И с того дня, если мы случайно сталкивались, то обменивались вежливо-холодными приветствиями и расходились по своим делам. Потом Вевур на зиму уехал на север, и я бы выбросил этого человека из головы вообще, если бы о нем регулярно не напоминала скучающая Джеанна. А когда он вернулся, то волей-неволей я продолжал получать кое-какие новости о его жизни от все той же Джеанны.
– Прекрасная музыка, – продолжил Вевур. – Очень характерная именно для тебя.
– Что это должно означать? – осведомился я настороженно.
– Только то, что эта мелодия одинаково хорошо прозвучит и в исполнении мощного симфонического оркестра и менестреля-одиночки со старой гитарой, – пояснил Вевур мирно. – Ты безусловно талантливый музыкант. И не поверишь, как много тебе простят за твою музыку…
– Кто это собрался меня прощать? – нахмурился я. – И за что?
Вевур усмехнулся и небрежным взмахом руки прочертил вокруг:
– Они… Ты только что выиграл у них для себя и своих друзей несколько очков. Может быть, ты заметил, как поменялось настроение собравшихся здесь? Пусть ненадолго, но…
– Не понимаю.
– Все ты понимаешь, – Вевур мельком поморщился. – Посмотри, по-твоему, все эти люди пришли сюда просто повеселиться? После всего, что скопилось в их душах? Впрочем, многие из них и впрямь хотят развеяться и вспомнить старые традиции, но не все… Что-то произойдет не сегодня – завтра. Это носится в воздухе. А тебе, музыкант, удалось отложить это «что-то» на некоторое время… – Он неожиданно засмеялся: – В Городе не так давно возникла очередная организация. Называется то ли Разные пути, то ли Другие дороги… Состоят в ней люди неглупые и интеллигентные – студенты, учителя, преподаватели, врачи. Они очень не любят драконов и полагают, что человеческий талант должен быть свободен и независим от воли этих тварей. И хотят они доказать, что люди способны на многое и без вмешательства сил, дарованных драконами. И все, что они отныне сотворят – сделано без присутствия драконов…
– И что? – с неудовольствием перебил я.
– А то, что своим гимном они выбрали песню, написанную, угадай, кем? – Он знакомо ухмыльнулся.
– Почему вы думаете, что что-то может произойти именно сейчас? – спросил я.
– А почему ты так не думаешь? Ты ведь бываешь в Городе?
– Город всегда был полон недовольными. И ничего не происходило.
– Отчего же. Иногда начинались войны.
– Война начинается не вдруг.
– Разумеется. Это подтвердит любой, кроме очевидца. Как правило, войны всегда начинаются внезапно для большинства современников конфликта. Слухи – слухами, но обнаруживают они, что оказались в центре событий только тогда, когда на них рушатся крыши горящих домов.
– Допустим. Но вряд ли новая война начнется сегодня.
– Согласен, – Вевур ухмыльнулся еще шире. – Собственно, подошел я просто поздравить тебя с успехом и пригласить заглянуть в гости, скажем, завтра вечером. Что скажешь?
Я невольно сощурился, рассматривая его безмятежную физиономию.
– В гости? С чего бы это?
– Поговорить надо. На самые животрепещущие темы, – спокойно пояснил Вевур. – Адрес не забыл?
– Вспомню, если сочту нужным.
– Приходи. Тебе наверняка будет интересно. Если, конечно, тебя все еще занимают Круг, будущее и собственная шкура…
– Кир! Вот ты где! – из толпы вынырнула Джеанна, успевшая сбросить свое волшебное платье и одеть обычный комбинезон, но не сумевшая вернуть своему сияющему лицу повседневную насмешливо-снисходительную мину. – Ты – гений, знаешь об этом? Ты лучше всех! И ты обязан подарить эту песню только мне!.. Привет, Вевур! – Она вихрем обернулась в художнику, – Ты все-таки пришел…
Они обменялись лишь приветственными взглядами и малозначительными репликами, однако примчавшиеся за Джеанной кавалеры и почитатели немедленно нахохлились, потемнели лицами, насупились и принялись сверлить в художнике отверстия недружелюбными взорами. Как мне кажется, совершенно напрасно расходуя эмоции и душевные силы. Эти двое уже все решили.
– Увы, я ухожу. Дела не дают ни мгновения отдыха, – сообщил Вевур, меняя интонацию улыбки с иронической на огорченную. – Зашел пригласить Кира на завтрашний ужин.
– Кира? – притворно возмутилась Джеанна. – А меня?
