.. И знаете, что я стал делать с доходами, получаемыми от трубопровода?
— Вы накупили оружия для Салот Сара и его Красных Кхмеров.
— О, конечно, часть денег пошла на революционные нужды. Но задолго до того, как я познакомился с Салот Саром, я строил школы, платил учителям жалование, приобретал для них продукты и оборудование. Содержал на свои деньги церкви. Даже после того, как я начал подкармливать банду головорезов, прячущихся в горах, которые называли себя Красными Кхмерами, я не сокращал своих субсидий на нужды образования. И, конечно, мои учителя не внушали ученикам, как это делали другие французские преподаватели, что Франция — это пуп земли, а вьетнамцы и кхмеры должны не щадить живота, работая во благо ей.
— Чего вы от меня хотите? — не выдержал Крис. — Я не могу отпустить вам грехи. Я не священник.
— Мне нужно прощение не священническое, а человеческое, — сказал М. Вогез.
Крис немного подумал, потом категорически заявил:
— Мне очень жаль, но я не могу вам его дать.
Какое-то мгновение М. Вогез выглядел совершенно подавленным. Потом он улыбнулся грустной улыбкой и сказал:
— Ну, ничего. Не можете, значит, не надо.
Крис опять выглянул в окно, увидел подъехавшее такси и выходящую из него знакомую фигуру.
— Господи Иисусе! — воскликнул он. — Сив все-таки приехал.
— Кто? Сив Гуарда? Американский полицейский? — Мосье Вогез тоже выглянул в окно, но Сив уже прошел во внутренний дворик. — Вы уверены? Сейчас довольно темно.
— Абсолютно уверен.
Лицо М. Вогеза побледнело. — Значит, все-таки узнал, кто я и пришел по мою душу! Я всегда опасался Гуарды больше, чем вашего брата. У него хватка поистине железная. Я это понял сразу, когда он появился в Бирме, работая на АБН.
— Он сказал Сутан, что останется в отеле, а потом вдруг передумал и приехал сюда. Вы действительно думаете, что за вами?
— Какие еще причины могли привести его сюда? — ответил М. Вогез вопросом на вопрос. Он явно перепугался.
— Вот это я и хочу выяснить как можно скорее, — сказал Крис, выходя в коридор. Мосье Вогез поспешил за ним следом.
* * *
Сив спустился по крутой лестнице, ступеньки которой совсем источило время и подошвы многих поколений людей, подымающихся и спускающихся по ним. Мгновение он стоял совершенно неподвижно. Его ноздри раздувались, в горле першило. Он стремительно возвращался по времени на двадцать лет назад. В воздухе стоял целый букет запахов: лимонник, чили, кари, кардамон, кровь, моча, фекалии, — запахи, ассоциирующиеся с войной.
Он пошел вперед, слегка пригнувшись в полуоборонительной и полуагрессивной позе, которую он выработал в смрадных джунглях и тонких болотах Вьетнама.
— Танцор?
Сив остановился.
— Это ты?
Сив не хотел выдавать своего местонахождения, заговорив. В воздухе пахло войной.
— Ты что, боишься отозваться? — Голос Транга шелестел, как ветер в листьях деревьев. — Ты боишься меня? Успокойся. Я знаю, где ты.
Пот прошиб Сива. Лекарства, прописанные врачом, и напряжение, вызванное ситуацией, работали против него. В голове стучало и отвратительная вялость охватила его. Он чувствовал, как постепенно начинает циркулировать в его теле адреналин, пытаясь противостоять этому. Значит, и внутри него тоже воина идет. Он потихоньку двинулся, обходя трубы парового отопления, скопления проводов, похожих на человеческие нервы, торчащие из рваной раны.
— Не бойся, Танцор, — увещевал голос Транга, напомнив Сиву голоса вьетконговцев, выкрикивающих из густых джунглей предложение сдаться. — Я знаю, ты ищешь Волшебника. Он мертв. Я убил его самым красивым из способов: он лежит, осыпанный стеклом, пронзенный со всех сторон покореженным металлом. Было очень много крови.
