Бунт до них не дошел, там было спокойно, к тому же все-таки урожай на общем фоне выглядел терпимо. Я скромно надеялся, что юг хотя бы не будет отрывать меня от северных проблем, а в лучшем случае – оттуда можно будет привести зерно и овес, чтобы хоть немного опустить на севере цены на еду.
Я никак не рассчитывал, что главная проблема возникнет как раз на юге.
Наши неспокойные границы. И наши плодородные земли. И гадюки из Перелесья, которые постоянно творили бесчинства на нашей территории.
Я надеялся – опять-таки скромно, что наша Винная Долина, которую они одиннадцать лет назад отобрали у моего отца, заткнет им несытые глотки до тех пор, пока я не буду готов с ними посчитаться. Но, вероятно, у Ричарда Золотого Сокола – короля Перелесья – были очень толковые советники и в высшей степени опытные шпионы: его послов я при дворе не держал, да он и не слал. К чему вору послы?
Шел конец октября. Помню, уже начались серьезные заморозки, дороги схватились и реки стали, когда гонцы с юга сообщили мне чудесную новость. Войска Золотого Сокола очередной раз пересекли нашу границу – уже новую границу, за Винной Долиной, и взяли пару южных городов, и теперь грабят и насилуют, подумывая, как видно, двинуться дальше.
Нет, к этому времени наша армия потихоньку начала меняться к лучшему. Я набирал новых рекрутов, мои солдаты были отважны, оружие за последние годы усовершенствовалось, но моим стратегам не хватало опыта. Перелесье жило войнами; мы традиционно считались народом мирным, а это в нашем паршивом мире не лучшая рекомендация государству.
Гады из Перелесья все замечательно рассчитали. Наша голодная зима – и их сытый тыл. Прямая возможность оттяпать еще один кусок нашего живого мяса спокойно и безнаказанно. Если бы я, по примеру отца, приказал южанам разбираться с захватчиками силами местных гарнизонов – я, как и он, к концу зимы все-таки дождался бы послов Ричарда с предложениями отдать Перелесью земли, которые все равно уже фактически принадлежат им.
А они за это некоторое время не будут нас трогать.
Спасибо. Меня такой ход событий не устраивал.
После Совета, на котором мне объяснили положение, я несколько суток просидел в зале Совета один, над ворохом карт и сводок из провинций, ломая голову над решением неразрешимой задачи. Писать союзникам означало – получить очередную порцию дипломатической блажи и шиш с маслом. А мне некого было послать на юг, на помощь сражающимся. Север голодал. Гарнизоны востока и запада еле сводили концы с концами. Не было хлеба, не было фуража, не было людей – ничего у меня не было.
Кроме Дара.
И я решился.
Я не стал советоваться ни с кем, кроме вампиров. И без Советов знал, что мои вельможи это не одобрят, а Святой Орден придет в ужас. Но это меня не волновало. Я решил, что свое из Перелесья зубами выгрызу – сам сдохну, но выгрызу. Остальное – тлен.
Оскар преклонил колено. Он восхитился масштабом замысла. Ему хотелось сопровождать меня лично. Мне хотелось того же, но я боялся до ледяного кома в желудке, что в такой рискованной передряге, как война, могу потерять еще и Оскара. Князь был последним существом на этом свете, которого я пo-настоящему любил, и вдобавок лучшим из моих Советников. У меня не хватило мужества им рисковать.
Я запретил ему. И впервые за время нашего знакомства он не нашелся, как съязвить. Он поцеловал мою руку и грустно сказал:
– Мой дорогой государь, вы – сумасшедший мальчик. Мои молитвы не дойдут – и мне будет вас не оплакать, ваше прекрасное величество, поэтому вы должны вернуться.
Я ему пообещал, как обещает своим друзьям в подобном случае любой наемник. И Оскар поверил моему обещанию не больше, чем друзья наемника.
Только двое неумерших, самые отважные и верные – Клод и Агнесса, – отправились со мной. Никаких повозок и гробов. Ночами они должны были лететь вперед, день проводить, где Бог пошлет: на чердаках, в развалинах, в старых склепах… На другой способ путешествия у нас не было ни времени, ни возможностей.
Последний Совет я собрал только для того, чтобы поставить двор в известность.
Вельможи смотрели на меня безумными глазами, когда я сообщил о своем решении. А сказал я вот что.
