Нынче же, у часовни. А коль скоро их светлость Поль – вроде как первый меч в столице, так я рассудил, что…
Я ему сказал «спасибо» уже по дороге к часовне. Успел как раз за минуту до смерти Нарцисса, каковая и намечалась при большом скоплении восхищенных Полем зрителей.
– А ну прекратить! – говорю.
Поль опустил меч и улыбнулся, как вампир:
– Государь, меня вызвали – я вынужден был принять вызов…
А Нарцисс попытался возмутиться:
– Государь, он же сказал…
– Граф, – говорю, – если вы повторите то, что сказали, – закончите жизнь на рудниках за оскорбление короля. А ты, дорогой, следуй за мной.
Поль отвесил поклон. Удовольствие человек получил (издалека видно), жаль только, что не такое полное, как хотелось бы. Остальные просто огорчились. А Нарцисс, конечно, больше спорить не посмел. Я этого лихого бретера привел в свой кабинет – в моих покоях самое надежное в смысле уединенности помещение – а потом приказал раздеться и опереться о стол. И отлупил подпругой с медными пряжками, до крови, не жалеючи. Чтобы ему и в голову не пришло отколоть что-нибудь подобное в другое время и в другом месте, где не будет Бернарда.
А потом утешал его, слезки вытирал своим платком и объяснял, какой он, Нарцисс, ценный для короны и для своего государя и как его государь боится, что какая-нибудь придворная сволочь – случайно, конечно, но кто застрахован от случая? – лишит государя его обожаемого друга. Ты же не хочешь разбить мое сердце, а что эти идиоты болтают, мне плевать – все в таком роде. На уровне, доступном его пониманию.
Нарцисс после этой истории неделю стоял на коленях около моего кресла и спал на животе. Но вызывать на дуэли тех, кто болтал всякий вздор, действительно никогда не осмеливался. И я счел, что моему драгоценному дружку в обозримом будущем ничего не грозит.
Один момент мне даже казалось, что я научился упреждать Тех Самых. Гордыня, гордыня!..
Зима тогда, помнится, стояла очень холодная, ветреная, почти бесснежная. И на удивление спокойная. В столице воцарилась такая тишь да гладь – наверное, люди дядюшки ее больше не мутили! – что я даже бал дал против своих правил. Приезжала Розамунда, испортила мне хорошее расположение духа, обозвала грязным выродком, окатила Нарцисса ледяным взглядом, от которого бедняга чуть сквозь землю не провалился, потанцевала – и уехала. Все шло, как обычно.
А в самом начале весны я получил первые известия о Добром Робине.
Этот Робин оказался удивительной личностью. Сам факт его существования примирил с моим существованием половину Большого Совета. Вероятно, некоторые мои вельможи рассудили так: если выбирать между Добрым Робином и мной, то я оказываюсь меньшим из двух зол.
Шайка Робина начала устраивать безобразия на дорогах Междугорья еще зимой. Но в марте он перешел все границы – напал на обоз, который вез в столицу подати из северной провинции. Это уже показалось мне серьезным: какой-то скот запускает лапу в мою казну и ставит мой бюджет на будущий год под сомнение. Да прах же его возьми!
Я приказал шефу жандармов навести порядок. Он с энтузиазмом согласился. Еще бы, ведь Добрый Робин забрал изрядную часть его жалованья! Меня это вполне устроило, я подумал, что дело решится с помощью живой силы, без участия сил сверхъестественных.
Как бы не так.
Недели не прошло – мне сообщили обнадеживающие новости: Добрый Робин убил бригадира жандармов, отряд понес изрядные потери, а трупы бандиты сожгли, вероятно опасаясь, что я их подниму. Вдобавок тупое мужичье, которому он швырял краденые деньги и пачкал мозги, ввязалось в заварушку – холопы сожгли конюшню местного барона и разграбили его амбары. Уже ни на что не похоже.
Я собрал чрезвычайный Совет. Премьер и казначей были в ярости. Владельцы северных земель – в ужасе. Никто не сказал ничего дельного, только разорялись на тему «повесить – отстричь башку». Я понял, что мне опять заниматься грязной работой самому.
Я приказал привести в боевую готовность гарнизон крепости в Северных Чащах. И прислал на помощь к ним два кирасирских полка с восточной границы – от сердца оторвал, но беспорядки там начались не на шутку. Хотелось покончить с этим скорее.
