не погибли.
— Да, господин, гонец рассказал нам об этом. — Хатамото пристально взглянул на Синго. Голос его стал почти заискивающим: — Вы должно быть, очень беспокоились. Представляю, каково оказаться здесь без всякой защиты и с такой драгоценностью на руках. Но больше вам волноваться не о чем. Ни одна живая душа не знает, что вы здесь, господин. Никто, кроме меня, Хайго Годзаэмона.
Смех хатамото был похож на хохот злого ками.
— Ты ведь пробыл с моим отцом много лет, — заметил Синго, отчаянно пытаясь перехватить инициативу.
— Да, господин, много-много лет. Я прибыл в Кюсю с армиями барона Харуми. Я еще помню штурм Хайнани и как мы разгромили армии вдовствующей императрицы, нагнав страху на ее флот. Мы тогда обвешали наши корабли высокопоставленными каньскими заложниками. А потом показали китайскому отребью, что настоящим воинам чужда их слащавая жалость.
Когда нам в руки попадали конфуцианские жрецы, мы обычно вспарывали им животы, а затем сажали за стол вместе с нами, чтобы они видели, как рис вываливается у них из брюха. Невероятно, сколько они ухитрялись сожрать! Потом, конечно, мы все равно убивали их — за трусость. Да, Хайнань мы прочесали очень тщательно. Помнится, один богатый человек сам перебил всех своих женщин, чтобы они не достались нашим солдатам, а когда понял, что мы случайно обошли его дом стороной, выскочил на улицу и покончил с собой. Ха!
Да уж, крови тогда мы напустили — море. У наших солдат был настоящий праздник. Сами знаете, на какие шалости пускается человек, занятый делом вдали от дома и семьи. «Ути ни ича хина-гаи, сото э деча така-гаи», как говорится в одной пословице-котовадза. «В семье — голубок, в людях — ястребок!» — Улыбка устрашающе искривила рассеченную шрамом щеку Хайго Годзаэмона. — Под началом барона Харуми служить было одно удовольствие. Добычи всегда полно, развлечений хоть отбавляй. Во время осады одной из планет мы прикончили сорок миллионов жителей. В живых осталось девять тысяч четыреста двенадцать человек, и барон Харуми приказал всех их ослепить. Мне было велено подносить их глаза к палатке барона на серебряных подносах, и сёгун всю ночь просидел, подсчитывая их кончиком своего танто. А мне сказал, что если недосчитается хоть одного глаза, то я расстанусь со своим собственным.
— Так, значит, тогда ты и потерял глаз? — вежливо спросил Синго.
Хайго Годзаэмон снова расхохотался.
— Нет, господин! Уж поверьте, я сразу позаботился о том, чтобы глаз оказалось больше — намного больше, — чем он думал. Ах, барон Харуми был, конечно, мужчина из мужчин! Великий полководец. С ним человек всегда знал чего он стоит. И, в отличие от некоторых нынешних людей, барон знал, какой рукой подтирать задницу.
— Хай, — быстро сказал Синго, заметив, что резкие нотки в голосе хатамото становятся все явственнее. Он почувствовал, что под хаори по спине струится пот, а в горле пересохло. Необходимо прямо здесь и сейчас назначить награду. — Ты молодец, что сумел добраться сюда первым. Я на это и рассчитывал. А тебе ведь известно, что в моих правилах достойно награждать за верность. Когда вернемся в Мияконодзё, не забудь напомнить, чтобы я наградил тебя. Причем очень щедро.
Глаза хатамото оставались мертвыми. Он молчал. Рука нажала на эфес дайто так, что изогнутый клинок оттопыривался сзади, точно обезьяний хвост.
— А сейчас возьми вот это. Просто так, пока небольшой сувенир, — неестественно громко сказал Синго, запустил руку под хаори, нащупал висящий на груди кулон — черную жемчужину, оправленную в ауриум, расстегнул замочек, снял кулон и протянул его Хайго Годзаэмону. Хайко подарок взял, равнодушно взглянул на него, поклонился и вернул хозяину.
Синго не успел среагировать, и кулон упал на землю. Ни тот, ни другой не шевелились.
— Господин, это очень великодушно с вашей стороны. Пусть нидзюхати бусю — боги двадцати восьми созвездий — хранят вас до конца ваших дней. Но у меня есть идея получше: почему бы вам не наградить меня по заслугам прямо сейчас?