– Милая, разве тебе требуется приглашение, когда вся моя жизнь принадлежит только тебе? – отозвался, улыбнувшись, Вевур. Кавалеры звучно скрипнули зубами.
Джеанна вздернула бровь, вновь поочередно изучая меня и Вевура, потом едва заметно пожала плечами. Художник между тем вежливо раскланялся с нахмуренными воздыхателями и неспешно зашагал восвояси, растворившись в толпе через несколько секунд.
– Что это вы затеяли? – встревожено осведомилась Джеанна.
– Не знаю, – честно ответил я. – Он позвал меня в гости, и только.
– Мне казалось, что вы не разговариваете друг с другом.
– Это он со мной не разговаривал. А сейчас, может быть, решил помириться…
– С чего бы?
– Я сам спросил его об этом только что.
– И?
– Сказал, что хочет поговорить, – я пожал плечами. – Что тебя беспокоит?
– После своего северного путешествия Вевур стал другим, – негромко ответила Джеанна. Дрогнувшие уголки губ выдавали беспокойство и недоумение. – Переменился. Молчит почти все время. Словно болит у него что-то, а он не хочет говорить об этом. Но ведь я чувствую…
– Сердце у него болит, – проворчал я. – За судьбу мира.
– Не шути так! – Взгляд Джеанны ожег, как пощечина. – Ты ничего о нем не знаешь!
– Так уж ничего… – вздохнул я, – Я бы даже сказал, что знаю гораздо больше, чем он.
– Ты… – она смолкла, неприязненно взглянув куда-то мимо меня. Я обернулся и увидел, что на нас неотрывно и с боязливой тревогой глазеет девочка лет семи. Мнет в пальцах поникший букетик. Шевелит губами.
Заметив, что оказалась в центре нашего внимания, она нерешительно приблизилась, выставив перед собой несчастный, истерзанный букетик, как щит.
– Вот, – серьезно произнесла она, уставившись на меня прозрачными, серыми глазищами. – Это вам…
Я покорно взял теплые от ее рук цветы, ожидая продолжения. С таким смятением на лице не подходят, чтобы дарить букеты. Скорее, чтобы попросить о чем-то невероятном.
– Я хотела узнать… Все говорят, что вы очень хороший музыкант… – смущенно проговорила девочка. – Мне понравилась ваша песня… Она красивая. Мама говорила, что прекрасная музыка – это тоже волшебство. Я вот подумала, если вы волшебник, то не могли бы вы написать такую песню, чтобы все помирились друг с другом?..
Мы с Джеанной молча переглянулись.
Цветные, полосатые, разрисованные павильоны распахнулись, как цветы на рассвете, приглашая всех желающих. Пустые до поры до времени площадки для состязаний и представлений наполнились суетным и громогласным движением. Ожили торговые ряды. Завертелись, стрекоча, карусели. Задымили костры, наполняя воздух ароматом благовоний, разноцветным дымом и сверкающими искрами.
Праздник начался. Первый день целиком принадлежал Городу, и он спешил продемонстрировать все свои сокровища и умения, своих мастеров и красавиц. Все, чем богат и славен. Второй день полностью передан во владение драконам и Птенцам. И соответственно третий день – общий и неделимый, символизирует единство нашего мира.
Разбегались в разные стороны извилистые ярмарочные ряды – длинные, пестрые, душистые, как коробочки со специями и звонкие, как девичьи ленты, увешанные колокольчиками. Высились разноцветные и темные шатры и купола, облюбованные мастеровыми, оружейниками, знахарями, ювелирами, стряпчими или фокусниками. Все вперемешку. Иногда по вывеске и не скажешь, кто обитает в палатке – юрист или предсказатель погоды. Звонкоголосые воспитанники детской музыкальной студии в клетчатых костюмчиках выводили заливистые рулады, заглушая речитатив смурного чтеца в черной мантии из городского клуба любителей томной лирики. Пухлые хозяйки наперебой нахваливали свою фирменную сдобу или изысканное рукоделье, а их бодрые мужья приценивались к табачному зелью из самого Беддорога. Кто-то торговался, кто-то восхищался, кто-то во весь голос делился впечатлениями, демонстрировал приобретения или молча слушал, наблюдал, пробовал…
Городу было чем похвастать.