Сив продолжал двигаться среди рукотворных джунглей чрева здания, раздумывая о том, в порядке ли у Транга с головой. Возможно, всегда было не в порядке.
— Значит, — сказал он наконец, — это ты в нашем отряде работал на северян.
— Я был привязан, — откликнулся Транг, — и к Югу, и к Северу. Работал и на тех, и на других, и ни на кого конкретно. Потому что, в конце концов, между ними разницы не было. Какая может быть разница, когда жадность и страх облекается в одежды политических идеалов! Все пропитывается ядом, и никому не устоять против этого цунами.
То, что он говорил, было вполне разумно. Но тут Сив вдруг почувствовал, что ему глубоко наплевать на то, что Транг делал во время войны и по каким мотивам. Главное, Транг убил Доминика. Взял свой сучий боевой веер и всадил его заточенный, как бритва, край Доминику в шею, разрывая плоть, мышцы, кровеносные артерии и позвоночный столб. За это Транг поплатится.
— Ты убил моего брата. — Он упрямо двигался вперед, пригнувшись между труб парового отопления, между опорами, на которых крепились кабели электропроводки. — Я иду, чтобы рассчитаться с тобой.
— На мне и так слишком много грехов, — откликнулся Транг из темноты. — И я не хочу тебя убивать. Кроме того, я не могу умереть. Во всяком случае, пока. — Он хотел сказать еще очень многое: о том, как на него нашло озарение, когда он держал в руках Лес Мечей, и потом во второй раз, когда он сидел в разбитом «БМВ».
Но у него ничего не получилось. Как будто не только весь его запас английских слов внезапно истощился, во и сами понятия куда-то разбежались. И тогда он заговорил по-вьетнамски. Но его родной язык, которым он так мало пользовался и так редко слышал, вызвал образы коптящих языков пламени пожарища, которое запалили не без его помощи. Слезы полились у него из глаз, и он резко закрыл рот, так что даже зубы лязгнули.
* * *
Когда Крис и М. Вогез спустились в прихожую, там никого не было.
— Возможно, он еще в саду, — предположил М. Вогез.
Но тут Крис заметил кровавый знак на двери в подвальное помещение.
— Что это?
М. Вогез подошел к нему.
— Это фунг хоанг, вьетнамский феникс. Мифическое существо, считающееся бессмертным.
— Это Транг, — сказал Крис и открыл дверь.
Они спустились в кромешную тьму.
Запах гнили и ржавчины стоял в воздухе. Впечатление такое, что ты в склепе. Они достигли конца ступенек, и Крис чуть голову себе не снес, наткнувшись на острый кусок металла, вытарчивающий из стены на уровне груди. Он вовремя пригнулся и дал знак М. Вогезу сделать то же самое.
— Я знаю Транга, — сказал М. Вогез, останавливаясь внизу лестницы. — Позвольте, я с ним займусь.
— Но он уже не работает на вас, — возразил Крис. — Возможно, и никогда всерьез не работал. Он уже предал вас однажды.
— Тем не менее, — сказал М. Вогез, — он вьетнамец. Я знаю их менталитет и умею с ними разговаривать.
— Не ходите сюда! Крис узнал голос Сива.
— Что ты здесь делаешь? — крикнул Крис. — Сутан сказала, что...
— Зачем ты спрашиваешь? — откликнулся Сив. — Ты знаешь прекрасно, зачем я здесь.
— Похоже. Гуарда уже нашел Транга, — тихо сказал М. Вогез.
— Сив, Транг нужен нам живым, — крикнул Крис. — Только он один может вывести нас на Волшебника.
— Я тебе удивляюсь" — откликнулся Сив. — Транг убил твоего брата. Он почти убил Аликс. — Голос у Сива звучал странно. Гортанные призвуки делали его каким-то уж чересчур зловещим.
— Он за это ответит в свое время, — сказал Крис, понимая, куда клонит Сив. — Не ершись.
— Я тебя предупреждаю, — крикнул Сив. — Не лезь сюда. Транг мой. Он убил Доминика. И сейчас он за это заплатит.
Крис использовал последнее средство.
— Ради Бога, Сив, опомнись. Ты же полицейский!
