Раскатал ты губищу, Барб Истман. А знаешь, куда такие мечты заводят мужчину? Вот сохнешь ты по ней год с лишним, а приблизился ли к ней хоть на микрон? Облизнув губы, Истман ощутил на языке привкус альдегидов денатурированного плекса, пыли и солоноватого пота. Сам посуди! Подумать смешно, что Аркали Хавкен когда-нибудь полюбит такого увальня — та, которая смотрит сквозь тебя, как сквозь открытое окно. И вблизи-то увидел я ее лишь благодаря тому, что немного знаком с Хайденом Стрейкером. Всего лишь оказался с ней в одной комнате. Можно поклясться: едва ли она помнит меня.
Ну, черт побери, везет же некоторым! Одни рождаются красивыми и утонченными, а ведут себя, как настоящие аристократы. Только на таких обращают внимание девушки вроде Аркали Хавкен — а не на разных там сереньких чиновников МеТраКора. Не на таких неуклюжих пентюхов, как я. Моего брата просто не замечают, и от этого больнее всего. Хочется рвать и метать. Поэтому, стоит кому-нибудь мимоходом задеть меня, я тут же выхожу из себя.
Инспекционная группа уже двигалась обратно — тем же путем, что и пришла. Истман решительно двинулся навстречу Эллису Стрейкеру.
— Сэр! Мы засекли движение. Разрешите навести орудия на квадрат чуть выше канализационного стока, прицел 012.5, дальность 355.7; более точные данные для наводки я намереваюсь получить через метракоровскую базу данных.
— Какого черта позволять, сынок? Моего разрешения для таких действий не требуется. Ты здесь главный. Вот и делай, что считаешь нужным.
— Есть, сэр! Так точно, сэр!
Истман восторженно глядел на Эллиса, и Эллису был знаком такой взгляд. Парнишка считает меня героем, подумал Стрейкер. И он вовсе не дурак: рассуждает почти как я. Поэтому будем считать, что рассуждает верно!
— Тебя когда-нибудь оценивали, Барб Истман?
— В каком смысле, сэр?
— В смысле таланта. Пси. Ну, сам знаешь.
Истман опустил голову и уставился на носки своих ботинок.
— Нет, сэр, никогда.
— Что ж, Барб Истман, ты, наверное, прав, благодаря пси за то, что началась война, — вздохнул Эллис. — Это твой шанс. Ты тверд, ты умеешь думать. Продолжай в том же духе.
— Благодарю вас, сэр!
Эллис быстро пошел прочь, догоняя остальных членов группы. Он был доволен орудийными расчетами и своим выбором командира; причем, его даже удивила симпатия, которую он испытал к Барбу Истману.
Похоже, ты все-таки пси-чувствителен, думал он, уводя группу с укреплений. Хотя, что ни говори, все равно ты раб МеТраКора, и в мирное время рабом бы и остался. Еще два-три года, и они б выжали тебя как лимон, связали б по рукам и ногам, превратили в пучеглазого зомби. Или ты бы погиб. Да, мне много раз приходилось видеть такое, я знаю, как постоянное давление сминает дух даже самых сильных. Они постепенно спиваются или сходят с ума. Вот взять хотя бы Реда…
Что за напрасная трата самых лучших человеческих качеств! Жаль, не нашлось еще несколько таких ребят, как Истман. Жаль, что моя Реба не успела родить мне такого сына. Да, похоже, что эта война — конец для меня и для всего, что я имею. Но будь я проклят, если она не спасет для этого молодого человека.

18
Подсвечивая себе фонарем, Барб Истман переходил Каноя-Плаза. Мысли его всецело занимала проблема полной беззащитности северной стороны города, где под прикрытием прилегающих к городу трущоб китайцы могли скрытно установить мины или даже проникнуть в канализационные сети. Краем глаза он заметил силуэт человека, выбегающего из тенистой аллеи.
Истман посветил фонарем, чтобы получше разглядеть бегущего.
— Эй, ты! Ну-ка стой! Сатоятти!
Человек продолжал бежать. В этой, паническим бегством спасающейся от непонятной угрозы фигуре было нечто крысиное. Разве что, отчаянно размахивая руками, неизвестный бежал не от Истмана, а прямо на него. В темноте бегущий человек напоминал вечно недоедающего хини.
— Сатоятти! Да остановись ты, пси тебя возьми!
Истман положил руку на рукоять меча, но вытаскивать его не стал. Вместо этого он бросился навстречу, и беглец с размаху налетел на подставленное бедро.
— Итай! Яме насай! — крикнул Барб, хватая того за шиворот. — Куда это ты намылился? — Но, присмотревшись, он понял, что это старший сын Соломонов. Парнишка задыхался и был до смерти перепуган.