Синго попытался взять себя в руки и взглянуть наемнику прямо в глаза, но, собравшись было ответить, краешком глаза заметил темную фигуру, которая медленно приближалась к ним, пробираясь между простертыми на земле крестьянами. Хидеки вымученно улыбнулся.
— Ясуко-сан!
Она подходила медленно, почти раболепно, крошечными шажками; когда наконец жена самурая остановилась, хатамото взглянул на нее с холодной вежливостью.
— Ты, конечно же, узнаешь мою супругу, Ясуко-сан?
Неожиданная помеха на мгновение сбила гиганта с толку.
— Я… Сибараку десу не? — отрывисто произнес он, склоняя голову. «Давно мы с вами не встречались, не правда ли?» — Надеюсь вы здоровы. А мы с вашим супругом тут кое-что…
— Благодарю вас, достопочтенный господин начальник личной стражи, я здорова, — властно ответила она. — Надеюсь, как только мой муж отдаст приказ, вы будете готовы отправиться в обратный путь?
Хатамото отступил на шаг.
— Господину известно, что стоит ему лишь сказать слово, и я повинуюсь.
— Рада слышать, достопочтенный начальник стражи, потому что супруг намерен возложить на вас дополнительные обязанности.
— Какие дополнительные обязанности? Госпожа, я что-то не понимаю…
— Видите того человека с двумя бластерами? — спросила она, указывая на Хайдена Стрейкера.
Хатамото медленно повернул голову направо.
— Гайдзина?
— Именно.
— И в чем дело?
— Как вам наверняка уже сообщил мой супруг, это очень могущественный человек. Он является обладателем необыкновенно крупной амигдалы. Разумеется, до тех пор, пока не доберется до Мияконодзё, где собирается преподнести ее в дар моему глубокочтимому свекру, лорду Хидеки, поскольку кристалл является его собственностью. И я уверена, что если амигдала не прибудет в столицу в целости и сохранности, он возложит вину за это исключительно на вас.
Неопределенность слов женщины озадачила хатамото. Кто возложит на меня вину? — с раздражением размышлял он. Хидеки Рюдзи-сан? Так я его не боюсь. Или «он» — это чужеземец? Кстати, кто он такой? Почему он наделен властью?
Гигант с любопытством глянул на бластеры.
— Гайдзину придется быть очень осторожным с камнем, госпожа, — опомнившись, наконец сказал наемник. — Я слышал, по окрестностям гуляет довольно много банд гото, которые грабят и убивают всех подряд.
Но женщина отступать не собиралась, хотя сердце ее отчаянно стучало. Ей почему-то вспомнилось, как в один прекрасный день пятнадцать лет назад во дворце вырвался на волю охотничий ягуар. Ей было всего семь лет, когда огромная кошка пробралась в женские покои резиденции и принялась ходить кругами вокруг девочки. Бежать было смерти подобно. Вот и теперь: Ясуко ясно понимала, что ей нужно положиться на свою внутреннюю силу и, самое главное, — не выказывать страха.
— В таком случае, это какие-то необычные гото, — мягко заметила она, — если в состоянии одолеть пятьдесят отборных воинов личной охраны даймё. Кажется, мой свекор платит вам вполне достаточно, чтобы вы обеспечивали достойную защиту членам его семьи. Он всецело полагается на вас, как на превосходного солдата.
Твои слова должны звучать крайне убедительно, говорила она себе, внешне сохраняя полное спокойствие, а в душе пребывая в полном смятении. От того, что ты сейчас скажешь, зависят твоя собственная жизнь, жизнь Синго-сана, жизнь американца и еще кое-что, гораздо более важное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Привязанное к седлу тело стало черным от полчищ мух. На глазах у всех одноглазый хатамото вытащил небольшой нож и перерезал ремни, притягивающие труп к седлу. Тело безжизненно рухнуло в пыль; Хайго Годзаэмон носком сапога перевернул его на спину. Затем опустился на колени возле тела и принялся отрезать трупу голову. Закончив эту страшную процедуру, он поднял ее за длинные волосы и полюбовался ею. Но с неровно перерезанной шеи капала кровь, и он небрежно отшвырнул голову в сторону.