— Не лезь сюда, черт побери! Не с твоими нервами ввязываться в это дело.
— Пошли! — шепнул Крис мосье Вогезу. — Что мы стоим? Нам надо быстрее туда!
— Быстрее не получится, — заметил М. Вогез. — Тут целый лабиринт из труб и проводов. Даже если бы здесь горел свет, и то было бы трудно увидеть, где они. Вот если бы у нас была двенадцатифутовая лестница, мы бы...
Он не договорил и двинулся вперед, вытянув вперед руки, чтобы не наткнуться на какой-нибудь острый выступ или проходящую низко трубу, прислушиваясь к звукам.
— Надо спешить! — понукал его Крис. — Он убьет Транга, если мы не вмешаемся.
— Или Транг убьет его.
* * *
— Это ничего, что ты больше не любишь его, — сказала Морфея. — Я буду его любить за нас двоих.
Сутан стояла в дверях комнаты в конце холла.
— Кажется, я так и не научилась любить его. — Несколько торшеров, стоящих в комнате, заливали светом пол, но лицо Морфеи не было достаточно ярко освещено, и Сутан вглядывалась в него, будто перед ней было существо, которое давно считалось вымершим. — Вот чего я не могу понять, так это как можно продолжать любить его, зная о нем то, что знаешь ты?
Морфея улыбнулась улыбкой, которую люди, не знающие ее, могли бы назвать льстивой. Напротив, эта улыбка отражала внутренний покой ее души.
— В отличие от тебя, — сказала она, — я принимаю человека со всеми его слабостями и недостатками. Если жизнь и научила меня чему-нибудь, то это не искать в жизни совершенства, но исправлять наши собственные погрешности.
Даже не обдумывая это специально. Сутан выбрала именно эту позицию в комнате, откуда она могла издали изучать свою новую подружку и в то же время видеть сквозь открытую дверь весь холл. Но и здесь она была только в относительной безопасности. Ей хотелось выпить, но никакого спиртного в поле зрения не было, и ей не хотелось выказывать свою слабость, попросив Морфею принести ей чего-нибудь покрепче.
— Это, если я не ошибаюсь, бордель, — сказала Сутан. — Что ты здесь делаешь?
— Я знаю, кто я такая, — сказала вместо ответа Морфея, двигаясь через освещенный круг на полу, как призрак через залитую лунным светом лесную лужайку. — Но для меня очень важно, какой меня видишь ты. — В ее голосе не было ни тени раздражения.
— Почему? — Реплики Сутан в этом диалоге произносились на повышенных тонах.
— Мне кажется, это естественно, — ответила Морфея. — Ты его дочь.
— Чудно, но я совершенно не чувствую себя его дочерью.
— Ну, это трагедия для всех нас.
— Поэтому ты и привела меня сюда? Хочешь обработать меня?
— Я привела тебя сюда, уведя из того места, где тебе не хотелось находиться, — заметила Морфея, опять уходя из света в тень. — Вот и все.
— Я тебе не верю. — По мере того, как Морфея к ней приближалась, она все больше и больше нервничала. — Ты привела меня сюда, чтобы заставить меня помириться с отцом. Научить дочерней любви.
Опять та же самая улыбка.
— Сутан, как ты можешь не понимать того, что мне кажется настолько очевидным? Невозможно научить инстинктам. Несмотря на все твои заверения в противном, я убеждена, что ты любишь своего отца. И я думаю, ты всегда любила его. Но потом, с годами, ты научилась его ненавидеть.
— Нет, я...
Но тут Сутан увидела своего отца и Криса. Они быстро шли через холл по направлению к выходу. Заметив их, и Сутан двинулась следом. А потом и бегом припустилась.
— Я его вижу!
Крис повернул голову.
— Кого? Сива?
Но М. Вогез уже устремился вперед. Я положу конец этому безумию, — думал он. Хоть в какой-то степени исправлю то, что натворил.
— Мосье Мабюс, — прошептал он, двигаясь вдоль труб в полутьме. — Послушайте меня. Я хочу спасти вас. Поверьте, я вам все прощаю...