— Там солдаты!
— Солдаты? Где?
— Они сумасшедшие, сэр, пьяные, всех убивают!
Истман встряхнул мальчишку.
— Китайцы прорвались, что ли? Ты об этом?
— Нет, сэр! Это метракоровские охранники… Они хотят убить мою ма… Ее и всех остальных!
Истман ошалело уставился на ребенка.
— Где?
— В бункере! В бункере!
— Ты уверен? Ну-ка показывай. — Он побежал за мальчиком, на бегу осмысливая услышанное.
Повернув за угол, Истман наткнулся на два лежащих посреди улицы тела. Попытался поставить одного из лежащих на ноги, но тот снова повалился на землю. По знакам различия на куртках он понял, что это калифорнийцы, которых послали патрулировать канализационные стоки в северной части города. Барб поднял пустую бутылку из-под виски и тупо на нее уставился. Оба солдата мертвецки пьяны!
— Вот шкуры, будь они прокляты!
Мальчишка снова настойчиво потянул его за собой. Завернув за следующее здание, Истман увидел, как из развороченной прямым попаданием газовой трубы в ночное небо с ревом бьет двадцатифутовый фонтан пламени. Освещающий вход в подземный бункер. Тут он услышал крики.
Истман гаркнул мальчишке:
— Марш за подмогой!
— Я хочу…
— Сказано тебе, за подмогой!
— Но…
— Марш!
Лицо мальчика искривилось, будто он собирался заплакать, но, будучи воспитан в строгости, старшенький Соломон нашел в себе силы сдержаться и послушаться.
Когда Истман наконец осознал происходящее, его охватил ужас. Пьяные дезертиры напали на женщин, подумал он, а ведь там Аркали Хавкен! Клянусь пси, если они тронули хоть один волосок на ее голове, им придется десять тысяч раз заплатить за это! Барб отдал фонарь мальчику, а сам вытащил бластер и меч, справедливо предположив, что, возможно, действовать надо бесшумно. Крики ужаса ножом резали его сердце. Он оставил мальчика, строго-настрого наказав тому позвать кого-нибудь на помощь, и двинулся вперед. Пробравшись сквозь завалы перевернутой мебели, Истман спустился по ступенькам вниз, ко входу в бункер. Он знал: придется убивать.
Оказавшись внизу, Барб с облегчением увидел, что коридор озарен пробивающимся из бункера светом. Ощущение было такое, что он попал в преддверие ада. Два хохочущие дьявола злобно тыкали отомкнутыми штыками в женщин и девушек, приказывали им раздеваться, делали вид, что отпускают их и снова отшвыривали от изуродованной диафрагмы. Детишки в ужасе жались по углам, а их старшие сестренки с криками метались взад-вперед. Камера установленного в бункере перископа проецировала лишь голоизображение бушующего снаружи пожара, которое превращало бункер в истый ад. Влекомый застилающей глаза яростью, Истман двинулся вперед и инстинктивно взмахнул мечом. Клинок со свистом рассек воздух, перерубил горло ближайшему к нему солдату. Захлебываясь кровью, тот рухнул на пол, а его товарищ в изумлении уставился на умирающего.
Умри, подонок! — подумал Барб Истман, чувствуя в себе безграничную силу. Умри и смертью заплати за содеянное!
Второй солдат начал было разворачиваться, чтобы отразить неожиданное нападение. Не задумываясь ни на секунду, Истман вытянул руку; меч вонзился в живот дезертиру, и Барб тут же выдернул свое оружие, чтобы сократившиеся мышцы живота не зажали клинок. Второй солдат, не издав ни звука, корчась в мучительной агонии, опустился на пол.
Бластером Истман пока не пользовался, а оба противника не успели криком предупредить своих приятелей. С воплями, охваченные яростью женщины накинулись на умирающих, впились ногтями им в лица и глаза. Барб не удивился этому — возможно, из царящего в бункере гама.
Потрясенный увиденным, он двинулся дальше. Дошел до угла, за которым начиналось основное помещение бункера, прижался к стене и сжал бластер в левой руке. Он понимал, какая опасность ему угрожает, и знал, что действовать нужно как можно осторожнее. Из-за угла неслись крики. Сколько там солдат? Наверное, целая толпа негодяев, привлеченная запахом крови. А как они вооружены?
Выглянув, Барб увидел еще троих дезертиров, — распластавшиеся на своих жертвах, те исступленно срывали с них одежду, орали и били их, заставляя подчиняться. В одной из несчастных он узнал Аркали Хавкен, и сухой, жаркий воздух вдруг показался ему раскаленными угольями.