Месяц я получал депеши с севера, полные таких новостей, что в конце концов у меня начал болеть живот при виде очередной бумаги. К середине апреля узнал: Добрый Робин с бандой, уже превосходящей числом личного состава несчастный потрепанный гарнизон, направляется по большому северному тракту в столицу, по дороге грабя встречных и поперечных.
В столице – и у меня в приемной – появились аристократы, уехавшие из своих имений от греха подальше. Все разговоры при дворе сводились к одной мысли: «Вы только подумайте, какой кошмар», – но мысль эта имела некий тайный и довольно веселый подтекст.
Дело в том, что идеология у гада к тому времени уже совершенно прояснилась, он о своих взглядах вопил направо и налево. Итак: милый мальчик счел, что его бедную родину оскорбляет сам факт присутствия некроманта на троне. Я уже запятнал себя всеми мыслимыми злодеяниями и переполнил чашу терпения людей на земле и Бога на небе. Я должен отречься от короны – или меня низложит Совет. А потом меня надлежит сжечь в корзине с черными кошками, как любого некроманта. Мое отродье стоит сжечь вместе со мной – на всякий случай, Розамунду отправить в монастырь, а его банда тем временем освободит принца Марка, который и взойдет на престол под восторженный рев мужичья и прочих подонков, которых Робин называл «честными сынами Междугорья». Подозреваю, что среди моих гостей с севера было немало таких, которые считали, что это недурно звучит.
В общем, шепотом – если верить Бернарду, а он никогда меня не обманывал – при дворе говорилось о том, что все эти грабежи и потравы будут, если бандиту, паче чаянья, повезет, вполне божеской платой за возвращение на престол в Междугорье нормального человека.
Ну да. Дожидайтесь.
Шеф жандармов предоставил в мое распоряжение эти ценные сведения в апрельское полнолуние. Луна еще не успела стаять и на восьмушку, когда я в сопровождении четверых мертвецов нанес визит в Восточные горы, где находилась крепость Каменный Клинок. С проверкой. Политическое положение так складывалось, что меня волновала судьба моих опальных родственников.
Каменная кладка показалась мне не очень прочной, а окошечко для еды выглядело широковатым. Но им хватило. Принц Марк пристал ко мне через это окошечко с просьбами о смягчении режима, и даже Вениамин вякнул через плечо своего батюшки, что он осознал и раскаивается. Только у меня отчего-то появилось ощущение, что до них дошли слухи о Добром Робине. Может, стража треплется…
Я немного послушал их скулеж, покивал, обещал подумать над их положением и уехал.
Гонец из Каменного Клинка догнал меня уже в предгорьях. Передал письмо коменданта крепости о том, что мой несчастный дядюшка скончался таинственно и скоропостижно, сразу после моего отъезда, а мой двоюродный братец – при смерти. И что гарнизон тут ни при чем, а виноват, видимо, нынешний сырой холод.
Холодная выдалась весна…
Я не стал спорить. Холод так холод.
На душе у меня было легко и спокойно. Дар выполнял любой мой приговор чище, чем яд, меч или петля. Возвращаясь в столицу в отличном расположении духа, я думал, что Робину больше нечего ловить.
К сожалению, я ошибся. Бунт на севере уже слишком ярко разгорелся. Теперь бандиты решили отомстить мне за своего обожаемого мертвого кандидата в короли.
И ничего не изменилось, несмотря на то что у банды больше не было святой цели. Добрый Робин грабил моих вассалов и жег их дома уже за то, что они «запятнали себя присягой грязному чудовищу» и «благоденствуют, когда страдает народ». А народ страдал – будьте спокойны, Те Самые не заставили себя долго ждать и уговаривать, включившись в игру. Из-за сильных зимних морозов и редких снегопадов у мужиков вымерзли озимые, а весна действительно шла поздняя, дождливая, с неожиданными заморозками. В начале мая земля лежала черная, как обугленная. Неожиданные похолодания сожгли вишневый цвет. О прошлогоднем урожае все забыли, и мужики болтали, что это Божья кара за то, что господа продались некроманту.
В довершение всего я узнал, что к банде Доброго Робина прибился какой-то сумасшедший монах, который закатывал в городах истерики по поводу наступления конца света и вставших мертвецов и призывал жечь трупы, что бы об этом ни думал Святой Орден.
Последней каплей упала история о том, как Добрый Робин пристрелил какого-то провинциального рыцаря прямо у дверей храма, куда тот шел венчаться. Девку, видите ли, ее бедное семейство выдавало замуж против ее воли или ради денег, я не знаю. Но, как бы там ни было, девка увязалась за бандитами, Робин называл ее «своей королевой» и болтал, что покажет выродку-королю и всей стране пример истинной любви, которую давно променяли на придворный разврат.