Мощная рука схватила его за горло и оторвала от пола. М. Вогез задергался, не в силах ни дышать, ни говорить, ни, тем более, кричать. Он смотрел в лицо М. Мабюса, напряженное и осунувшееся. Тонкая синяя жилка пересекала его лоб и пульсировала, как будто живя собственной жизнью.
— Tu... me... pardonnes? — Ты меня прощаешь? Слова вырывались из его уст с неестественной аспирацией, порожденной невероятным изумлением. Затем Транг с такой силой ударил М. Вогеза спиной о ржавые трубы, что руки и ноги бедняги задергались, как у марионетки.
— Mon Dieu! — только и сумел выдохнуть М. Вогез, когда Транг уронил его, как куль с мукой, на грязный от мазута цемент пола.
Транг нагнулся над ним, тяжело дыша, как загнанный зверь. Глаза его были широко раскрыты и совершенно безумны, хотя в душе его в этот момент текла золотая река из слов:
Порою я как без мамы дитя...
И дом так далек...
— Не тебе прощать меня! — Как и в предыдущем высказывании, слова вырывались из стиснутого ненавистью горла, как отравленные пули. — Если здесь и говорить о прощении, то только с моей стороны. Но прощение предполагает милосердие. — Он начал медленно вытягивать руку. — А во мне его ни капельки не осталось. — Теперь пальцы Транга почти касались груди М. Вогеза, как раз в том месте, где находилось его сердце. — Твои соотечественники выжгли милосердие из моего сердца.
Его пальцы напряглись, и М. Вогез наблюдал, затаив дыхание, как к нему приближается его собственная смерть.
— Вы даже саму память о том, что такое милосердие, стерли в наших душах. — Острые, как кинжалы, ногти Транга прошли сквозь мокрую от пота рубашку и кожу М. Вогеза.
— И теперь, после того, что ты и подобные тебе сотворили с моей страной, ты в своем крайнем высокомерии ожидаешь, что я буду тебе благодарен за твое всемилостивое прощение? — Красные, липкие ручейки разбегались по костлявой стариковской груди и стекали на живот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
— Вы накупили оружия для Салот Сара и его Красных Кхмеров.
— О, конечно, часть денег пошла на революционные нужды. Но задолго до того, как я познакомился с Салот Саром, я строил школы, платил учителям жалование, приобретал для них продукты и оборудование. Содержал на свои деньги церкви. Даже после того, как я начал подкармливать банду головорезов, прячущихся в горах, которые называли себя Красными Кхмерами, я не сокращал своих субсидий на нужды образования. И, конечно, мои учителя не внушали ученикам, как это делали другие французские преподаватели, что Франция — это пуп земли, а вьетнамцы и кхмеры должны не щадить живота, работая во благо ей.
— Чего вы от меня хотите? — не выдержал Крис. — Я не могу отпустить вам грехи. Я не священник.
— Мне нужно прощение не священническое, а человеческое, — сказал М. Вогез.
Крис немного подумал, потом категорически заявил:
— Мне очень жаль, но я не могу вам его дать.
Какое-то мгновение М. Вогез выглядел совершенно подавленным. Потом он улыбнулся грустной улыбкой и сказал:
— Ну, ничего. Не можете, значит, не надо.
Крис опять выглянул в окно, увидел подъехавшее такси и выходящую из него знакомую фигуру.
— Господи Иисусе! — воскликнул он. — Сив все-таки приехал.
— Кто? Сив Гуарда? Американский полицейский? — Мосье Вогез тоже выглянул в окно, но Сив уже прошел во внутренний дворик. — Вы уверены? Сейчас довольно темно.
— Абсолютно уверен.
Лицо М. Вогеза побледнело. — Значит, все-таки узнал, кто я и пришел по мою душу! Я всегда опасался Гуарды больше, чем вашего брата. У него хватка поистине железная. Я это понял сразу, когда он появился в Бирме, работая на АБН.
— Он сказал Сутан, что останется в отеле, а потом вдруг передумал и приехал сюда. Вы действительно думаете, что за вами?