Женщина сопротивлялась из последних сил, но тщетно. Самый здоровенный солдат припер ее, уже обнаженную, спиной к колонне. Приятель насильника — маленький, похожий на крысу — стоял с другой стороны колонны и крепко держал жертву за руки. Бледное хрупкое тело Аркали извивалось из стороны в сторону, отчаянно пытаясь помешать верзиле раздвинуть ей ноги и овладеть ею. Она мотала головой, но насильник схватил ее за подбородок и впился в губы, чтобы заглушить крики. В какой-то момент солдат оторвался от своей жертвы, но закричать ей не дал: ударил по лицу, заорал, принялся угрожать штыком. Потом грубо схватил за грудь и сжал — так сильно, что бедная женщина дернулась от боли. Потом погрузил руку в золотисто-каштановые волосы между ног, а другой стал готовиться к завершению начатого.
Долгую секунду потрясенный жестокостью сцены Истман оцепенело наблюдал за происходящим. Мужчины овладевали полураздетыми женщинами на полу, на футонах, притискивали к стенам. Тела мертвых сестер Соломон, с ног до головы залитые кровью, валялись, как брошенные куклы. У лежащей рядом с Фаей Лорис было перерезано горло; невидящим взором она уставилась в потолок.
Истман перевел взгляд на верзилу, — по всей видимости, предводителя дезертиров. Разорванная до пояса, покрытая пятнами крови рубаха прикрывала бочкообразную грудь. Лицо было пьяно-расслабленным, из царапины на щеке сочилась кровь. Кровоточили царапины и на окровавленных ребрах и бедрах Аркали. В глазах насильника пылал яростный огонь; он спустил штаны, обнажив темный, возбужденный пенис, и взялся за него рукой. Аркали вскрикнула и конвульсивно задергалась, пытаясь высвободить руки, но второй дезертир держал ее мертвой хваткой; дожидаясь своей очереди, он насмехался над ее бессилием шептал ей на ухо всякие непристойности.
— Нет, пожалуйста! — истерично кричала Аркали, царапая ногтями колонну. — Нет! Я девственница! Не надо! Я девственница!
С диким ревом Истман бросился вперед и ударом меча раскроил голову держащему Аркали бандиту. Череп дезертира треснул, как тыква, и тот рухнул на пол.
Верзила молча отскочил от Аркали, не в силах оторвать взгляда от стального самурайского клинка. Его огромный возбужденный член мгновенно съежился и стал донельзя смешным и жалким.
— Сёко! — вскрикнул он. — Офицер!
Остальные дезертиры, смекнув, что творится неладное, подняли головы. Удвоив усилия, женщины выбрались из-под своих мучителей и бросились кто к детям, кто к неохраняемому теперь выходу. Солдаты вскочили на ноги.
Оцепеневшая от ужаса Аркали почувствовала, как офицер в красной куртке взял ее за руку, и вздрогнула, до сих пор не веря, что спасена. Ей казалось, что кошмару не будет конца.
Четверо пьяных солдат лихорадочно нащупывали свое оружие. Офицер отодвинул Аркали за спину и выкрикнул приказ на канойском диалекте, но солдаты, как загнанные в угол звери, вытаращенными глазами смотрели на бластер и не шевелились. Аркали наконец стряхнула с себя оцепенение; схватив одеяло, она стыдливо прикрыла наготу и попятилась. Босая нога угодила в лужу. Опустив глаза, она увидела, что это кровь человека, державшего ее за руки. Из раскроенного черепа сочилась бесцветная жидкость, ужасная рана обнажила мозг; открытые глаза безмолвно молили о помощи.
Аркали зажмурилась и хотела было закричать, но в ушах и без того не смолкал женский визг. Не сразу она поняла, что кричит сама. Тогда Аркали открыла глаза.
Офицеру грозила опасность.
Ее крик словно вывел дезертиров из ступора, и они сбились в кучу. Один, как дубину, сжимал ножку от стола, другой держал в руке паранг, третий подобрал с пола железяку, а верзила, что пытался изнасиловать Аркали, по-прежнему был вооружен штыком. До того солдаты стояли, прижавшись к стене, но теперь начали медленно, опасно расходиться в стороны, окружая Истмана. К ним постепенно возвращалась уверенность в своих силах и росло желание расправиться с молодым офицером. Истман водил стволом бластера туда-сюда, чтобы постоянно держать всех на прицеле.
Аркали услышала у входа топот множества ног. Ее охватила паника, она собралась было предупредить своего спасителя, но, обернувшись, увидела, как в бункер один за другим входят макау-калифорнийский сержант с бластером, братья Соломоны — тоже вооруженные, перепуганный мальчик… и ее отец. Отец, наконец-то! Джос бросился к дочери, запахнул на ней одеяло, крепко обнял ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95