И так это все тянулось и тянулось, лишая меня не только покоя, но и изрядной части дохода. Беглые северяне только руками разводили, а мои вельможи твердо решили, что нам с Добрым Робином обязательно надо дать возможность помериться силами. Я долго терпел, но не выдержал и отправился навстречу банде Доброго Робина со своей личной гвардией.
Меня отговаривали.
На моем Малом Совете Оскар сказал так:
– Если вам вдруг будет угодно выслушать мое нижайшее мнение, мой дорогой государь, то ваш домашний вампир посоветовал бы вам не покидать столицы. Ваш дворец – неприступная крепость. Ваши гвардейцы лучше чувствуют себя вблизи своих могил. Бернард всегда готов сообщить о любом изменении в обстановке. И я, ваш покорнейший слуга и преданнейший товарищ, готов поднять своих младших, если опасность вдруг станет серьезной. А там, вдалеке от дома…
Вампиры, вестимо, не любят путешествовать. Понимаю. Тут родной склеп, свой гроб – домашний уют, а на чужой стороне и голову преклонить некуда.
– Вы смотрите со своей колокольни, Князь, – говорю. – Я не могу больше сидеть дома, когда этот гаденыш уничтожает плоды моей четырехлетней работы и убивает моих подданных, потому что они ему не нравятся. У меня нет выбора.
Тогда высказался Бернард:
– Ваше прекрасное величество, батюшка, да как же это? А столицу-то без пригляду? А ежели что случится? Ведь все же мошенники, все воры как есть… Чай, сами изволите видеть… Ведь весь двор только и думает, как бы вас выпроводить, государь, да самим всласть пожить…
И тут робко подал голос Нарцисс:
– А может, с Добрым Робином поговорить? А, государь? Может, его кто-то обманул насчет вас, и он теперь и сам не понимает, что делает? Давайте, я поеду, а? Объясню ему…
Его я поцеловал в висок и сказал:
– Снова выпорю, если будешь настаивать… А что касается столицы – как-нибудь провертится. Я уже уезжал – и, возвращаясь, заставал ее на месте. Так что решение принято.
Оскар хмурился, морщился, но все-таки высказался:
– Мой дорогой государь, простите мне мою беспримерную дерзость, но я не могу отпустить вас в обществе одних только дураков и трупов, без серьезной поддержки. Я прошу вас, ваше прекрасное величество, взять с собой хотя бы четверых моих младших. Гробы, в конце концов, можно везти в закрытой карете.
Я поразился.
– Князь, – говорю, – дружище, это же так рискованно и неудобно… И кто же согласится? Я не хочу, чтобы вы им приказывали идти на такое опасное дело…
Оскар поклонился.
– Довожу до вашего просвещенного сведения, мой скромнейший государь, что мне пришлось словом старшего в клане запретить сопровождать вас тем, кто этого страстно желает, но не имеет достаточной Силы и опыта. Право, мой дорогой государь, добровольцев достаточно. Дело лишь в вашем высочайшем согласии.
– Я не дурак, – говорю, – отказываться от подарка столь почетного и полезного.
– Так вот, – сказал вампир, – к вашим услугам – Грегор, Агнесса, Клод и Плутон. Моя личная свита. За Силу и верность каждого из них я ручаюсь – сожгите меня, а пепел развейте, если кто-нибудь окажется ненадежным.
Я кивнул, и четверка добровольцев вышла из зеркала. Такие великолепные вампиры, такая утонченная грация и такая редкая внешняя прелесть, что даже Нарцисс не шарахнулся. Отвесили церемониальные поклоны и облобызали мои руки, вливая Силу, – я оценил. Они стоили. Немало стоили.
Я был по-настоящему тронут. Меня восхитила их отвага, которой так недоставало живым. Я сказал:
– Милые дети Сумерек, предупреждаю: это опасно. Вам придется спать чуть ли не рядом с живыми. Не под землей. Лошади могут понести. Лошадей могут убить. С любым из вас может случиться беда. Вы рискуете Вечностью.
Клод, светловолосый, со светлыми очами – золото и лед, – ответил:
– Ради лучшего короля Междугорья. И ради живых. Ведь мы тоже – дворяне Междугорья.
От людей я ничего подобного никогда не слышал.
Столицу мы покинули без всякой помпы.