— Какие еще причины могли привести его сюда? — ответил М. Вогез вопросом на вопрос. Он явно перепугался.
— Вот это я и хочу выяснить как можно скорее, — сказал Крис, выходя в коридор. Мосье Вогез поспешил за ним следом.
* * *
Сив спустился по крутой лестнице, ступеньки которой совсем источило время и подошвы многих поколений людей, подымающихся и спускающихся по ним. Мгновение он стоял совершенно неподвижно. Его ноздри раздувались, в горле першило. Он стремительно возвращался по времени на двадцать лет назад. В воздухе стоял целый букет запахов: лимонник, чили, кари, кардамон, кровь, моча, фекалии, — запахи, ассоциирующиеся с войной.
Он пошел вперед, слегка пригнувшись в полуоборонительной и полуагрессивной позе, которую он выработал в смрадных джунглях и тонких болотах Вьетнама.
— Танцор?
Сив остановился.
— Это ты?
Сив не хотел выдавать своего местонахождения, заговорив. В воздухе пахло войной.
— Ты что, боишься отозваться? — Голос Транга шелестел, как ветер в листьях деревьев. — Ты боишься меня? Успокойся. Я знаю, где ты.
Пот прошиб Сива. Лекарства, прописанные врачом, и напряжение, вызванное ситуацией, работали против него. В голове стучало и отвратительная вялость охватила его. Он чувствовал, как постепенно начинает циркулировать в его теле адреналин, пытаясь противостоять этому. Значит, и внутри него тоже воина идет. Он потихоньку двинулся, обходя трубы парового отопления, скопления проводов, похожих на человеческие нервы, торчащие из рваной раны.
— Не бойся, Танцор, — увещевал голос Транга, напомнив Сиву голоса вьетконговцев, выкрикивающих из густых джунглей предложение сдаться. — Я знаю, ты ищешь Волшебника. Он мертв. Я убил его самым красивым из способов: он лежит, осыпанный стеклом, пронзенный со всех сторон покореженным металлом. Было очень много крови.
Сив продолжал двигаться среди рукотворных джунглей чрева здания, раздумывая о том, в порядке ли у Транга с головой. Возможно, всегда было не в порядке.
— Значит, — сказал он наконец, — это ты в нашем отряде работал на северян.
— Я был привязан, — откликнулся Транг, — и к Югу, и к Северу. Работал и на тех, и на других, и ни на кого конкретно. Потому что, в конце концов, между ними разницы не было. Какая может быть разница, когда жадность и страх облекается в одежды политических идеалов! Все пропитывается ядом, и никому не устоять против этого цунами.
То, что он говорил, было вполне разумно. Но тут Сив вдруг почувствовал, что ему глубоко наплевать на то, что Транг делал во время войны и по каким мотивам. Главное, Транг убил Доминика. Взял свой сучий боевой веер и всадил его заточенный, как бритва, край Доминику в шею, разрывая плоть, мышцы, кровеносные артерии и позвоночный столб. За это Транг поплатится.
— Ты убил моего брата. — Он упрямо двигался вперед, пригнувшись между труб парового отопления, между опорами, на которых крепились кабели электропроводки. — Я иду, чтобы рассчитаться с тобой.
— На мне и так слишком много грехов, — откликнулся Транг из темноты. — И я не хочу тебя убивать. Кроме того, я не могу умереть. Во всяком случае, пока. — Он хотел сказать еще очень многое: о том, как на него нашло озарение, когда он держал в руках Лес Мечей, и потом во второй раз, когда он сидел в разбитом «БМВ».
Но у него ничего не получилось. Как будто не только весь его запас английских слов внезапно истощился, во и сами понятия куда-то разбежались. И тогда он заговорил по-вьетнамски. Но его родной язык, которым он так мало пользовался и так редко слышал, вызвал образы коптящих языков пламени пожарища, которое запалили не без его помощи. Слезы полились у него из глаз, и он резко закрыл рот, так что даже зубы лязгнули.
* * *
Когда Крис и М. Вогез спустились в прихожую, там никого не было.
— Возможно, он еще в саду, — предположил М. Вогез.
Но тут Крис заметил кровавый знак на двери в подвальное помещение.