Для театральных представлений отвели самую большую сцену, сколоченную хоть и быстро, но со знанием дела и тщательностью. Смастерили даже купол, чтобы создать иллюзию некоторой камерности, а заодно приспособить роскошные задники и вписать сложнейшие декорации, больше подходящие для закрытого театра, а не для полевых испытаний…
Хотя считается, что театральное искусство – это тоже вотчина обитателей Гнезд, но в городе театр любили и зачастую ставили своими силами весьма приличные спектакли. «Крепкие, ядреные, пряные и незамысловатые, как малосольный огурец» – ядовито, но не без толики некой смутной зависти, говорил о таких представлениях звезда столичной режиссуры господин Шляпник.
Спектакли шли один за другим, едва одна труппа сходила со сцены, как рабочие спешили сменить декорации, готовясь к следующему представлению. Мало кто из зрителей выдерживал этот марафон, но в основном, скамьи перед сценой не пустовали. Впрочем, учитывая, что трагедии шли вперемешку с фарсами, а драмы – с комедиями безо всякой закономерности в переменах, то текучка в зрительном зале была заметная и вполне объяснимая. К тому же в начале выступали в основном самодеятельные или провинциальные труппы, а зубрам и звездам было отведено вечернее время.
Кажется, поговаривали, что наш праздник почтил своим присутствием блистательный дуэт Кэриссы Вуколь и Стиана Верхогляда из Звеницара, но они выйдут на сцену завтра.
Я остановился посмотреть, как разворачивается на сцене пышное действо классической «Венчальной истории» в исполнении гостей из соседнего города.
– Не… – тут же авторитетно прокомментировал какой-то упитанный парень, смачно обсасывая сушенец, об литый хмельным медом, и наблюдая за страданиями ревнивого жениха. – Можно не смотреть. Тоска. Говорят, да говорят, ниче не поймешь. Вот прежде тут повеселее было, когда девок-то голых секли… Видал?
Я рассеянно покачал головой.
Представление соседей, несмотря на громоздкую эффектность декораций и костюмов, особой популярностью не пользовалось. Народ неумолимо перетекал к другим помостам, где вычерчивали в воздухе кульбиты циркачи или ткали из воздуха иллюзии заезжие цветофокусники.
Справа от театральной сцены, за хлипкой символической загородкой готовился реквизит к следующему спектаклю, и топтались молодые актеры. Худощавый, но ладно скроенный парень чистил неопределенной принадлежности военный доспех, а изящная девушка примеряла выточенную из кости маску. Они едва разговаривали друг с другом, но что-то таилось в жестах, в несколько напряженном поведении, в слегка натянутых, ломких улыбках… Нервозность и ощутимое, болезненное возбуждение окутывало их почти зримо, клубилось, заражало атмосферу вокруг.
Волнуются перед премьерой?
Девушка, не отнимая от лица тонкую, почти прозрачную маску оглянулась, и мне на мгновение показалось, что мы уже встречались раньте. Нечто знакомое было в этом взгляде, через плечо. В изящном изгибе шеи. В абрисе силуэта… Лица не разобрать, только сквозь прорези маски блестят глаза. Наши взоры скрестились, и мне мучительно захотелось различить, какого же цвета ее глаза. Отвести мешающую маску. Может, все-таки…
Нет, померещилось. Эта актриса блондинка, и волосы ее гораздо длиннее. И отвернулась она быстро, словно боясь снова взглянуть. А ее партнер отвлекся от чистки костюма и, наоборот, уставился в мою сторону тяжело и внимательно. Откуда-то из нагромождений декораций появился третий парень, волокущий спеленатый в холстину занавес. Остановился, тоже молча и настороженно глядя на меня.
Да что это они, в самом деле? Набычились, подтянулись друг к другу, будто готовясь держать оборону. Лихорадочная аура вокруг них только что не искрила…
Я прошел мимо, недоумевая. Пусть их, этих актеров. Перед началом спектакля они все слегка безумны,
И сам не заметил, как выписал извилистую траекторию, снова возвратившую меня к исходной точке недалеко от сцены. Как раз к началу представления. Словно магнитом притянуло.
… Толпа шелестела, волновалась, невнятно бормотала, как варево в булькающем котле. И над толпой, как над котлом, стелился горячий, терпкий, будоражащий аромат. По-своему притягательный. Даже если ты не голоден, то все равно невольно заглянешь под крышку из любопытства…
Еще недавно полупустой импровизированный зрительный зал сейчас был набит до отказа, и зрители наплывали со всех сторон, опасно обступая сцену.
– Это кто там сейчас? – спросил я привставшую на цыпочки девушку, которая пыталась рассмотреть происходящее на сцене в зрительную трубу.