Правда, двор нежно улыбался и махал руками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Я ему сказал «спасибо» уже по дороге к часовне. Успел как раз за минуту до смерти Нарцисса, каковая и намечалась при большом скоплении восхищенных Полем зрителей.
– А ну прекратить! – говорю.
Поль опустил меч и улыбнулся, как вампир:
– Государь, меня вызвали – я вынужден был принять вызов…
А Нарцисс попытался возмутиться:
– Государь, он же сказал…
– Граф, – говорю, – если вы повторите то, что сказали, – закончите жизнь на рудниках за оскорбление короля. А ты, дорогой, следуй за мной.
Поль отвесил поклон. Удовольствие человек получил (издалека видно), жаль только, что не такое полное, как хотелось бы. Остальные просто огорчились. А Нарцисс, конечно, больше спорить не посмел. Я этого лихого бретера привел в свой кабинет – в моих покоях самое надежное в смысле уединенности помещение – а потом приказал раздеться и опереться о стол. И отлупил подпругой с медными пряжками, до крови, не жалеючи. Чтобы ему и в голову не пришло отколоть что-нибудь подобное в другое время и в другом месте, где не будет Бернарда.
А потом утешал его, слезки вытирал своим платком и объяснял, какой он, Нарцисс, ценный для короны и для своего государя и как его государь боится, что какая-нибудь придворная сволочь – случайно, конечно, но кто застрахован от случая? – лишит государя его обожаемого друга. Ты же не хочешь разбить мое сердце, а что эти идиоты болтают, мне плевать – все в таком роде. На уровне, доступном его пониманию.
Нарцисс после этой истории неделю стоял на коленях около моего кресла и спал на животе. Но вызывать на дуэли тех, кто болтал всякий вздор, действительно никогда не осмеливался. И я счел, что моему драгоценному дружку в обозримом будущем ничего не грозит.
Один момент мне даже казалось, что я научился упреждать Тех Самых. Гордыня, гордыня!..
Зима тогда, помнится, стояла очень холодная, ветреная, почти бесснежная. И на удивление спокойная. В столице воцарилась такая тишь да гладь – наверное, люди дядюшки ее больше не мутили! – что я даже бал дал против своих правил. Приезжала Розамунда, испортила мне хорошее расположение духа, обозвала грязным выродком, окатила Нарцисса ледяным взглядом, от которого бедняга чуть сквозь землю не провалился, потанцевала – и уехала. Все шло, как обычно.
А в самом начале весны я получил первые известия о Добром Робине.
Этот Робин оказался удивительной личностью. Сам факт его существования примирил с моим существованием половину Большого Совета. Вероятно, некоторые мои вельможи рассудили так: если выбирать между Добрым Робином и мной, то я оказываюсь меньшим из двух зол.
Шайка Робина начала устраивать безобразия на дорогах Междугорья еще зимой. Но в марте он перешел все границы – напал на обоз, который вез в столицу подати из северной провинции. Это уже показалось мне серьезным: какой-то скот запускает лапу в мою казну и ставит мой бюджет на будущий год под сомнение. Да прах же его возьми!
Я приказал шефу жандармов навести порядок. Он с энтузиазмом согласился. Еще бы, ведь Добрый Робин забрал изрядную часть его жалованья! Меня это вполне устроило, я подумал, что дело решится с помощью живой силы, без участия сил сверхъестественных.
Как бы не так.
Недели не прошло – мне сообщили обнадеживающие новости: Добрый Робин убил бригадира жандармов, отряд понес изрядные потери, а трупы бандиты сожгли, вероятно опасаясь, что я их подниму. Вдобавок тупое мужичье, которому он швырял краденые деньги и пачкал мозги, ввязалось в заварушку – холопы сожгли конюшню местного барона и разграбили его амбары. Уже ни на что не похоже.
Я собрал чрезвычайный Совет. Премьер и казначей были в ярости. Владельцы северных земель – в ужасе. Никто не сказал ничего дельного, только разорялись на тему «повесить – отстричь башку». Я понял, что мне опять заниматься грязной работой самому.
Я приказал привести в боевую готовность гарнизон крепости в Северных Чащах. И прислал на помощь к ним два кирасирских полка с восточной границы – от сердца оторвал, но беспорядки там начались не на шутку. Хотелось покончить с этим скорее.