— Что это?
М. Вогез подошел к нему.
— Это фунг хоанг, вьетнамский феникс. Мифическое существо, считающееся бессмертным.
— Это Транг, — сказал Крис и открыл дверь.
Они спустились в кромешную тьму.
Запах гнили и ржавчины стоял в воздухе. Впечатление такое, что ты в склепе. Они достигли конца ступенек, и Крис чуть голову себе не снес, наткнувшись на острый кусок металла, вытарчивающий из стены на уровне груди. Он вовремя пригнулся и дал знак М. Вогезу сделать то же самое.
— Я знаю Транга, — сказал М. Вогез, останавливаясь внизу лестницы. — Позвольте, я с ним займусь.
— Но он уже не работает на вас, — возразил Крис. — Возможно, и никогда всерьез не работал. Он уже предал вас однажды.
— Тем не менее, — сказал М. Вогез, — он вьетнамец. Я знаю их менталитет и умею с ними разговаривать.
— Не ходите сюда! Крис узнал голос Сива.
— Что ты здесь делаешь? — крикнул Крис. — Сутан сказала, что...
— Зачем ты спрашиваешь? — откликнулся Сив. — Ты знаешь прекрасно, зачем я здесь.
— Похоже. Гуарда уже нашел Транга, — тихо сказал М. Вогез.
— Сив, Транг нужен нам живым, — крикнул Крис. — Только он один может вывести нас на Волшебника.
— Я тебе удивляюсь" — откликнулся Сив. — Транг убил твоего брата. Он почти убил Аликс. — Голос у Сива звучал странно. Гортанные призвуки делали его каким-то уж чересчур зловещим.
— Он за это ответит в свое время, — сказал Крис, понимая, куда клонит Сив. — Не ершись.
— Я тебя предупреждаю, — крикнул Сив. — Не лезь сюда. Транг мой. Он убил Доминика. И сейчас он за это заплатит.
Крис использовал последнее средство.
— Ради Бога, Сив, опомнись. Ты же полицейский!
— Не лезь сюда, черт побери! Не с твоими нервами ввязываться в это дело.
— Пошли! — шепнул Крис мосье Вогезу. — Что мы стоим? Нам надо быстрее туда!
— Быстрее не получится, — заметил М. Вогез. — Тут целый лабиринт из труб и проводов. Даже если бы здесь горел свет, и то было бы трудно увидеть, где они. Вот если бы у нас была двенадцатифутовая лестница, мы бы...
Он не договорил и двинулся вперед, вытянув вперед руки, чтобы не наткнуться на какой-нибудь острый выступ или проходящую низко трубу, прислушиваясь к звукам.
— Надо спешить! — понукал его Крис. — Он убьет Транга, если мы не вмешаемся.
— Или Транг убьет его.
* * *
— Это ничего, что ты больше не любишь его, — сказала Морфея. — Я буду его любить за нас двоих.
Сутан стояла в дверях комнаты в конце холла.
— Кажется, я так и не научилась любить его. — Несколько торшеров, стоящих в комнате, заливали светом пол, но лицо Морфеи не было достаточно ярко освещено, и Сутан вглядывалась в него, будто перед ней было существо, которое давно считалось вымершим. — Вот чего я не могу понять, так это как можно продолжать любить его, зная о нем то, что знаешь ты?
Морфея улыбнулась улыбкой, которую люди, не знающие ее, могли бы назвать льстивой. Напротив, эта улыбка отражала внутренний покой ее души.
— В отличие от тебя, — сказала она, — я принимаю человека со всеми его слабостями и недостатками. Если жизнь и научила меня чему-нибудь, то это не искать в жизни совершенства, но исправлять наши собственные погрешности.
Даже не обдумывая это специально. Сутан выбрала именно эту позицию в комнате, откуда она могла издали изучать свою новую подружку и в то же время видеть сквозь открытую дверь весь холл. Но и здесь она была только в относительной безопасности. Ей хотелось выпить, но никакого спиртного в поле зрения не было, и ей не хотелось выказывать свою слабость, попросив Морфею принести ей чего-нибудь покрепче.