Синго мимоходом поразмыслил, зачем Хайго Годзаэмону понадобилось забивать крестьянина до смерти. Несомненно, для того, чтобы поддержать репутацию безжалостного человека среди своих подчиненных, возможно, ради удовольствия тоже, но главным образом наверняка для того, чтобы сохранить всю эту историю в тайне. Синго подумал об амигдале, и его охватила гнетущая неуверенность. Ведь кристалл — это ключ к камню, что вставлен в священный дайто сёгуна, подумал он. И власти в нем сосредоточено больше, чем обычный воин может рассчитывать получить за сотню жизней.
— Да, господин, я скакал без остановки. Ни сон, ни привалы не задерживали меня в дороге, поскольку я знал, что должен найти вас. И вот я нашел.
— Ты очень быстро добрался сюда, но я еще раз спрашиваю, где мы?
— В Харусада!
Спешился еще один всадник, вытащил из седельной сумки свиток. Несмотря на японские обозначения, карта явно была составлена на основании данных американского спутника и выглядела на редкость подробной. На ней были указаны основные дороги и селения к югу от Канои до Нинокаты и к западу до побережья, но деревни в том месте, куда тыкал пальцем самурай, не оказалось.
— Отсюда до Мияконодзё никак не более двухсот пятидесяти ри, Ваше Высочество.
Хидеки Синго быстро прикинул: в одной американской миле две и семьдесят восемь ри. Значит, они находятся приблизительно в ста милях от Каноя-Сити.
— Ты привез с собой кого-нибудь, кто знает хоген?
— Конечно, мой господин. Переводчик!
Вперед выступил еще один воин.
Синго сказал:
— Прикажи крестьянам напоить лошадей и задать им корм. Мои люди должны быть готовы двинуться в обратный путь через час. — Он подозрительно взглянул на американца и отвел Годзаэмона в сторонку: — А ведь из Мияконодзё я вызывал не тебя. Отец, что ли, так распорядился?
— Нет, господин. Это была моя и только моя идея. Понимаете, у моих людей есть приказ в моменты политической нестабильности находиться в состоянии повышенной готовности. И кусок дерьма, которого вы послали гонцом, был перехвачен задолго до того, как достиг ворот Мияконодзё.
У Синго упало сердце.
— То есть, тебя следует понимать так, что ни мой отец, ни старший брат не в курсе того, куда и зачем вы отправились?
— Само собой.
— И никто не поинтересовался, почему отряд из пятидесяти человек без всяких объяснений вдруг покидает столицу?
— О, господин, наверное, со временем кто-то и заинтересовался, но мы умчались из Мияконодзё так быстро, что никто не успел и рта раскрыть.
Хатамото обнажил в улыбке ровные зубы, и сердце Хидеки Синго будто пронзило ледяное острие. Он сразу понял, что означает эта улыбка. Свобода, которой пользовались эти люди, была исключительно велика. Назначались они самим сёгуном и преподносились им в качестве «подарка» тем даймё, которым он не слишком доверял. Кое-кто из них был обыкновенным шпионом, другие выступали в роли песчинок, брошенных в политические раковины — для того, чтобы вокруг них начинали образовываться жемчужины для сёгуна. Иные были распутниками и любителями веселой жизни, а то и людьми с неуемным аппетитом, способным разорить любого гостеприимного хозяина. Как воины и интриганы наемники-хатамоти не знали себе равных. В армиях даймё многие из них дослуживались до ключевых постов. Они были форменными оппортунистами, причем, совершенно безжалостными.
— Конечно же, в принципе, наш отъезд готовился заранее, — продолжал хатамото. — Мы уже неделю ждем вашего прибытия, чтобы в качестве церемониального эскорта сопровождать вас на пути из Канои в столицу. Так что, вообще-то, мы были готовы.
— Понятно.
— Всем было известно, что нас отправят встречать вас, как только вы ступите на землю Осуми — ведь сыну повелителя квадранта Кюсю и свита полагается соответствующая, не так ли? Особенно, когда он везет с собой эту удивительную амигдалу.
При последних словах внимательно наблюдающего за ним огромного воина у Синго кровь застыла в жилах. Да защитят меня боги, подумал он. Воистину, я оказался в пасти тигра. Хайго Годзаэмон — невероятно опасный человек, заводится с пол-оборота. Много ли ему известно? Подкупил ли его Садамаса? Я и не могу ничего сказать ему об амигдале… и в то же время не могу прямо заявить, что ничего не знаю о ней. Как же быть?
— Ведь амигдала у вас, мой господин, не так ли?