Месяц я получал депеши с севера, полные таких новостей, что в конце концов у меня начал болеть живот при виде очередной бумаги. К середине апреля узнал: Добрый Робин с бандой, уже превосходящей числом личного состава несчастный потрепанный гарнизон, направляется по большому северному тракту в столицу, по дороге грабя встречных и поперечных.
В столице – и у меня в приемной – появились аристократы, уехавшие из своих имений от греха подальше. Все разговоры при дворе сводились к одной мысли: «Вы только подумайте, какой кошмар», – но мысль эта имела некий тайный и довольно веселый подтекст.
Дело в том, что идеология у гада к тому времени уже совершенно прояснилась, он о своих взглядах вопил направо и налево. Итак: милый мальчик счел, что его бедную родину оскорбляет сам факт присутствия некроманта на троне. Я уже запятнал себя всеми мыслимыми злодеяниями и переполнил чашу терпения людей на земле и Бога на небе. Я должен отречься от короны – или меня низложит Совет. А потом меня надлежит сжечь в корзине с черными кошками, как любого некроманта. Мое отродье стоит сжечь вместе со мной – на всякий случай, Розамунду отправить в монастырь, а его банда тем временем освободит принца Марка, который и взойдет на престол под восторженный рев мужичья и прочих подонков, которых Робин называл «честными сынами Междугорья». Подозреваю, что среди моих гостей с севера было немало таких, которые считали, что это недурно звучит.
В общем, шепотом – если верить Бернарду, а он никогда меня не обманывал – при дворе говорилось о том, что все эти грабежи и потравы будут, если бандиту, паче чаянья, повезет, вполне божеской платой за возвращение на престол в Междугорье нормального человека.
Ну да. Дожидайтесь.
Шеф жандармов предоставил в мое распоряжение эти ценные сведения в апрельское полнолуние. Луна еще не успела стаять и на восьмушку, когда я в сопровождении четверых мертвецов нанес визит в Восточные горы, где находилась крепость Каменный Клинок. С проверкой. Политическое положение так складывалось, что меня волновала судьба моих опальных родственников.
Каменная кладка показалась мне не очень прочной, а окошечко для еды выглядело широковатым. Но им хватило. Принц Марк пристал ко мне через это окошечко с просьбами о смягчении режима, и даже Вениамин вякнул через плечо своего батюшки, что он осознал и раскаивается. Только у меня отчего-то появилось ощущение, что до них дошли слухи о Добром Робине. Может, стража треплется…
Я немного послушал их скулеж, покивал, обещал подумать над их положением и уехал.
Гонец из Каменного Клинка догнал меня уже в предгорьях. Передал письмо коменданта крепости о том, что мой несчастный дядюшка скончался таинственно и скоропостижно, сразу после моего отъезда, а мой двоюродный братец – при смерти. И что гарнизон тут ни при чем, а виноват, видимо, нынешний сырой холод.
Холодная выдалась весна…
Я не стал спорить. Холод так холод.
На душе у меня было легко и спокойно. Дар выполнял любой мой приговор чище, чем яд, меч или петля. Возвращаясь в столицу в отличном расположении духа, я думал, что Робину больше нечего ловить.
К сожалению, я ошибся. Бунт на севере уже слишком ярко разгорелся. Теперь бандиты решили отомстить мне за своего обожаемого мертвого кандидата в короли.
И ничего не изменилось, несмотря на то что у банды больше не было святой цели. Добрый Робин грабил моих вассалов и жег их дома уже за то, что они «запятнали себя присягой грязному чудовищу» и «благоденствуют, когда страдает народ». А народ страдал – будьте спокойны, Те Самые не заставили себя долго ждать и уговаривать, включившись в игру. Из-за сильных зимних морозов и редких снегопадов у мужиков вымерзли озимые, а весна действительно шла поздняя, дождливая, с неожиданными заморозками. В начале мая земля лежала черная, как обугленная. Неожиданные похолодания сожгли вишневый цвет. О прошлогоднем урожае все забыли, и мужики болтали, что это Божья кара за то, что господа продались некроманту.
В довершение всего я узнал, что к банде Доброго Робина прибился какой-то сумасшедший монах, который закатывал в городах истерики по поводу наступления конца света и вставших мертвецов и призывал жечь трупы, что бы об этом ни думал Святой Орден.
Последней каплей упала история о том, как Добрый Робин пристрелил какого-то провинциального рыцаря прямо у дверей храма, куда тот шел венчаться. Девку, видите ли, ее бедное семейство выдавало замуж против ее воли или ради денег, я не знаю. Но, как бы там ни было, девка увязалась за бандитами, Робин называл ее «своей королевой» и болтал, что покажет выродку-королю и всей стране пример истинной любви, которую давно променяли на придворный разврат.