– Кто-то из наших, – отозвалась она, не оборачиваясь. – Вроде труппа Разноцветного театра, что с окраины… Только сроду у них столько людей в зале не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
– Прекрасная музыка, – продолжил Вевур. – Очень характерная именно для тебя.
– Что это должно означать? – осведомился я настороженно.
– Только то, что эта мелодия одинаково хорошо прозвучит и в исполнении мощного симфонического оркестра и менестреля-одиночки со старой гитарой, – пояснил Вевур мирно. – Ты безусловно талантливый музыкант. И не поверишь, как много тебе простят за твою музыку…
– Кто это собрался меня прощать? – нахмурился я. – И за что?
Вевур усмехнулся и небрежным взмахом руки прочертил вокруг:
– Они… Ты только что выиграл у них для себя и своих друзей несколько очков. Может быть, ты заметил, как поменялось настроение собравшихся здесь? Пусть ненадолго, но…
– Не понимаю.
– Все ты понимаешь, – Вевур мельком поморщился. – Посмотри, по-твоему, все эти люди пришли сюда просто повеселиться? После всего, что скопилось в их душах? Впрочем, многие из них и впрямь хотят развеяться и вспомнить старые традиции, но не все… Что-то произойдет не сегодня – завтра. Это носится в воздухе. А тебе, музыкант, удалось отложить это «что-то» на некоторое время… – Он неожиданно засмеялся: – В Городе не так давно возникла очередная организация. Называется то ли Разные пути, то ли Другие дороги… Состоят в ней люди неглупые и интеллигентные – студенты, учителя, преподаватели, врачи. Они очень не любят драконов и полагают, что человеческий талант должен быть свободен и независим от воли этих тварей. И хотят они доказать, что люди способны на многое и без вмешательства сил, дарованных драконами. И все, что они отныне сотворят – сделано без присутствия драконов…
– И что? – с неудовольствием перебил я.
– А то, что своим гимном они выбрали песню, написанную, угадай, кем? – Он знакомо ухмыльнулся.
– Почему вы думаете, что что-то может произойти именно сейчас? – спросил я.
– А почему ты так не думаешь? Ты ведь бываешь в Городе?
– Город всегда был полон недовольными. И ничего не происходило.
– Отчего же. Иногда начинались войны.
– Война начинается не вдруг.
– Разумеется. Это подтвердит любой, кроме очевидца. Как правило, войны всегда начинаются внезапно для большинства современников конфликта. Слухи – слухами, но обнаруживают они, что оказались в центре событий только тогда, когда на них рушатся крыши горящих домов.
– Допустим. Но вряд ли новая война начнется сегодня.
– Согласен, – Вевур ухмыльнулся еще шире. – Собственно, подошел я просто поздравить тебя с успехом и пригласить заглянуть в гости, скажем, завтра вечером. Что скажешь?
Я невольно сощурился, рассматривая его безмятежную физиономию.
– В гости? С чего бы это?
– Поговорить надо. На самые животрепещущие темы, – спокойно пояснил Вевур. – Адрес не забыл?
– Вспомню, если сочту нужным.
– Приходи. Тебе наверняка будет интересно. Если, конечно, тебя все еще занимают Круг, будущее и собственная шкура…
– Кир! Вот ты где! – из толпы вынырнула Джеанна, успевшая сбросить свое волшебное платье и одеть обычный комбинезон, но не сумевшая вернуть своему сияющему лицу повседневную насмешливо-снисходительную мину. – Ты – гений, знаешь об этом? Ты лучше всех! И ты обязан подарить эту песню только мне!.. Привет, Вевур! – Она вихрем обернулась в художнику, – Ты все-таки пришел…
Они обменялись лишь приветственными взглядами и малозначительными репликами, однако примчавшиеся за Джеанной кавалеры и почитатели немедленно нахохлились, потемнели лицами, насупились и принялись сверлить в художнике отверстия недружелюбными взорами. Как мне кажется, совершенно напрасно расходуя эмоции и душевные силы. Эти двое уже все решили.
– Увы, я ухожу. Дела не дают ни мгновения отдыха, – сообщил Вевур, меняя интонацию улыбки с иронической на огорченную. – Зашел пригласить Кира на завтрашний ужин.
– Кира? – притворно возмутилась Джеанна. – А меня?
– Милая, разве тебе требуется приглашение, когда вся моя жизнь принадлежит только тебе? – отозвался, улыбнувшись, Вевур. Кавалеры звучно скрипнули зубами.