Ледяной ужас заполнил низ живота Хидеки Синго, но усилием воли самурай заставил себя оставаться бесстрастным. Он заметил, что американец с возмущением смотрит на лежащее в двадцати шагах от них безголовое, сплошь покрытое мухами тело. Да, вот почему был забит до смерти гонец, понял Синго. Чтобы вытянуть из него правду о том, что на самом деле случилось с амигдалой. Значит, Хайго Годзаэмон знает. О, клянусь огненными вихрями Дзигоку, он все знает!
— Что ты сказал?
— Господин, я говорю, амигдала вероятно все еще у вас.
— К сожалению, мы попали в араси. И араси, скорее всего, породил тайфун. Когда мы попытались приземлиться, ветер перевернул нас, разбил шаттл и мы чуть не погибли.
— Да, господин, гонец рассказал нам об этом. — Хатамото пристально взглянул на Синго. Голос его стал почти заискивающим: — Вы должно быть, очень беспокоились. Представляю, каково оказаться здесь без всякой защиты и с такой драгоценностью на руках. Но больше вам волноваться не о чем. Ни одна живая душа не знает, что вы здесь, господин. Никто, кроме меня, Хайго Годзаэмона.
Смех хатамото был похож на хохот злого ками.
— Ты ведь пробыл с моим отцом много лет, — заметил Синго, отчаянно пытаясь перехватить инициативу.
— Да, господин, много-много лет. Я прибыл в Кюсю с армиями барона Харуми. Я еще помню штурм Хайнани и как мы разгромили армии вдовствующей императрицы, нагнав страху на ее флот. Мы тогда обвешали наши корабли высокопоставленными каньскими заложниками. А потом показали китайскому отребью, что настоящим воинам чужда их слащавая жалость.
Когда нам в руки попадали конфуцианские жрецы, мы обычно вспарывали им животы, а затем сажали за стол вместе с нами, чтобы они видели, как рис вываливается у них из брюха. Невероятно, сколько они ухитрялись сожрать! Потом, конечно, мы все равно убивали их — за трусость. Да, Хайнань мы прочесали очень тщательно. Помнится, один богатый человек сам перебил всех своих женщин, чтобы они не достались нашим солдатам, а когда понял, что мы случайно обошли его дом стороной, выскочил на улицу и покончил с собой. Ха!
Да уж, крови тогда мы напустили — море. У наших солдат был настоящий праздник. Сами знаете, на какие шалости пускается человек, занятый делом вдали от дома и семьи. «Ути ни ича хина-гаи, сото э деча така-гаи», как говорится в одной пословице-котовадза. «В семье — голубок, в людях — ястребок!» — Улыбка устрашающе искривила рассеченную шрамом щеку Хайго Годзаэмона. — Под началом барона Харуми служить было одно удовольствие. Добычи всегда полно, развлечений хоть отбавляй. Во время осады одной из планет мы прикончили сорок миллионов жителей. В живых осталось девять тысяч четыреста двенадцать человек, и барон Харуми приказал всех их ослепить. Мне было велено подносить их глаза к палатке барона на серебряных подносах, и сёгун всю ночь просидел, подсчитывая их кончиком своего танто. А мне сказал, что если недосчитается хоть одного глаза, то я расстанусь со своим собственным.
— Так, значит, тогда ты и потерял глаз? — вежливо спросил Синго.
Хайго Годзаэмон снова расхохотался.
— Нет, господин! Уж поверьте, я сразу позаботился о том, чтобы глаз оказалось больше — намного больше, — чем он думал. Ах, барон Харуми был, конечно, мужчина из мужчин! Великий полководец. С ним человек всегда знал чего он стоит. И, в отличие от некоторых нынешних людей, барон знал, какой рукой подтирать задницу.
— Хай, — быстро сказал Синго, заметив, что резкие нотки в голосе хатамото становятся все явственнее. Он почувствовал, что под хаори по спине струится пот, а в горле пересохло. Необходимо прямо здесь и сейчас назначить награду. — Ты молодец, что сумел добраться сюда первым. Я на это и рассчитывал. А тебе ведь известно, что в моих правилах достойно награждать за верность. Когда вернемся в Мияконодзё, не забудь напомнить, чтобы я наградил тебя. Причем очень щедро.
Глаза хатамото оставались мертвыми. Он молчал. Рука нажала на эфес дайто так, что изогнутый клинок оттопыривался сзади, точно обезьяний хвост.