— Это, если я не ошибаюсь, бордель, — сказала Сутан. — Что ты здесь делаешь?
— Я знаю, кто я такая, — сказала вместо ответа Морфея, двигаясь через освещенный круг на полу, как призрак через залитую лунным светом лесную лужайку. — Но для меня очень важно, какой меня видишь ты. — В ее голосе не было ни тени раздражения.
— Почему? — Реплики Сутан в этом диалоге произносились на повышенных тонах.
— Мне кажется, это естественно, — ответила Морфея. — Ты его дочь.
— Чудно, но я совершенно не чувствую себя его дочерью.
— Ну, это трагедия для всех нас.
— Поэтому ты и привела меня сюда? Хочешь обработать меня?
— Я привела тебя сюда, уведя из того места, где тебе не хотелось находиться, — заметила Морфея, опять уходя из света в тень. — Вот и все.
— Я тебе не верю. — По мере того, как Морфея к ней приближалась, она все больше и больше нервничала. — Ты привела меня сюда, чтобы заставить меня помириться с отцом. Научить дочерней любви.
Опять та же самая улыбка.
— Сутан, как ты можешь не понимать того, что мне кажется настолько очевидным? Невозможно научить инстинктам. Несмотря на все твои заверения в противном, я убеждена, что ты любишь своего отца. И я думаю, ты всегда любила его. Но потом, с годами, ты научилась его ненавидеть.
— Нет, я...
Но тут Сутан увидела своего отца и Криса. Они быстро шли через холл по направлению к выходу. Заметив их, и Сутан двинулась следом. А потом и бегом припустилась.
— Я его вижу!
Крис повернул голову.
— Кого? Сива?
Но М. Вогез уже устремился вперед. Я положу конец этому безумию, — думал он. Хоть в какой-то степени исправлю то, что натворил.
— Мосье Мабюс, — прошептал он, двигаясь вдоль труб в полутьме. — Послушайте меня. Я хочу спасти вас. Поверьте, я вам все прощаю...
Мощная рука схватила его за горло и оторвала от пола. М. Вогез задергался, не в силах ни дышать, ни говорить, ни, тем более, кричать. Он смотрел в лицо М. Мабюса, напряженное и осунувшееся. Тонкая синяя жилка пересекала его лоб и пульсировала, как будто живя собственной жизнью.
— Tu... me... pardonnes? — Ты меня прощаешь? Слова вырывались из его уст с неестественной аспирацией, порожденной невероятным изумлением. Затем Транг с такой силой ударил М. Вогеза спиной о ржавые трубы, что руки и ноги бедняги задергались, как у марионетки.
— Mon Dieu! — только и сумел выдохнуть М. Вогез, когда Транг уронил его, как куль с мукой, на грязный от мазута цемент пола.
Транг нагнулся над ним, тяжело дыша, как загнанный зверь. Глаза его были широко раскрыты и совершенно безумны, хотя в душе его в этот момент текла золотая река из слов:
Порою я как без мамы дитя...
И дом так далек...
— Не тебе прощать меня! — Как и в предыдущем высказывании, слова вырывались из стиснутого ненавистью горла, как отравленные пули. — Если здесь и говорить о прощении, то только с моей стороны. Но прощение предполагает милосердие. — Он начал медленно вытягивать руку. — А во мне его ни капельки не осталось. — Теперь пальцы Транга почти касались груди М. Вогеза, как раз в том месте, где находилось его сердце. — Твои соотечественники выжгли милосердие из моего сердца.
Его пальцы напряглись, и М. Вогез наблюдал, затаив дыхание, как к нему приближается его собственная смерть.
— Вы даже саму память о том, что такое милосердие, стерли в наших душах. — Острые, как кинжалы, ногти Транга прошли сквозь мокрую от пота рубашку и кожу М. Вогеза.
— И теперь, после того, что ты и подобные тебе сотворили с моей страной, ты в своем крайнем высокомерии ожидаешь, что я буду тебе благодарен за твое всемилостивое прощение? — Красные, липкие ручейки разбегались по костлявой стариковской груди и стекали на живот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92