И так это все тянулось и тянулось, лишая меня не только покоя, но и изрядной части дохода. Беглые северяне только руками разводили, а мои вельможи твердо решили, что нам с Добрым Робином обязательно надо дать возможность помериться силами. Я долго терпел, но не выдержал и отправился навстречу банде Доброго Робина со своей личной гвардией.
Меня отговаривали.
На моем Малом Совете Оскар сказал так:
– Если вам вдруг будет угодно выслушать мое нижайшее мнение, мой дорогой государь, то ваш домашний вампир посоветовал бы вам не покидать столицы. Ваш дворец – неприступная крепость. Ваши гвардейцы лучше чувствуют себя вблизи своих могил. Бернард всегда готов сообщить о любом изменении в обстановке. И я, ваш покорнейший слуга и преданнейший товарищ, готов поднять своих младших, если опасность вдруг станет серьезной. А там, вдалеке от дома…
Вампиры, вестимо, не любят путешествовать. Понимаю. Тут родной склеп, свой гроб – домашний уют, а на чужой стороне и голову преклонить некуда.
– Вы смотрите со своей колокольни, Князь, – говорю. – Я не могу больше сидеть дома, когда этот гаденыш уничтожает плоды моей четырехлетней работы и убивает моих подданных, потому что они ему не нравятся. У меня нет выбора.
Тогда высказался Бернард:
– Ваше прекрасное величество, батюшка, да как же это? А столицу-то без пригляду? А ежели что случится? Ведь все же мошенники, все воры как есть… Чай, сами изволите видеть… Ведь весь двор только и думает, как бы вас выпроводить, государь, да самим всласть пожить…
И тут робко подал голос Нарцисс:
– А может, с Добрым Робином поговорить? А, государь? Может, его кто-то обманул насчет вас, и он теперь и сам не понимает, что делает? Давайте, я поеду, а? Объясню ему…
Его я поцеловал в висок и сказал:
– Снова выпорю, если будешь настаивать… А что касается столицы – как-нибудь провертится. Я уже уезжал – и, возвращаясь, заставал ее на месте. Так что решение принято.
Оскар хмурился, морщился, но все-таки высказался:
– Мой дорогой государь, простите мне мою беспримерную дерзость, но я не могу отпустить вас в обществе одних только дураков и трупов, без серьезной поддержки. Я прошу вас, ваше прекрасное величество, взять с собой хотя бы четверых моих младших. Гробы, в конце концов, можно везти в закрытой карете.
Я поразился.
– Князь, – говорю, – дружище, это же так рискованно и неудобно… И кто же согласится? Я не хочу, чтобы вы им приказывали идти на такое опасное дело…
Оскар поклонился.
– Довожу до вашего просвещенного сведения, мой скромнейший государь, что мне пришлось словом старшего в клане запретить сопровождать вас тем, кто этого страстно желает, но не имеет достаточной Силы и опыта. Право, мой дорогой государь, добровольцев достаточно. Дело лишь в вашем высочайшем согласии.
– Я не дурак, – говорю, – отказываться от подарка столь почетного и полезного.
– Так вот, – сказал вампир, – к вашим услугам – Грегор, Агнесса, Клод и Плутон. Моя личная свита. За Силу и верность каждого из них я ручаюсь – сожгите меня, а пепел развейте, если кто-нибудь окажется ненадежным.
Я кивнул, и четверка добровольцев вышла из зеркала. Такие великолепные вампиры, такая утонченная грация и такая редкая внешняя прелесть, что даже Нарцисс не шарахнулся. Отвесили церемониальные поклоны и облобызали мои руки, вливая Силу, – я оценил. Они стоили. Немало стоили.
Я был по-настоящему тронут. Меня восхитила их отвага, которой так недоставало живым. Я сказал:
– Милые дети Сумерек, предупреждаю: это опасно. Вам придется спать чуть ли не рядом с живыми. Не под землей. Лошади могут понести. Лошадей могут убить. С любым из вас может случиться беда. Вы рискуете Вечностью.
Клод, светловолосый, со светлыми очами – золото и лед, – ответил:
– Ради лучшего короля Междугорья. И ради живых. Ведь мы тоже – дворяне Междугорья.
От людей я ничего подобного никогда не слышал.
Столицу мы покинули без всякой помпы.
Правда, двор нежно улыбался и махал руками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41