— А сейчас возьми вот это. Просто так, пока небольшой сувенир, — неестественно громко сказал Синго, запустил руку под хаори, нащупал висящий на груди кулон — черную жемчужину, оправленную в ауриум, расстегнул замочек, снял кулон и протянул его Хайго Годзаэмону. Хайко подарок взял, равнодушно взглянул на него, поклонился и вернул хозяину.
Синго не успел среагировать, и кулон упал на землю. Ни тот, ни другой не шевелились.
— Господин, это очень великодушно с вашей стороны. Пусть нидзюхати бусю — боги двадцати восьми созвездий — хранят вас до конца ваших дней. Но у меня есть идея получше: почему бы вам не наградить меня по заслугам прямо сейчас?
Синго попытался взять себя в руки и взглянуть наемнику прямо в глаза, но, собравшись было ответить, краешком глаза заметил темную фигуру, которая медленно приближалась к ним, пробираясь между простертыми на земле крестьянами. Хидеки вымученно улыбнулся.
— Ясуко-сан!
Она подходила медленно, почти раболепно, крошечными шажками; когда наконец жена самурая остановилась, хатамото взглянул на нее с холодной вежливостью.
— Ты, конечно же, узнаешь мою супругу, Ясуко-сан?
Неожиданная помеха на мгновение сбила гиганта с толку.
— Я… Сибараку десу не? — отрывисто произнес он, склоняя голову. «Давно мы с вами не встречались, не правда ли?» — Надеюсь вы здоровы. А мы с вашим супругом тут кое-что…
— Благодарю вас, достопочтенный господин начальник личной стражи, я здорова, — властно ответила она. — Надеюсь, как только мой муж отдаст приказ, вы будете готовы отправиться в обратный путь?
Хатамото отступил на шаг.
— Господину известно, что стоит ему лишь сказать слово, и я повинуюсь.
— Рада слышать, достопочтенный начальник стражи, потому что супруг намерен возложить на вас дополнительные обязанности.
— Какие дополнительные обязанности? Госпожа, я что-то не понимаю…
— Видите того человека с двумя бластерами? — спросила она, указывая на Хайдена Стрейкера.
Хатамото медленно повернул голову направо.
— Гайдзина?
— Именно.
— И в чем дело?
— Как вам наверняка уже сообщил мой супруг, это очень могущественный человек. Он является обладателем необыкновенно крупной амигдалы. Разумеется, до тех пор, пока не доберется до Мияконодзё, где собирается преподнести ее в дар моему глубокочтимому свекру, лорду Хидеки, поскольку кристалл является его собственностью. И я уверена, что если амигдала не прибудет в столицу в целости и сохранности, он возложит вину за это исключительно на вас.
Неопределенность слов женщины озадачила хатамото. Кто возложит на меня вину? — с раздражением размышлял он. Хидеки Рюдзи-сан? Так я его не боюсь. Или «он» — это чужеземец? Кстати, кто он такой? Почему он наделен властью?
Гигант с любопытством глянул на бластеры.
— Гайдзину придется быть очень осторожным с камнем, госпожа, — опомнившись, наконец сказал наемник. — Я слышал, по окрестностям гуляет довольно много банд гото, которые грабят и убивают всех подряд.
Но женщина отступать не собиралась, хотя сердце ее отчаянно стучало. Ей почему-то вспомнилось, как в один прекрасный день пятнадцать лет назад во дворце вырвался на волю охотничий ягуар. Ей было всего семь лет, когда огромная кошка пробралась в женские покои резиденции и принялась ходить кругами вокруг девочки. Бежать было смерти подобно. Вот и теперь: Ясуко ясно понимала, что ей нужно положиться на свою внутреннюю силу и, самое главное, — не выказывать страха.
— В таком случае, это какие-то необычные гото, — мягко заметила она, — если в состоянии одолеть пятьдесят отборных воинов личной охраны даймё. Кажется, мой свекор платит вам вполне достаточно, чтобы вы обеспечивали достойную защиту членам его семьи. Он всецело полагается на вас, как на превосходного солдата.
Твои слова должны звучать крайне убедительно, говорила она себе, внешне сохраняя полное спокойствие, а в душе пребывая в полном смятении. От того, что ты сейчас скажешь, зависят твоя собственная жизнь, жизнь Синго-сана, жизнь американца и еще кое-что, гораздо более важное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95