Джеанна вздернула бровь, вновь поочередно изучая меня и Вевура, потом едва заметно пожала плечами. Художник между тем вежливо раскланялся с нахмуренными воздыхателями и неспешно зашагал восвояси, растворившись в толпе через несколько секунд.
– Что это вы затеяли? – встревожено осведомилась Джеанна.
– Не знаю, – честно ответил я. – Он позвал меня в гости, и только.
– Мне казалось, что вы не разговариваете друг с другом.
– Это он со мной не разговаривал. А сейчас, может быть, решил помириться…
– С чего бы?
– Я сам спросил его об этом только что.
– И?
– Сказал, что хочет поговорить, – я пожал плечами. – Что тебя беспокоит?
– После своего северного путешествия Вевур стал другим, – негромко ответила Джеанна. Дрогнувшие уголки губ выдавали беспокойство и недоумение. – Переменился. Молчит почти все время. Словно болит у него что-то, а он не хочет говорить об этом. Но ведь я чувствую…
– Сердце у него болит, – проворчал я. – За судьбу мира.
– Не шути так! – Взгляд Джеанны ожег, как пощечина. – Ты ничего о нем не знаешь!
– Так уж ничего… – вздохнул я, – Я бы даже сказал, что знаю гораздо больше, чем он.
– Ты… – она смолкла, неприязненно взглянув куда-то мимо меня. Я обернулся и увидел, что на нас неотрывно и с боязливой тревогой глазеет девочка лет семи. Мнет в пальцах поникший букетик. Шевелит губами.
Заметив, что оказалась в центре нашего внимания, она нерешительно приблизилась, выставив перед собой несчастный, истерзанный букетик, как щит.
– Вот, – серьезно произнесла она, уставившись на меня прозрачными, серыми глазищами. – Это вам…
Я покорно взял теплые от ее рук цветы, ожидая продолжения. С таким смятением на лице не подходят, чтобы дарить букеты. Скорее, чтобы попросить о чем-то невероятном.
– Я хотела узнать… Все говорят, что вы очень хороший музыкант… – смущенно проговорила девочка. – Мне понравилась ваша песня… Она красивая. Мама говорила, что прекрасная музыка – это тоже волшебство. Я вот подумала, если вы волшебник, то не могли бы вы написать такую песню, чтобы все помирились друг с другом?..
Мы с Джеанной молча переглянулись.
Цветные, полосатые, разрисованные павильоны распахнулись, как цветы на рассвете, приглашая всех желающих. Пустые до поры до времени площадки для состязаний и представлений наполнились суетным и громогласным движением. Ожили торговые ряды. Завертелись, стрекоча, карусели. Задымили костры, наполняя воздух ароматом благовоний, разноцветным дымом и сверкающими искрами.
Праздник начался. Первый день целиком принадлежал Городу, и он спешил продемонстрировать все свои сокровища и умения, своих мастеров и красавиц. Все, чем богат и славен. Второй день полностью передан во владение драконам и Птенцам. И соответственно третий день – общий и неделимый, символизирует единство нашего мира.
Разбегались в разные стороны извилистые ярмарочные ряды – длинные, пестрые, душистые, как коробочки со специями и звонкие, как девичьи ленты, увешанные колокольчиками. Высились разноцветные и темные шатры и купола, облюбованные мастеровыми, оружейниками, знахарями, ювелирами, стряпчими или фокусниками. Все вперемешку. Иногда по вывеске и не скажешь, кто обитает в палатке – юрист или предсказатель погоды. Звонкоголосые воспитанники детской музыкальной студии в клетчатых костюмчиках выводили заливистые рулады, заглушая речитатив смурного чтеца в черной мантии из городского клуба любителей томной лирики. Пухлые хозяйки наперебой нахваливали свою фирменную сдобу или изысканное рукоделье, а их бодрые мужья приценивались к табачному зелью из самого Беддорога. Кто-то торговался, кто-то восхищался, кто-то во весь голос делился впечатлениями, демонстрировал приобретения или молча слушал, наблюдал, пробовал…
Городу было чем похвастать.
Для театральных представлений отвели самую большую сцену, сколоченную хоть и быстро, но со знанием дела и тщательностью. Смастерили даже купол, чтобы создать иллюзию некоторой камерности, а заодно приспособить роскошные задники и вписать сложнейшие декорации, больше подходящие для закрытого театра, а не для полевых испытаний…
Хотя считается, что театральное искусство – это тоже вотчина обитателей Гнезд, но в городе театр любили и зачастую ставили своими силами весьма приличные спектакли. «Крепкие, ядреные, пряные и незамысловатые, как малосольный огурец» – ядовито, но не без толики некой смутной зависти, говорил о таких представлениях звезда столичной режиссуры господин Шляпник.