Я отправляюсь на войну один, в сопровождении только мертвой гвардии. Живые понадобятся здесь, в стране должен быть порядок. Это во-первых. Во-вторых, моя метресса, баронесса Марианна, вероятно, родит в начале мая – на случай если я не вернусь к этому времени, объявляю сейчас: дитя мое. Бастард короны Междугорья со всеми полагающимися правами. И наконец, в-третьих: если во время моего отсутствия премьер и канцлер доведут страну до голодных бунтов, то по возвращении я повешу обоих.
Все это выслушали в гробовой тишине. И прямо из зала Совета я вышел во двор, где ждали мертвые гвардейцы-скелеты верхом, в своих сияющих доспехах – числом уже десять штук – и мой оседланный конек. Я выехал из столицы вечером, под примкнутым штандартом Междугорья, и на этот раз меня никто не провожал, кроме случайных зевак, которые шарахались от мертвецов.
Вот и все.
Та осень, помню, была холодна и прозрачна, как вода в роднике.
Я не останавливался, я нигде не останавливался. Мертвые кони мерили мили, сбивая подковы замерзшей в камень осенней грязью, ровным механическим аллюром – позолоченные дни сменялись синими ледяными ночами. Я спал в седле и просыпался в седле, ел сухари и вяленое мясо, запивая водой из фляги. Мое тело одеревенело за неделю этой бешеной гонки, но я слишком торопился.
Ночами мои неумершие догоняли отряд, седые нетопыри садились на мои руки, и я, прижимая их к груди, ощущал, как в меня течет их Сила. Если бы не вампиры, я не пережил бы этой дороги.
Междугорье лежало передо мной – серые заплаты нищих деревушек, черные глыбы городов без огней в ночи, горы, леса, леса, поля – и снова леса. Мертвые лошади переходили реки по молодому льду – и лед звенел под подковами, расползаясь белыми трещинами. Я молился Богу и заклинал Тех Самых – и не знаю, кто из высших сил помог мне достигнуть южных пределов без потерь.
Подозреваю, что скорее – Те Самые, которых, вероятно, тоже забавляла масштабность замысла.
В первом же южном городе я поднял кладбище. Хорошенько взглянул на мертвецов – и уложил лишних. А потом поднял бургомистра – простите, хочу сказать, поднял его с постели: дело было ночью. И пока он, трясясь, меня разглядывал, мои нетопыри пили кровь из моих запястий, а потом я разорвал платок и перевязал надрезы. И приказал бургомистру открыть для моих рекрутов арсенал.
Городская стража той холодной ночью потела от ужаса, когда одетые в саваны мертвецы разбирали алебарды и мечи. Так к моей кавалерии прибавились первые пехотинцы. Мое продвижение навстречу войне слегка замедлилось (я подделывался под шаг мертвецов), но главное – я поднял мертвых в двух городах, прежде чем впервые встретился с армией Перелесья.
Это был почти приграничный городок – растерзанный в клочья, закопченный пожарами. Трупы моих подданных еще валялись на улицах, а захватчики веселились вовсю, так, как им и положено.
Золото из сундуков и пух из перин. И мертвая девка в разодранном платье под копытами моей кавалерии. И пьяные солдаты, дожирающие последнее мясо. А на башнях – караульные, которые никого не ждут, ибо уверены, что мстителей не будет. Так это выглядело.
Я начертил на городских воротах пентаграмму своей кровью. Она задымилась, прожигая дерево и железо. Из нее глянул ад – и все.
А битва вышла недолгой. Отважные завоеватели оказались совершенно не готовы к встрече с моими солдатами. Они перепугались куда больше, чем стойкие духом бандиты Робина. Мертвецы добивали бегущих. Я насмотрелся, как наши милые друзья из Перелесья сходили с ума и рыдали от ужаса. Победа далась так легко, что я удивился.
На следующий день мои вампиры спали на башне ратуши, а я приставил к ним мертвую охрану. Я сам спал на соломе в какой-то дыре – под охраной скелетов. Уцелевшие горожане что-то орали, когда я уходил спать, но я слишком устал, чтобы прислушиваться к вздору.
Потом я сквозь дрему слышал, как горожане оплакивали свои потери. Женский вой не дал мне проспать и нескольких часов. Я проснулся под вопли и колокольный звон и понял, что мне ни к чему тут задерживаться.
Я выходил, шатаясь, отряхивая солому с одежды. Наступили сумерки – и всюду горели костры. Моя голова кружилась, но прояснилась от боли, когда я содрал с порезов повязки. Вампиры слетели с башни и целовали мои руки. Горожане сбились в стадо, вопили «Виват!» и «Будь ты проклят!». Мне ужасно хотелось есть, но никто из здешних не вынес и корки хлеба.