Спектакли шли один за другим, едва одна труппа сходила со сцены, как рабочие спешили сменить декорации, готовясь к следующему представлению. Мало кто из зрителей выдерживал этот марафон, но в основном, скамьи перед сценой не пустовали. Впрочем, учитывая, что трагедии шли вперемешку с фарсами, а драмы – с комедиями безо всякой закономерности в переменах, то текучка в зрительном зале была заметная и вполне объяснимая. К тому же в начале выступали в основном самодеятельные или провинциальные труппы, а зубрам и звездам было отведено вечернее время.
Кажется, поговаривали, что наш праздник почтил своим присутствием блистательный дуэт Кэриссы Вуколь и Стиана Верхогляда из Звеницара, но они выйдут на сцену завтра.
Я остановился посмотреть, как разворачивается на сцене пышное действо классической «Венчальной истории» в исполнении гостей из соседнего города.
– Не… – тут же авторитетно прокомментировал какой-то упитанный парень, смачно обсасывая сушенец, об литый хмельным медом, и наблюдая за страданиями ревнивого жениха. – Можно не смотреть. Тоска. Говорят, да говорят, ниче не поймешь. Вот прежде тут повеселее было, когда девок-то голых секли… Видал?
Я рассеянно покачал головой.
Представление соседей, несмотря на громоздкую эффектность декораций и костюмов, особой популярностью не пользовалось. Народ неумолимо перетекал к другим помостам, где вычерчивали в воздухе кульбиты циркачи или ткали из воздуха иллюзии заезжие цветофокусники.
Справа от театральной сцены, за хлипкой символической загородкой готовился реквизит к следующему спектаклю, и топтались молодые актеры. Худощавый, но ладно скроенный парень чистил неопределенной принадлежности военный доспех, а изящная девушка примеряла выточенную из кости маску. Они едва разговаривали друг с другом, но что-то таилось в жестах, в несколько напряженном поведении, в слегка натянутых, ломких улыбках… Нервозность и ощутимое, болезненное возбуждение окутывало их почти зримо, клубилось, заражало атмосферу вокруг.
Волнуются перед премьерой?
Девушка, не отнимая от лица тонкую, почти прозрачную маску оглянулась, и мне на мгновение показалось, что мы уже встречались раньте. Нечто знакомое было в этом взгляде, через плечо. В изящном изгибе шеи. В абрисе силуэта… Лица не разобрать, только сквозь прорези маски блестят глаза. Наши взоры скрестились, и мне мучительно захотелось различить, какого же цвета ее глаза. Отвести мешающую маску. Может, все-таки…
Нет, померещилось. Эта актриса блондинка, и волосы ее гораздо длиннее. И отвернулась она быстро, словно боясь снова взглянуть. А ее партнер отвлекся от чистки костюма и, наоборот, уставился в мою сторону тяжело и внимательно. Откуда-то из нагромождений декораций появился третий парень, волокущий спеленатый в холстину занавес. Остановился, тоже молча и настороженно глядя на меня.
Да что это они, в самом деле? Набычились, подтянулись друг к другу, будто готовясь держать оборону. Лихорадочная аура вокруг них только что не искрила…
Я прошел мимо, недоумевая. Пусть их, этих актеров. Перед началом спектакля они все слегка безумны,
И сам не заметил, как выписал извилистую траекторию, снова возвратившую меня к исходной точке недалеко от сцены. Как раз к началу представления. Словно магнитом притянуло.
… Толпа шелестела, волновалась, невнятно бормотала, как варево в булькающем котле. И над толпой, как над котлом, стелился горячий, терпкий, будоражащий аромат. По-своему притягательный. Даже если ты не голоден, то все равно невольно заглянешь под крышку из любопытства…
Еще недавно полупустой импровизированный зрительный зал сейчас был набит до отказа, и зрители наплывали со всех сторон, опасно обступая сцену.
– Это кто там сейчас? – спросил я привставшую на цыпочки девушку, которая пыталась рассмотреть происходящее на сцене в зрительную трубу.
– Кто-то из наших, – отозвалась она, не оборачиваясь. – Вроде труппа Разноцветного театра, что с окраины… Только сроду у них столько людей в зале не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68