Я отправил Агнессу поискать чего-нибудь съестного, а сам чертил каббалу на стене ратуши, а потом снова резал руки, стараясь только не вскрыть в запале вены. Мои колени дрожали, и Клод обнимал меня за плечи, когда я воззвал к Той Самой Стороне, поднимая мертвых. Я очень устал и был голоден, но я ненавидел Перелесье, страстно ненавидел, и Дар горел жаждой мести… Он так хорошо выплеснулся…
Я даже удивился, как славно получилось. Они встали все – и захватчики, и защитники. Они были одеты как следует и вооружены – на их внешний вид мне нынче было плевать. Я подождал, пока на мостовую стечет еще несколько капель крови – и поднял убитых лошадей.
Потом живые валялись у меня в ногах. Рыдали, вопили какую-то чушь, умоляли меня оставить в городе тела убитых горожан – чтобы их могли отпеть и похоронить, как велит Святой Орден. Я орал на них, кричал, что их горожане – уже на небесах, что их души – у Божьего престола, а их телам уже ничто не повредит. Я пытался объяснить, что не хочу забирать в эту мясорубку живых, что хочу оставить их укреплять мой свободный город в моей стране, но все попытки разбивались о ненависть и страх, как об стену.
Меня не хотели слышать – и не слышали. То, каким образом я освободил город, показалось его жителям важнее факта свободы. Ну что ж.
Агнесса принесла мне кувшин кислого молока, ломоть хлеба и кусок ветчины, и я съел все это второпях, стоя в центре каре мертвецов. Потом мне подвели лошадь, а Клод укрыл меня плащом.
Я выехал из города в полночь. За мной шли мертвые войска – свои и чужие мертвецы вперемежку, страшные, как ночной кошмар, в крови и дырах, с рассеченными черепами, из которых вытекал мозг, и черным мясом, висевшим клочьями. Живые проклинали меня вдогонку. Впереди лежала земля, искони принадлежавшая моим предкам.
Я еще никогда прежде не сеял такого запредельного ужаса, как той осенью и той зимой.
К концу ноября я во главе армии мертвецов вошел в Винную Долину. Здесь продвижение армии замедлилось, потому что на этих землях уже основательно обосновались войска Перелесья. Они даже отстроили крепости в стратегически полезных местах. При случае я непременно поблагодарю за это короля Ричарда. Крепости мне пригодятся.
Не думаю, что я особенно талантливый стратег. Просто я имел два преимущества перед своим противником. Первое – мою армию не надо кормить, лечить и устраивать на отдых. Второе – ее не требовалось щадить.
Впрочем, я упустил из виду третий козырь – мои ряды пополнялись потерями противника.
Помнится, ноябрь стоял очень холодный, а декабрь рухнул ледяной завесой – с морозами и метелями, с зимней темнотой, которая пришлась мне очень на руку. Мои мертвые солдаты на морозе лучше сохранялись и быстрее двигались, холод – товарищ смерти… А меня грело изнутри неугасающее пламя Дара.
Я отсыпался, пока мои войска осаждали очередную крепость – около костров, в брошенных домах, в повозках, где придется. И осада длилась ровно столько времени, сколько мне требовалось на то, чтобы чуть-чуть восстановить силы. Потом вампиры совершали вылазку: Клод действовал по обстоятельствам, убивая часовых или отпирая ворота – мне годилось и то, и другое.
Еду для меня доставала Агнесса. Я не спрашивал – где, не спрашивал – как. Просто она приносила хлеб, сыр, иногда – вино, изредка – мясо. В то время я почти не ощущал вкуса пищи, я не чувствовал холода, боли и усталости. Я был – как стрела, лежащая на тетиве. Все мое естество было нацелено на оценку состояния Дара, а прочее казалось побоку.
Я не брал пленных, и спустя небольшое время от моей армии бежали, как от чумы или быстрее, чем от чумы. К концу января армия стала огромна; мертвые лошади теперь тащили за собой повозки с трофейным оружием, катапульты и орудия для разрушения стен. Я не считал своих солдат – это не имело значения. Просто после больших битв я делал смотр войскам и укладывал на вечный покой тех, кто лишился головы, конечностей или кому перебили хребет. Потом заменял их новыми – из потерь противника.
Вот и вся стратегия.
В середине февраля я пересек старую границу. Моя армия вошла в Перелесье – куда никогда не доходили с боями солдаты моей страны. Теперь я держал путь к столице Перелесья, а мои игрушечные солдатики топали за мной, подчиняясь моим мысленным приказам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41